алось, что он чувствует запах кокосового масла.  Пифагор  уловил  эту
картинку в сознании Гарри и нахмурился.
   - Может, это и к лучшему, что у меня нет тела, а?
   Женщины, как и вампиры, высасывают силы из человека, - меланхолически
заметил он.
   Некроскоп на минуту растерялся, захваченный врасплох.
   - Ах, - сказал он. - Бывают вампиры и вампиры.

Глава 4

Зачем ей умирать?

   Вампир внутри некроскопа, этот зародыш проникшего  в  него  паразита,
будучи еще незрелым, старался не проявлять себя, чтобы иметь возможность
спокойно  развиваться  и  продолжать  постепенное  преображение   своего
хозяина. Поэтому пока ему достаточно было поддерживать Гарри в состоянии
эмоционального и  умственного  истощения,  чтобы  уменьшить  вероятность
того, что некроскоп  ввяжется  в  какую-нибудь  рискованную  авантюру  -
рискованную как для него, так и, естественно, для его  ужасного  жильца.
Причиной внезапных отклонений в поведении Гарри были прорывы  зреющей  в
нем неуправляемой Силы. Отсюда и жгучая  потребность  в  споре,  желание
загнать оппонента в тупик, и яростное умственное самоистязание, хотя  он
прекрасно знал, что за этим неизменно следует  полная  опустошенность  и
сильнейшее отвращение к себе.
   Некроскоп не  только  разумом  сознавал  присутствие  захватчика,  он
ощущал его в крови,  как  будто  что-то  лихорадочное  влилось  в  жилы,
взвинчивая его и заставляя быть постоянно  начеку.  Словно  внутри  него
образовался вулкан, который пока что слегка курился  и  иногда  выпускал
столб пара. Не зная, когда произойдет извержение,  он  вынужден  был  не
терять бдительность ни на минуту и удерживать затычку изо всех  сил,  со
страхом и любопытством прислушиваясь к бурлению, что происходит внутри.
   С одной стороны, Гарри одолевало искушение  испытать  в  полной  мере
свои таланты Вамфири (они ведь уже были частью его, хотя тварь была  еще
зародышем), но, с другой стороны, он понимал, что это  резко  ускорит  с
трудом сдерживаемый процесс. Гарри хорошо знал, что, каким бы неразвитым
ни был его симбионт,  он  быстро  учится  и  быстро  растет.  Он  не  из
медлительных, этот его вампир.
   Паразит был упрямым и настырным, как и все его  племя,  но  некроскоп
был  не  менее  упрям.  Сумел  же  его  сын  держать  своего  вампира  в
подчинении! Раз сумел сын, сумеет и отец. Гарри был готов на все,  чтобы
добиться того же.
   Это было нелегкое дело, даже если не принимать во  внимание  нынешний
разлад с Великим Большинством и тот факт (а если  не  факт,  то  сильное
подозрение), что отдел экстрасенсорики вот-вот  объявит  ему  войну.  Но
фактом было и то,  что,  невзирая  на  все  препятствия,  и  внешние,  и
внутренние, Гарри собирался передать в руки правосудия некоего  дьявола;
впрочем, сначала того предстояло найти.
   В былые времена он подошел бы к делу  на  строго  логической  основе:
составил перечень приоритетов и так далее.  Но  нагрузка  на  психику  и
вызванная этим усталость лишали его  ясности  мышления,  и,  хотя  Гарри
чувствовал, что время уходит и против него собираются силы, он никак  не
мог  заставить  себя  подняться  над  окутавшим  его  мраком  и   начать
действовать. Это угнетало и злило Гарри, он ощущал, что скоро бурлящие и
рвущиеся на свободу эмоции возьмут верх.
   Словно безвольный  посторонний  наблюдатель,  Гарри  чувствовал  этот
вулкан эмоций прямо под кожей - дотронься  рукой,  и  ощутишь  его  жар.
Чувства, что раздирали его, принадлежали ему  самому,  не  вампиру,  это
были его ярость, его неистовство,  потому  что  сам  вампир  не  был  ни
неистовым, ни эмоциональным, он лишь усиливал черты хозяина,  расшатывая
его самоконтроль.
   Печаль охватывала Гарри при мысли о  том,  что  все  его  сегодняшние
заботы, его усилия никоим образом  не  решают  его  личные  проблемы,  и
главное - проблему выживания.
   Другой в его положении, наверное, сменил  бы  имя,  нашел  безопасное
место и держался как можно дальше от всех сил и  влияний,  что  угрожают
ему и его спокойствию. Но реально ли это?  Нет,  не  стоит  и  пытаться,
ведь, как заметил Пифагор, мир стал тесен. И потом, этот другой  -  коль
скоро оказался бы в его положении - точно так же носил бы в себе вампира
и точно так же боролся за свою территорию.  Это  ведь  его  мир,  и  дом
недалеко от Эдинбурга - его дом. А мысли и  действия  -  разве  они,  по
большей части, не являются тоже его территорией? Если, конечно, никто не
нарушает суверенитет...
   Вчера  Гарри  отправился  к  руинам  замка  Ференци  и  поговорил   с
Бодроком-фракийцем. Бодрок слишком недавно познакомился с некроскопом  и
не знал, каким тот был до своего заражения. Он воспринимал Гарри  таким,
каким он был теперь.
   Бодрок вообще был не из пугливых; кроме того, ему нечего было бояться
ни со стороны некроскопа, ни со стороны любого из людей: их прах, его  и
Софии, жены, был развеян  по  ветру,  и  лишь  дух  их  витал  теперь  в
Карпатах. Никакое земное зло не могло коснуться их.
   Гарри хотел узнать, что и в каких пропорциях  намешано  в  снадобьях,
которые Янош Ференци  использовал  в  своих  занятиях  некромантией.  Он
должен вернуть из праха в мир живых Тревора Джордана и Пенни  Сандерсон,
но только тогда, когда будет абсолютно уверен, что они не пострадают, по
крайней мере, насколько это в его силах. Мнение Бодрока было  важно  для
Гарри, ведь он уже проводил такой эксперимент. Бодрок долго расспрашивал
некроскопа о его замыслах, прежде чем поделился тем, что знал.
   Теперь Гарри был во всеоружии. Он собрался было приступить к занятиям
некромантией,  как  внезапно  почувствовал   боль   и   то   характерное
покалывание в уголке разума,  которое  означало  одно:  Джеффри  Пакстон
где-то рядом и пытается подглядывать. Зная, что Пакстон пытается поймать
его именно за таким занятием, Гарри был вынужден  отложить  эксперимент.
Вот тогда, едва  сдерживая  злость,  он  и  поговорил  с  главой  отдела
экстрасенсорики. У него прямо гора с плеч упала, когда он убедился,  что
Пакстон не из команды Кларка. Но на кого же он работает?  Одна  надежда,
Дарси узнает это и скажет ему, - а может, и не  скажет.  Какая  разница?
Ведь Гарри понимал, что рано или  поздно  и  Дарси,  и  остальные  будут
вынуждены объединить свои силы против него. Но  кошки  скребли  на  душе
оттого, что они с Дарси были друзьями. Некроскоп надеялся,  что  никогда
не причинит ему вреда. Но как убедить в этом ту тварь, что внутри него?
   В два часа дня Гарри сидел у себя в кабинете и вслушивался в себя. Но
сознание вампира только развивалось, и, как Гарри  ни  старался,  ничего
необычного он не сумел ощутить. Нет,  вот  он  что-то  уловил,  какое-то
легкое касание на границе его чувствительности.  Это  достаточно  веская
причина, чтобы опять отложить  эксперимент.  Гарри  водрузил  на  голову
широкополую шляпу и отправился поговорить с матерью.

***

   Гарри сидел, свесив ноги, на осыпающейся речной круче  и  смотрел  на
мягко журчащую воду. Здесь уже много лет - большую  часть  его  жизни  -
покоилась Мэри Киф. Вокруг никого не было, поэтому Гарри говорил  вслух,
и, хотя это тоже была мертворечь,  так  ему  было  легче  выражать  свои
мысли.
   - Мама, это я. У меня проблемы.
   Гарри не удивило бы, если бы она ответила: "Разве это новость?"
   Проблемы у него были всегда. Но Мэри Киф, как и всякая  мать,  любила
сына, и ее смерть ничего не изменила.
   - Гарри? - Ее голос доносился как бы издалека, словно ее унесло  вниз
по реке. - Да, Гарри, да, сынок, я знаю.
   Ну что ж, этого тоже следовало  ожидать:  ему  никогда  не  удавалось
скрыть от матери свои тайны. Она не раз говорила ему, что есть  вещи,  к
которым не стоит приближаться. Кажется, на этот раз он  подошел  слишком
близко.
   - Ты знаешь, с чем я пришел?
   - Есть только одно, о чем ты хотел бы поговорить, сынок. -  Ее  голос
был таким грустным, она жалела его. - И даже если бы ты не пришел, я  бы
все равно знала. Мы все знаем, Гарри.
   Он кивнул.
   - Да, они больше не жаждут общаться со мной, - сказал он, возможно, с
излишней горечью, - а ведь я никогда не причинил ни  одному  из  них  ни
малейшего вреда.
   - Гарри, попытайся их понять. - Она так хотела все ему  объяснить.  -
Великое Большинство - да, они мертвы, но  все  они  когда-то  жили.  Они
помнят, что такое жизнь, и слишком хорошо знают, что  такое  смерть.  Но
они не понимают того, что лежит посередине, и  не  хотят  иметь  с  этим
ничего  общего.  Они  не  могут  принять  нечто,  что  терзает  живых  и
воскрешает мертвых, что отнимает у живых настоящую жизнь и  дает  взамен
бездушную жадность, похоть. И зло. Их дети и внуки живут в  мире  живых,
как и ты. Вот что их беспокоит. Пусть эти люди давно мертвы, они все еще
беспокоятся о своих детях. Ты же знаешь это, верно, сынок?
   Гарри вздохнул. Ее голос, такой слабый (был  ли  в  нем  укор?),  как
всегда, дышал теплотой. Он окутывал его,  давал  ощущение  безопасности,
помогал  думать,  строить  планы,  даже  мечтать.  Это  было   настолько
несовместимо с кошмарной тварью внутри него, что та часть  Гарри  просто
не могла вмешаться. И называлось это - материнская любовь.  Заменить  ее
не могло ничто.
   - Понимаешь, мама, - продолжил он немного погодя, - дело в том, что я
должен сделать одну вещь до того, как я.., как я  покончу  с  этим.  Это
очень важно. И для меня, и для тебя, и для всех мертвых тоже. На свободе
находится монстр, и я должен уничтожить его.
   - Монстр, сынок? - Ее голос был мягким, но  Гарри  понимал,  что  она
имеет в виду. Ему ли говорить о монстрах!
   - Мама, я никому не причинил вреда, и, пока я - это я, иначе  и  быть
не может.
   - Гарри, сынок! Я угасаю. - В ее слабом голосе слышалась усталость. -
Мы не вечны. Когда мы остаемся наедине с  собой,  мы  продолжаем  думать
свою думу, постепенно увядая, как и все на свете. В конце концов мы  все
же угасаем, как бы ни был далек этот конец. Но когда нас терзает  что-то
извне, мы гораздо быстрее движемся по этому пути. Я  думаю,  именно  так
все и происходит. Ты был светом в нашей долгой ночи, сынок, с  тобой  мы
как бы снова обрели возможность видеть. Но теперь мы теряем тебя и опять
остаемся в безрадостной тьме. Когда люди живы, они  задумываются  порой:
есть ли что-то по ту сторону?  Да,  кое-что  здесь  есть,  но  когда  ты
пришел, когда ты был с нами, это  "кое-что"  стало  почти  жизнью.  И  я
думаю: а что теперь? Знаешь, сынок, мне осталось недолго быть здесь.  Но
мне не хотелось бы расстаться с тобой, пока я не уверена, что у тебя все
в порядке. Гарри, что ты собираешься делать, есть ли у тебя план?
   И он впервые понял, что ему в самом деле нужен  план.  Мать  проникла
сквозь его смущение в самую суть!
   - Ну, есть одно место, куда я могу отправиться, - наконец ответил он.
- Там не так уж здорово, но лучше это, чем смерть.., так мне кажется.  И
потом, там есть кое-кто, у кого мне нужно научиться  некоторым  вещам  -
если он не откажет. У него  свои  проблемы,  но  когда  я  видел  его  в
последний раз, ему удавалось справляться с ними. Возможно, и  сейчас  он
справляется, и я смогу научиться у него тому, что мне нужно.
   Она, конечно, знала, что он имеет в виду, о каком месте идет речь.
   - Но ведь это ужасный мир, Гарри!
   - Таков он был, - пожал он плечами, - а может, таким  и  остался.  Но
там меня хотя бы не будут преследовать. А здесь, если я останусь, мне не
дадут покоя. А значит, мне придется самому стать охотником. Вот этого  я
и боюсь, этого я  не  должен  допустить.  Мама,  я  -  чума  в  бутылке.
Опасности нет, пока бутыль цела, а пробка залита сургучом. Ну а  там,  в
том  месте,  джина  уже  выпустили.  То,  что  здесь  немыслимо,  там  -
реальность. Хотя и ужасающая.
   Она вздохнула.
   - Я рада, что ты не сдаешься, сынок. - И с былой нежностью добавила:
   - Ты боец, Гарри. Ты всегда был, бойцом.
   - Да, это так, - согласился он. - Но здесь я не  могу  бороться.  Это
только разбудит тварь, сидящую во мне. И  в  конце  концов  она  одолеет
меня. Но есть еще вещи, которые я должен сделать  здесь.  И  кое  в  чем
разобраться. Этим я и собираюсь заняться, пока не придет  пора  уходить.
Ты спрашивала о моих планах? Тут все просто, словно кто-то держит список
у меня перед глазами. Одна девушка умерла ужасной смертью,  которой  она
не заслужила - такой смерти никто не заслуживает; и тот, кто это  сделал
с ней и другими ни в чем неповинными жертвами, должен понести наказание;
это чудовище заслужило, чтобы с ним поступили так,  как  он  поступал  с
другими. Кроме того,  мне  предстоит  большой  разговор,  объяснение,  я
задолжал его Дарси Кларку. И еще  -  есть  люди,  обладающие  кое-какими
талантами. Хотелось бы собрать их, они были бы полезны мне в том  месте,
куда я собираюсь,  Вот  и  все:  кое-что  сделать,  исправить  кое-какие
ошибки, выучить и узнать некоторые вещи. А  потом  уходить.  Лучше  уйти
самому, чем ждать, когда на тебя откроют охоту.
   - И ты никогда не вернешься?
   - Если только научусь контролировать эту тварь. А  если  не  сумею  -
нет, не вернусь. Никогда.
   - Когда ты покончишь с этим человеком?  С  этим  убийцей,  чудовищем,
которое ты ищешь?
   - Как только сумею поймать. Ты не представляешь, что он  делает,  ма,
но могу тебе сказать, что я не собираюсь пачкать об него руки, если  без
этого удастся обойтись. Убить его - это как  вырезать  опухоль  на  теле
человечества.
   - Ты уже вырезал не одну подобную опухоль, сынок.
   - Да, - кивнул Гарри, - и осталась вот эта.
   - А девушка, которая не заслуживает  того,  чтобы  быть  мертвой?  Ты
выразился довольно странно, Гарри.
   - Это обрушилось на нее так внезапно, ма.  -  Гарри  чувствовал,  что
шагает по минному полю. Напрасно искать безопасные тропки... -  Она  еще
не свыклась с этим. И не нужно ей привыкать. Я могу помочь.
   - Ты научился чему-то новому, - очень  медленно  ответила  она,  и  в
голосе ее Гарри почувствовал что-то, чего раньше не было.  Страх?  -  Ты
узнал это у Яноша Ференци, да? Я права?  Вот  что  стоит  между  нами  и
тобой. Мы все способны это ощутить.
   Она замолчала, Гарри почувствовал ее дрожь, мать как бы отдалилась от
него.
   И мама тоже? Он отпугивает даже свою ласковую любящую маму?  Внезапно
у него возникло такое чувство, что, если он отпустит ее, она  уплывет  и
будет продолжать плыть дальше, дальше... Туда, в ту даль, что ждет ее.
   У него в запасе осталась последняя карта, и он  решил  пустить  ее  в
ход.
   - Скажи, мама, я хороший или плохой? Я был добрым или злым?
   "Бедный мальчик, как  он  переживает.  Этого  не  может  скрыть  даже
мертворечь".
   - Конечно, добрым, сынок. - Она вернулась к нему.  -  Как  ты  можешь
сомневаться? Ты всегда был добрым!
   - Я и остался таким, мама. Пока я здесь, я буду тем же.  Обещаю,  что
не позволю изменить себя, а когда почувствую, что не могу  справиться  с
этим, я уйду.
   - Но эта девушка? Если ты вернешь ее, какой она будет?
   - Прелестной, как и прежде. Я не о внешней  красоте,  хотя  она  была
очаровательной. Важно, что она будет живой. Это и есть красота, ты  ведь
знаешь.
   - И как долго, сынок? Сколько она проживет? Будет ли стареть? Чем она
станет, Гарри? Он не знал.
   - Обычной девушкой. Не знаю.
   - А ее дети? Какими будут они?
   - Не знаю, мама! Я только знаю, что она  слишком  живая,  чтобы  быть
мертвой.
   - Ты делаешь это.., так нужно тебе?
   - Нет, я делаю это ради нее. Ради всех вас. Он почувствовал, как  она
качает головой.
   - Не знаю, сынок. Просто не знаю...
   - Верь мне, мама.
   - Я должна тебе верить. Могу я чем-то помочь? Гарри заторопился.
   - Нет-нет, мама, это отнимет твои силы. Ты говорила, что ослабела.
   - Это так, но если ты можешь бороться, значит, могу и я. Если мертвые
не захотят говорить с тобой, может, они будут слушать меня. Пока могут.
   Он благодарно кивнул.
   - Были и другие жертвы, до Пенни Сандерсон. Я знаю из газет их имена,
но мне нужно знать, где они похоронены, и нужно, чтобы меня  представили
им. Видишь ли, им пришлось испытать такое, что они вряд ли  отнесутся  с
доверием к человеку, который вступит с ними в контакт, тем  более  таким
способом. Тот, кто их убил, тоже владел  этим  даром.  Мне  очень  нужно
расспросить их, но я не хочу пугать и причинять новые страдания. Так что
сама видишь, без тебя это будет не просто.
   - Ты хочешь знать, где их могилы, верно?
   - Верно. Мне и самому было  бы  не  трудно  узнать  это,  но  в  моем
сознании много такого, что усложняет эту задачу. А время идет.
   - Ладно,  Гарри,  сделаю  что  смогу.  Но  не  заставляй  меня  снова
выслеживать тебя. Приходи сам. Ну ладно, я... - Она внезапно умолкла.
   - Мама?
   - Ты разве  ничего  не  чувствуешь?  Я  всегда  чувствую,  когда  это
происходит так близко.
   - Что случилось, мама?
   - Нас стало больше, - печально сказала она. - Кто-то где-то  умирает.
Или что-то.
   Мэри Киф при жизни была медиумом. После  смерти  ее  чувствительность
стала еще острее. Но что она имеет в виду? Гарри не понял и почувствовал
неприятное покалывание в затылке.
   - Что-то? - переспросил он.
   - Животное, щенок. Несчастный случай, - вздохнула  она.  -  И  сердце
одного малыша разбито. Это происходит в Боннириге. Прямо сейчас.
   Сердце Гарри сжалось. Он терял в жизни так часто, что  чужая  потеря,
даже самая незначительная,  жалила  его  в  сердце.  А  может,  на  него
подействовало то, с какой печалью сказала об этом мать.  А  может  быть,
виной тому была  его  повышенная  в  последнее  время  чувствительность.
Возможно, там нуждаются в нем.
   - Говоришь, это в Боннириге? Ну ладно, мне  пора.  Я  приду  повидать
тебя завтра. Может, ты что-то узнаешь к тому времени.
   - Береги себя.
   Гарри поднялся, посмотрел на  течение,  потом  -  на  противоположный
берег.  Солнце  выглянуло  из-за  неспешно  плывущих  по  небу  пушистых
облаков, и от этого на душе стало легче.
   Он перелез через шаткую изгородь, углубился в небольшую рощицу и  там
среди зелени и пятен света, вызвал дверь Мебиуса. Через мгновение  Гарри
очутился в глухом тупичке неподалеку  от  центральной  улицы  Боннирига.
Направив  волны  мертворечи  во  все  стороны,  он  стал  искать   вновь
прибывшего в страну мертвых.
   Гарри ощутил совсем рядом жалобное повизгивание и  подвывание  -  это
были следы паники и боли. И недоумение: почему боли уже нет  и  как  это
яркий день вдруг стал чернее  черной  ночи?  Так  бессловесное  животное
реагировало на внезапную смерть.
   Гарри воспринимал все очень ясно - примерно те же чувства  охватывали
и человеческое существо. Разница лишь в том, что собакам  не  доводилось
размышлять о том, что такое смерть.  Поэтому  их  недоумение  было  куда
сильнее. Та же обескураженность, с какой собака  отпрыгивает,  когда  ее
несправедливо или жестоко ударят, пнут ногой.
   Некроскоп надеялся, что за ним никто не наблюдает; он  воспользовался
пространством Мебиуса и проследил,  где  берет  начало  происшествие  со
щенком. Вот оно: край тротуара при повороте налево, на шоссе, ведущее  в
Эдинбург. День был рабочий, улица почти пустынна, горстка людей, которая
там собралась, не могла видеть Гарри, который возник из ничего у них  за
спинами. Первое, что бросилось ему в глаза, - длинный  черный  тормозной
след от горелой резины на поверхности дороги.
   Гарри осторожно коснулся сознания щенка. Тот был в  полном  отчаянии.
Все пропало: свет, звуки, запахи. Осязание. Куда девался  его  Бог,  его
молодой хозяин?
   - Ш-ш-ш! - успокаивал его Гарри. - Не волнуйся, малыш! Не волнуйся!
   Он подошел ближе, раздвинул зевак  и  увидел  маленького  мальчика  с
волосами соломенного цвета, который стоял на коленях у  сточной  канавы;
его щеки блестели от слез, а  на  коленях  лежал  мертвый  искалеченный,
щенок. Одно плечо раздавлено, тельце перекручено; голова проломлена,  из
разорванного правого уха что-то сочится.
   Гарри опустился на одно колено, обн