е
время искренне радуется своему выигрышу. Шоу убивало его уверенность в себе,
доверие к собственной личности. Но теперь это позади. И вместе с тем в  душе
Майка росли теплые чувства к Флексену и остальным. Эти люди больше  не  были
для него зловещими чужаками. Майк мог позволить  им  наносить  удары  -  как
наносил удары Пьер. Но он больше никогда не позволит, чтобы его лупил Кокли.
Никогда.

***

   - Я хочу, чтобы вы отыскали его! - кричал Кокли на Говарда Конни.
   - Но, сэр...
   - И дураку ясно, что Роджер Нимрон возглавляет всю  эту  шайку!  Я  хочу,
чтобы его нашли! Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ОН БЫЛ УБИТ!
   - Проклятие, но мы не можем напасть на след! - Говард Конни  сорвался  на
крик и немедленно пожалел об этом. Он испугался.
   Кокли целую минуту пристально смотрел на Конни, и  в  черных  глазах  его
клубился мрак. Потом раздался лязг. Шеф протянул руки к лицу  Конни.  Из-под
ногтя каждого пальца высунулось тончайте отточенное лезвие.  Кокли  повернул
руки ладонями вверх, играя бликами света на ужасных стилетах.
   Проходили секунды. Никто не произнес ни слова.
   Наконец Кокли сказал:
   - Конни, вы подошли к опасной черте.  К  той  черте,  за  которой  будете
изрезаны на мелкие кусочки.
   - Я...
   - Молчать!
   Конни чувствовал, что колени его дрожат. Он рухнул в ближайшее кресло. Он
не хотел умирать. Он хотел убежать, но понимал, что не сможет этого сделать.
   - Вы не нашли черный лимузин, Конни. Это ошибка номер один. Паук не  смог
убить Президента, как  вы  планировали.  Это  вторая  ошибка.  А  теперь  вы
говорите, что не можете отыскать Нимрона. Я готов поверить, что я  этого  не
слышал; я готов поверить, что сегодня вас здесь не было. Я собираюсь вызвать
вас через сорок восемь часов  и  задать  все  тот  же  вопрос:  ?Где  Роджер
Нимрон?? И будет лучше, если вы ответите. Три ошибки в таком деле. Копни,  -
это фатально.
   Кении понял, что пока его отпускают. Он поднялся и выбежал вон.  Входя  в
свой офис, он все еще дрожал.  Атмосфера  небольшого  рабочего  отдела  была
пропитана духом деятельности, агенты и  посыльные  входили  и  выходили,  со
стола на стол перекидывались сводки. Конни остановился у стола Миранды Мине.
Он был  слишком  напуган,  чтобы  обращать  внимание  на  соски  ее  грудей,
темнеющие под полупрозрачной блузкой с желтыми жирафами на бежевом фоне.
   - Вызовите ко мне начальника отдела Исследований, - сказал он. - Вызовите
Мелоуна.
   Миранда Мине нажала кнопку связи с  офисом  Мелоуна  и  передала  срочный
вызов. Отключив связь, она обернулась и увидела спину  шефа,  исчезающую  за
дверью личного кабинета. ?Он, должно быть, ничего не видит! - подумала  она.
- Я-то надеялась заполучить  его,  когда  надевала  блузку,  а  он  даже  не
заметил?. Миранда вернулась к работе, думая о  том,  что  ей  стоит  перейти
работать к кому-нибудь из  начальников  помоложе  -  к  тому,  кто  способен
воспринимать очевидное...
   Оказавшись в своем кабинете, Копни рухнул в  кресло  и  извлек  из  ящика
стола успокаивающие таблетки (две упаковки) и стакан вина.  Они  щелкнули  о
поднос - таблетки в пластиковых упаковках и вино в запечатанном  пластиковом
стаканчике. Он выпил все таблетки,  хотя  и  знал,  что  это  плохо  на  нем
скажется, и запил их вином. Вино было с привкусом пластика, но для него  это
не имело значения.
   Дверь открылась, и вошел Мелоун. Это был высокий стройный  человек,  чуть
моложе тридцати, один из представителей оно-вой крови?, которую Кокли влил в
Шоу. Несомненно, что немало старой крови пролилось на пол  в  его  кабинете.
Конни подумал о лезвиях, торчащих из-под ногтей, и содрогнулся.
   - Вы хотели меня видеть? - осведомился Мелоун.
   "Вот ведь самонадеянный сопляк!? - подумал Конни. Но Мелоун  был  хорошим
исследователем. И в один прекрасный день он мог  занять  достаточно  высокий
пост в Планово-исполнительном отделе. В отделе Конни. И сейчас он вполне мог
поработать на Конни.
   -  Кокли  хочет,  чтобы  по  делу   Нимрона   было   произведено   полное
расследование, - сказал он, подпустив в свои слова яду.
   - Но мы делаем все возможное!
   - Получается,  что  нет.  Я  хочу,  чтобы  вы  начали  работать  в  новом
направлении. В прошлом у Президентов было множество укрытий: в  Кэмп-Дэвиде,
в Вирджинии, да мало ли где  еще.  Заберитесь  в  прошлое  так  далеко,  как
сможете,  и  вскройте  все  объекты,  какие   найдете.   При   необходимости
используйте печатные материалы.
   - Но это же незаконно!
   - На самом деле это не является незаконным, и в особенности  -  для  Шоу.
Для Шоу вообще не  существует  ничего  незаконного.  Просто  нужно  отыскать
возможное местопребывание Нимрона. Я хочу, чтобы вы это сделали, и  даю  вам
на это двенадцать часов.
   - Двенадцать...
   - Заткнитесь и выполняйте приказ! - , прикрикнул Конни.
   - Да, сэр, хорошо, мистер Конни, -  твердил  Мелоун,  пятясь  к  двери  и
кланяясь с притворным почтением.
   "Будь он проклят! - подумал Конни. - Будь  он  проклят  во  имя  ада!  Но
только после того, как получит нужную информацию. Только потом?.
   Было около часа дня, когда Майк закончил ленч. Пьер продолжал есть.
   - И куда только все это помещается?
   - Эта пища  богата  энергией  и  белками.  Она  выстраивает  и  укрепляет
мускулы. Я не ем деликатесы.
   Посмотрев на сырую рыбу, мясо и овощи, Майк не смог  не  согласиться.  Он
признал, что сам склонен питаться деликатесами, а вот употреблять сырое мясо
в пищу - увольте! Вне всякого сомнения.
   - Сейчас я должен идти к Нимрону, - сказал он.
   - Счастливо.
   Майк кивнул и пошел прочь, петляя по узким проходам между нагроможденными
в беспорядке рабочими столами. Столов этих было явно больше, чем  полагалось
в таком помещении. Майк удивился, прикинув количество людей, занятых работой
над этим маленьким проектом по  переустройству  мира.  Их  было  около  трех
тысяч. По сравнению с Шоу это была очень маленькая армия, но она располагала
мощным оружием, древним и современным, и занимала  выгодные  позиции.  Таким
образом, Революция представляла собой грозную силу. И все-таки он не  думал,
что этой силы будет достаточно.
   Он вышел и холл и поднялся на лифте на тот этаж,  где  находился  кабинет
Нимми. Найдя нужную дверь, Майк выждал минуту, потом нажал кнопку звонка. На
него уставился глаз камеры. Секундой позже дверь отворилась.
   Майк вошел, и дверь с мягким щелчком закрылась  за  ним.  Он  оказался  в
маленькой приемной с зеркальными стенами. Пол был застлан ковром золотистого
цвета.  Одно  зеркало  уходило  в  потолок,  открывая  проход  в   следующее
помещение. Майк шагнул в этот  проход,  слегка  задохнувшись  от  удивления.
Комната была убрана в  средневековом  стиле.  Этот  стиль  умер  задолго  до
рождения Майка. Последние сто лет традиционный модерн (Майк  считал,  что  в
этом  словосочетании  содержится  странное  противоречие)  был  единственным
стилем одежды, отделки помещений, любых мелочей - всеобщим стилем. Здесь  же
все восхитительно контрастировало с духом времени.  Потолок  был  сводчатый,
выполненный из чего-то очень похожего  на  настоящие  деревянные  балки.  За
ними, в густой тени, просматривались бомбозащитных конструкции  из  стали  и
бетона, но все вокруг было словно взято из древнего замка и перенесено сюда,
в недра юр. Пол был мраморный. Белые и красные узоры сплетались на нем,  тут
и там поблескивали золотые пятна, и все  вместе  смотрелось  чудесно.  Стены
были декорированы ореховыми панелями, и их темный монолит нарушал  лишь  зев
огромного камина,  где  потрескивали  поленья,  пылали  угли,  вился  дымок.
Напротив камина стоял стол, за столом сидел темноволосый  человек.  Это  был
Роджер Нимрон. Казалось, его глаза видят  не  только  то,  что  находится  в
пределах  трех  измерений.  Они  прожигали  Майка  насквозь,  измеряли   его
качества. Наконец в них появилась улыбка.
   - Добро пожаловать в святая святых, Майк. - Нимрон встал  и  вышел  из-за
стола.
   В первый момент Майк не решился протянуть ему руку.  Но  потом  вспомнил,
что находится не в спортзале и что перед ним не Пьер.
   - Мистер Президент...
   - Зовите меня Роджер, а я буду звать вас Майк,  ладно?  В  этом  кабинете
формальности отменены много лет назад.
   - Спасибо... Роджер.
   - Знаете, вы ужасно церемонны. Мы должны  отучить  вас  от  этого.  Какой
смысл крахмалить спортивный костюм?  В  сущности,  никто  из  нас  здесь  не
представляет собой существенно более высокой ценности, чем кто-либо  другой.
Допустим, некоторые люди более ценны или более важны, чем  остальные,  но  в
общем все мы здесь равны. Кроме того, вы - очень ценная личность.  Вы  равны
всем здесь и более важны, чем многие.
   - Да, но не так-то легко помнить все это, разговаривая с Президентом.
   - Вот видите! Вы не так уж поражены этим, как считаете сами. Иначе вы  не
стали бы мне возражать.
   Майк оглядел  комнату,  его  взгляд  задержался  на  причудливых  золотых
канделябрах. Он осматривал массивную отделку  из  натурального  дерева.  Эти
детали и их великолепие прямо-таки бросались в глаза.
   - Да, - сказал Нимрон, проследив мысль Майка, - это все  выводит  вас  из
равновесия. Очаровательная комната, не правда ли? Здесь еще три такие и  так
же щедро украшенные. Человек, который заказал все это, а он уже давно  умер,
наверняка обладал большим самомнением. Потратить громадные деньги на всю эту
роскошь, которой он будет пользоваться, когда весь остальной мир превратится
в пепел. В свете того времени это выглядит почти анахронизмом.
   - А это настоящее дерево?
   - И настоящее золото. Обратите внимание на камин. Во время ядерной  войны
невозможно пользоваться камином, потому что через дымоход  в  убежище  будет
проникать радиация, если только не выстроить его со  множеством  изгибов.  А
изгибы будут препятствовать выходу дыма. Но  они  решили  эту  проблему  при
помощи гениальной системы водяных фильтров, которая улавливает дым, уходящий
в этот псевдодымоход. Это само по себе стоило небольшого состояния. Миллионы
могли умирать, в то время как считанные единицы наслаждались бы роскошью.
   - Поразительно!
   - И ужасно. И вот теперь здесь находимся мы, и мы надеемся вернуть старый
мир  со  старыми  формами  демократического  правления,  а  эта   обстановка
напоминает нам, что несправедливость существовала и тогда, так  же  как  она
существует сейчас. Иногда я удивляюсь...
   Майк проглотил слюну, скопившуюся во  рту,  и  вновь  направил  мысли  на
практические вопросы:
   - Что именно вы собираетесь предпринять? И что получает  от  всего  этого
Эндрю Флексен? Что связывает его с вами?
   - На первый раз  вопросов  достаточно,  -  сказал,  улыбаясь,  Нимрон.  -
Придвиньте вон то кресло к этому, и я смогу ответить  вам  на  некоторые  из
них.
   Майк подтащил мягкое кресло ручной работы к другому, точно такому же.  Он
думал об улыбке,  появившейся  на  лице  Нимрона.  Это  было  самое  большое
различие между миром Шоу и миром Революционеров. Здесь люди  улыбались.  Это
различие ему нравилось.
   - Эндрю Флексен прежде  всего  состоятельный  человек,  и  это  состояние
независимо. Его  предок  изобрел  и  построил  первые  аэромобили.  Флексены
накопили столько денег, что, когда Шоу в конце  концов  вобрало  в  себя  их
компанию наряду с другими, это не причинило им большого ущерба.
   Майк поднял брови, удивленный.  Его  забавляла  мысль,  что  Флексен  мог
работать на Революцию за деньги - это  была  единственная  причина,  которую
Майк мог бы понять. Но теперь в этой причине зияли прорехи. Большие прорехи.
   -  Эндрю  -  романтик,  -  продолжал  Нимрон.  -  Он  избрал   для   себя
ностальгический  девиз,  что-то  вроде:  ?Вернемся   в   старый   мир?.   Он
коллекционирует книги и старые фильмы. Он даже довольно хорошо умеет  читать
и писать, еще с детских лет.
   - Но богатые люди были первыми, кто предал забвению эти искусства!
   - Не все. Большинство отказались от умения читать и  писать  потому,  что
владеющие этими талантами попадали в число подозрительных. Любой, кто тратит
так много времени на изучение этих искусств, бесполезных в мире, где  машины
умеют говорить, а все искусство сводится к Шоу,  просто  не  может  не  быть
реакционером. Так считает Кокли. Эндрю никогда не обнаруживал своего  умения
читать или писать. Для идентификации он использовал звуковой код, для  всего
прочего - карточки магнитозаписи. Но именно он научил меня.  Он  знал  моего
отца, который тоже был неисправимым романтиком. Эндрю учил нас обоих, Я знаю
грамоту с четырнадцати лет, но это известно очень немногим. Это  секрет  для
всех, кроме людей, обитающих в этом убежище,  и  нескольких  тайных  агентов
вовне. И несмотря на это, Кокли пытался убить меня.
   - Кокли быстрее и быстрее движется вперед, - сказал Майк, чтобы показать,
что и он кое-что понимает.
   - Мы тоже должны пошевеливаться. Он еще ни в чем не заподозрил Эндрю. И я
сомневаюсь, что большинство вовлеченных в  наше  дело  людей  находится  под
подозрением. Мы играем очень осторожно. Но сейчас Кокли взял меня на  мушку,
и мы должны более тщательно подбирать людей. Вот и ответы на  ваши  вопросы:
Эндрю надеется получить свободу читать, писать и публиковать написанное. А я
хочу увидеть наяву свои мечты о славном прежнем мире - о том,  каким  бы  он
мог быть. У Революционеров редко бывают более  возвышенные  цели,  Майк.  Мы
мало стремимся к собственному благу.
   - А какова моя роль во всем этом?
   - Мы не хотели бы рисковать вами, но вы сами решили действовать в  первых
рядах. Мы хотим освободить Лизу, и  вы  займетесь  этим.  Если  нам  удастся
извлечь ее оттуда, вы с ней примете участие в серии передач, которые  должны
будут подавить передачи Шоу. Это будет сигналом  к  началу  Революции.  Наше
оборудование практически готово.
   Майк задохнулся от изумления, горло сдавило, и воздух  с  трудом  находил
дорогу в легкие. Он знал, что они собираются низвергнуть Шоу. Такова была их
цель. Но он никогда в  действительности  не  предполагал,  что  передач  Шоу
больше не будет. Он даже и помыслить не мог об этом. Что ж,  сказал  он  сам
себе, это было логично. Он никогда не задумывался о  Шоу;  оно  было  чем-то
вечным, не имеющим конца, неподвластным времени.
   - А что вы собираетесь передавать для того, чтобы подорвать влияние  Шоу?
- спросил он наконец.
   - Мы внушим зрителям ненависть. Ненависть к  сонным  мухам,  к  ничтожным
червякам, в которых они превратились. Как полагают наши специалисты, люди не
смогут перенести такой шок - чувство  ненависти  к  самим  себе.  Вспомните,
когда  они  находятся  под  аурой,  они   ЯВЛЯЮТСЯ   Исполнителями.   Эмоции
Исполнителя - это также и их эмоции. Когда вы ненавидите  их,  они  начинают
испытывать ненависть к себе. Мы надеемся, что это будет достаточно неприятно
для  того,  чтобы  заставить  людей  отключиться  от  передающей  сети.  Для
ликвидации неразберихи будут пущены в ход все агентурные  службы  Кокли.  Мы
должны будем переловить всех  деятелей  Шоу  и  изолировать  их  до  полного
завершения  Революции,  до  того  как  власть  окончательно  и  бесповоротно
ускользнет из их рук.
   Мозг Майка был до отказа наполнен новыми идеями, новыми взглядами, новыми
вопросами. Он наконец-то  перестал  строить  глупые  планы,  опиравшиеся  на
неясные теории; он наконец-то увидел, каким образом  будет  изменен  мир,  и
понял, насколько разумно это изменение. Мысли кружились  в  голове,  вызывая
боль в висках. Размах и цели Революции поражали его. Даже  если  бы  думы  о
Лизе не манили его, подобно огню, он готов был встать в ряды Революционеров,
бороться вместе с ними за воплощение их планов - смелых  и  в  то  же  время
практических. И все-таки Лиза была. И это  был  дополнительный  стимул,  еще
одна причина для того, чтобы стать участником Революции.
   - Я полагаю, что этого  достаточно  для  одного  дня,  -  сказал  Нимрон,
вставая. - Подумайте надо всем, что вы теперь знаете. Посмотрите  на  это  с
разных точек зрения. К завтрашнему дню у вас будет множество вопросов,  я  в
этом более чем уверен.
   Майк вышел через фойе с зеркалами. Он  вернулся  на  свой  этаж,  в  свою
комнату и прилег подумать.
   И отдохнуть перед предстоящим занятием с Пьером.
   В его мыслях горело пламя, и источник этого пламени  находился  где-то  в
глубинах его сердца.

***

   Ты снова грезишь обо  мне.  Зомби.  Это  прекрасно.  Мне  предоставляется
отличная возможность высказаться. Никто, кроме меня, не высказывается.  Я  с
удовольствием поведаю тебе свою  историю.  Я  с  радостью  вернусь  назад  и
расскажу тебе - покажу тебе, - как  меняли  меня  годы,  десятилетия,  века.
Когда-то я звалось не Зомби, а Поселение. Затем я стало называться Общество.
Затем на некоторое время меня опять стали называть Поселением.  Теперь  я  -
Зомби,  потому  что  концепция  поселения  и  само  поселение  выродились  в
отдельное домашнее  хозяйство,  и  только.  Замкнулось  в  кругу  нескольких
личностей. Позволь, я объясню. Люди есть то, что  они  есть,  не  вследствие
того, ЧТО они говорят, а вследствие того, КАК они говорят это.  РЕЧЬ:  Когда
люди просто говорили, рассказывали  трогательные  и  похабные  истории,  они
называли меня ?Поселение?. Я было объединенным  и  закрытым.  Человек  может
докричаться только через небольшое расстояние, в лучшем случае  -  несколько
сотен ярдов.  Его  слова  и  после  доносятся  до  остальных,  но  при  этом
искажаются. Царство истинного смысла, царство значения слов  -  это  круг  с
относительно малым радиусом. Таким образом, когда люди  только  говорили,  я
было Поселением. ПЕЧАТНОЕ СЛОВО: Затем появились алфавит и письменность. Это
произвело большие изменения в людях - и во мне. То,  что  сказал  человек  -
именно то, что он сказал, - могло быть  перенесено  на  большое  расстояние.
Люди могли следовать возвышенным мыслям писателя; люди  могли  смеяться  над
его похабными анекдотами, находясь на расстоянии в  сотню  миль.  В  тысячу.
Люди начали мыслить по-другому.  Не  вследствие  того,  ЧТО  они  читали,  а
вследствие того, что они ЧИТАЛИ все это. Из-за печатного  слова  люди  стали
отделять сущность от действия. Утверждение  и  деяние  стали  двумя  разными
вещами, и все меньше и меньше людей соединяли их. Люди начали расходиться  в
стороны. Тогда они назвали меня Обществом. Долгое время я росло и росло, как
раковая опухоль. Когда же я больше не могло расти, когда я  заполнило  собой
все уголки, они начали называть меня  по-другому.  Они  снова  назвали  меня
Поселением. ЭЛЕКТРОНИКА: Они  назвали  меня  Поселением  потому,  что  стали
изобретать  вещи,  которые  сжимали  общество,  стягивали  общество  внутрь,
внутрь, внутрь. Они пытались вернуться в ту колыбель, из которой  вышли.  Их
жрецами стали чужие слуги: телевидение, радио, краткие газетные сводки.  Мир
сжался до размеров луны. Потом одного штата. Города. Соседних домов,  одного
дома, комнаты. Но они  не  остановились  на  этом,  видишь?  Они  продолжали
сжимать мир, все теснее смыкая вокруг каждого оцепление  электронных  чудес.
Для них  оказалось  недостаточным  пройти  круг  от  Поселения  опять  же  к
Поселению. Они вообразили, что этот круг на самом деле был лентой Мебиуса  и
что они всегда находились на одной и той же стороне, тщетно  пытаясь  внести
все больше и больше изменений. Затем появилось ШОУ. Теперь они называют меня
Зомби.  У  Шоу  семьсот  миллионов  подписчиков,  но  все  эти  миллионы   в
действительности - только четыре человека. Все  они  -  Исполнители  дневной
программы и Исполнители ночной  программы.  Правительство  поддерживает  их,
потому что  Правительство  -  это  программа.  Они  называют  подобные  вещи
порочным кругом. Семьсот миллионов - и четыре ид, и  четыре  эго,  и  четыре
суперэго, заключенные  в  четырех  телах.  Поразительно,  не  правда  ли?  И
устрашающе. Это не должно было страшить, потому что некогда все свершившееся
предсказывал