нем  выдают  моральную  деградацию
владельца.  Он кромсает портрет ножом,  потом слышны  страшные крики, что-то
падает, и, когда на  другой день приходят слуги, они обнаруживают портрет во
всем его первоначальном великолепии. "На полулежал мертвый старик в смокинге
и  с ножом в сердце. Он был седой, морщинистый, жалкий  на вид. Лишь обратив
внимание на перстни на его пальцах, слуги поняли, кто это".
     Мэтью Фипс  Шил, автор многих романов и рассказов о сверхъестественном,
преувеличенном,  приключенческом, иногда достигает  высокого  уровня в жанре
литературы ужаса. "Кселуча" -- на редкость жуткий фрагмент, но гораздо лучше
бесспорный шедевр мистера Шила "Дом звуков", написанный витиевато в  "желтые
девяностые" годы и переделанный в более сдержанном ключе в начале двадцатого
столетия. Эта история в окончательном виде заслуженно  занимает  место среди
лучших произведений своего жанра.  Она рассказывает о подкрадывающемся ужасе
и угрозе,  произнесенной в давние века  на приарктическом острове  у берегов
Норвегии, где, несмотря на дьявольские ветры, адские  волны и сильные ливни,
мстительный  старик  построил  зловещую  бронзовую  башню. Рассказ отдаленно
напоминает, хотя  в нем много отличий,  "Падение дома Ашера"  Эдгара  По.  В
романе  "Фиолетовое  облако"  мистер  Шил  с поразительной  силой  описывает
проклятие, которое пришло из арктической стужи, чтобы погубить человечество,
и  со временем оставившее  на планете  всего  одного  жителя.  Чувства этого
человека,  когда он  понимает, в каком  положении оказался, и его скитания в
качестве  хозяина  планеты  по  городам  с  валяющимися  повсюду  трупами  и
доступными   богатствами  переданы  с  искусством,  которому  всего  немного
недостает до настоящего  волшебства. К сожалению,  вторая  часть книги с  ее
банальным романтизмом очень уступает первой.
     Гораздо  шире, чем Шил, известен Брэм Стокер, создавший много  воистину
ужасных сюжетов в серии романов, бедный стиль которых  снижает  их возможный
эффект.  В  "Логовище  белого  червя",  в  котором  речь  идет о  гигантском
примитивном  существе, живущем под  древним замком, инфантильный сюжет почти
губит великолепный замысел.  "Драгоценность из  семи  звезд" --  о  странном
египетском воскресении из мертвых, -- кажется, получше. Но  самый удачный --
знаменитый "Дракула",  который стал  едва  ли  не знаменем  для  современных
эксплуататоров ужасного  мифа о  вампирах. Граф  Дракула, вампир, обитает  в
страшном замке в Карпатах, но потом переезжает в Англию, имея целью населить
страну  вампирами.  То, как англичанин живет среди ужасов  Дракулы  и  как в
конце концов проваливается замысел мертвого злодея -- две темы, объединенные
для создания произведения, занявшего постоянное место  в  анналах английской
литературы.   "Дракула"   породил   множество   подобных   ему   романов   о
сверхъестественном  ужасе,  среди  которых  лучшие, вероятно,  "Жук" Ричарда
Марша,  "Дети королевы-колдуньи" "Сакса Ромера" (Артура  Сарсфилда Варда)  и
"Дверь  в  сверхъестественное"  Джеральда  Блисса.   В  последнем  сочинении
довольно  ярко изложено суеверие, связанное с оборотнями.  Тоньше и искуснее
роман   "Холодный  причал"  Фрэнсиса  Брега  Янга,  в  котором  с  очевидным
мастерством   изложены  сопоставляемые   рассказы  нескольких  персонажей  и
убедительно  описан  старинный зловещий  дом. Пародийный и всемогущий злодей
Хамфри Ферниваль напоминает тип Манфреда-Монтони,  то  есть раннеготического
"негодяя", но не кажется банальным в окружении многих умных персонажей. Лишь
легкая  путаница  в  объяснении под  конец  и  слишком свободное пользование
предсказаниями,  влияющими  на  сюжет,  делает  это  произведение не  совсем
совершенным.
     В романе "Ведьминский лес"  Джон Бьюкен с великолепной  силой описывает
возрождение  кошмарного  шабаша  в  отдаленном  районе  Шотландии.  Описание
черного леса  со зловещим  камнем  и  ужасных  космических предзнаменований,
воздаст,  когда  ужас  наконец побежден,  сторицей  тому,  кого  не испугают
замедленное  действие  и  обилие шотландских  слов.  Некоторые из  рассказов
мистера Бьюкена на редкость ярки и  жизнеподобны в  описании потустороннего;
"Зеленая  антилопа-гну",  рассказ  об  африканском   колдовстве,  "Ветер  на
крыльце",  возрождающий  британско-ро-манские  ужасы,  "Скул  Скерри"  -- об
арктическом ужасе -- особенно хорош.
     Клименс Хаусмен  в  лаконичной новелле  "Оборотень"  добивается высокой
степени  жуткого  напряжения,   в  какой-то   степени   сравнимого  даже   с
фольклорным. В "Эликсире жизни" у Артура Рэнсома есть несколько великолепных
кусков, хотя  сюжет  в целом  наивен,  а  "Тень"  Г.  Б.  Дрейка  показывает
неведомые  и  ужасные   пространства.  "Лилит"  Джорджа  Макдоналда   являет
неотразимые и  оригинальные  чудеса, причем первая и  более простая  из двух
версий как будто убедительнее.
     Заслуживает внимания и  замечательный мастер,  для  которого  невидимый
загадочный  мир -- близкая  и живая  реальность: поэт Уолтер де  ла Map, чья
волшебная  поэзия  и  несравненная  проза одинаково имеют дело со  странными
видениями,  открывающими  нам  неведомые  миры  красоты  и  ужаса,  а  также
запретные измерения жизни. В романе "Возвращение" речь идет о  душе мертвого
уже два столетия человека, которая освобождается из могилы и  прицепляется к
людям, меняя даже облик жертвы, так что она становится похожей  на того, кто
уже давно обратился в прах. Из рассказов, составляющих несколько  сборников,
многие  незабываемы  благодаря  тому,  как  в  них   описаны  самые   черные
последствия  ужаса  и колдовства; особенно это касается "Тетушки  Ситона", в
котором  задействован  зловещий  вампиризм;  "Дерева",  рассказывающего   об
ужасном растении в саду умирающего от голода художника; "Из глубин", где нам
дана возможность самим  вообразить,  кто  ответил умирающему  расточителю  в
темном  пустом доме, когда он  потянул  за  шнур  страшного  колокольчика на
чердаке своего  заселенного кошмарами  детства; "Затворника", в котором есть
лишь-намек  на то,  что  погнало ночью  из дома  случайного  гостя; "Мистера
Кемпа" -- о сумасшедшем отшельнике,  который находится в поиске человеческой
души,  обитая  в  страшном скалистом районе возле  давно заброшенной церкви;
"Дня   Всех  Святых"   --  о   демонических   силах,  захвативших   одинокую
средневековую церковь и странным образом восстанавливающих прогнившие стены.
Де ла Map  не делает страх единственным или  доминирующим элементом  в своих
рассказах, гораздо более интересуясь тонкостями характера своего  персонажа.
Иногда  он все же дает волю  причудливым фантазиям в  духе  Барри. Де ла Map
принадлежит к  тем немногим, для которых  нереальное присутствует рядом  как
яркое  и живое; и он  способен добиться  такого от своих случайных опытов  в
жанре  литературы ужаса,  что  по плечу редкому мастеру.  Его  стихотворение
"Слушатели" возвращает готический кошмар в современную поэзию.
     В последнее время рассказов о сверхъестественном становится все больше,
и  большой вклад в этот жанр был  сделан многосторонним Э.  Ф. Бенсоном, чей
рассказ "Человек, который зашел слишком  далеко" словно шепотом повествует о
доме  на  опушке темного  леса и  об оставленном копытом Пана следе на груди
мертвеца. "Видимое и невидимое", сборник рассказов мистера Бенсона, содержит
несколько  историй исключительной силы;  например, "Negotium Perambulans", в
котором   ужасное  чудовище   с  древней  церковной  доски   исполняет   акт
таинственного мщения одинокой  деревушке на  Корнуоллском  побережье; и "Рог
ужасов",  который зовет  страшного недочеловека,  обитающего на  недоступных
альпийских  вершинах.  "Лицо",  в  другом  сборнике,  очень сильный  рассказ
благодаря  созданной  автором  атмосфере  ужаса.  Герберту  Р.  Уэйкфилду  в
сборниках "Они возвращаются  вечером" и "Те,  которые возвращаются"  удается
подниматься к высотам, несмотря  на  мешающее ощущение  всезнайства  автора,
Лучшие рассказы  --  "Красный домик" с его  липким  кошмаром, "Он приходит и
уходит", "И  он  будет петь", "Пирамида", "Погляди  туда",  "Кожа слепого" и
"Семнадцатая дыра в Данкастере"  с чуточкой скрытого тысячелетнего ужаса. Мы
упоминали о сочинениях, посвященных сверхъестественному, Г. Д.  Уэллса и  А.
Конан Доила. Первый в "Страшном призраке"  достигает очень высокого  уровня,
но  и во всех  из  "Тридцати странных  рассказов" очень силен фантастический
элемент. Доил  тоже умел  убедительно  сыграть на  сверхъестественном,  как,
например, в "Капитане "Полярной звезды",  рассказе об арктических призраках,
и "Лоте  No249",  где  с большим мастерством разыграна  тема реанимированной
мумии. Хью Уолпол, из той  же семьи, что и основатель готической литературы,
иногда с  большим успехом  справляется со сверхъестественным, и  его рассказ
"Миссис Лант"  внушает неподдельный ужас. Джон  Меткаф в сборнике, названном
"Дымящаяся нога", время от  времени  демонстрирует редкую силу,  а  судя  по
рассказу   "Плохие   земли",   у  автора   редкий   талант   в   работе   со
сверхъестественным.  Более веселые и приближающиеся  к  приятной  безобидной
фантазии  сэра  Д.  М.  Барри  рассказы  Э.  М.  Форстера,  объединенные под
заголовком "Небесный омнибус".  Из них лишь один, имеющий отношение к Пану и
ауре ужаса, может быть соотнесен с  космическим ужасом. Миссис Г. Д. Эверет,
хотя  и  тяготеет  к  очень  старым и  банальным  моделям, иногда  достигает
уникальных  высот  сверхъестественного  ужаса  в  сборнике рассказов  "Маска
смерти".  Л.  П.  Хартли  известен  своим  язвительным  и  очень  неприятным
рассказом  "Гость  из глубин". "Страшные рассказы" Мэй Синклер традиционного
оккультного толка, в них нет творческого развития темы ужаса, что определяет
степень мастерства в данном жанре. Ее больше интересуют человеческие чувства
и психологический анализ, нежели феномен нереального космоса.
     Заметим,  кстати, что  сторонники оккультизма, как правило, менее,  чем
материалисты, сильны  в создании потустороннего и фантастического, поскольку
для них фантомный мир  обыкновенная  реальность и они  относятся к  нему без
особого страха, отчего не умеют произвести  такое впечатление,  как те,  кто
видят в нем абсолютную и страшную угрозу естественному порядку.
     Довольно неровный  с точки  зрения  стиля, но  иногда  очень  мощный  в
описании  других,  находящихся  за  пределами обыденной  реальности миров  и
существ -- Уильям Хоуп  Ходжсон, известный сегодня гораздо хуже, чем он того
заслуживает. Несмотря  на  тяготение к банальной  сентиментальной  концепции
вселенной и отношения к ней человека,  Ходжсон, скорее всего,  уступает лишь
Алджернону Блэквуду  в описании потустороннего. Немногие могут соперничать с
ним в искусстве как бы ничего  не значащих деталей или  случайных намеков на
безымянные  и  чудовищные силы,  обитающие неподалеку, а  также  в  передаче
ощущений, возникающих от близости потустороннего и сверхъестественного.
     Разнообразные  зловещие чудеса и неведомые земли явлены тем, кто  сумел
спастись с  затонувшего корабля, в "Кораблях Глен Карриг" (1907).  Очевидная
угроза  в первой части книги описана великолепно,  хотя потом заметен спад в
сторону   банального   приключенческого   романа.  Не  очень   аккуратное  и
псевдоромантическое  повествование  в стиле восемнадцатого столетия  снижает
общее  впечатление,  однако  очевидная  морская  эрудиция  автора  несколько
компенсирует недостатки.
     "Дом на границе" (1908), вероятно, лучшее из всего написанного мистером
Ходжсоном, рассказывает  об одиноком и  зловещем доме в Ирландии, в  котором
сошлись страшные силы внеземного мира и аномальные силы тайных земных бездн.
Скитания   духа  Повествователя   сквозь  неисчислимые   световые   годы  по
космическим  пространствам  и  кальпам   вечности,  наблюдения  за   гибелью
Солнечной системы --  нечто уникальное  в современной литературе.  К тому же
автор в состоянии убедительно описать неясный, как бы засевший в осаде ужас,
угрожающий нашей реальной  жизни. Не будь в книге нескольких сентиментальных
банальностей, она бы стала чистой воды классикой.
     Роман "Призрачные  пираты"  (1909),  рассматриваемый мистером Ходжсонос
как последняя  часть  трилогии,  в которой  две  первые  части  представлены
упомянутыми выше романами,  --  внушительное  описание  последнего  плавания
странного   корабля  и  жутких  морских  чудовищ  (квазичеловеческого  вида,
возможно  это  духи   погибших  пиратов),  которые   захватывают  корабль  и
утаскивают неведомо куда. Временами описания достигают редкостной силы, если
учесть морские знания автора и его умение  подбирать  намеки и происшествия,
указывающие на скрытые в природе ужасы.
     "Ночная страна" (1912) --  очень длинное повествование  (538 страниц) о
бесконечно  отдаленном, на миллионы и  миллионе  лет,  будущем  Земли  после
гибели Солнца. Оно несколько сумбурное: как бы сны  человека из семнадцатого
столетия,  чей  paзум  соединяется с разумом его  следующего  воплощения, но
излишне   многословное,   грешащее   повторами  и   нарочитой  романтической
сентиментальностью,  а также архаикой,  которая  здесь еще боле  неуместна и
нелепа, чем в "Глен Карриг".
     Однако,   несмотря   на   все   недостатки,  роман  производит  сильное
впечатление  благодаря  уникальному   черному  воображению  автора.  Картина
черной, как ночь, мертвой планеты, на которой еще живут потомки человеческой
расы, сосредоточенные в огромной  пирамиде, но которая захвачена чудовищными
гибридными  и  неведомыми  силами тьмы, незабываема для  читателя:  cyщества
нечеловеческого и непредставимого вида -- мародеры черного,  запретного  для
людей  и неисследованного  мира  вне пирамиды  -- отчасти  описаны,  отчасти
оговорены намеками и  производят сильное впечатление; но и  ночной пейзаж  с
его безднами, горами и умирающими вулканами внушает явный ужас.
     Примерно  в  середине романа центральный персонаж покидает  пирамиду  и
скитается  по  просторам, где миллионы  лет  не бывало  человека  -- и в его
неспешно,  день  за днем  описываемом  путешествии в  немыслимой  тьме  есть
ощущение  космического ужаса, тайны, от которой захватывает  дух,  страшного
ожидания,  равного  которому  не  найти   в  произведениях  других  авторов.
Последняя часть  книги слишком затянута, однако не в  силах  испортить общее
сильное впечатление.
     Последняя  книга  мистера Ходжсона  "Карнаки,  охотник  за  призраками"
состоит  из  нескольких  повестей, опубликованных  предварительно  в  разных
журналах. По качеству она  уступает другим  книгам. Здесь присутствует более
или менее банальный персонаж -- "непогрешимый детектив",  потомок М.  Дюпена
Шерлока Холмса и близкий  родственник Джона Сайленса, coзданного Алджерноном
Блэквудом,   переходящий   из   одного   сюжета   в   другой   в   атмосфере
профессионального оккультизма.  Несколько  эпизодов,  однако,  по-настоящему
убедительны и напоминают об уникальном даре автора.
     Естественно,  в коротком эссе нельзя проследить все оттенки ужасного  в
современной  классической  литературе. Так или иначе элемент ужасного входит
во все произведения, описывающие жизнь, как  прозаические, так и логические;
и  поэтому  нас  не  удивляет, когда мы находим его у  поэта  Браунинга, чей
"Чайльд Роланд у башни черной" грозит бедой, или у Джозефа Конрада,  который
часто писал  о черных тайнах  моря  и о демонической силе Рока, определяющей
жизнь одиноких и маниакально непоколебимых людей.
     У  ужасного   неисчислимое  количество   вариантов,  но  нам   придется
ограничить себя  его  проявлениями  в  относительно  чистом  виде, когда оно
определяет произведение искусства  или, по  крайней  мере,  играет в нем  не
последнюю роль.
     Немного  наособицу,  если  говорить   о  британской  литературе  ужаса,
развивается ее ирландская ветвь, которая пышно расцвела  во время Кельтского
возрождения  в  конце девятнадцатого и начале  двадцатого  веков. В Ирландии
сказки и легенды о призраках и волшебстве  всегда  были очень популярны, а в
течение века их записывали, переводили  и  пересказывали  такие преданные им
литераторы, как  Уильям Карлтон,  Т. Крофтон  Кроукер, леди  Уайльд  -- мать
Оскара  Уайльда, Дуглас Хайд и У. Б. Йейтс.  Вытащенная  на  свет Ирландским
возрождением,  эта часть  национального фольклора была  тщательно собрана  и
изучена; а  ее  самые яркие черты проявились потом  в работах Йейтса,  Д. М.
Синга, "А Э.", леди Грегори, Падраика Колема, Джеймса Стивенса и их коллег.
     В  целом  это,  скорее,  веселая фантастика,  чем ужасная, но все  же и
фольклор,  и  авторские произведения  содержат  в  себе  много  такого,  что
является владением космического ужаса. Рассказы о захоронениях в затопленных
волшебными озерами церквах, описания предсказывающих смерть  бенши  и жутких
событий, баллады  о призраках и "нечестивых  жителях  ратов" вызывают ужас и
составляют впечатляющую  часть литературы о сверхъестественном. Несмотря  на
провинциальную  нелепость и  абсолютную наивность, настоящий кошмар  в прозе
представлен в истории о  Теге  О'Кейне,  в наказание за порочную жизнь целую
ночь  возившего  на себе  от  кладбища  к  кладбищу  страшный труп,  который
требовал захоронения, но везде получал отказ от мертвецов принять его в свои
ряды.  Йейтс,  несомненно,   самый  выдающийся   представитель   Ирландского
возрождения,  если  не  всей  современной  поэзии,  создал  несколько  очень
интересных собственных произведений, не считая переложений старых легенд.

     10. Современные мастера
     Лучшие рассказы нашего времени в  жанре литературы ужас унаследовав все
ценное из довольно долго эволюционировавше жанра,  обладают естественностью,
убедительностью, высокими художественными  качествами,  оставляющими  далеко
позади что-либо написанное в готическом жанре век или  более  века назад. За
прошедшее  время  резко  возросли  техника,  мастерство,  опыт,  познания  в
психологии,   так   что   большинство   давних  работ  кажутся   наивным   и
претенциозным, что  возмещается, если  возмещается, лишь талантом, выходящим
за рамки любых ограничений.  Повествования о  небылицах, изложенные бойким и
напыщенным  стилем,  с ложной  мотивацией,  когда чуть ли  не каждый  эпизод
фальшив  и якобы  романтичен, уже  давно отошли к  более легкому  и веселому
жанру   литературы   о   сверхъестественном.   Серьезные   повествования   о
сверхъестественном  или  убедительны,  как реалистические,  благодаря  своей
насыщенности и верности  Природе, за  исключением одного сверхъестественного
ответвления сюжета,  которое позволяет  себе  автор, или полностью отданы на
волю фантазии, отчего атмосфера  в  них адаптируется к требованиям утонченно
экзотического мира  или  некоего  нереального  мира  за  пределами  земли  и
времени,  где  все может  произойти в  соответствии с той  или иной  логикой
воображения, присущего человеческому разуму. По крайней мере, такова главная
тенденция,  хотя  конечно же многие из великих  современных писателей иногда
сбиваются на стиль  незрелого  романтизма или пустопорожний и нелепый жаргон
псевдонаучного оккультизма, как  раз теперь находящегося в стадии очередного
прилива.
     Из  ныне  живущих  создателей  космического   ужаса,  вознесенного   на
высочайшую  художественную вершину, немногие,  если  вообще кто-то найдется,
могут соперничать с  разносторонним  Артуром  Мейченом,  автором  нескольких
дюжин  коротких  и длинных  рассказов,  в которых  элемент  тайного  ужаса и
надвигающегося  кошмара  передан  с несравненной реалистической точностью  и
живостью.  Мистер Мейчен,  профессиональный  литератор и  мастер  изысканной
лирической  и выразительной прозы, возможно, вложил излишнюю рассудочность в
свои плутовские  "Хроники  Клеменди", яркие  эссе, живые  автобиографические
книги,  свежие  и  одухотворенные   переводы  и,  более  того,  незабываемое
эп