страивайся поудобнее, Иван. Садись, вопи, бейся головой о стенку и,
в конце концов, умирай. Вотский слегка повернулся к нему.
   - Умирать? Джаз кивнул.
   - От голода или от истощения...
   Он повернулся и начал рассматривать происходящее за воротами -  майор  на
фоне стен из магмассы и смертельно медленно двигающиеся солдаты.
   А потом он пошел в то, что выглядело и  ощущалось  как  болезненно  белая
бесконечность.
   Позади него Вотский закричал:
   - Ну зачем, зачем? Какую пользу я могу тебе здесь принести?
   - Совершенно никакой, - бросил через плечо Джаз, - но еще  меньше  пользы
ты принес бы Тасси, если бы остался там.

Глава 9

ЗА ВРАТАМИ

   Майор КГБ Чингиз Хув наблюдал  за  своим  подчиненным  Карлом  Вотским  с
расстояния не более  десяти  футов  через  молочно-белую  пленку,  настолько
тонкую, что почти невидимую. Тем не менее, они находились  в  разных  мирах.
Майор мог сделать два-три шага вперед и обменяться рукопожатием  с  Вотским.
Он мог бы сделать это, но не собирался. В нынешнем его состоянии Вотский мог
ухватиться за руку майора, причем майор вытащить его оттуда не  смог  бы,  а
вот Вотский втащить туда  майора  вполне  мог.  Однако  говорить  они  могли
сколько угодно, хотя это был трудоемкий процесс.
   - Карл, - позвал майор. - Выбраться оттуда сейчас ты не сможешь, и стоять
на коленях - бессмысленно. Ты, конечно, можешь  продолжать  делать  это,  но
толку не будет. Ну да, мы можем кормить  тебя  -  конечно,  можем  -  просто
пропихивая к тебе пищу. В этом  отношении  Симмонс  ошибался.  До  этого  он
попросту не додумался, вот и все. Но он  был  прав,  когда  сказал,  что  ты
умрешь.  Насколько  долго  ты  проживешь,  будет  зависеть  от  того,  когда
произойдет Контакт Шесть. Ты меня понимаешь?
   Майор ждал ответа Вотского. Связь через Врата была  утомительна.  Наконец
Карл кивнул и встал на ноги. Этот процесс занял у него две с лишним  минуты,
а между тем фигура  агента  растворялась  вдали,  медленно,  очень  медленно
исчезая из виду. Потом лицо и рот Вотского начали делать какие-то гротескные
движения и послышались рокочущие медленными раскатами слова. Майор  разобрал
их:
   - Что вы предлагаете?
   - Попросту следующее: мы экипируем тебя точно так же, как Симмонса, дадим
любое снаряжение и пищевые концентраты. Тогда у вас будут равные шансы.
   Наконец прибыл ответ:
   - Никаких шансов - вы это имеете в виду?
   - Небольшие шансы, - настаивал на  своем  майор.  -  Ничего  не  известно
заранее.
   Он подозвал сержанта, стоявшего в отдалении с группой  солдат,  и  быстро
отдал четкий приказ. Сержант куда-то побежал.
   - Теперь слушай меня, Карл, - продолжил майор. - Можем ли  мы  дать  тебе
что-либо полезное из того, чего не получил англичанин?
   Вновь медленный кивок Карла и наконец слово:
   - Мотоцикл.
   Майор раскрыл  рот.  Они  понятия  не  имели  о  том,  как  там  выглядит
территория. Сообщив об этом, он услышал:
   - Если здесь можно ездить, я смогу догнать кого угодно и от  кого  угодно
убежать. Вам что, жалко? Если бы я умел управлять вертолетом,  я  потребовал
бы его!
   Майор отдал ряд новых приказов. Но все  это  отнимало  время,  и  Симмонс
успел превратиться в точку на горизонте, тихонько карабкаясь,  как  муравей,
на дюну.
   Начало прибывать  снаряжение,  его  грузили  на  тележку.  Затем  тележку
втолкнули в  сферу  и  Вотский  принялся  за  тянущийся  бесконечно  процесс
разгрузки. На самом деле он работал так быстро, как мог, но для наблюдателей
с этой стороны он шевелился не быстрее улитки. Парадокс состоял в следующем:
Вотского бесила их медлительность. В то время, как он крутился что есть сил,
они двигались, как полудохлые мухи! Для них же даже падение капли пота с его
лба на невидимый пол было зрелищем, растягивающимся на секунды.
   Наконец прибыл и мотоцикл, тяжелый,  армейского  образца,  но  в  хорошем
состоянии и снабженный бензином в достаточном  количестве  для  того,  чтобы
проехать две с половиной сотни миль. Машину пристроили на вторую  тележку  и
также  втолкнули  в  сферу.  По  другую  сторону  Вотский  начал  невероятно
медленный процесс приведения мотоцикла в рабочее состояние. Но что бы там ни
творилось со временем, в остальном  физические  законы,  похоже,  вели  себя
прилично. Мотор кашлянул и начал издавать звуки,  похожие  на  частые  удары
кувалд по дереву - прослушивался каждый рабочий такт  в  отдельности.  Затем
Вотский медленно, очень  медленно,  однако  гораздо  быстрее  Симмонса  стал
продвигаться вглубь белого пространства и наконец исчез  из  виду.  Остались
лишь две пустые тележки...
   И после исчезновения Вотского майор продолжал наблюдать за сферой до  тех
пор, пока у него не начали болеть глаза.  Тогда  он  повернулся,  прошел  по
дорожке  до  кольцеобразной  платформы  и  стал  подниматься  по  деревянным
ступеням к жерлу шахты, пронизывающей  магмассу.  Именно  там,  на  площадке
возле шахты, его ожидал Виктор Лучов. Подойдя к нему, майор произнес:
   - Директор Лучов, я отметил, что вы устранились от данного  эксперимента.
Ваше отсутствие может  показаться  подозрительным!  -  Тон  его  голоса  был
нейтральным, а может, даже слегка оправдывающимся.
   - И впредь я буду продолжать воздерживаться от таких.., актов! -  ответил
Лучов. - Это вы служите в КГБ, майор, а я являюсь ученым. Вы  называете  это
экспериментом, а я называю  это  смертной  казнью.  Насколько  я  понимаю  -
двойной казнью. Я полагал, что к этому времени все будет кончено,  иначе  не
появился бы здесь. Но, к сожалению, я видел отбытие  бедняги  Вотского.  Да,
это грубый и жестокий человек, и все  же  я  жалею  его.  Скажите,  а  каким
образом вы собираетесь объяснить это своему начальству в Москве, а?
   Майор слегка побледнел, ноздри его  начали  раздуваться,  но  ответил  он
уверенным голосом:
   - Процедуры, в соответствии с которыми я подаю свои рапорты,  -  это  мое
дело, директор. Вы правы: вы являетесь ученым, а я являюсь  работником  КГБ,
но обратите внимание - когда я произношу слово "ученый",  оно  не  звучит  в
моих устах как "свинья". К тому же,  я  посоветовал  бы  вам  не  так  часто
злоупотреблять термином КГБ. Неужели тот факт,  что  я  могу  выполнять  ряд
неблагодарных работ лучше, чем вы, делает меня  менее  полезным  работником?
Мне кажется, дело обстоит как раз наоборот. И  можете  ли  вы  мне  искренне
сказать, что как ученый совершенно не взволнованы открывающимися здесь перед
нами возможностями?
   - Вы выполняете эти "задачи" лучше, чем я, потому что я ни за что не стал
бы выполнять их, - почти прокричал Лучов. - О Господи, я.., я...
   - В чем дело, директор? - майор вопросительно приподнял бровь. Теперь его
губы сжались в жесткую тонкую линию.
   - Некоторые люди никогда ничему не научатся! - бушевал Лучов. - Слушайте,
вы уже забыли про Нюрнбергский процесс? Вам не известно,  что  по  сию  пору
людей привлекают к суду за... - заметив выражение лица  майора,  он  оборвал
себя на полуслове.
   - То есть, вы сравниваете меня с нацистскими  военными  преступниками?  -
теперь майор был смертельно бледен.
   - Этот человек, - Лучов указал дрожащим пальцем на сферу, - был одним  из
наших!
   - Да, он был нашим, - кивнул Чингиз. - Кроме того, он был  психопатически
груб, лжив, склонен к невыполнению приказов и опасен тем, что  был  способен
нарушить присягу! И вас никогда не удивляло, что я ни разу не  наказал  его?
Вы полагаете, что вам здесь все известно, директор? Так вот - вы ошибаетесь.
Вам известно, где работал Вотский перед тем, как стать моим подчиненным?  Он
был  личным  телохранителем  самого  Юрия  Андропова,  а  нам  до  сих   пор
неизвестно, каким образом тот умер. Но этот  факт  никто  не  стал  особенно
раскапывать, а ведь Андропов собирался выгнать его с работы. Да уж, поверьте
мне, Карл Вотский был темной лошадкой! А теперь я собираюсь рассказать  вам,
за что его отослали сюда...
   - Я... Я считаю, что в этом нет никакой необходимости, - Лучов  ухватился
за перила, поскольку его шатало. Кровь отлила от его лица, и он  теперь  был
так же бледен, как и майор. - Мне кажется, я уже знаю.
   Майор понизил голос.
   - Я все равно расскажу вам, - почти  прошептал  он.  -  Если  бы  не  эта
сегодняшняя промашка, Карл Вотский стал бы следующим  нашим  "добровольцем"!
Так что не жалейте его, директор, ему в любом случае оставалось  быть  здесь
недолго.
   Лучов глядел в спину уходящего майора, который уже начал  подниматься  по
лестнице шахты.
   - И он не знал об этом?
   - Конечно, нет, - ответил, не оглядываясь, Чингиз. - А если бы вы были на
моем месте, вы уведомили бы его об этом заранее?

***

   Джаз продолжал тащиться вперед. Было бесполезно спешить, понапрасну тратя
энергию, и непохоже было, будто кто-то  или  что-то  собирается  напасть  на
него. Во всяком случае, не здесь. А вот силы он обязательно  должен  беречь.
Он не знал, какое расстояние ему предстоит пройти - одну  милю,  десять  или
сотню. Он чувствовал себя как человек, пересекающий высохшее соляное озеро и
почти ослепленный солнцем. Да, так это и выглядело: словно он бесконечно шел
наугад под ослепительным солнцем, но таким, которое не  дает  тепла.  Только
свет. Конечно, он вспотел, но исключительно от собственных усилий,  а  вовсе
не от внешнего источника тепла. В этом белом туннеле, соединяющем  миры,  не
было ни холодно, ни тепло; температура, судя по всему, была постоянной, и  с
этим не было проблем. В принципе, здесь можно было бы жить, только никто  не
мог бы здесь выжить. Вообще невозможна жизнь в таком месте, где единственной
реальностью является он сам, а все остальное - сплошная белизна.
   Дважды он отхлебнул из фляжки, возмещая  влагу,  потерянную  с  потом,  и
дважды подумал: "Неужели здесь есть лишь эта пустота? А что, если она  нигде
не кончается ?"
   Но в таком случае, откуда взялись  летучая  мышь  и  волк?  Эти  странные
монстры и то человеческое существо. Нет, дорога эта куда-то ведет.
   Он сделал остановку, достал ржавый магазин из своего автомата и  выбросил
его, заменив на новый из рюкзака. Если ему придется пользоваться оружием, то
меньше всего ему хотелось бы, чтобы в самый ответственный  момент  заклинило
патрон.
   Именно сейчас, вставив новый магазин, он узнал кое-что новенькое об  этом
странном  мире.  Пристраивая  лямки  рюкзака,  он  поднял  взгляд  вверх   и
обнаружил, что не может определить  направление.  На  запястье  у  него  был
компас, но вспомнил он о нем поздновато; следовало  взять  азимут  сразу  же
после вхождения в сферу. Тем не менее, он взглянул на  него  и  увидел,  что
магнитная стрелка свободно, бесцельно, растерянно болтается. Тогда он  вновь
осмотрелся, медленно совершив полный  оборот  -  по  крайней  мере,  он  сам
полагал, что это был полный  оборот.  Однако  и  в  этом  нельзя  было  быть
уверенным.
   Куда ни брось взгляд, все было  одинаковым:  белизна,  простирающаяся  во
всех направлениях настолько, насколько видел глаз. Даже белый пол (земля?) и
белое небо (потолок?) ничем не отличались друг  от  друга,  не  образовывали
горизонта - здесь можно было выделить из среды только самого  себя.  Себя  и
тяготение. Боже, храни тяготение, потому что без этого ощущения,  придающего
существованию хоть какую-то стабильность, он очень быстро сошел бы с ума.  С
тяготением, по крайней мере, он знал, где верх, а где низ!
   Затем он оглянулся через плечо. Действительно ли он шел вон  оттуда?  Или
все-таки - оттуда? Трудно сказать. Как он может узнать, что продолжает  идти
в нужном направлении? И что, черт возьми, называется "направлением"  в  этом
Богом проклятом месте?
   Но когда он попытался вновь отправиться в путь, то ощутил сопротивление -
как будто невидимая мягкая пружинистая стена отбросила его с  силой,  равной
той, которую он  приложил  к  ней.  Если  взять  поправей,  можно  было  уже
двигаться, но все-таки с трудом. И то же самое отмечалось слева. Идти  можно
было только одним путем, и это значило, что он не  собьется  с  дороги.  Вот
почему  до  этого  он  не  обращал  внимания  на  дорогу  -  он  выбирал  ее
автоматически, следуя по  пути  наименьшего  сопротивления.  А  потом  опять
продолжился пеший поход, вновь  пот,  и  вновь  настало  время  глотнуть  из
фляжки.
   Задрав фляжку повыше, наслаждаясь струйкой прохладной воды  и  поглядывая
перед  собой,  Джаз  неожиданно  осознал,  что  окружение   перестало   быть
чисто-белым. Это так потрясло его, что он едва не захлебнулся.  Что  это  за
чертовщина? Вон там, вдали... Горы? Силуэты  скал  или  утесов?  Темно-синее
небо и.., звезды?  Это  было  все  равно  что  смотреть  сквозь  волнующуюся
поверхность воды;  нет,  скорее,  все  равно  что  смотреть  сквозь  туннель
туманным утром. Или, может быть, на эскиз, едва набросанный на  белом  фоне.
Но как далеко все это находится?
   Джаз продолжал идти, теперь более бодро,  но  в  то  же  время  испытывая
некоторые опасения. Туманная даль приближалась, становилась все  отчетливей,
появились мерцающие звезды, а потом слабые лучи солнечного  света,  которые,
казалось, пробивались сквозь горы в правой части пейзажа. И в это время Джаз
услышал, какой-то звук.
   Сначала он связал его с прорисовывающимся вдали пейзажем, но потом понял,
что его источник находится сзади. И тут же сообразил, что это за  звук:  рев
мотора мотоцикла! Он остановился и обернулся.
   Карл Вотский ехал,  перекинув  ремешок  автомата  через  правое  плечо  и
придерживая его под мышкой стволом вперед. С этого расстояния он еще не  мог
рассмотреть сцену, которую уже видел Джаз, зато заметил  Джаза.  Здоровенный
русский оскалил зубы в злобной ухмылке, снял правую руку  с  руля,  захватив
автомат за рукоять. Он вытянул указательный  палец  вдоль  скобы  спускового
крючка, добавил газу и почувствовал, как мотоцикл рванулся вперед.
   - Англичанин, - пробормотал  он,  -  твое  время  кончилось.  Прощайся  с
жизнью!
   В первый момент Джаз был ошеломлен. Мотоцикл! А он сбился с ног,  пытаясь
обогнать его пешком. Задача состояла в том,  чтобы  превратить  преимущество
Вотского в его уязвимое место. Однако Джаз за  время  своего  пешего  похода
успел сделать пару наблюдений относительно физики Врат. Теперь он решил, что
знает ответ на задачу.
   - Ладно, Иван, - тихонько пробормотал он, - теперь мы посмотрим, на самом
ли деле ты такой хитрый, каким сам себя считаешь.
   Вотский приближался, добавлял газу  и  наконец  добрался  до  скорости  в
шестьдесят миль, так что его начало подбрасывать в седле. Дорога была ровной
и гладкой, но несмотря на это, целиться из автомата было нелегко. Тут  можно
было  полагаться  только  на  случай.  Но  на  его   стороне   был   элемент
неожиданности или по крайней мере  -  шока.  Интересно,  что  сейчас  думает
англичанин, когда на него летит ревущая машина?
   "Он находится менее чем в полумиле от меня, - думал Джаз. - Еще  тридцать
секунд." - Он встал на колено, развернулся боком,  чтобы  уменьшить  площадь
прицеливания,  и  направил  автомат  на  Вотского.  Нет,  он  не   собирался
застрелить его - просто хотел заставить немножко понервничать.
   Еще четверть мили, и лицо Вотского стало различимым -  оно  отражало  всю
ненависть  человека,  рвущегося  в  атаку.   Но..,   неожиданно   его   цель
уменьшилась, потому  что  человек  встал  на  колени.  Одновременно  Вотский
заметил наконец  необычный  пейзаж  по  другую  сторону  Врат.  На  какое-то
мгновение это потрясло его, но он  тут  же  снова  сосредоточился  на  своей
главной задаче: загнать  этого  британского  ублюдка  до  смерти!  Он  начал
работать коленями, перекидывать вес тела вправо и влево, заставляя  мотоцикл
слегка вихлять. Одновременно  он  начал  стрелять  одиночными  выстрелами  в
направлении Джаза.
   Находившийся в ста пятидесяти ярдах от него Джаз стоял под огнем. Он даже
не снял  оружие  с  предохранителя,  не  загнал  патрон  в  ствол.  Казалось
очевидным, что этот безумный русский собирается просто  сбить  его;  Вотский
рассчитывал на то, что Джаз все-таки испугается и побежит, пытаясь  убраться
с пути машины. У Джаза, однако,  были  по  этому  поводу  свои  соображения.
Наконец он снял автомат с предохранителя, передернул затвор, прицелился и..,
стал ждать. Потому что, если только он был прав - стрелять было бесполезно.
   На расстоянии пятидесяти ярдов Вотский  перешел  на  огонь  очередями,  и
вокруг Джаза возникла малоприятная атмосфера. И уже в самый последний момент
он резко нырнул в сторону. Мотоцикл Вотского пролетел рядом с ним;  водитель
положил его в крутой поворот и.., машина задрала переднее колесо и выбросила
водителя из седла!
   Машина и водитель покатились в разные стороны, а Джаз неспешно  пошел  по
направлению  к  ним.  Чудесным  образом  Вотский,  закончив  кувыркаться   и
переворачиваться, оказался практически не пострадавшим. "Земля" здесь  была,
очевидно, какой-то другой. Он получил несколько  синяков,  а  рукав  боевого
комбинезона на локте был разодран, но этим  и  исчерпывался  список  потерь.
Пошатываясь, он встал и, не веря своим  глазам,  уставился  на  англичанина,
который находился от него примерно в пятнадцати шагах и шел к нему.
   - Привет, Иван! - окликнул его Джаз. -  Я  вижу,  ты  добрался  сюда  без
проблем.
   Вотский схватил свое оружие, убедился в том, что оно  исправно,  и  навел
его  на  приближающегося  врага.  Почему  этот  гнусный  ублюдок  продолжает
ухмыляться? Из-за этого дурацкого падения? Ему  это  показалось  смешным?  У
машины, должно быть, лопнуло колесо или еще что-то, но у этого Симмонса явно
что-то лопнуло в голове! Он даже не пытается защищать себя; он просто держит
автомат в руках и идет вперед, как ни в чем не бывало.
   - Англичанин, ты уже мертв! - крикнул  ему  Вотский.  Он  умышленно  взял
низкий прицел - изуродовать бедра, пах и живот этого  парня  -  и  нажал  на
спусковой крючок. Переключатель  стоял  на  автоматическом  огне.  Он  успел
сделать три выстрела перед тем, как  палец  его  соскользнул  со  спускового
крючка, а произошло это потому, что автомат изо всех сил ударил его в  грудь
и бросил на землю. Вотскому казалось, что грудная клетка вдавилась в  легкие
и все его  ребра  переломаны.  Возможно,  и  в  самом  деле  одно-два  ребра
сломались. Лежа, ощупывая себя, скрежеща зубами и  постанывая  от  боли,  он
глядел на Джаза. Где-то посередине между ними отчетливо были видны три пули,
лежащие на "полу". Автомат выстрелил их в том смысле, что  они  вылетели  из
ствола, но не особенно далеко. А результатом этих выстрелов было три  мощных
удара подряд, которые можно было сравнить с ударами лошадиных копыт - такого
не выдержало даже массивное тело гиганта-русского.
   Вотский  сделал  попытку  потянуться  за  валяющимся  и   еще   дымящимся
автоматом, но тот лежал в той стороне, с которой приближался Джаз, что  было
неудачно. Он напрягся сильнее, но снова без толку.  Автомат  лежал  всего  в
пятнадцати дюймах от его вытянутых пальцев, -  вряд  ли  это  можно  назвать
большим расстоянием, - но с таким же успехом он мог лежать в  миле  от  него
или вообще не существовать. Мотоцикл тоже отлетел неудачно.
   Джаз добрался до мотоцикла, поставил  его,  встал  со  стороны  переднего
колеса и выправил  ручки,  которые  слегка  сместились  при  падении.  Стоны
Вотского он проигнорировал. Затем прокатил машину немножко вперед  и  поднял
автомат русского. И только тогда заговорил.
   - В обоих направлениях здесь работают, похоже,  только  звук  и  свет,  -
сказал он. - Мы можем слышать  друг  друга,  разговаривать  друг  с  другом,
причем даже если ты находишься впереди меня - у другого конца Врат. Я имею в
виду то, что твои слова до меня доберутся. Доберется до меня и твой образ  -
я вижу тебя. Но пока мы  расположены  таким  образом,  как  сейчас,  никакой
твердый предмет не может переместиться в направлении от тебя ко мне. Если бы
мы поменялись позициями, я наверняка был бы ме