чем
предшествовавший подъем.
     Достигнув пола  я  тотчас  опустился  на  колени,  достал  из-за  спины
контейнер и положил его перед собой. Руки мои тряслись, и я долго медлил, не
решаясь его открыть -- давно уже догадавшись, что именно я должен там найти,
я  был  буквально  парализован  этим  знанием. Стоило  сейчас  моей  догадке
получить реальное  подтверждение, и -- если все  это не было сном -- я с той
самой  минуты  не мог  бы  уже поручиться  за  целостность  своего рассудка.
Особенно пугающей была  моя  все более очевидная  неспособность воспринимать
себя в атмосфере сна. Ощущение реальности порой странно преломлялось  в моем
сознании,  и мне казалось,  что я  вспоминаю  свои  настоящие  действия так,
словно они были отделены от меня громадной временной пропастью.
     В конце концов  я все же достал  книгу  из контейнера  и  еще в течение
нескольких   минут  смотрел,   как  зачарованный,   на  знакомую  комбинацию
иероглифов на  ее обложке; моментами мне  начинало казаться,  что  я могу их
прочесть.  Возможно, где-то  в  глубине  моей  памяти эта  надпись и  впрямь
ассоциировалась  с  некими  осмысленными  звуковыми сочетаниями,  но  мне не
удавалось довести этот процесс до конца.
     Время шло, а  я все еще пребывал  в нерешительности. Вспомнив вдруг про
фонарь, по-прежнему  зажатый в моих зубах,  я положил его на пол и выключил,
дабы не расходовать  зря батарею. Оказавшись в темноте, я  наконец скрался с
духом и перевернул обложку книги. Затем я медленно  поднял фонарь,  направил
его на страницу и щелкнул переключателем.
     Одной секунды мне вполне хватило. Стиснув зубы, я, однако, удержался от
крика. В наступившей вновь темноте я, почти лишившись чувств, распластался в
пыли  и сжал  руками горевшую голову. То,  чего  я  так  опасался,  все-таки
произошло. Одно  из двух: либо это был только сон, либо пространство и время
теряли  всякий  смысл, обращаясь в  жалкую никчемную пародию  на то,  что мы
всегда считали незыблемыми категориями своего бытия.
     Нет,  скорее  всего это  был  сон  --  мой  здравый  смысл  отказывался
допускать обратное --  но чтобы удостовериться в этом окончательно, я должен
был взять эту вещь с собой наверх, и тогда утром в присутствии остальных все
сразу встало бы  на  свои  места. Голова моя сильно кружилась -- если  можно
говорить о головокружении  в кромешной  тьме, где взгляду  просто не за  что
было зацепиться.  Фантастические  мысли и  образы стремительно  сменяли друг
друга  в  моем возбужденном  сознании,  и я  уже не пытался провести границу
между реальными фактами моей жизни и отголосками безумных сновидений.
     Я  подумал о странных  следах на пыльном  полу н вздрогнул, испугавшись
звуков  собственного дыхания. Вновь на несколько  секунд включив  фонарь,  я
посмотрел на раскрытую страницу с таким чувством, с каким, вероятно, смотрит
обреченный кролик в холодные глаза удава.  Затем, уже в темноте, я захлопнул
книгу,  положил  ее в контейнер  и  закрепила  гнезде  крючок  замка. Теперь
оставалось  вынести  его  наверх,  в  мир  людей,  если  таковой  и  вправду
существовал,  как  существовала  эта  подземная  бездна  --  и  если вправду
существовал я сам, в чем я в этот момент отнюдь не был уверен.
     Не могу сказать точно, когда я пустился в обратный путь.  За все время,
проведенное под землей, я ни  разу не  взглянул на часы, что  также являлось
показателем моей отрешенности от привычных человеческих реалий.
     С фонарем в руке и зажатым под мышкой контейнером я, сдерживая дыхание,
на цыпочках миновал участок коридора с непонятными отпечатками и отверстие в
базальтовой башне, из которого продолжал подниматься холодный паток воздуха.
Позднее,   уже   с  несколько  меньшими   предосторожностями  идя  вверх  по
бесконечным наклонным  галереям,  я  все  же не  мог  отделаться  от мрачных
предчувствий,  причем на сей  раз  они были куда более определенными, чем во
время моего спуска.
     Я с ужасом думал о втором распахнутом люке, который мне еще  предстояло
пройти.  Я думал о тех существах, которых так боялась Великая Раса и которая
-- пусть даже ослабевшие и не столь многочисленные, как прежде -- продолжали
обитать в своем зловещем подземном  мире. Я думал о тех пятипалых отпечатках
в  пыли и о  схожих следах, упоминавшихся  в моих сновидениях --  а также  о
неистовых ураганах и странных свистящих звуках, связываемых  все  с  теми же
существами.  И  еще  я  думал  о  рассказах туземцев,  в  которых  неизменно
присутствовали таинственные руины и якобы порождаемые ими злые ветры.
     По настенному символу я определил нужный  мне  уровень и -- пройдя мимо
лежавшей  на  полу открытой  книги,  которую  я  не  так  давно  с интересом
рассматривал -- вступил наконец  в круглый  холл,  где  сходились  несколько
коридоров. Без колебаний я свернул в ближайший справа арочный проем. Впереди
меня  ждал самый сложный отрезок  пути  со множеством препятствий и завалов,
которые  начались  почти сразу  по выходе  за пределы  Центральных  Архивов.
Тяжесть  моей  ноши постепенно  сказывалась, мне все  труднее было  избегать
шума, перелезая с нею через груды камней и песка.
     Но вот  я  остановился  перед  мощным, поднимавшимся до самого  потолка
завалом, который мне в прошлый раз пришлось преодолевать ползком. Тогда я не
смог  сделать  это  абсолютно бесшумно,  теперь  же-- после  увиденных  мной
отпечатков -- я более всего боялся громких звуков. А ведь сейчас со мной был
еще  и  контейнер,  представлявший  собой  дополнительную  помеху  во  время
движения по узкому лазу.
     Осторожно  взобравшись на гору камней,  я сперва просунул  в  отверстие
контейнер, а затем начал протискиваться туда  сам  -- вновь, как и в прошлый
раз, задевая спиной за острые края сталактитов. Тут я и совершил свою первую
оплошность  -- когда самый опасный участок был  уже  позади, контейнер вдруг
выскользнул  из  моих  пальцев и с  металлическим грохотом покатился вниз по
склону.  Я  рванулся  вперед  и  успел его  перехватить,  но  в тот  же  миг
неустойчивая  тяжелая  глыба  зашаталась и поехала под  моими ногами, вызвав
небольшой, но достаточно шумный обвал.
     Когда движение камней наконец замерло, я услышал -- по крайней мере мне
так показалось -- иной звук, очень далекий и слабый, донесшийся откуда-то из
лабиринта ходов за моей спиной. Это был тонкий вибрирующий свист, не похожий
ни на один из слышанных мною прежде звуков.
     Совершенно  обезумев  от   ужаса,  я  бросился  бежать   по   коридору,
перепрыгивая  через отдельно  лежащие блоки,  иногда  падая, но при этом  не
выпуская из рук фонаря и книги. Одна  только мысль владела мной в те  минуты
-- поскорее выбраться из этих кошмарных подземелий в открытый мир, туда, где
спокойный свет луны разливается по бескрайней пустынной равнине.
     Не помню, как я добежал до  груды  обломков, над  которой вместо  свода
зияло черное пустое пространство, и начал карабкаться вверх.
     Здесь-то  и произошла  катастрофа.  В спешке  я  позабыл о том, что  за
вершиной сразу идет очень  крутой спуск, и, не удержав равновесие, с разгону
полетел  вниз,  увлекая  за  собой целую  лавину камней. Оглушительный  гром
потряс древние своды, отдаваясь  долгим эхом  во всех закоулках погребенного
под землей города.
     Из того  дикого хаоса я  вспоминаю сейчас лишь один  эпизод -- я падаю,
поднимаюсь, ползу сквозь густое облако пыли все дальше и дальше по коридору.
Фонарь и контейнер пока еще были при мне.
     '"Когда я  достиг базальтовой башни, эхо лавины  уже затихло вдали, и в
наступившей  тишине слух мой -- вновь и на сей раз безошибочно -- уловил все
те же свистящие звуки. Но если ранее источник их находился где-то  позади, в
уже  пройденных  мной  коридорах, то теперь  эти звуки шли  из  темноты  мне
навстречу.
     Вероятно,  у  меня  вырвался крик -- я больше  не  мог себя сдерживать.
Смутно помню промелькнувшие стены базальтовой башни и бездонный  провал в ее
центре, откуда  со зловещим свистом вырывался  уже не просто поток  влажного
холодного воздуха, но ветер -- свирепый, неистовый, одушевленный ветер.
     Помню свой  бег по  длинным коридорам в  нарастающих  с  каждой минутой
яростных порывах ветра, который хотя и  был  мне как будто попутным,  но  на
самом деле препятствовал, а не помогал моему  движению;  он петлей обвивался
вокруг меня, цепляясь за руки и ноги, сковывая каждый шаг. Не заботясь уже о
поднимаемом мной шуме, я влезал на груды камней, скатывался вниз, скользил и
прыгал почти наугад, не разбирая дороги.
     Наконец показалась  наклонная галерея -- помню, как луч фонаря метнулся
по  машинному залу, и как в следующий миг  я вздрогнул и едва не закричал от
ужаса,  увидев тот  пролет  галереи, что  спускался  в глубину к затаившимся
двумя уровнями ниже  черным  дырам распахнутых  люков.  Но на сей раз вместо
крика я  принялся вслух убеждать себя в том, что все это только сон, и что я
нахожусь  сейчас  где-нибудь в лагере или  вообще  в своем  доме в  Аркхэме.
Несколько ободренный звуками собственного голоса, я начал быстро подниматься
к выходу на поверхность.
     Я знал, что мне еще предстоит пересечь место,  где  упавший свод пробил
насквозь пол  галереи, но, занятый другими  мыслями, не задумывался об этом,
пока не подошел почти к самому краю провала. Во время спуска я преодолел его
без особого труда, но теперь я должен был прыгать с нижнего края на верхний;
к тому же я был страшно утомлен и еще нагружен добавочной ношей, а ветер меж
тем все  крепче  стягивал  вокруг меня свою дьявольскую петлю. Я успел  лишь
мельком подумать о неведомых существах, таящихся на самом дне этой бездны, и
остановился перед ней, руководствуясь скорее каким-то внутренним чутьем, ибо
луч моего фонаря к этому времени был уже очень слаб.
     Практически  в ту же  секунду  до  слуха  моего  донеслись  характерные
свистящие звуки, выходившие на сей раз непосредственно из провала в полу, до
которого мне оставалось сделать лишь два-три шага.
     Дальше случилось то, что  повторялось  уже многократно в  течение  этой
ночи  -- я потерял всякую власть над  собой, и,  движимый  только инстинктом
самосохранения, перешагнул через лежавшие между мной и краем провала камни и
с ходу прыгнул вперед. Тотчас все вокруг завертелось в вихре безумных звуков
и я как будто повис в плотных складках тяжелой, осязаемой темноты.
     На этом  кончаются  моя  воспоминания как  таковые. Дальнейшее  следует
относить  к  области бредовых  фантасмагорий,  не  имеющих  ничего общего  с
реальностью.
     Мне  казалось, что я бесконечно долго падаю в  черную  вязкую бездну; я
слышал звуки,  которые не могли принадлежать ни  одному из  живущих на Земле
существ.  Во мне  ожили  какие-то  древние, рудиментарные  органы чувств,  с
помощью   которых   я   мог   воспринимать  тот  самый  лишенный  света  мир
полуматериальных  созданий, чьи базальтовые  города  возвышались когда-то на
берегах доисторического океана. Без  участия слуха и зрения я постигал тайны
этой планеты, недоступные мне в моих прежних снах. В то же время я постоянно
чувствовал,  как тугие струи влажного  и холодного  воздуха сжимают и вертят
меня, словно гигантские пальцы, и слышал нескончаемый вибрирующий свист.
     Позднее   были   видения   циклопического  города   моих  снов  --   не
разрушенного,  а такого, каким  он представлялся мне  каждую  ночь. Я  был в
конусообразном, нечеловеческом теле и двигался по коридорам вместе с  толпой
представителей Великой Расы  или  заключенных  в их  формах  других  пленных
сознаний.
     Далее на эти картины накладывались иные, не визуальные, но тем не менее
вполне  отчетливые  ощущения  -- жестокая борьба, попытки  высвободиться  из
цепких щупалец ветра,  безумный полет сквозь плотную темноту, слепое бегство
по рушащимся подземным ходам. Один раз  промелькнул было  намек  на свет  --
какое-то  слабое голубоватое сияние высоко вверху. И вновь  я  взбирался  по
крутому каменистому  склону,  вырывался из бешеных объятий ветра, пролезал в
узкое  отверстие  навстречу  бледному свету луны, прыгал между нагромождений
камней, которые спустя еще мгновение вдруг разом осели и провалились в недра
земли, а на их  месте  взвился в  небо гигантский,  стремительно вращающийся
столб веска и пыли.
     Первые  проблески  лунного  света  были  началом  моего  возвращения  в
реальный мир. Понемногу сознание мое прояснялось --  я лежал  ничком посреди
австралийской пустыни, а над моей головой ревел и бесновался ураган, равного
которому по силе я не встречал  ни  разу  за всю свою жизнь. Одежда моя была
изодрана в клочья, а тело покрыто бесчисленными ссадинами и кровоподтеками.
     Миновало еще много времени, прежде чем я окончательно пришел в себя, но
и после этого я  не смог провести четкую  грань  между сном и явью. Я помнил
огромное скопление блоков, открывшуюся передо  мной бездну, долгое блуждание
под  каменными  сводами  мертвого  города, невероятные  открытия и ужасающий
финал похода --  но что из всего этого  было действительностью? Я не находил
ответа.
     Мой фонарь исчез, исчез и металлический  контейнер с книгой -- да и был
ли он вообще? Приподняв голову, я огляделся вокруг и не увидел ничего, кроме
однообразной волнистой поверхности пустыни.
     Буря  уже  прекратилась, неровный  диск  месяца  медленно  опускался  в
красноватое  марево у линии горизонта. С трудом встав на ноги,  я зашагал на
юго-запад, в направлении лагеря.  Что  же  все-таки произошло? Быть может, я
просто  заснул  и  оказался затем  в  эпицентре  песчаного  урагана, который
протащил  меня в бессознательном  состоянии несколько миль по  пустыне? Ну а
если  это  не  так?  Тогда  рушилась вся  моя  создававшаяся  годами  теория
мифологического происхождения странных снов -- это значило, что Великая Раса
существовала на  самом  деле,  и  что ее  посланцы в действительности  могли
проникать   сквозь  любые  временные  преграды,  вселяясь  в  тела   будущих
обитателей нашей  планеты. Это значило,  что  мое  собственное тело в период
амнезии и впрямь служило пристанищем для  чужого сознания,  проникшего в наш
мир  из  далекой  эпохи  палеогена,  а  я  провел  эти несколько  лет  в его
отвратительном   облике,   бродя   по   бесконечным   коридорам   и   улицам
доисторических  городов,  беседуя  с сотнями  таких  же, как  я,  пленников,
захваченных в разных точках времени и пространства, изучая тайны Вселенной и
составляя описание своей  цивилизации  для гигантский  архивов Великой Расы.
Это значило, что  существовали  и другие,  еще более древние  и непостижимые
создания, скрывавшиеся в подземных безднах, тогда как на поверхности, сменяя
одна  другую,  появлялись   и  исчезали  разумные  расы,  нередко   даже  не
подозревавшие  о  страшной угрозе,  что  таилась до времени  где-то  глубоко
внизу, во внутренних областях планеты.
     Я не хочу, я отказываюсь верить  в  то,  что на всех  нас, на прошлом и
будущем человечества лежит  чудовищная тень иного разума,  подчинившего себе
само время  и  сделавшего  все прочие  расы заложниками своей неуемной жажды
познания.
     К счастью, у  меня нет никаких вещественных доказательств того, что мне
в  действительности  удалось  найти  подземный город,  и  --  если  законами
Вселенной предусмотрено вообще понятие справедливости -- он  не будет найден
никогда. В любом случае я обязан рассказать хотя бы моему сыну обо всем, что
я видел  в ту ночь,  и  пусть  он сам попробует отделить действительность от
болезненных причуд воображения.
     Я  уже не раз говорил, что истина  -- какой бы она ни была -- полностью
зависит от того, насколько реальным было сделанное  мной открытие. Мне очень
трудно об этом писать -- хотя читатель этих записок, я уверен, давно уже обо
всем догадался. Все дело заключалось, конечно же, в книге, которую я  извлек
из металлической ячейки в стене подземного хранилища.
     Ничья  рука  не касалась этой книги за все  недолгое -- по  сравнению с
возрастом  этой  планеты  -- существование человечества, и  все  же, когда я
всего лишь на одну секунду зажег фонарь над ее раскрытой страницей, я увидел
отнюдь не иероглифы, подобные  тем, что испещряли все окружавшие  меня стены
древнего города.
     Вместо этого  я  увидел  буквы знакомого мне  алфавита,  которые  легко
складывались в английские слова и  фразы, написанные -- вне всякого сомнения
-- моим собственным почерком.

     Перевод В. Дорогокупли

     Начало формы

     1.   Амнезия  (мед.)   -  заболевание,   характеризующееся   отсутсвием
воспоминаний   или  неполными  воспоминаниями   о  событиях  и  переживаниях
определенного периода времени. [вернуться]
     2.  Адъюнкт-профессор - лицо, проходящее научную  стажировку,  помощник
профессора. [вернуться]
     3.  Цикадовые (или саговники,  бот.)  -  класс  голосеменных  древесных
растений, распространенных в тропиках и субтропиках. [вернуться]
     4. Лепидодендроны -  род вымерших крупных деревьев  (высотой до 30  м),
существовавших на Земле до конца каменноугольного периода. [вернуться]
     5. Сигиллярии (бот.) - семейство вымерших древовидных растений, имевших
колоннообразные стволы высотой до 30 м. [вернуться]
     6.  Агглютинация   (лингв.)  -   образование   грамматических   форм  и
производных  слов  путем  последовательного  присоединения  к   корню  слова
грамматически однозначных аффиксов. [вернуться]
     7.  Лабиринтодонты  (зоол.)  -  подкласс вымерших  земноводных,  внешне
напоминавших крокодилов или саламандр. [вернуться]
     8. Криноидеи  (зоол.) -  разновидность морской лилии, класс  иглокожих,
шаровидные  или  чашечкообразные  морские  животные.  Ископаемые  экземпляры
достигали в длину двадцати метров. [вернуться]
     9.  Брахиоподы (или плеченогие,  зоолю) - класс  морских  животных типа
щупальцевых с телом, покрытым двустворчатой раковиной. [вернуться]
     10.  Полипы  (зоол.)  -  морские  либо  пресноводные  кишечнополостные,
живущие, как правило, большими колониями (напр. коралловые полипы). Способны
к регенерации утраченных частей тела. [вернуться]