высокую  литературу.  Наши
кузены-тевтонцы с континента также не  остались  равнодушными к нарастающему
потоку,  и "Жестокий  охотник" Бюргера,  и  даже более знаменитая  баллада о
демоне-женихе "Ленора" -- обе сымитированы Скоттом в Англии, чье преклонение
перед сверхъестественным всегда было  очевидным -- лишь малая толика богатой
литературы о сверхъестественном, которая начиналась с немецкой песни. Из тех
же источников Томас  Мур взял легенду о статуе-упыре (позднее использованную
Проспером Мериме в "Венере Илльской", возвращающей  нас в далекую  старину),
потрясающую нас до дрожи в его "Кольце"; а "Фауста", этот бессмертный шедевр
Гете,  начавшийся с  обыкновенной  баллады  и превратившийся в  классическую
космическую  трагедию, можно считать вершиной того, чего  достигла  немецкая
поэзия.
     Однако веселому и любящему  земные блага англичанину  -- никому  иному,
как Хорасу Уолполу, -- предстояло придать импульс определенному  направлению
и  стать создателем литературы ужаса как сложившегося  жанра.  Искренне,  но
по-дилетантски влюбленный  в средневековые сказания  и мистерии и причудливо
сымитировавший  под готический замок  свое жилище в Строберри-хилл, Уолпол в
1764 году опубликовал  "Замок Отранто": роман о сверхъестественном, который,
сам по  себе  неубедительный  и  банальный,  оказал  невиданное  влияние  на
литературу ужаса. Поначалу представивший свое  произведение как  "перевод" с
итальянского  языка   мифического  "Онуфрио   Муралто",   выполненный  неким
"Уильямом   Маршалом,  джентльменом",   впоследствии  Уолпол   признал  свое
авторство   и  вкусил  радость   от  неожиданной   популярности  романа   --
популярности,  которая привела к  множеству переизданий, переделке романа  в
драму  для постановки  на сцене  и  к  бесчисленным  имитациям  в  Англии  и
Германии.
     Повествование -- скучное, манерное,  малодраматическое -- могло бы быть
лучше, если бы не отрывистый и приземленный стиль, чья манерная оживленность
мешает  созданию настоящей атмосферы ужаса. Уолпол рассказывает  о Манфреде,
неразборчивом  в  средствах князе-узурпаторе,  который  решил основать  свою
династию и после загадочной  и неожиданной смерти  наутро после брачной ночи
единственного сына  Конрада пытается  устранить  свою жену  Ипполиту,  чтобы
взять  в жены  невесту  несчастного сына --  кстати, убитого во дворе  замка
гигантским   шлемом,  непонятно  почему   упавшим   на  него.  Изабелла,  из
новобрачной ставшая вдовой, бежит от предназначенной ей роли  и  прячется  в
подземелье, прямо под замком, с помощью  благородного юноши Теодора, который
считается крестьянином,  но поразительно напоминает старого  лорда Альфонсо,
правившего до воцарения Манфреда. Вскоре замок  потрясают сверхъестественные
события;  в разных  местах  находят  отдельные  части  гигантских  доспехов,
портрет  выходит из рамы,  удар грома  разрушает здание, колоссальная фигура
Альфонсо в  доспехах встает  из руин, чтобы подняться  между расступающимися
облаками  к  святому Николаю. Теодор, оплакивавший Матильду, дочь  Манфреда,
убитую  отцом  по  ошибке,   оказывается  сыном  Альфонсо   и  его  законным
наследником.  Повествование  завершается  свадьбой  Теодора  с  Изабеллой  и
надеждой на  долгую  и счастливую  жизнь,  тогда  как Манфред, чье злодеяние
стало  причиной непонятной  гибели  его  сына  и  других  бед,  отправляется
отбывать  наказание в  монастырь,  а его  несчастная  жена ищет  утешения  в
соседнем монастыре.
     Такова эта история, ходульная и лишенная настоящего космического ужаса,
который составляет  главную часть литературы о  сверхъестественном. Все же в
то время, ознаменованное жаждой до  всего странного и  старинного, роман был
воспринят  абсолютно  серьезно  самыми  взыскательными читателями и  поднят,
несмотря на явную  глупость,  на  пьедестал  как  важное  явление  в истории
литературы. Что  он  сделал на  самом деле,  так это  стал  первым  романом,
повествующим      о      сверхъестественном     со     своими     пейзажами,
персонажами-марионетками  и сюжетом, и, взятый на вооружение писателями,  от
природы  более  способными  к этому направлению в  творчестве,  стимулировал
развитие подражательной готической школы, которая, в свою очередь, пробудила
к  жизни  настоящих  ткачей космического ужаса --  ряд  истинных художников,
первым из которых был По. Новая драматическая параферналия состояла в первую
очередь  из  готического  замка, пугавшего  своей  древностью,  огромного  и
путаного,  заброшенного,  с  разрушенными  крылами,  промозглыми коридорами,
страшными  тайными катакомбами, с  плеядой  привидений  и жуткими легендами,
представлявшего  собой  ядро  страха  и  демонического  ужаса.  Кроме  того,
обязательным было присутствие злобного высокородного тирана-негодяя; святой,
преследуемой и, как правило, бесцветной героини, которой было суждено пройти
через  всякие ужасы и служить объектом читательских симпатий;  доблестного и
безупречного  героя, обязательно высокого  происхождения,  но, как  правило,
прозябающего в  безвестности;  собрания звучных иностранных имен, в основном
итальянских, и массы  всякого антуража,  включая  странный  свет, отсыревшие
люки,  заплесневевшие   тайные  манускрипты,   скрипящие  петли,  качающиеся
гобелены  и  тому подобное. Вся  эта параферналия повторяется с  потрясающим
однообразием, но иногда  бывает  в высшей степени впечатляющей,  если  взять
историю готического романа в целом, и  появляется даже в  наши времена, хотя
авторы стал: искуснее и она не столь  очевидна и наивна.  Гармоничный millie
для новой школы был  найден, и писательский мир не стал мед лить в отношении
новых возможностей.
     Немецкий роман  мгновенно отреагировал на  сочинение  Уолпола  и вскоре
стал символом  всего ужасного и  сверхъестественного. В  Англии едва  ли  не
первой последовательницей Уолпола была знаменитая миссис Барболд, в то время
мисс Айкин, которая  в  1773 году  опубликовала фрагмент под названием  "Сэр
Бертран".  В  нем  к  струнам  настоящего ужаса  прикоснулась  знающая рука.
Благородный  господин,  оказавшийся  в   одиночестве  на  темной  пустоши  и
привлеченный  ударами  колокола  и  далеким  светом,  входит  в  странный  и
старинный  замок,  двери  открываются  перед   ним,   потом  закрываются,  а
блуждающие  голубоватые  огоньки  ведут  его  на  таинственную   лестницу  в
направлении остановивших часов и  оживших  черных статуй. В  конце концов он
видит  гроб с мертвой дамой и целует даму, после чего  появляется  роскошная
зала, где  возвращенная  к  жизни  дама  устраивает  прием  в  честь  своего
освободителя.  А  вот  другая  история Уолполу  очень  понравилась,  хотя  к
остальным,  и  даже  более  значительным,  "детям"  своего  "Отранто" он  не
выказывал  особого расположения;  речь идет  о "Старом  английском  бароне",
опубликованном   в  1777  году  Кларой  Рив.  По  правде  сказать,   в  этом
повествовании  нет  настоящего  трепета  на  внешний ужас  и тайну,  который
отличает  фрагмент миссис Барболд;  и  хотя  оно не так грубо сколочено, как
роман Уолпола, и гораздо искуснее  и экономнее  в отношении ужасов  -- в нем
всего  лишь  одно  привидение,  --  тем  не  менее  оно слишком  бледно  для
выдающегося  сочинения.  Здесь  у  нас  опять безупречный  наследник  замка,
которого нам представляют как  крестьянина и который  возвращает себе  имя и
собственность, благодаря призраку отца; и опять много изданий, драматических
версий --  и в  конце  концов перевод на французский язык. Мисс Рив написала
еще  один роман о сверхъестественном, но, к сожалению, он не был опубликован
и не сохранился.
     Готический  роман  утвердил  себя  как  литературный жанр,  и  к  концу
восемнадцатого столетия количество произведений в этом жанре  стало расти  с
невероятной  быстротой. В "Укромном уголке", написанном  в  1785 году миссис
Софией  Ли,  есть исторический  элемент,  связанный  с  дочерьми-двойняшками
Марии,  королевы  Шотландской, и, хотя в нем нет ничего сверхъестественного,
писательница очень удачно использовала пейзаж и технические приемы  Уолпола.
Через пять лет все светившие огни затмила  восходящая  звезда -- миссис Анна
Радклифф  (1764--1823),  чьи  знаменитые  романы  ввели  моду на  ужасное  и
таинственное и так же ввели новые, более высокие стандарты в ареале жуткой и
внушающей  страх атмосферы,  несмотря на  досадную манеру автора  под  конец
разрушать свои собственные  построения  с помощью вымученных механистических
объяснений. К  известным готическим  атрибутам,  любимым  предшественниками,
миссис  Радклифф  добавила очевидное  и  почти  гениальное  ощущение чего-то
неземного в пейзаж и события; каждая деталь обстановки и  сюжета участвует в
искусном создании ощущения безмерного ужаса, который она имела целью внушить
читателям.  Несколько  мрачных  деталей  типа  цепочки  кровавых  следов  на
лестнице в замке, стон  из  глубокого подземелья, странная песенка  в ночном
лесу становились яркими образами, предвещавшими надвигающийся кошмар,  и эти
образы  оставили  далеко  позади причудливые  и  подробные  описания  других
авторов. К тому  же  эти образы  не  стали менее убедительными, оттого что в
конце  объясняются естественным  образом.  У  миссис Радклифф  было  могучее
воображение, которое проявлялось в  ее великолепных картинах природы  -- она
писала широкими яркими мазками и никогда не вдавалась в мелкие детали -- и в
фантазиях о сверхъестественном тоже. А главными слабостями, помимо  привычки
все объяснять, были неточности в географии и истории и фатальное пристрастие
к вставлению в  романы коротких бесцветных  стишков, приписываемых  тому или
иному персонажу.
     Миссис Радклифф написала шесть романов; "Замки Атлин и Данбейн" (1789),
"Сицилийское  сказание" (1790), "Сказание о лесе" (1792), "Удольфские тайны"
(1794), "Итальянец" (1797) и "Гастон де Блондевиль", написанный в 1802 году,
но впервые опубликованный  после смерти автора в  1826  году.  Из  них самый
знаменитый --  "Удольфо",  который вполне  может считаться  лучшим  образцом
раннеготического  романа. Он  представляет собой хронику жизни  Эмилии, юной
француженки, вынужденной жить в  древнем  и зловещем замке в Апеннинах из-за
смерти родителей  и  замужества  тетушки,  ставшей  женой хозяина  замка  --
родовитого   интригана  Монтони.   Загадочные  звуки,  открывающиеся  двери,
страшные легенды и неведомый кошмар  в нише  за  черной  завесой --  все это
быстро расстраивает нервную систему героини и ее верной служанки Аннет, но в
конце концов, после смерти тетушки, девушка бежит из замка с помощью узника,
которого сама же там отыскивает. По дороге домой она останавливается в шато,
в  котором  ее  подстерегают  новые  ужасы --  заброшенное  крыло  дома, где
когда-то жил хозяин, ложе смерти под черным покрывалом, -- но вскоре, открыв
тайну  своего  рождения,  она  начинает  новую  счастливую  жизнь  со  своим
возлюбленным  Валанкуром. Очевидно,  что здесь мы имеем дело с уже  знакомым
материалом,  однако  он  так искусно  переработан,  что  "Удольфо"  навсегда
останется классикой готического романа. Персонажи миссис  Радклифф похожи на
марионеток,  но  не  столь  выраженных,  как  у  ее предшественников.  А что
касается создания особой атмосферы, то в этом ей не было равных.
     Из бесчисленных последователей миссис Радклифф самым близким ей по духу
и методу был американский  романист Чарлз  Брокден  Браун.  Подобно  ей,  он
портил  свои  создания логическими  объяснениями;  но,  подобно  ей,  владел
умением создавать жуткую  атмосферу сверхъестественного, которая придает его
ужасам пугающую жизненность, пока они остаются необъясненными. Отличается он
от  миссис  Радклйфф тем, что не  соблюдает  готическую  декорацию,  выбирая
современную  Америку для своих повествований, однако это не распространяется
на готический  дух  и  тип события. Романы Брауна включают в себя  несколько
запомнающихся страшных  сцен и превосходят  даже  романы  миссис Радклйфф  в
описании больного сознания. "Эдгар Хантли"  начинается  с  того, что лунатик
роет  могилу, но потом роман портит дидактика  в стиле Годвина. В  "Ормонде"
персонаж принадлежит  к зловещему тайному  братству. И  в нем, и  в  "Артуре
Мервине" описывается эпидемия желтой лихорадки, которую автор сам наблюдал в
Филадельфии и Нью-Йорке. Однако  самый знаменитый  роман  Брауна -- "Виланд,
или  Преображение"   (1798),  в  котором  пенсильванский  немец,  охваченный
религиозным фанатизмом, слышит "голоса" и убивает жену и детей, принося их в
жертву  Богу. Его  сестре  Кларе, рассказывающей  всю историю,  едва удается
избежать  смерти.  Все  это  происходит в лесистой местности  неподалеку  от
Меттингена  на дальних  берегах Сквилкилла и выписано  на удивление  живо; и
ужас Клары, напуганной потусторонними голосами, и нагнетаемый кошмар, и звук
чужих шагов в пустом доме -- все это передано с поразительным искусством.  А
в конце  нам  предлагают притянутое за  уши  объяснение в виде чревовещания,
однако атмосфера все равно остается прежней. Негодяй-чревовещатель Карвин --
типичный злодей типа Манф-реда или Монтони.

     4. Расцвет готического романа
     Литература  ужаса  приобретает  новые черты в творчестве  Мэтью  Льюиса
(1773-1818), чей роман  "Монах" (1796)  стал настолько  популярным, что  сам
автор  получил  прозвище  Монах.  Юный  писатель,  получивший образование  в
Германии и пропитавшийся  диким  тевтонским  фольклором, неизвестным  миссис
Радклйфф,  обратился к  ужасу более жестокому, чем это могло прийти в голову
его  кроткой предшественнице, и в результате был написан шедевр  с  реальным
кошмаром, в  готическое содержание которого добавлено много  мерзости.  Речь
идет об испанском монахе Амброзио, который очень  гордится своей  чистотой и
которого дьявол в образе девицы Матильды увлекает на самое дно зла; когда же
он ждет смерти,  будучи в руках инквизиторов, то  спасается  от  них, продав
душу дьяволу, потому что убежден, что ему уже не спасти ни тело> ни душу.
Потом дьявол, издеваясь, уносит его  в безлюдное место  и объясняет,  что он
напрасно  продал   душу,  потому   что   в  то   время,  когда  он  совершал
отвратительную  сделку, прощение  и возможность спасения были уже  близко, а
завершает свое злое предательство  дьявол тем, что  выговаривает Амброзио за
чудовищные грехи и бросает его тело в пропасть, а душу отправляет  на вечные
муки.  В  романе  есть  несколько  отталкивающих  описаний,  как,  например,
колдовство  в  подземелье,  расположенном под  церковным кладбищем,  пожар в
монастыре и конец несчастного  аббата.  Еще одна сюжетная линия  приводит  к
встрече  маркиза де  ла Кистерас с призраком его  заблудшей  родственницы, с
Кровоточащей  Монахиней,  и  в  этой  линии  есть  много  невероятно сильных
моментов,   например,   визит   ожившего  трупа  в   спальню   маркиза   или
каббалистический  ритуал,  во  время которого  Вечный жид  помогает  маркизу
понять и изгнать  мертвую мучительницу.  И  все-таки "Монах"  затянут,  если
читать его от начала до конца. Он слишком длинный  и слишком многословный, и
его  воздействие  ослаблено до  странности  чрезмерной  реакцией против  тех
канонов внешних  приличий,  которые Льюис  презирал  как  ханжеские. Но одно
великое достижение  автора стоит  подчеркнуть особо; он никогда не объясняет
естественными  причинами  свои  призрачные  видения.  Ему  удалось разрушить
традицию,  заложенную  миссис  Радклифф,  и  расширить  границы  готического
романа.  Но Льюис  написал  много  больше, чем  одного  "Монаха". Его  драма
"Замок-привидение" относится  к  1798 году, а позднее он нашел время,  чтобы
создать баллады  "Ужасные истории" (1799), "Чудесные истории" (1801) и серию
удачных переводов с немецкого языка.
     Готические сказания -- как английские, так и немецкие стали  появляться
во множестве и не отличались оригинальностью. Многие из них были всего  лишь
забавны  на  зрелый  вкус,  и  знаменитая  сатира   мисс  Остин   "Аббатство
Нортенгер",  несомненно,  не   была  незаслуженным  упреком  школе,  которая
приблизилась к границе абсурда. Да  и сама школа иссякла, но, прежде чем это
случилось,  свое  слово сказал  ее  последний  и великий представитель Чарлз
Роберт   Мэтьюрин   (1782-1824),   безвестный  и  эксцентричный   ирландский
священник. Из всего  его  обильного  и разнообразного наследия,  включающего
одно  путаное  подражание  Радклифф  под  названием  "Фатальная  месть,  или
Семейство  Монторио"  (1807),   можно  выделить   шедевр   литературы  ужаса
"Мельмот-скиталец"  (1820), в  котором готическое  повествование подняло  на
такую высоту сверхъестественный ужас, какой до тех пор не знало.
     "Мельмот"  --  рассказ  ирландского джентльмена,  который в семнадцатом
столетии, продав душу  дьяволу,  купил  для себя противоестественно  длинную
жизнь. Если ему удастся  уговорить еще кого-нибудь взять у  него эту жизнь и
занять его место, то он получит спасение; однако ему не удается найти такого
человека,  несмотря  на  предпринятые  им  усиленные поиски  людей,  которых
отчаяние как будто сделало  безрассудными и на все готовыми. Обрамление этой
истории  довольно   неуклюжее;  включено  много  лишних   скучных  эпизодов,
повествований  внутри  главного повествования,  вымученных совпадений;  но в
отдельных местах  этой бесконечной путаницы  слышен  пульс той силы, которая
еще никогда  не  проявлялась  как  неотъемлемая суть человеческой природы, а
понимание глубинных источников активного  космического ужаса и белое каление
авторской  симпатии  к  людям  делают  книгу  скорее  правдивым   документом
эстетического самовыражения, чем обыкновенным умным произведением искусства.
Ни один беспристрастный читатель не усомнится в том, что "Мель-мот" является
огромным шагом в эволюции литературы ужаса. Страх исторгнут из обыденности и
вознесен  на ужасное облако, нависшее над самой судьбой человечества.  Плоды
творчества Мэтьюрина, даже один из этих плодов того сорта, что доказывает --
если миссис Радклифф и Льюис достойные объекты для пародирования,  то трудно
отыскать  фальшивую ноту в горячечном действии и очень напряженной атмосфере
произведения  ирландца,   которого   великолепно  оснастили  для  выполнения
поставленных  задач  довольно   простые  чувства  и   наследственные   черты
кельтского  мистицизма.  Вне  всяких сомнений, Мэтьюрин настоящий  гений,  и
именно таким  его воспринял  Бальзак, который  ставил  Мельмота рядом  с Дон
Жуаном  Мольера,  Фаустом  Гете  и  Ман-фредом  Байрона  в  качестве  высших
аллегорических персонажей в  европейской  литературе его  времени и  который
написал нечто  причудливое под названием "Успокоенный Мельмот", рассказав  о
том,  как  Скитальцу  удалось  наконец  отдать  дьявольский  дар  парижскому
банкиру-растратчику и как этот дар побывал у многих жертв, пока его не обрел
бражник-игрок и  не  умер,  оборвав цепь проклятия.  Титаны Скотт, Россетти,
Теккерей и Бодлер тоже отдали Мэтьюрину дань  наивысшего восхищения, и также
весьма показателен тот  факт, что  Оскар Уайльд, отбыв заключение и  покинув
Англию, свои последние дни в Париже провел под именем Себастьяна Мельмота.
     В "Мельмоте" есть  сцены, которые даже в наше время продолжают наводить
ужас.  Действие  романа начинается у  одра умирающего  -- несчастный  старик
умирает от ужаса, потому что увидел то, чего не должен был видеть, к тому же
читал некий манускрипт и знает о фамильном портрете, висящем в темном чулане
его старинного  дома в  графстве Уиклоу. Он  посылает за  своим  племянником
Джоном в Дублинский университет (Тринити-колледж),  и тот, приехав, обращает
внимание на множество  странных  вещей. На портрете в чулане грозно сверкают
глаза, а в дверях дважды  появляется некто, очень похожий на портрет. Кошмар
навис над домом  Мельмотов,  один из представителей которого  запечатлен  на
портрете  "Д.  Мельмот, 1646".  Несчастный  у