взглядом, и на Джерри, который этого не сделал, и выпалила:
   - Неужели вы не видите, что сделали с ним?
   - Ничего, - отрезала Бесс. - Мы просветили его, вот и все. Мы научили его
тому, чему не учат в школах, но что человек все-таки должен знать о жизни.
   - Вы внушили ему эту идею, - бушевала Элайн. -  Вы  заронили  зерно  этой
безумной мысли об одержимости духом!
   Когда  впервые  увидела  вычурную  каменную  кладку  дома  Матерли,   она
подумала, что он чересчур сложный, слишком  экстравагантный  и  заумный  для
нее. Теперь она спрашивала  себя,  настолько  ли  дурацкие,  декоративные  и
бесполезные жизни у людей, которые  его  населяют.  И  обнаружила,  что  они
действительно таковы, искореженные и полные суеверий. Гордон запротестовал:
   - Тебе не в чем винить Бесс и Джерри. Они всего лишь рассказали мне то, о
чем я и сам подозревал. Я не мог поверить, что моя мама покинула бы меня или
сделала бы что-то такое - то, что она, возможно, сделала, - со мной. Я знал,
что она не сделала бы мне ничего плохого - ничего такого, что она сделала  с
двойняшками. И я знал, что она не оставила бы меня, не объяснив  мне  этого.
Деннис не выдержал удара. Деннис не мог заснуть по ночам, не  хотел  есть  и
впал в апатию. Отцу потребовались все его силы, чтобы вывести брата из этого
состояния. Со мной было по-другому. Я  не  мог  в  это  поверить,  мне  было
невыносимо слышать, как люди называют ее убийцей, и вот я пришел к пониманию
того, что она ушла лишь на время. Миссис Мозес подтвердила мои подозрения. Я
не плакал, как Деннис, и не переставал есть. Знаешь, - сказал  он,  внезапно
повеселев, - я даже взял себе  за  правило  каждый  раз  за  едой  подчищать
тарелку до последней крошки. Я обрел внутреннюю силу - редкость для мальчика
моего возраста - силу мужчины. Я смог вынести это и обрел свой покой.
   - Ты обрел не силу и не покой, - возразила  Элайн.  Она  говорила  мягко,
сердечно, потому что сейчас искренне жалела его. - Ты  лишь  нашел  предлог,
чтобы убежать от реальности. Все эти мысли, что твоя мать вернется,  что  ее
дух...
   - Нет, - резко произнес он. - Именно моя неиссякаемая  сила  поддерживала
меня все эти годы. Я нашел нож, а теперь во мне ее дух.
   Элайн поняла, что нельзя винить только Джерри и Бесс в том, что произошло
с маленьким мальчиком, из которого вырос этот  сумасшедший.  На  них  лежала
только часть вины. Но следовало также винить и Амелию Матерли -  как  за  ее
генетические  изъяны,  так  и,  еще  в  большей  степени,  за  то,  как  она
воспитывала детей, и за кровавые  воспоминания,  которые  она  им  оставила.
Некоторую вину также следовало возложить и на Ли Матерли  с  Джейкобом.  Они
видели, как Деннис гибнет от воспоминаний о безумных поступках, и  расточали
на него свою ласку, врачевали его любовью, заботой и временем. В то же самое
время на Гордона не обращала внимания, поскольку его болезненная реакция  не
была столь явной, как у брата. Его боли, сомнениям и смятению дали вызревать
до тех пор, пока это не породило нездоровые фантазии. Сознание  вины  царило
повсюду, нити густо переплелись между собой.
   - Но почему ты пытался убить своего дедушку?
   - Он испугал мою мать. Убегая от него,  она  споткнулась  на  ступеньках,
упала и погибла. Иначе она была бы сегодня жива.
   Ей нечего было сказать перед лицом таких безумных доводов. Он не стал  бы
ничего слушать. А если бы и стал, то ни за что не смог  бы  постичь  мир,  в
котором его дедушка  не  виновен,  лишь  жертва  обстоятельств.  Взаимосвязь
Гордона с действительностью нарушилась много лет назад и  была  безвозвратно
уничтожена в тот момент, когда он  нашел  этот  нож  там,  где  по  каким-то
непостижимым причинам мать спрятала его.
   - Но почему  Силия?  -  вновь  спросила  она.  Элайн  была  уверена,  что
объяснение будет таким же несуразным, как и все прочие, и все-таки ей  нужно
было узнать. К тому же следовало тянуть время как можно дольше.
   - Она была женщиной, - пояснил Гордон. Элайн вспомнила, что он прежде уже
использовал этот предлог, как будто этого самого по  себе  было  достаточно,
чтобы все объяснить. Она задала следующий вопрос:
   - Какое это имеет значение?
   - Она была хорошенькой женщиной,  -  сказал  Гордон.  -  Моей  матери  не
нравились другие хорошенькие  женщины.  Она  была  красивой  и  в  известной
степени тщеславной. Я полагаю, ты бы  сказала  "тщеславной".  Я  предпочитаю
думать, что она боялась, что какая-нибудь другая женщина, какая-нибудь более
хорошенькая женщина может войти в нашу жизнь  и  отнять  нас  у  нее.  -  Он
вздохнул, как будто вспоминая красоту своей матери. - Силия была очень  мила
и собиралась здесь жить. А это не к добру. Мой отец так больше и не женился,
хотя он знавал женщин, многих женщин, за пределами этого дома. Не  такой  он
был дурак, чтобы привести сюда хорошенькую женщину;  он  знал  -  матери  не
понравится, что он снова женат и привел жену в этот дом.  Деннису  следовало
хорошенько подумать, прежде чем приглашать  сюда  Силию.  -  Он  снова  стал
раскачиваться, и слезы снова выступили у него на  глазах.  Он  посмотрел  на
Элайн и сказал:
   - А потом ты. Ты хочешь отнять всех у нее, заставить их забыть, какая она
была прелестная. Ты совсем как Силия.
   "Спокойно, - говорила себе Элайн. -  У  тебя  не  будет  шанса,  если  ты
потеряешь свое хладнокровие. Успокойся, думай! Думай!"
   Джерри снова схватился за  голову  и  наклонился  вперед  на  диване.  Он
простонал еще жалобнее, но так же фальшиво, как и прежде,  как  будто  хотел
ясно дать ей понять, что, когда Гордону вздумается броситься на нее,  он  не
окажет никакой помощи.
   Но она это уже знала. Она больше не испытывала к старику ненависти за его
трусливое поведение. Жизнь, полная суеверий,  не  подготовила  его  к  тому,
чтобы выступить героем.
   Ее единственной надеждой было на какое-то время отвлечь внимание  Гордона
от себя. Она заговорила:
   - Если Амелия Матерли так волновалась,  что  может  потерять  свою  семью
из-за другой женщины, почему она убила  своих  собственных  детей?  -  Элайн
обращалась не к кому-то конкретному в надежде,  что  такая  неопределенность
подхода сможет отчасти сгладить остроту вопроса.
   Но Гордон, похоже, не считал, что в нем есть какая-то острота. Он  ровным
голосом сказал:
   - Двойняшки были маленькими девочками, не так  ли?  Им  предстояло  стать
женщинами, не так ли?
   Элайн содрогнулась от ужаса и забралась поглубже в  кресло,  чуть  ли  не
надеясь, что оно  совершенно  ее  скроет.  Такое  холодное  изложение  столь
злобной идеи возродило худшие из ее страхов. В комнате повеяло стужей, и это
в середине июня. Наверняка снаружи шел снег и с крыши свисали сосульки.
   Она произнесла не без некоторого усилия:
   - И ты искренне веришь, что это было для нее достаточной причиной,  чтобы
убить их? Неужели  обычной  ревности  было  достаточно...  Нет,  не  обычной
ревности, а сумасшедшей ревности, безрассудной ревности, которая...
   - Она была моей матерью. Она вернулась ко мне, поселилась  во  мне  и  со
мной останется. Мне все равно. Мне все равно, какие у нее  были  причины,  и
мне незачем ее судить.
   - Почему ты убил Бобо? -  спросила  она.  Это,  казалось,  заинтересовало
Джерри и  Бесс  больше,  чем  что-либо  другое  из  уже  сказанного.  Гордон
заколебался и растерянно оглянулся.
   Но через какой-то миг оправился при помощи этой своей внутренней силы:
   - Вначале я думал, что только лишь потому, что  мне  стал  нравиться  вид
крови. Я колол его снова и снова. Он подошел ко мне, чтобы я его  приласкал.
Я схватил его за шею и всадил в спину  нож.  Это  было  замечательно!  -  Он
забылся на какое-то время при воспоминании об этом величайшем моменте. -  Но
позже я понял, что дело было не только в этом. Я не мог быть охвачен  жаждой
крови, побуждением кого-то убить в чистом виде. Я иного  склада.  Я  слишком
разумен и методичен для этого. Потом я понял, что  Бобо  не  просто  кот,  а
домочадец, в которого вселился дух  другой  умершей  женщины.  Он  собирался
ставить мне палки в колеса в  том,  что  касалось  моих  обязанностей  перед
матерью, расстроить то, чего она пыталась достичь через меня.
   - Это только предлог, - вставила Элайн. - Неужели ты этого не видишь?  На
самом деле ты убил Бобо, потому что тебе нравился вид крови. Но  позднее  ты
не мог жить с мыслью об этом. Поэтому ты  создал  другую  фантазию  о  коте,
наделенном человеческим духом.
   - Это не было фантазией, - упорствовал он.
   - А почему ты убил капитана Ранда? Ради забавы? - Теперь  она  нажала  на
него как следует. Она надеялась, что он не сорвется.
   - Конечно нет, - хмыкнул он. Но по мелькнувшему на его перекошенном  лице
странному, дегенеративному веселью Элайн стало ясно, что и то убийство  было
не лишено для него определенной увлекательности. - Ранд наблюдал  за  домом.
Ему явно кто-то позвонил и дал какую-то наводку. Я не мог рисковать, оставив
его в живых. И так было чудом, что он до тех пор не заметил меня; ведь  если
бы я попытался вернуться в дом, то наверняка попался бы ему на глаза.
   Бесс, выведенная из странного ступора, в который  она  погрузилась  -  не
считая нескольких коротких спорадических  замечаний,  -  как  только  Гордон
ворвался в квартиру, вмешалась в речь маньяка:
   - Гордон, вы уже видели дух своей матери? Она, вообще, являлась вам?
   - Нет, - ответил он. - Ей и не обязательно. Она здесь, внутри  меня,  все
время со мной.
   - И вы не  видели  никакого  намека  на  нее,  до  того  как  она  в  вас
вселилась?
   - Нет.
   - Жаль.
   - Она - внутри меня, - повторил Гордон.
   - Мне было интересно, как она выглядит, - вздохнула Бесс.
   - Возможно, я ее еще увижу, - сказал Гордон.
   - Увидите, - пообещал Джерри. - Несомненно! Она придет к вам, как  дымка,
вся прозрачная и смутно различимая.
   Элайн предоставила им дальше нести околесицу. Ни Джерри, ни  Бесс  ничего
не  имели  против  Гордона.  Для  них  он  был  беспомощным  орудием   духа,
марионеткой невидимого хозяина. Тема и их отношение к ней поразили Элайн как
почти неприличные  в  свете  куда  более  реального  кошмара  -  психической
ненормальности Гордона. Хотя эта глупая  болтовня  отвлекала  его  от  того,
чтобы пустить в ход свой нож...
   Но потом даже эта линия разговора себя  исчерпала,  и  все  они  умолкли.
Никто не находил что сказать. Все происходившее до этого момента  напоминало
короткую пьесу, и теперь разыгрывалась последняя сцена. Занавес  должен  был
упасть, и все они ждали, когда кто-нибудь потянет за веревку.
   Гордон поднял нож и сделал шаг к Элайн. Она выпрыгнула из кресла. Нет уж,
голыми руками он ее не возьмет. Если ей и суждено умереть, она тоже  нанесет
ему хоть какой-то урон,  расцарапает  лицо,  доберется  до  его  глаз,  чего
угодно, лишь бы дать ему знать, что он вонзил свой нож в живое  существо,  а
не в какую-то марионетку-жертву, у которой нет  другого  выбора,  кроме  как
умереть.
   - Тебе вообще не стоило приходить в этот дом, - сказал он.
   Снова он говорил не своим голосом - голосом скорее женским, чем  мужским.
Бесс ахнула и заставила затихнуть стонущего Джерри, чтобы лучше уловить  это
новое преображение, как будто оно имело огромную важность.
   - Ты не получишь мою семью, ты не сможешь украсть  их  у  меня,  -  сипел
Гордон, его голос взвился еще выше, меняя интонацию.
   Он поднял нож и сделал еще один шаг.
   И тут  окно  на  входной  двери  разбилось  вдребезги,  со  звоном  обдав
осколками стекла стоявшую поблизости мебель.
   В какой-то момент Элайн отказывалась верить в случившееся. Звук бьющегося
стекла эхом отдался у нее в мозгу, и  она  в  отчаянии  уцепилась  за  него,
потому что это дарило надежду. Ей ничего не было видно за Гордоном, и она не
знала наверняка - реальность ли этот звук или плод ее воображения, уловка ее
сознания для того, чтобы смягчить внезапность смерти, которая  скоро  примет
ее в свои объятия. Потом она увидела, что  Бесс  и  Джерри  тоже  смотрят  в
сторону двери, а Гордон перестал наступать на нее и резко повернулся,  чтобы
посмотреть, кто к ним рвется.
   В разбитое окно просунулась рука, отыскала замок, открыла его и  толкнула
дверь внутрь.
   Деннис Матерли стоял в обрамлении солнечного света, его  лицо  застыло  в
маске ужаса, но также и решительности.
   - Положи нож. Гордон, - приказал он. Но Гордон отказался:
   - Нет.

Глава 20

   Деннис вошел в комнату; битое стекло хрустело  и  крошилось  у  него  под
ногами. Элайн не знала - то ли это просто ее сознание выкидывает  трюки,  то
ли увиденное не замутнено ее эмоциями, - но  Деннис  выглядел  мужественнее,
выше, крепче и гораздо внушительнее, чем она его помнила.  В  своей  рабочей
рубашке и джинсах он скорее сошел бы за рабочего, чем за художника.
   - Уходи, Деннис, - сказал Гордон.
   - Ты же знаешь - я не могу.
   Элайн спросила себя, может ли она что-то сделать теперь,  когда  внимание
Гордона отвлечено. Не побежать ли ей? Не попытаться ли  ей  поднять  тяжелую
стеклянную  пепельницу  и  ударить  его?  Нет,  все  это  было  бы  чересчур
мелодраматично.  Подобные  штуки  срабатывают  только  в  кино.  Она  просто
подождет л посмотрит...
   - Тебя это не касается, - бросил Гордон своему брату. - Не подходи.
   Элайн  одновременно  удивилась  и  обрадовалась,   увидев,   что   Деннис
проигнорировал угрозу  и  взмахи  ножом.  Как  она  могла  настолько  в  нем
ошибаться?
   - Я убью тебя, - сказал Гордон.
   - Нет, не убьешь. Гордон. Отдай нож. Если ей нельзя  двинуться  с  места,
то, по крайней мере, она способна говорить. По крайней  мере,  она  способна
предупредить его.
   - Деннис, - вмешалась Элайн, - поверь ему. Он убьет тебя. Он думает,  что
одержим призраком вашей матери.
   Деннис не стал оспаривать то, что она сказала, даже не  приподнял  брови,
хотя она была уверена: эта новость его озадачила. Очевидно, ум его был живым
и восприимчивым, а отнюдь не легкомысленным. А может  быть,  восприимчивость
ума как раз и вырабатывается при знакомстве со всеми гранями легкомыслия...
   - Она права, - добавил Гордон. - Мама вернулась, и  вернулась  только  ко
мне, потому что я - тот, кто ждал ее и нуждался в ней все эти годы.
   Деннис взял с сиденья старого кресла-качалки толстую сувенирную подушку и
выставил ее перед собой, как щит. Он собирался отобрать нож у Гордона.
   Элайн поняла,  что  крупное  телосложение  Денниса  будет  компенсировано
фанатической энергией его  брата.  Она  сделала  последнюю  попытку  убедить
Гордона не убивать своего старшего брата. Чтобы добиться этого, ей  пришлось
использовать патологическую логику самого сумасшедшего.
   - Гордон, твоя мать хотела, чтобы ты уничтожал только  женщин  -  женщин,
которые пытаются отнять у нее семью.
   И, сказав это, она почувствовала слабость, почувствовала себя  совершенно
одинокой, маленькой и слабой в средоточии безумных сил.
   Гордон произнес, не сводя глаз с Денниса:
   - Он пытается помешать мне разделаться  с  тобой.  Мама  хочет,  чтобы  я
разделался с ним. Она много раз мне это говорила. Она не перестанет изводить
меня, пока я не разделаюсь с тобой.
   Элайн вспомнила, как выглядела Силия, когда Гордон разделался  с  ней,  и
почувствовала, как тепло уходит из ее тела. Она  была  холодной,  неописуемо
холодной, зубцом льда.
   - Твоя мать никогда не перестанет изводить тебя, если  ты  убьешь  своего
брата. Неужели ты не видишь, что отнимаешь у нее ее семью - делаешь как  раз
то, чему она пытается помешать.
   Этот аргумент оказал ожидаемое воздействие на Гордона.  Он  опустил  нож,
которым до этого метил в брата, и лицо его  исказилось  от  муки,  когда  он
попытался разгадать свой путь в лабиринте "обязанностей" в отношении Амелии.
   Запыхавшаяся  Элайн  все  глубже  вдавалась  в   эту   любительскую,   но
эффективную психологию:
   - Твоя мать захотела бы, если уж дело дойдет до  столкновения  интересов,
чтобы ты в первую очередь защищал ее семью.  Твоя  мать  приказала  бы  тебе
отпустить всех - а потом, впоследствии, позаботиться обо мне.
   Пожилая чета на диване глядела на Элайн в изумлении,  как  будто  они  не
понимали, что она лжет,  как  будто  они  думали,  что  она  приняла  теорию
переселения душ.
   - Брось нож, - повторил Деннис. Гордон посмотрел на нож. Деннис подступил
к нему, по-прежнему используя подушку как щит:
   - Нож.., мама предназначила его мне.., чтобы я им.., для того, чтобы...
   - Брось  его!  -  крикнула  Элайн.  Похоже,  это  послужило  детонатором,
последней командой, которая побудила его взорваться.
   Гордон без предупреждения резко повернулся и прыгнул на Элайн.  Он  занес
поблескивающее оружие высоко над головой и направил ей в  грудь,  зайдясь  в
торжествующем крике.
   Элайн отпрянула назад, скорее инстинктивно,  чем  по-настоящему  понимая,
как близка она от смерти. Но кресло заставило ее остановиться, преградило ей
путь к бегству. Весь мир, казалось, заледенел,  стал  таким  же  холодным  и
ноющим, как и она сама, - за исключением ножа.  Посреди  всего  этого  инея,
посреди льда и холода нож был сверкающим ланцетом, прорубавшимся  к  ней  по
мере того, как иней вокруг него таял. Ей предстояло умереть.
   В тот же самый момент Деннис отбросил подушку, которую  держал  в  руках,
дотянулся до запястья Гордона и  остановил  быстрое  движение  смертоносного
оружия.
   Гордон набросился на своего брата, его лицо побагровело от притока крови,
глаза были широко распахнуты, рот открыт в яростной ухмылке.
   - Позовите на помощь! - крикнула Элайн пожилой чете.
   Они тупо уставились на нее; Джерри, казалось,  забыл  про  свою  рану  на
голове.
   - Позовите Пола!
   Упоминание имени брата Амелии сняло  заклятие.  Джерри  встал,  торопливо
пересек комнату и исчез в открытой двери. Только бы Пол не  был  пьян  и  не
мучился тяжким похмельем!
   Несмотря на то, что он был физически менее развит. Гордон в конце  концов
вырвал нож и вскользь полоснул Денни  по  бицепсу,  когда  тот  отступил  от
своего брата. По руке Денниса потекла кровь.
   Элайн подобрала пепельницу, ощутила ее холодную тяжесть.  На  самом  деле
она не думала, что сумеет ею воспользоваться.  Она  -  медсестра,  привыкшая
лечить,  а  не  наносить  раны.   "О   Господи,   если   мне   придется   ею
воспользоваться, дай мне силы!"
   Когда Деннис снова подступил к брату, оставляя  за  собой  след  из  алых
капель. Гордон снова ударил. Деннис сделал  обманный  выпад  справа,  шагнул
вперед, уклонившись от удара, и двумя руками схватил кулак с ножом, стараясь
заломить запястье назад, чтобы Гордону пришлось бросить нож.
   Элайн, обучаясь на медсестру, видела много крови, много глубоких ран.  Но
вид крови Денниса выходил за рамки ее опыта. Она  была  опустошена.  Она  не
хотела, чтобы он умирал. Как она хотела, чтобы  он  остался  жить!  И  может
быть, тогда она сможет искупить вину за то, что думала о нем  такие  ужасные
вещи.
   Гордон воспользовался своей свободной рукой, чтобы нещадно колотить Денни
по голове. Он пустил брату кровь из носу и разбил ему губу.  Судя  по  виду,
Деннис уже устал и был не способен продержаться долго...
   Но вдруг, в один миг, шансы поменялись. Запястье  Гордона  хрустнуло  под
нажимом рук Денниса. Он завыл, выронил нож и отскочил от брата,  ухватившись
за сломанное запястье. Он выглядел диким, бледным, как просеянная мука,  рот
зиял черной дырой на лице.
   Деннис ногой оттолкнул нож  в  противоположный  конец  комнаты  и  сказал
поразительно мягко:
   - Садись, Гордон. Ты ранен.
   В какой-то момент Гордон смотрел так, как  будто  он,  невзирая  на  свою
рану, сделает еще одну, последнюю попытку добраться до  оружия.  Потом,  как
будто его ударили большим молотком, привалился боком  к  креслу,  в  котором
Элайн сидела всего несколько минут назад. Она думала, что  он  убьет  ее.  А
теперь он ни за что этого не сделает.
   - Я не хотел тебя убивать, - сказал Гордон брату.