ем я могу тебе помочь?
   - Выясни, на кого он работает, - отрезал Гарри, - узнай, зачем им это
надо.
   - Сделаю, что смогу.
   - Сделай больше, чем можешь, - опять окрысился  Гарри,  -  иначе  мне
самому придется заняться этим.
   "Так почему же не занимаешься? - подумал Кларк. -  Боишься  Пакстона,
Гарри? Но почему?"
   - Я повторяю - он не в моей команде, -  вслух  сказал  он,  -  и  это
правда. И с какой стати ты мне грозишь? Я ведь уже обещал:  сделаю  все,
что в моих силах.
   Повисло неловкое молчание.
   - И ты пришлешь мне материалы об этих девушках? - спросил Гарри.
   - Это я тебе тоже обещаю.
   - Ладно. - Из голоса некроскопа ушло напряжение. - Я.., прости, я был
слишком резок, Дарси.
   У Кларка сердце перевернулось от жалости и сочувствия.
   - Гарри,  я  чувствую,  у  тебя  много  чего  на  душе.  Может,  надо
поговорить? Как ты считаешь? Я хочу сказать, ты можешь всегда прийти  ко
мне, тебе нечего бояться.
   - Бояться ?
   О Господи, вот ведь вылетело.
   - Да нет, понимаешь, я имею в виду, что с моей стороны не может  быть
подвоха. Нет ничего, что ты не мог бы сказать мне, Гарри.
   Опять молчание. Наконец Гарри заговорил:
   -  Сейчас  мне  нечего  сказать  тебе.  Но  когда   возникнет   такая
потребность, я приду.
   - Обещаешь?
   - Да, это я обещаю. И спасибо, Дарси.

***

   Кларк сидел и обдумывал разговор с Гарри.  И  пока  он  так  сидел  и
выстукивал пальцами по столу что-то бесконечно  однообразное,  тревожные
колокольчики в его сознании слились в беспокойный звон.
   Итак, Гарри нужно, чтобы он узнал, чье задание выполняет Пакстон.  Но
кто это может быть? Кто, кроме сотрудников отдела  экстрасенсорики  ?  И
насколько Пакстон управляем?
   Раньше стол, за которым сейчас сидит Кларк,  занимал  Нормам  Гарольд
Уэллесли, предатель. Теперь его нет, он мертв, но тот  факт,  что  такой
пост занимал предатель, тянул за собой цепочку выводов.  Двойной  агент?
Шпион среди людей, занимающихся мыслешпионажем?
   Нельзя допустить, чтобы такое повторилось. Но как это  предотвратить?
Может, кого-то назначили шпионить  за  шпионами?  Это  напомнило  Кларку
стишок, который мать напевала ему в детстве, когда он просил ее почесать
ему спинку:

   У кусачей у блохи - вот ведь как бывает! -
   На спине блоха сидит и вовсю кусает.
   А у той своя, помельче - все не без греха.
   И у самой малой блошки есть своя блоха!

   А не следят ли экстрасенсы и за Кларком? И если так, что они прочли в
его сознании?
   Он включил селектор:
   - Соедините меня с министром. Если его нет, оставьте сообщение, чтобы
он связался со мной, как только сможет. И еще, сделайте для  меня  копии
полицейских отчетов о девушках, проходящих  по  делу  об  этом  серийном
убийце.
   Спустя полчаса ему принесли копии полицейских отчетов.  Он  засовывал
их в конверт, когда позвонил министр.
   - Да, Кларк?
   - Сэр, Я только что разговаривал по телефону с Гарри Кифом.
   - Да?
   - Он попросил у меня копии отчетов  полиции  о  девушках  по  делу  о
серийном убийце. Вы, естественно, помните, что мы обращались к  нему  за
помощью в этом деле.
   - Я помню, что вы действительно просили его помочь, Кларк. Но я лично
не уверен, что это была  хорошая  идея.  Более  того,  думаю,  что  пора
пересмотреть наше отношение к Кифу.
   - Вот как?
   - Да. Знаю, он оказал небольшие услуги отделу, но...
   - Небольшие? - не выдержал Кларк. - Небольшие  услуги?  Мы  бы  давно
пропали без него. Мы не в состоянии  в  достаточной  мере  отблагодарить
его. Я имею в виду не только отдел, а всех вообще.
   -  Ситуация  меняется,   Кларк,   -   сказал   невидимый   и   потому
непредсказуемый собеседник. - Вы вообще странные ребята - не обижайтесь,
- а Киф самый странный из всех. Да он и  не  из  вашей  команды.  Короче
говоря, я хочу, чтобы с этого момента вы  избегали  всяких  контактов  с
ним. Мы поговорим о нем позже.
   Тревожные звоночки стали еще громче.  Разговоры  с  министром  всегда
напоминали беседу с хорошо отлаженным непробиваемым роботом, но  в  этот
раз он был совсем уж непробиваем.
   - А полицейские отчеты? Я могу передать их ему?
   - Полагаю, что этого не стоит делать. Попробуйте пока держать его  на
расстоянии вытянутой руки, договорились ?
   - А что, есть что-то вызывающее опасение? Может, стоит понаблюдать за
ним?
   - Ну, вы меня удивляете, - ответил собеседник, как всегда спокойно  и
ровно. - Мне-то казалось, что Киф - ваш друг.
   - Так и есть.
   - Вот и отлично, все это, несомненно,  было  ценно  для  нас  в  свое
время. Но, как я сказал, ситуация меняется. Я так или иначе  поговорю  с
вами о нем, но всему свое время. А пока... У вас что-нибудь еще?
   - Да, один небольшой вопрос. - Кларк,  хмурым  взглядом  уставясь  на
телефон,  старался,  чтобы  его  голос  звучал  безразлично.  -   Насчет
Пакстона. - Он повторил трюк Гарри Кифа, это было как раз то, что нужно.
   -  Пакстон?  -  Он  услышал,  как  у  министра  перехватило  дыхание.
Осторожно министр повторил:
   - Пакстон? Но мы им больше не интересуемся, разве не так?
   - Я перечитывал отчеты, - солгал Кларк, - об успехах в его  обучении.
И мне кажется, мы лишились многообещающего сотрудника.  Может,  вы  были
слишком суровы к нему?  Жаль  терять  Пакстона,  если  есть  возможность
вернуть его  в  команду.  Мы  не  можем  позволить  себе  разбрасываться
подобными талантами.
   - Кларк, - выдохнул министр, - у вас своя работа, у меня своя. Я ведь
не оспариваю ваши решения, не так ли? - ("Не  оспариваешь?"  -  мысленно
удивился Кларк.) - И я буду признателен, если вы  не  будете  оспаривать
мои. Забудьте о Пакстоне. Он вне игры.
   - Как хотите. Но думаю, за ним стоит приглядывать. В конце концов, мы
не единственные, кто участвуют в  этих  играх  с  мыслешпионажем.  Будет
ужасно, если его завербует другая сторона...
   - У вас хватает своей  работы.  -  В  голосе  министра  чувствовалось
нарастающее раздражение. - Оставьте Пакстона в покое. Время от времени -
я скажу, когда, - мы будем его проверять. Думаю, этого достаточно.
   Кларк был вежлив только  с  теми,  кто  был  вежлив  с  ним.  Занимая
достаточно высокий пост, он никому не позволял вытирать об себя ноги.
   - Не стоит горячиться, сэр, - проворчал он. - Все,  что  я  делаю,  я
делаю в интересах отдела, даже если наступаю кому-то на ноги.
   - Конечно, конечно. - Собеседник заговорил дружеским тоном. - Мы  все
в одной лодке, Кларк, и никто из  нас  не  знает  всего.  Так  что  пока
давайте доверять друг другу, хорошо?
   "О, разумеется".
   - Отлично, - сказал  Кларк.  -  Сожалею,  что  отнял  у  вас  столько
времени.
   - Все в порядке. Я думаю, мы скоро вернемся к нашему разговору.
   Кларк положил трубку и продолжал какое-то  время  хмуро  смотреть  на
аппарат. Потом запечатал конверт с полицейскими отчетами и нацарапал  на
нем адрес Гарри Кифа. Он стер запись своего недавнего разговора с ним  и
узнал у оператора, проследили ли они звонок.  Они  проследили,  это  был
номер телефона Гарри в Эдинбурге. Он позвонил туда, но трубку  никто  не
снял. Кларк вызвал курьера и вручил ему конверт.
   - Отправьте по почте, пожалуйста, - сказал он, но тут же передумал:
   - Нет, вложите в другой конверт и отправьте с курьерской  службой.  А
потом забудьте об этом, ладно?
   Курьер вышел, и Кларк остался наедине со своими подозрениями. У  него
зачесалось между  лопатками,  там,  где  самому  не  достать.  В  голове
неотвязно вертелась песенка о блохах, что пела ему мать.

Глава 3

Его как подменили

   Гарри Киф, некроскоп, не знал песенки Дарси Кларка, но блоха на спине
у него имелась, даже несколько. И они его кусали.
   Одной из них был Джеффри Пакстон.  Может  быть,  это  была  не  самая
большая проблема, но наиболее осязаемая, и ее пора было решать.  Пакстон
мог стать по-настоящему опасным, если выйдет из-под контроля. Еще больше
Гарри пугала перспектива утратить контроль над самим собой.  Ему  хорошо
было известно, как легко предать себя и утратить чистоту помыслов,  если
возьмет верх та, еще не набравшая силу (пока!) Тьма, что вошла в него.
   Гарри знал, что именно  это  и  вынюхивает  Пакстон.  Ведь  некроскоп
больше не был достойным сыном человечества, одним из людей.  Остался  ли
он вообще человеком? Или стал чем-то чуждым, угрозой  для  Земли?  Когда
Гарри перестанет в этом сомневаться, убедится наверняка, Пакстон  пошлет
свой отчет, и некроскопу  будет  объявлена  война.  Гарри  Киф,  который
столько сделал для безопасности людей, не мог представить для себя более
ужасной перспективы, чем стать врагом всех живых и мертвых на Земле.
   Так что Пакстон, эта мелкая блошка на спине, кусала Гарри и  вызывала
зуд.
   Присутствие Пакстона, в  конце  концов,  представляло  угрозу  самому
существованию Гарри, поэтому пора было  принять  вызов.  А  единственный
"достойный" Вамфири ответ на любой вызов - кровь! Вамфири!
   Это слово означало Силу.
   Она бурлила  в  его  венах,  рвалась  наружу  из  самой  глубины  его
существа, грозила захлестнуть вялые человеческие эмоции.  Эта  огненная,
взрывная энергия, ничтожной  долей  которой  была  заражена  его  кровь,
вызывала  цепную  реакцию,  которая  не  прекращалась  даже  сейчас.   И
катализатором была кровь! В самом этом слове  таился  вызов.  Только  бы
хватило сил сопротивляться этому безумию, не отвечать на  этот  властный
зов, чтобы остаться одним из людей.
   Итак, Пакстон, эта блоха, нацелившая жадное жало в самое  сокровенное
и укрываемое от посторонних место, в его сознание,  чтобы  высосать  его
мысли. Шпион, ворующий мысли, паразит, который явился,  чтобы  кормиться
мыслями Гарри. Блоха. Одна из нескольких, кусавших его.  Но  укусы  этой
блохи он не мог позволить себе расчесать.
   Но сильнее всего зудело в сознании то,  что  его  мертвые  -  Великое
Большинство, неведомое никому из людей, кроме Гарри Кифа,  -  отдалялись
от него. Он терял контакт, терял их доверие - сказывались происходящие в
нем перемены.
   Конечно, многим из них он оказал немалые услуги - вряд ли возможно за
них расплатиться, - а многие просто любили его, ценили его  дружбу.  Для
них некроскоп - единственный проблеск  в  той  вечной  темноте,  которая
стала их уделом. Но даже они теперь остерегались его. Конечно, когда  он
был просто Гарри, чьи помыслы были чисты  и  ничем  не  омрачены  -  его
прикосновения к их разуму не доставляли ничего, кроме  радости.  Но  это
было раньше. А теперь,  когда  он  перестал  быть  прежним  Гарри?  Есть
пределы, за которые страшно заглянуть даже мертвым...
   После  того  как  Гарри  уничтожил  Яноша   Ференци   и   плоды   его
деятельности, он был постоянно занят. Единственное дело, на  которое  он
позволил себе отвлечься (кроме постоянно раздражавшего  Пакстона),  было
дело Пенни. В Англии действует  некромант,  и  Гарри  не  мог  от  этого
отвернуться,  потому  что  Пенни  Сандерсон  стала   его   другом,   его
подопечной, потому что он слишком живо  представлял,  через  что  прошли
Пенни и другие жертвы некроманта.
   Гарри не сомневался, что стражи закона поймают и накажут  убийцу,  но
они никогда не смогут предъявить  ему  обвинение  в  полном  списке  его
злодеяний -  у  них  нет  мерки,  чтобы  измерить  это.  Нет  наказаний,
адекватных таким преступлениям.
   Только некроскоп знал, что совершил этот монстр. И его  представления
о возмездии были более жесткими, чем предусмотрено законом.  Эта  ярость
жила в нем давно. Ее пламя вспыхнуло, когда убили его  мать,  и  оно  не
угасло до сих пор. Око за око!
   Чем же занимался Гарри, после того  как  навсегда  изгнал  последнего
Ференци, Яноша, из мира людей? Дела его были странными и загадочными,  а
мысли - еще более непостижимыми.
   Для начала он перенес с Родоса пепел Тревора Джордана. Лишенный  тела
телепат хотел этого, чтобы сохранить возможность  общения  с  Гарри.  Но
даже Джордан не подозревал об истинных намерениях Гарри.
   Состав человеческого пепла не позволяет осуществить то,  что  задумал
Гарри, - в нем  не  хватает  некоторых  солей.  Поэтому  перед  тем  как
окончательно разрушить замок Ференци, Гарри воспользовался его  запасами
и унес некоторые снадобья, необходимые для своих целей, - Янош  применял
их в своих кошмарных занятиях некроманта.
   Гарри понимал, что не всякий мертвец согласится  на  воскрешение  тем
способом, который он разработал. Конечно, фракийский воин-царь Бодрок  и
его жена София были счастливы  сжать  друг  друга  в  объятиях  и  вновь
обратиться в прах - они более двух тысяч лет мечтали об этом. А те,  кто
умер недавно?
   Тревор Джордан, к примеру.
   На первый взгляд, самое простое - спросить у него самого. Но это  как
раз и  было  трудней  всего.  "Я  хочу  воскресить  тебя.  У  меня  есть
аппаратура, которая  позволяет  сделать  это,  но  ее  надежность  очень
невелика. Я ее опробовал, но те, кто согласились, ждали этого сотни  лет
и готовы были рискнуть. Если все пройдет удачно, ты  будешь  таким,  как
прежде, но только вот что: ты будешь помнить, все,  что  испытал,  когда
выстрелил себе в голову. Не знаю, как это  скажется  на  твоей  психике.
Если я увижу, что  ты,  восстав  из  пепла,  превратился  в  бормочущего
идиота, мне придется, как ни жаль, снова уничтожить тебя. Так что,  если
тебя вдохновляет такая перспектива..."
   Или с Пенни Сандерсон: "Пенни, я думаю, что смогу  вернуть  тебя.  Но
если я не сумею подобрать точный состав, ты, возможно, не будешь так  же
хороша, как  прежде.  Может  быть,  твоя  кожа  будет  изрыта  оспинами,
возможно, твои черты исказятся. Когда  я,  к  примеру,  вызвал  к  жизни
кое-каких тварей в замке Ференци, они оказались  просто  омерзительными,
из них сочилась кровь и слизь. Если все пойдет плохо,  я  прекращу  свой
опыт, и ты опять уйдешь в небытие... Конечно, мы всегда можем попытаться
еще раз, и тогда, может быть, все окончится удачей".
   Нет, нельзя, пока что нельзя, чтобы они узнали,  что  задумал  Гарри.
Если он обмолвится хоть словом, они вцепятся в него и будут  выпытывать,
пока не выпытают все в мельчайших подробностях. И  с  этого  момента  до
самого воскрешения они  будут  терзаться  страхами  и  вновь  надеяться,
чередуя дрожь волнения с дрожью ужаса, взлетать ввысь и  низвергаться  в
черные озера отчаяния.
   "У меня есть лекарство, оно избавит вас от рака,  но  может  заразить
СПИДом".
   Именно такую альтернативу предлагал им Гарри; и все же  это  было  не
совсем так. Ведь у мертвых впереди ничего нет, так что самая малюсенькая
надежда драгоценна. Или нет? Может, это просто ищет выхода цепкий вампир
внутри него, рвущийся к бессмертию и думающий за него?
   Но что, если причина его колебаний совсем в другом? Возможно,  что-то
удерживало его,  с  его  крохотным  талантом  (конечно,  крохотным  -  в
сравнении с неизмеримостью вселенной и бесчисленных параллельных миров),
от того, чтобы соперничать с Великим  Талантом  того,  кого  люди  зовут
Богом.
   Многие великие некроманты, последним из которых был Янош, дерзали - и
где они теперь? Как это было? Был ли послан карающий  ангел,  чтобы  эти
колдуны получили по заслугам? И будет ли послан ангел возмездия за ним?
   Гарри был некроскопом, и в него проник вампир, а теперь  ему  суждено
стать еще и некромантом. Как он  смеет,  с  одной  стороны,  разыскивать
убийцу Пенни, чтобы покарать его, а с другой, творить то же черное дело?
Не заслужил ли и сам он кары?
   Как знать, возможно, тетива уже натянута и палец лежит  на  спусковом
крючке. Не слишком ли далеко зашел некроскоп, внося возмущение в хрупкое
равновесие  единоборства  Бога  и  Дьявола?  Похоже,  он  стал  чересчур
могущественным, чересчур заносчивым. Как говорится в  старой  поговорке:
"Чем больше власть, тем больше соблазн". Смешно! Как же сам Бог  избежал
соблазна? Нет, человечьи изречения, как и их законы, только  к  людям  и
применимы.
   Этот  бесконечный  спор  с  самим  собой,   спор,   который   начался
одновременно с его перерождением,  сводил  Гарри  с  ума.  Но  в  минуты
душевного спокойствия он понимал: нет, он не сумасшедший. Просто  тварь,
что сидела в нем и изменяла его, меняла его восприятие окружающего.
   В такие минуты он вспоминал, каким был раньше и каким хотел бы быть и
впредь. Ведь по существу все его колебания - из-за его друзей-мертвецов.
Просто он не мог позволить, чтобы Пенни и Тревор  испытывали  муки  этой
затяжной  агонии,  которая  вела,  возможно,  к  полному  разочарованию.
Принять смерть один раз более чем  достаточно  -  об  этом  красноречиво
свидетельствовала судьба многочисленных фракийских рабов  из  подземелий
замка Ференци.
   А что касается Бога  (если  что-то  такое  существует,  в  чем  Гарри
никогда не был уверен), то  почему  бы  не  счесть,  что  Он  и  наделил
некроскопа талантом, и надо лишь использовать этот талант в соответствии
с его волей? Насколько это возможно.

***

   Гарри немало доводилось проводить времени в спорах, и не в  последнюю
очередь - с самим собой. Если какая-то вещь занимала его воображение - а
это могло быть все что угодно, - он играл сам с собой в словесные  игры,
пока ум за разум не заходил. Но не только  с  самим  собой  -  когда  он
спорил с мертвецами, он тоже не мог угомониться, даже чувствуя,  что  не
прав.
   Похоже, он готов спорить ради спора, просто из духа противоречия.  Он
спорил о Боге; о добре  и  зле;  о  науке,  псевдонауке  и  магии  -  их
сходстве, разногласиях и двусмысленности. Пространство и время, единство
пространства-времени влекли его к себе, а более всего -  математика,  ее
непреложные законы и чистая  логика.  Сама  незыблемость  математических
формул была радостью и опорой для теряющего себя некроскопа - его  мозга
и тела, испытывающих гнет чужой воли.
   Спустя день или два после возвращения  из  Греции  он  воспользовался
пространством Мебиуса,  чтобы  очутиться  в  Лейпциге,  и  пообщаться  с
ученым. Мебиус  был  при  жизни  и  оставался  после  смерти  гениальным
математиком и астрономом, чей гений не раз спасал жизнь некроскопу  -  с
помощью  того  же   пространства   Мебиуса.   Гарри   просто   собирался
поблагодарить Мебиуса за то, что тот помог ему снова  овладеть  открытым
им пространством, но кончилось дело большим диспутом.
   Великий ученый  обмолвился,  что  размышляет  над  способом  измерить
вселенную, и, как только некроскоп услышал об  этом,  он  очертя  голову
бросился  спорить.  Темой  спора  были  Пространство,  Время,   Свет   и
Множественность миров.
   - Чем тебя не устраивает единая Вселенная? - недоумевал Мебиус.
   - Тем, - отвечал Гарри, - что существуют параллельные миры,  как  нам
известно. Я же посетил один из них, помните?
   (Студенты из Восточной Германии со  своими  тетрадками  с  удивлением
смотрели на чудака, который разговаривал сам с собой у  могилы  великого
ученого).
   - Пусть так, но не лучше ли заняться тем миром, который нам более или
менее известен, - логично рассуждал Мебиус. - То есть - этим.
   - Вы планируете измерить его?
   - Надеюсь.
   - Но если Вселенная непрерывно расширяется, как можно ее измерить?
   - Я предполагаю перенестись  на  самый  край  Вселенной,  за  которым
ничего нет, а оттуда - мгновенно перенестись на противоположный край, за
которым, надо полагать, тоже  ничего  нет,  и  таким  способом  измерить
диаметр Вселенной. Затем я вернусь сюда и ровно через час повторю те  же
измерения, а еще через час - снова.
   - Ладно, - сказал Гарри, - но зачем? Зачем все это?
   - Ну, обладая этими сведениями, я смогу рассчитать  истинные  размеры
Вселенной, какими они будут в любой заданный момент.
   Гарри умолк ненадолго, и неохотно сказал:
   - Я тоже размышлял на  эту  тему,  но  чисто  теоретически,  так  как
экспериментальное  измерение  величины,  которая   постоянно   меняется,
кажется мне бесплодным занятием. Другое дело - понять,  какова  динамика
процесса, найти соотношение размера  Вселенной  и  ее  возраста  -