оды лечения, которыми никогда не пользовался и о которых,  вероятно,
припомнил задним числом. Ковел  изображал  Чейза  этаким  мужчиной-ребенком,
каким он якобы был до Вьетнама,  писал  о  нем  с  совершенно  неоправданным
презрением. В конце концов растущее раздражение  Чейза  закончилось  взрывом
ярости; он запихнул листки обратно в конверт, завел машину и тронул с места,
как никогда сильно желая собрать все данные о личности Судьи.

***

   Городской  гражданский   архив,   разместившийся   в   подвальном   этаже
муниципалитета, являл  собой  образец  деловитости.  Контора,  расположенная
перед вереницей  хорошо  освещенных  помещений  хранилища  документов,  была
маленькой и аккуратной: четыре шкафа с папками, три пишущие машинки, длинный
рабочий стол, крошечный холодильник, комбинированный  с  электроплитой,  два
огромных квадратных письменных стола с такими же громоздкими  стульями  -  и
две одинаково внушительные пожилые женщины,  которые  ритмично  колотили  по
клавишам своих машинок со скоростью пулемета.  Свободного  места  в  комнате
почти не оставалось, только крошечный коридорчик у двери и проходы,  ведущие
от  письменных  столов  к  каждому  необходимому   предмету   мебели.   Чейз
остановился в коридорчике  и  кашлянул,  хотя  был  уверен,  что  сотрудницы
видели, как он вошел. Одна из женщин, та, что потолще,  допечатала  страницу
до конца, вытащила листок из машинки и аккуратно положила его  в  коробку  с
такими же бланками. Потом она взглянула на  Чейза  и  улыбнулась.  Это  была
деловая улыбка: рот приоткрылся, и уголки  губ  поднялись  ровно  настолько,
чтобы можно было счесть это выражение лица улыбкой. Подержав улыбку на  лице
пару секунд, изображая минимум профессиональной любезности и дружелюбия, она
сбросила ее. Губы женщины вытянулись в прямую линию, которая не выглядела ни
улыбкой, ни кислой гримасой, но  которая,  как  подумал  Чейз,  помогала  ей
сберечь массу сил и неплохо предохраняла лицо от морщин. - Чем могу  помочь?
- спросила она.
   Заранее решив воспользоваться приемом, которым, скорее всего, пользовался
Судья, когда приходил сюда изучать жизнь Чейза, он сказал:
   - Я занимаюсь семейной историей и хотел бы знать, не могу  ли  посмотреть
кое-что в городских архивах.
   - Конечно,  -  сказала  толстая  женщина,  быстро  поднимаясь  со  стула.
Табличка на ее столе гласила: "Миссис Онуфер";  ее  коллега,  "Миссис  Клу",
даже не подняла головы и продолжала стрекотать на машинке.
   Миссис Онуфер обошла вокруг  своего  стола,  прошла  через  коридорчик  и
поманила его за собой. Через черный ход  они  попали  в  большую  комнату  с
бетонными стенками, в которой параллельными рядами  выстроились  стеллажи  с
папками. Там же стоял рабочий стол с тремя стульями;  стол,  кстати,  весьма
исцарапанный, а стулья - жесткие.
   - На ящиках вы увидите наклейки, где значится, что  внутри,  -  вот  этот
раздел направо содержит записи о рождении, в том дальнем  шкафу  -  лицензии
баров  и  ресторанов,  за   ним   -   записи   отдела   здравоохранения.   У
противоположной стены - дубликаты армейских  досье,  которые  мы  держим  за
номинальную годовую ренту, а рядом протоколы и бюджеты Городского совета  за
тридцать семь лет. Вы,  надеюсь,  меня  поняли.  Этикетка  на  каждом  ящике
означена согласно одной из двух систем хранения, в зависимости от  материала
- либо по алфавиту, либо в хронологическом порядке. Все, что вы вытащите  из
шкафов, следует оставить на этом столе, с тем чтобы позже положить на место.
Не пытайтесь сами возвращать что-либо на место; это моя работа, и я  выполню
ее аккуратнее, чем вы. - Тут она позволила себе мимолетно скупо  улыбнуться.
- Из этой комнаты нельзя ничего выносить. За  номинальную  цену  миссис  Клу
сделает вам копию любого нужного документа.  Если  из  хранилища  что-нибудь
пропадет, вас могут приговорить к штрафу в пять  тысяч  долларов  и  к  двум
годам тюрьмы.
   - Спасибо за помощь, - сказал Чейз.
   - И не курить! - добавила она.
   - Ну что вы!
   Миссис Онуфер повернулась и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь; стук
ее каблуков в коридоре скоро затих, и он не слышал  больше  никаких  звуков,
кроме собственного дыхания.
   Значит, для Судьи попасть сюда было так же  просто.  Чейз  бессознательно
надеялся, что существует какая-то процедура регистрации тех, кто приходит  в
архив. Теперь он увидел, что миссис  Онуфер  не  тратила  времени  на  столь
трудоемкое занятие, пребывая в полной  уверенности:  никто  не  проскользнет
мимо нее с украденными бумагами под пиджаком. Она бы заметила виноватый  вид
столь  же  мгновенно,  как  злая  собака  замечает  страх  на   лице   своей
потенциальной жертвы.
   Он  посмотрел  собственное  свидетельство  о  рождении,  нашел  протоколы
заседания совета, где отцы города проголосовали за его награждение. В  копии
своего  армейского  досье  обнаружил   все   факты,   подробнейшим   образом
повествующие об истории его избранности, за исключением  разве  что  частной
переписки. Решив, что провел в архиве достаточно времени, чтобы  не  вызвать
подозрений у миссис Онуфер, он вышел.
   - Нашли то, что искали? - поинтересовалась миссис Онуфер.
   - Да, спасибо.
   - Не за что, мистер Чейз, - сказала она, возвращаясь к своей  работе.  Он
застыл на месте:
   - Вы меня знаете?
   Она подняла голову, улыбнулась - на сей раз улыбка задержалась у  нее  на
лице на долю секунды дольше, чем обычная служебная, - и сказала:
   - Я читаю газеты каждый вечер. Вместо того чтобы направиться к двери,  он
подошел к столу.
   - А если бы вы меня не узнали, - поинтересовался он, - спросили бы вы мою
фамилию, прежде чем пустить в архив?
   - Ну конечно, - сказала она. - За двенадцать лет, что  я  здесь  работаю,
никто ничего отсюда не унес, но я все-таки считаю нужным записывать  фамилии
посетителей, для надежности.
   - У вас есть список?
   Она постучала пальцем по тетради, лежавшей на краю стола:
   - Я и ваше имя записала, по привычке.
   - Боюсь показаться вам странным, но не могли бы вы сказать мне,  кто  был
здесь в прошлый вторник?
   Миссис Онуфер посмотрела на него,  затем  на  тетрадь  и  быстро  приняла
решение:
   - Почему бы и нет. В  списке  не  содержится  ничего  секретного.  -  Она
открыла тетрадь, пролистала несколько страниц и сказала:
   - В тот день было всего трое посетителей, вот фамилии, взгляните.
   Хорошенько запомнив их, он сказал:
   - Спасибо. Понимаете, мне постоянно надоедают  репортеры,  а  я  не  хочу
рекламы. Кажется, обо мне уже рассказали все,  что  только  возможно.  Но  я
слышал, будто один здешний  журналист  пишет  серию  статей  для  столичного
журнала без моего согласия, вот  и  решил  проверить,  действительно  ли  он
побывал здесь во вторник, как мне сообщили.
   Хотя, по его мнению, эта ложь звучала совершенно абсурдно, Чейз вовсе  не
надеялся, что миссис Онуфер ему  поверит,  но  все  же  счел  нужным  как-то
объяснить свое появление в архиве. Однако она поверила - герою верят все,  -
с пониманием кивнула, выслушав его вранье, и  даже  на  несколько  мгновений
прониклась его проблемами, порожденными докучливой шумихой вокруг его имени.
Потом, вспомнив, что попусту теряет  время,  женщина  склонилась  над  своей
работой и таким образом попрощалась с ним.
   Выйдя из конторы, он сообразил, что миссис Клу так ни разу и  не  подняла
головы и яростный треск ее машинки не смолк ни на миг.
   Когда он вышел из  мэрии,  было  уже  без  четверти  двенадцать,  и  Чейз
почувствовал, что на удивление голоден. Он вывел свой "мустанг" со  стоянки,
предварительно заплатив за билет контролеру в будке, и поехал вдоль бульвара
Галасио по направлению к  веренице  закусочных  из  стекла  и  алюминия  для
водителей, которые выросли как грибы после дождя, пока Чейз служил в  армии.
Он остановился у одной из них и заказал гораздо  больше  еды,  чем,  по  его
мнению, мог съесть. Хорошенькая рыжеволосая  официантка  в  красных  брючках
принесла ему заказ, взяла деньги и выразила надежду, что ему все понравится.
Без четверти час он съел все, что было  на  подносе  -  больше,  чем  прежде
съедал за целый день.
   На ближайшей бензоколонке он пролистал телефонную книгу и нашел  телефоны
двух или трех человек, которые просматривали во вторник городские архивы. Он
позвонил по этим номерам. Двое  посетителей  оказались  женщинами,  довольно
пожилыми, и обе существовали на самом деле. Третье имя, Говард  Девор,  было
вымышленным. Человек с таким именем не значился ни в телефонной  книге,  ни,
как он выяснил  позже,  в  городском  справочнике.  Конечно,  это  мог  быть
приезжий, но Чейз в этом сомневался. Он  был  уверен,  что  Говард  Девор  -
псевдоним, которым воспользовался Судья.
   Усомнившись, что сможет в уме выстроить свои данные в логическую  цепочку
и проследить все связи между разрозненными данными, он купил себе  небольшой
блокнот на пружинке, дешевую пластмассовую ручку и аккуратно записал:

   "1. Псевдоним - Судья.
   2. Псевдоним - Говард Девор.
   3. Возможно, гомосексуалист.
   4. Не судим, отпечатки пальцев не снимались.
   5. Умеет взламывать замки, взломал кабинет доктора Ковела.
   6. Имеет красный "фольксваген".
   7. Имеет пистолет с глушителем, вероятно, тридцать второго калибра".

   Закончив, Чейз просмотрел  список,  немного  подумал  и  добавил  восьмой
пункт, только что пришедший ему в голову и показавшийся важным:
   "8. Скорее всего, безработный, в отпуске или  на  пенсии".  Это  казалось
единственным возможным объяснением того, что Судья мог звонить Чейзу в любое
время, следить за  ним  в  разгар  рабочего  дня  и  потратить  два  дня  на
"изучение" его прошлого. Судя по голосу и по поступкам, он явно не настолько
стар, чтобы оказаться пенсионером. Значит, безработный. Или в отпуске.  Если
первое верно, то круг подозреваемых значительно сузится,  хотя  и  останется
достаточно большим. Если верно второе и Судья в отпуске, то количество часов
в день, которые Чейз будет подвергаться опасности, сократится  через  неделю
или две, когда тот приступит к работе.
   Чейз закрыл блокнот и завел мотор, понимая: последняя его мысль - опасная
попытка отступления, что он выдает желаемое за действительное  и  это  может
только ослабить его решимость.
   Девушка, которая заведовала  отделом  хранения  справочного  материала  в
"Пресс диспатч",  была  почти  такая  же  высокая,  как  Чейз,  -  под  метр
восемьдесят, причем на низких каблуках, с золотистыми волосами до  пояса,  в
юбке, едва прикрывающей  бедра,  и  имела  такие  ноги,  которые,  казалось,
никогда не кончатся. Ее звали Гленда  Кливер,  и  говорила  она  старомодным
тонким тихим женственным голосом, который, как ни странно, очень  шел  к  ее
красивой крупной фигуре.
   Она показала Чейзу,  как  смотреть  микрофильмы,  и  объяснила,  что  все
издания до 1 января 1966 года  теперь  хранятся  на  пленках,  для  экономии
места. Затем научила, как  заказывать  нужные  пленки  и  получить  выпуски,
которые еще на пленку не переведены.
   Около аппаратов сидели несколько репортеров, крутили ручки и  смотрели  в
кинескопы, записывая что-то в блокноты, лежащие рядом на столе.
   Чейз спросил:
   - Здесь часто бывают посторонние?
   Девушка улыбнулась ему, и он подумал, что ей  не  больше  девятнадцати  -
двадцати лет и вот у нее-то как раз есть та жизненная  закалка,  которой  не
хватает Луизе Элленби. Она присела на край своего стола, скрестила  стройные
ноги, выудила из пачки на столе сигарету, зажгла ее и сказала:
   - Я стараюсь бросить это дело, поэтому не удивляйтесь, что я только держу
сигарету, но не курю ее. - Она скрестила  руки  на  своей  пышной  груди.  -
Справочный отдел газеты  в  основном  предназначен  для  сотрудников  и  для
полиции. Но я пускаю  и  посторонних  бесплатно.  Бывает  человек  десять  в
неделю.
   - И что они здесь ищут?
   - А что ищете вы? - спросила она. Он минуту колебался, а потом  выдал  ей
ту же историю, что и миссис Онуфер в муниципальном архиве.
   Гленда Кливер кивнула, поднесла сигарету к  губам,  но  отложила  ее,  не
затянувшись.
   - За этим приходят почти всегда посторонние. Просто удивительно,  сколько
людей собирают сведения о своих предках, чтобы их обессмертить.
   В ее голосе слышалась явная насмешка, и он почувствовал,  что  ему  нужно
как-то подправить ложь, которую он ей сказал.
   - История моего семейства останется ненаписанной.
   - Значит, из чистого любопытства? - Она взяла сигарету  из  пепельницы  и
принялась вертеть в пальцах.
   - Да, - подтвердил он.
   - А меня Совершенно не интересуют усопшие родичи. Я и живых-то родичей не
слишком люблю. Он засмеялся:
   - Значит, вы не гордитесь своей фамилией, своим родом?
   - Нет. Да и вообще,  я  скорее  дворняжка,  чем  дворянка.  -  Она  снова
положила сигарету, ее тонкие пальцы  держали  ее  как  острый  хирургический
инструмент.
   Чейз готов был говорить о чем угодно, кроме Судьи, потому что  с  ней  он
чувствовал себя удивительно легко, так легко ему не было с  женщиной  с  тех
пор, как.., с самого "Жюль Верна", секретной операции  во  Вьетнаме.  Но  он
также  понимал,  что  ему  хочется   болтать,   чтобы   и   далее   избегать
животрепещущей темы.
   - Так я нигде не должен расписаться, что пользуюсь этим материалом?
   - Нет, - сказала она. - Я вам  принесу  нужные  материалы,  а  вы  должны
вернуть мне все перед уходом.
   Он попытался придумать подходящий повод выспросить у нее, кто приходил  к
ней в отдел в прошлый вторник, но ничего дельного не шло ему в голову. Он не
мог воспользоваться тем же рассказом,  что  у  миссис  Онуфер:  рассказом  о
назойливом репортере, потому что уж где-где, а здесь такая причина  встретит
сочувствие. Если он скажет ей правду - пусть сама решает,  поверить  ей  или
нет, - и если она все же не поверит, он будет чувствовать себя патентованным
ослом. Как ни странно, хотя он только что познакомился с этой девушкой,  ему
не хотелось выглядеть смешным в ее глазах. Так он ничего и не сказал.
   Была тому еще и другая причина: в комнате сидели два репортера, и если он
скажет что-нибудь девушке, они тут же узнают, кто он  и  что  здесь  делает.
Тогда ему не избежать очередной фотографии на  первой  полосе  и  подробного
рассказа о всех его последних действиях. Они могут  подать  информацию  либо
прямо, либо недомолвками (вероятнее всего, второе,  если  они  пообщаются  с
полицией и с доктором Ковелом), но, так или иначе, допускать этого нельзя.
   - Ну, - спросила Гленда, -  с  чего  вы  начнете?  Прежде  чем  он  успел
ответить, один из репортеров  у  аппарата  для  чтения  микрофильмов  поднял
голову и сказал:
   - Гленда, можно мне взглянуть на все ежедневные выпуски между 15 мая и 15
сентября 1952 года?
   - Минуточку, - сказала она,  гася  свою  невыкуренную  сигарету.  -  Этот
джентльмен первый.
   - Ничего, ничего, - сказал Чейз, воспользовавшись случаем. - У меня  уйма
времени.
   - Точно? - спросила она.
   - Ага. Принесите ему то, что он просит.
   - Я вернусь через пять минут, - пообещала девушка.
   Она прошла через маленькую комнату и вышла  в  широкую  дверь  архива;  и
Чейз, и репортер наблюдали за ней. Хоть и высокая, она  вовсе  не  выглядела
неуклюжей  и  двигалась  с  чувственной,  кошачьей  грацией,  из-за  которой
казалась хрупкой.
   Когда она ушла, репортер сказал:
   - Спасибо, что согласились подождать.
   - Ничего.
   - Мне в одиннадцать нужно закончить материал,  а  я  еще  даже  не  начал
собирать источники сведений. - Он снова повернулся к своему аппарату и  стал
читать последнюю статью. Чейза он, по всей видимости, не узнал.
   А тот воспользовался случаем и вышел из комнаты. До этого столь  удачного
перерыва он боялся,  что  ему  принесут  запрошенные  материалы  и  придется
тратить время, просматривая их, чтоб до конца сыграть роль, которую он  себе
придумал.
   Вернувшись к машине, Чейз открыл свой блокнот  и  просмотрел  список,  но
добавить к нему было нечего, да кроме того, он не видел  никакой  логической
связи между восемью пунктами, которые уже  записал.  Захлопнув  блокнот,  он
завел мотор и поехал на шоссе Джона Ф.Кеннеди.
   Через пятнадцать минут он уже  мчался  по  четырехрядному  междугородному
шоссе за пределами города; спидометр показывал семьдесят миль в  час,  ветер
со свистом врывался в открытые окна и шуршал в волосах. Чейз думал о  Гленде
Кливер и едва замечал оставленные позади мили.

***

   После школы Чейз отправился учиться в столицу штата, потому что  тамошний
университет   имел   несколько   преимуществ   перед    более    отдаленными
университетами. Он располагался всего в сорока милях от дома,  и  мать  была
рада, что сын сможет приезжать домой чаще, нежели только на рождественские и
весенние каникулы, хотя для него это было совсем не так важно. Чейз  остался
в штате, потому что в  этом  случае  мог  пользоваться  отцовским  прекрасно
оборудованным гаражом  для  ежемесячного  технического  обслуживания  своего
"доджа". Он унаследовал любовь к автомобилям от отца, и ему  становилось  не
по  себе,  когда  он  долго  не  имел  доступа  к   хорошему   механическому
оборудованию. (Во время войны механизмы  приобрели  для  Чейза  совсем  иное
значение, и он потерял всякий интерес  к  возне  с  железками.)  К  тому  же
находясь так близко к дому, он  мог  по-прежнему  поддерживать  отношения  с
девушками, с которыми встречался раньше, учившимися в школе на класс или два
младше, чем он. Если девушки в столице штата окажутся  слишком  искушенными,
чтобы обращать на него внимание, то он знал: дома найдется несколько  всегда
готовых юных девиц, с которыми можно будет встречаться хоть каждый выходной.
(Во время войны его мужской шовинизм слинял, сменившись, что, на его взгляд,
было  гораздо  хуже,  полным  безразличием,  глубочайшей  скукой.)   Теперь,
остановив машину у административного корпуса университета,  Чейз  чувствовал
себя чужим здесь, как будто вовсе и не он провел четыре года  жизни  в  этих
зданиях  и  их  окрестностях,  исходил  вдоль  и  поперек  эти  дорожки  под
раскидистыми кронами ив и вязов. Эта часть  его  жизни  была  отторгнута  от
настоящего  времени  войной,  и  чтобы  проникнуться   ее   настроениями   и
воспоминаниями, нужно было вновь пересечь реку войны, чтобы выйти  на  берег
прошлого,  а  этого  он  не  мог  позволить   себе   проделать   из   чистой
сентиментальности. Он чужой в этом месте - чужим и останется.
   Чейз нашел отдел регистрации студентов, существовавший в одном и  том  же
месте уже более пятидесяти лет, и узнал в лицо почти всех  его  сотрудников,
хотя никогда понятия не имел,  как  их  зовут.  На  этот  раз,  обращаясь  к
заведующему отделом, он решил, что лучше всего  сказать  правду.  Он  назвал
свое имя и вкратце объяснил цель визита.
   - Я вас не узнал, а между тем, видимо,  мог  бы  и  узнать,  -  посетовал
заведующий, маленький, бледный, нервный человек с  аккуратно  подстриженными
усиками и в старомодной белой  рубашке  с  воротником  апаш.  Он  все  время
переставлял предметы на столе с места  на  место.  Звали  его  Браун,  и  он
сказал, что рад встретиться с таким выдающимся выпускником.
   - Знаете, в последние месяцы десятки человек справлялись о  вас,  с  того
самого момента, как было объявлено о награждении. Должно быть,  вам  не  раз
предлагали отличную работу.
   Чейз сделал вид, что не заметил косвенного вопроса, и спросил:
   - А вы записываете имена и адреса тех, кто спрашивает архивные  данные  о
выпускниках?
   - Конечно! - ответил Браун. - Мы даем информацию только бизнесменам.
   - Прекрасно, - сказал  Чейз.  -  Я  ищу  человека,  который  приходил  во
вторник, в прошлый вторник.
   - Одну минуточку. - Браун принес регистрационный журнал, положил  его  на
конторку,  затем  снова  взял  и  стал  пролистывать.  -  Был  только   один
джентльмен, - сказал он.
   - Кто же?
   Браун показал Чейзу адрес