,  быстро
добавил:
   - Нет, ползи!
   Она послушно поползла на карачках, обнаженное, умащенное благовониями
тело ярко блестело, освещенное масляными светильниками. Невозможно  было
устоять перед этим  обольстительным  телом,  удивительным  творением  ее
вампира, прикрытым лишь золотыми  браслетами  на  запястьях  и  золотыми
кольцами, украшавшими пальцы. Треугольник спутанных волос в низу  живота
отливал медью; острые соски торчали в центре ореолов, темневших  подобно
синякам на бледных подрагивающих грудях; даже унизительная поза не могла
повредить змеиной красоте ее тела.
   Когда она приблизилась, Шайтис наклонился и рывком поднял ее на ноги,
ухватив рукой пышную массу медных волос. Она не проронила ни  звука,  но
Обитатель дернулся вперед, как  охотничья  собака,  делающая  стойку,  и
Шайтису почудилось, что из-за золотой маски вырвалось рычание. Вывел  ли
он из себя Обитателя? А как насчет его отца,  этого  дьявола  из  Адских
Краев? Продолжая держать за волосы Карен, так что ей приходилось стоять,
опираясь на пальчики с малиновыми ногтями, он отвел взгляд от  Обитателя
и уставился в загадочно-печальные  глаза  его  отца,  казавшегося  таким
тщедушным. Шайтис, наклонив голову вбок, с интересом разглядывал врага.
   - Так это ты явился сюда из  Адских  Краев  и  причинил  нам  столько
неприятностей? Знаешь, заморыш, я  думаю,  вам  просто  повезло  в  этой
битве. Так что если Адские Края не  смогли  найти  никого  получше  вас,
чтобы послать сюда, то, похоже, самое время нам, Вамфири,  пройти  через
Врата, пусть посмотрят, кого пришлем мы! Вот так! Но скажи мне, заморыш,
неужто ты, такой махонький, неужто ты сумел взять ее? -  Он  еще  крепче
стиснул волосы Карен  в  кулаке  и  вздернул  руку  выше,  так  что  она
танцевала уже совсем на кончиках пальцев. - Небось решил, что будет  чем
похвастаться? - Он презрительно засмеялся, как будто загромыхала  ржавая
жесть.
   Выходец из Адских Краев весь напрягся в  ответ  на  эти  слова,  алые
глаза сузились в щелки, уголок рта опустился. Презрение Шайтиса  вызвало
его ярость, но он справился с этим и тихо проговорил, четко  выговаривая
каждое слово:
   - Ты волен думать, что хочешь. Не жди, что я стану подтверждать  твои
слова или опровергать их.
   Ни капли гордости! Наверняка импотент. Иначе он  бы  не  удержался  и
похвастался, что она была его подстилкой, как сделал  бы  на  его  месте
любой Вамфир. И тогда, за эту дерзость, он вырвал бы  его  потроха  и  у
него же на глазах скормил бы боевому зверю! Ну ладно.  Импотент  он  или
нет, но вождю вампиров полагается отвечать, когда он спрашивает.
   - Отлично, - пожал Шайтис плечами. - Раз так, думаю, что она для тебя
ничего не значит. В противном случае я бы вырезал твои веки  и  подвесил
тебя в своей спальне на серебряных цепях, а потом на твоих  глазах  убил
бы ее, но сначала оттрахал и так, и эдак.
   И в этот момент он услышал.
   - Прекрати!
   Предупреждение грянуло в его мозгу, словно гонг. Он узнал этот голос.
И посмотрел туда, где в  углу  зала  сгустилась  Тьма.  Из-под  капюшона
укутанной в черный плащ зыбкой фигуры, там, где раньше была глухая,  как
базальт, темнота, светились две немигающие алые  точки  в  грязно-желтых
орбитах, выжигая послание в его мозгу.
   - Не заводи их! Они подчиняются моей воле, но дразнить их - все равно
что загонять шипы под чешую боевого зверя. Они придут в  ярость,  и  мне
будет трудно удерживать их в повиновении!
   - Они же раздавлены и унижены, как побитые собаки! - послал ему ответ
Шайтис. - Кому это знать, как не тебе: их  разумы  в  твоих  руках,  как
виноградины, которые ничего не стоит смять и растереть. И  потом,  здесь
мои боевые звери, мои бесчисленные рабы. И еще все  эти  подданные,  что
там, снаружи, мерзнут на ветру, охраняя замок. Так чего же мне  бояться,
ответь!
   - Только своей жадности и гордыни, сын Мой, - донеслось в ответ. - Но
я не ослышался? Ты сказал "мои" обо всех этих  рабах  и  боевых  зверях?
Твои, а не наши? Разве это только  твоя  победа?  Нас  ведь  было  двое,
Шайтис, или ты забыл? И теперь ты говоришь "я" вместо "мы". Надеюсь, это
всего лишь оговорка. Впрочем, у всех Вамфири языки раздваиваются, не так
ли?
   - Чего ты от меня хочешь? - зашипел Шайтис.
   - Не поддавайся гордыне, - донеслось в ответ. - Я и сам  ей  когда-то
поддался, и это привело к моему падению.
   Это было чересчур. Требовать от вампира не  быть  гордым?  Удерживать
бьющие через край эмоции Личности, подобной Шайтису. Но он же Вамфир!  И
он ответил Темному, укрытому плащом Тьмы:
   - Я поклялся, что Карен умрет, и именно  так,  в  моей  постели!  Без
этого моя победа не будет полной. И я должен уничтожить этих двоих,  они
мои враги!
   - Тогда уничтожай! - ответил тот, и глаза его стали как два громадных
костра. - уничтожь немедленно, но не издевайся над ними. Потому что если
их довести до края...
   - То что?
   - Думаю, они и сами не знают всех своих  возможностей,  всего  своего
могущества.
   - Их могущество? - удивился Шайтис. - Они же слабаки. Они  ничего  не
могут, и я это докажу.
   Он отпустил волосы Карен, и она упала к его ногам. В своем сне Шайтис
снова повернулся к пленникам, которые застыли,  как  изваяния,  пока  он
беседовал с Темным.
   - В свое время, - сказал он этим двоим, -  эта  сучка  Карен  предала
своего единственного хозяина, то есть меня, и  всех  остальных  Вамфири.
Да, предала! Она чуть не погубила нас! И я  поклялся  в  тот  миг,  что,
когда придет время и удача к нам  вернется,  она  узнает  мою  месть:  я
вопьюсь ей в сердце и высосу из нее всю кровь,  до  последней  капли.  А
взамен наполню ее. Своей плотью. Двойной экстаз,  хоть  она  того  и  не
заслуживает. Так я поклялся, и да будет так!
   Шайтис повернулся к своему вассу:
   - Доставь сюда мое ложе, покрытое черными шелковыми простынями, и  не
забудь тонкую золотую соломинку, что лежит на подушке.
   Шесть сильных рабов внесли ложе; услужливый слуга, с  поклоном  подал
ему маленькую шелковую  подушечку,  на  которой  покоился  тонкий  полый
золотой стержень; неровный свет  факелов  играл  на  золотом  мундштуке.
Шайтис расстегнул застежку, и одеяние упало к его ногам. Держа  в  руках
золотую соломинку, он указал Карен на ложе и  двинулся  за  ней  следом.
Снова хриплый рык  вырвался  из  горла  Обитателя,  и  он,  удерживаемый
рабами, угрожающе подался в сторону Шайтиса.
   Лорд помедлил немного,  потом  улыбнулся,  гордо  вскинув  голову,  -
ничего человеческого не было в этой улыбке, - и начал опускаться на ложе
к Карен. Она как зачарованная покорно уставилась на него алыми  глазами,
мелко подрагивая всем телом; на лбу  выступили  бисеринки  пота.  Шайтис
приподнял ее левую грудь, посмотрел внимательно на бледную кожу и вонзил
между ребрами острую скошенную кромку соломинки, продвигая  ее  в  глубь
трепещущего тела.
   Там,  где  золотая  соломинка  вонзалась  в  бледную   кожу,   вскоре
проступила  темно-красным  кольцом  кровь,   и   это   вызвало   сильное
эротическое возбуждение у Шайтиса. Немного вытащив соломинку, он схватил
Карен огромной рукой, как бы предлагая ее плоти раскрыться навстречу.  И
неожиданно почувствовал, что она противится его воле, и не  только  она.
Он не ожидал встретить такое сильное противостояние. Темный  в  капюшоне
тоже  почувствовал  это,  и  в  мозгу  Шайтиса  вспыхнул  его  крик:  "Я
предупреждал тебя!" Но  уже  ничего  нельзя  было  поделать,  и  сладкие
фантазии дремлющего лорда обернулись натуральным ночным кошмаром.
   Шайтис снова, уже в третий раз, услышал рычание Обитателя -  это  был
прямо-таки звериный рык - и увидел его широко раскрытые глаза. В тот  же
миг Обитатель легко отшвырнул удерживавших его рабов  и  сорвал  с  лица
золотую маску. Что бы ни ожидал под ней увидеть Шайтис, он  ошибся.  Оно
не имело ничего  общего  с  человеческим  лицом.  На  Шайтиса  смотрела,
ощетинившись, волчья морда  -  но  кроваво-красные  глаза  были  глазами
Вамфира! Злобная гримаса исказила оскаленную морду; с губ  капала  пена;
угрожающе белели острые, как лезвия, зубы. В следующее  мгновение  зверь
(он же Обитатель) повернулся к оторопевшему стражнику Шайтис не успел от
удивления закрыть рот, как  щелкнули  страшные  челюсти  и  откусили  по
локоть руку раба.
   И тогда началось безумие.
   Стоящее на двух ногах существо постепенно  полностью  превратилось  в
злобного серого волка, его просторные одежды затрещали и лопнули по всем
швам. И тогда стали видны его истинные размеры. Да,  это  был  волк,  но
высотой с крупного мужчину! Рабы Шайтиса, увидев, что сделало чудовище с
их товарищем, поспешно ретировались. Волк-гигант опустился на все четыре
лапы, в один прыжок догнал одного из удиравших слуг и  играючи  перегрыз
ему шею.
   Лорд Вамфири, глядя на все это, слишком  поздно  осознал,  что  удача
закончилась,  тогда  как   грядущие   неприятности,   наоборот,   только
начинаются. Ну что ж, пусть тогда сбудется хоть  одно  из  его  заветных
желаний. Стиснув шею Карен левой рукой, он взялся правой  за  соломинку,
чтобы снова вонзить ее в сердце жертвы.
   И тут же отдернул дрожащую руку. Карен тоже менялась на глазах, и это
было что-то поистине омерзительное!
   Это выглядело так, словно золотая трубка была отравленной, и этот  яд
на глазах  Шайтиса  превращал  ее  в  отвратительную  старческую  плоть.
Холеные руки превратились в тощие палки со вздувшимися  венами,  золотые
браслеты легко скатились с них и упали на  пол;  прекрасные  алые  глаза
глубоко запали и приобрели болезненно-желтый оттенок, а ресницы потеряли
блеск;  кожа  на  всем  теле  съежилась,  как  апельсиновая  кожура,   и
отвратительно обвисла.
   -  Нет!  -  каркнул  он  хриплым  голосом,  глядя  на  отвратительную
старческую ухмылку, растянувшую ее бескровные губы, так что стали  видны
гнилые зубы и изъязвленный вздувшийся раздвоенный язык. - Не может быть!
   Продолжая  мерзко  ухмыляться,  она  протянула  руку  к  стремительно
опадавшему органу Шайтиса и сказала:
   - Повелитель, я пылаю от страсти!
   Лицо Шайтиса исказилось от ярости, и он с  маху  хлопнул  ладонью  по
золотому мундштуку, загнав трубку прямо  в  сердце.  Из  трубки  хлынула
зловонная гнойная жижа, забрызгав его съежившуюся  плоть!  Он,  шатаясь,
вскочил на ноги, нечленораздельно вопя,  повернулся  к  рабам,  указывая
пальцем на плавающее в зловонной луже и разлагающееся на глазах тело,  и
хрипел:
   - Уничтожьте эту мерзость! Уберите ее отсюда, вышвырните на помойку!
   Но его, похоже, никто не слушал. Рабы Шайтиса  и  остальные  слуги  в
панике разбегались, как цыплята, от обернувшегося волком Обитателя;  что
же касается его отца... Шайтис просто не мог поверить глазам.
   Двое  здоровенных  учеников-Вамфири,   которые   только   что   легко
удерживали этого тщедушного человечка, были буквально разодраны на куски
обугленной плоти, валявшейся в  луже  кровавой  слизи,  залившей  плитки
пола. Маг, сотворивший все это (в могуществе его  магии  сомневаться  не
приходилось), стоя у окна, вперил взгляд в ночное небо и  простирающуюся
вдаль равнину в руинах, и этот взгляд был разрушительным: все рушилось и
обращалось в руины  там,  где  он  задерживался;  бесчисленные  Вамфири,
заполнившие небо, внезапно вспыхивали  и  огненным  дождем  валились  на
древние руины их предков.
   Шайтис внезапно обнаружил, что он уже одет, и в  ярости  от  крушения
своих планов схватился за боевую рукавицу. Он знал, что должен сделать -
кто  еще,  кроме  него,  способен  помериться  с  ними  силой?  -  И,  в
соответствии с древней традицией Вамфири, продев руку в боевую рукавицу,
ринулся на врагов в смертоносном рывке. Им не уйти! Они всего лишь плоть
и кровь, как белые медведицы в Ледниках, а плоть -  он  знал  это  -  не
устоит перед его мощью. Перед  искусным  воином  не  устоит  даже  плоть
вампира.
   Но тут его самонадеянные лихорадочные мысли прервал короткий  возглас
Темного: "Глупец!" Шайтис не услышал его.
   Выбрав для первой атаки выходца из Адских Краев, он обрушил  на  него
страшный железный кулак.., но рука внезапно как будто увязла в  воздухе.
Время почему-то замедлило свой ход, и Шайтис видел,  с  какой  ужасающей
медлительностью продвигается вперед его рука  в  боевой  рукавице.  Отец
Обитателя медленно-медленно повернул голову к нему и уставился  на  него
своими печальными глазами. Его сын, волк-оборотень, зависший  в  прыжке,
тоже направил на Шайтиса взгляд алых глаз.
   Оба они, словно настоящие Вамфири, послали свои  слова  прямо  ему  в
мозг; к ним присоединил свой голос и Темный:
   - Ты всех нас  уничтожил!  Ты,  с  твоими  амбициями,  и  яростью,  и
гордыней -  Так  умрите  же!  -  ответил  Шайтис.  Его  боевая  рукавица
продолжала медленно двигаться и наконец достигла голов выходца из Адских
Краев,  а  затем  так  же  неторопливо  расколола  ее,  обнажив  сияющую
сердцевину.
   Не было  ни  крови,  ни  переломанных  костей,  ни  серого  мозгового
вещества в голове этого колдуна - ничего, кроме  расплавленного  золота,
кипящего подобно всепоглощающему атомному пламени в недрах звезды.
   Да, само Солнце вырвалось из маленькой пробоины в голове мага, и  его
сияние разрасталось и разрасталось, сжигая и поглощая все вокруг  -  всю
Вселенную!!!

***

   Шайтис внезапно очнулся от обжигающего холода льда - на мгновение ему
почудилось, что это не лед, а яростное золотое пламя.  Он  вскрикнул,  и
тысячи сосулек, зазвенев, посылались вниз с причудливых сводов  ледяного
замка. В следующий миг он осознал,  где  находится,  и  кошмар  его  сна
уступил место окружающей реальности, а  прерывистое  дыхание  постепенно
пришло в норму.
   Он обвел взглядом пространство ледяной пещеры и  увидел  темнеющие  в
нишах фигуры Фесса Ференца и Аркиса Прокаженного, Фесс тоже проснулся, и
взгляды их встретились.
   - Что-то приснилось? - спросил Фесс, и звуки его  голоса  многократно
отразились от стен,  догоняя  сами  себя.  -  Дурные  знамения?  Ты  так
вскрикнул, словно тебя что-то испугало.
   Шайтис не знал, были ли его мысли защищены во время сна или Фесс  мог
подслушать. Ему ненавистна была даже мысль  о  том,  что  за  ним  могли
шпионить, тем более - подслушать то, что происходит в  его  подсознании,
где, скрытые во мраке, зреют ростки его намерений и амбиций.
   - Дурные знамения? - наконец сказал он спокойным тоном, взяв  себя  в
руки, чтобы не выдать растерянности. - Нет, не думаю.  Ничего  похожего.
Приятный сон, Фесс, и только о женской плоти и сладкой крови Странников!
   "А как насчет гниющей плоти Карен и гибели расы  Вамфири,  стертой  с
лица земли взрывом солнца в некоем разуме?"
   - Ха, - откликнулся Фесс. - Мне снился все тот же  проклятый  лед.  И
какая-то тварь бурила ход, чтобы добраться до меня.
   - Ну, тогда и к лучшему, что мой вскрик экстаза тебя разбудил.
   - Это так, - проворчал Фесс, - но еще слишком рано. Аркис не дурак  -
вон, храпит себе. Пожалуй, можно вздремнуть еще пару часов.
   Шайтис не возражал; довольный тем, что гигант не шпионил за  ним,  он
устроился поуютнее и снова закрыл глаза.

***

   Он опять видел сон. Но теперь он понимал гораздо  отчетливее,  чем  в
прошлый раз, что это нечто большее, чем просто сон. Перед  ним  возникло
существо, имя которому было - Шайтан Падший. Шайтис тотчас узнал  его  -
это был тот Темный в капюшоне, его зловещий  знакомец  (или  его  второе
"я"?) из недавнего кошмара.
   Шайтис находился в пещере внутри скалы из черного камня, и пещера эта
была полна теней, а главной тенью был Шайтан. Во тьме  были  видны  лишь
алые глаза, окруженные желтым  светящимся  ореолом  глазниц.  Шайтис  не
понимал, как он очутился в этом месте; похоже, его  сюда  призвали.  Да,
именно так: его призвало сюда это загадочное  существо,  и  он  послушно
явился на зов.
   - Шайтис, сын мой, - молвил Темный как бы в ответ на его мысли. Голос
был глубокий, низкий и какой-то зыбкий  (?),  не  похожий  ни  на  какой
другой, слышанный Шайтисом прежде. - Наконец-то ты откликнулся.  Не  так
просто было пробиться через твою хитроумную защиту, в противном случае я
бы куда раньше узнал о твоем присутствии и позвал тебя сюда Шайтис  стал
различать окружающие предметы -  включилось  его  сознание  вампира.  Он
теперь видел все совершенно отчетливо - не хуже, чем кошка в темноте или
летучая мышь в  полете.  Темнота  теперь  не  имела  никакого  значения,
впрочем, она подтверждала возникшую у Шайтиса мысль, что он находится  в
какой-то пещере в недрах спящего вулкана. По-видимому, Шайтан был лордом
этого подземного царства.
   Темный, похоже, читал его мысли так же легко, как если бы они слетали
с губ Шайтиса.
   - Разумеется, - ответил он, - с тех самых пор.., да,  очень  и  очень
давно.
   Шайтис внимательно смотрел в алые глаза с  желтым  ореолом.  Странно:
несмотря на обостренное восприятие, самого Шайтана он не видел, лишь его
смутные очертания. Зрение Шайтиса не было в этом повинно, видимо. Шайтан
экранировал свое тело, подобно тому,  как  Шайтис  экранировал  мысли...
Неужели это все-таки он, Шайтан Падший? Разве  живое  существо  способно
жить так долго? По-видимому, способно,  ведь  Шайтис  пилит  его  своими
глазами.
   - Это не просто сон, - заявил Шайтис, покачав головой. - Я  чувствую,
это действительно ты, тот самый Шайтан, которого так боялся Керл  Люгоц,
ты - тот, о  котором  упоминают  древнейшие  предания  Вамфири.  Тебя  в
незапамятные времена изгнали сюда, и ты живешь здесь уже сотни веков.
   - Ты прав, - донеслось из сгустка мрака, - я  тот  самый  Шайтан,  по
прозвищу Нерожденный, твой далекий предок.
   - О! - воскликнул Шайтис. Все становилось на свои места. -  Мы  одной
крови!
   - Это  очевидно.  Ты  выделяешься  среди  прочих,  как  метеор  среди
неподвижных звезд, и я был таким же в  те  незапамятные  времена,  когда
упал на землю. Ты всем похож на меня - и честолюбием, и  умом.  Во  мне,
Шайтис, твое начало и твое будущее. А в тебе - мое.
   - Наше будущее связано?
   - Неразрывно.
   - Надеюсь, не здесь, не в этой промозглой пустыне?
   - На Темной стороне и в тех мирах, что лежат дальше.
   -  Что  ты  хочешь  сказать?  -  Шайтис  встрепенулся;  это   слишком
напоминало его недавний сон. - Ты говоришь об Адских Краях?
   - Да!
   - Ты что-нибудь знаешь о них?
   - Было время, когда я там обитал. Давно, еще до моего паденья,  когда
я был сброшен на Землю.
   - И ты все помнишь?
   - Я ничего не помню об этом! - прорычал Темный, придвигаясь вплотную,
и Шайтис отпрянул, как бы опасаясь, что Тьма окутает и поглотит  его.  -
О, они отняли у меня память, когда изгнали сюда.
   - И ты совсем не помнишь, кем был там и чем занимался ?
   И опять Темный надвинулся на него, вынудив Шайтиса  вновь  отступить,
но не очень далеко, словно тот опасался, что вывалится из своего сна.
   - Помню лишь свое имя и то, что я был честолюбив,  горделив  и  хорош
собой, - ответил Шайтан, как бы вторя прежнему сну Шайтиса. -  Это  было
так давно, сын мой. Все меняется с течением времени. И я изменился.
   - Что значит изменился? - попытался  понять  Шайтис.  -  Ты  растерял
гордость и тщеславие?  Но  эти  пороки  -  неотъемлемый  признак  самого
последнего Вамфири, и мы привыкли  гордиться  этим.  Мы  не  может  быть
иными.
   Шайтан покачал головой, укрытой капюшоном, и лишь движение  малиновых
точек в желтом ореоле  выдало  его,  скрытого  непроницаемым  ментальным
щитом.
   - Мое тело, вот что изменилось. Мое прекрасное тело!
   - Ну и что? - удивился Шайтис. - Это со всеми  происходит,  никто  из
нас не хорош собой - приходится мириться. Но красота не  имеет  никакого
отношения к власти! Кое-кто из нас даже холит и лелеет свое уродство как
символ мощи. - Невольно он вспомнил Вольша Пинеску.
   Шайтан уловил мерзкий образ в мозгу Шайтиса.
   - Да, он был безобразен. Но ему это нравилось! А мне - нет.  Вамфири,
при всем их физическом  и  умственном  уродстве,  просто  красавцы