раз  жизни  вполне  открыт  и  свободен.  Что  же  касается  жизненной
философии как таковой,  то  в  мире  слишком  мало  любви  и  слишком  много
ненависти.  Гораздо  лучше,  если  потребности  тела  и  жажда  духа   будут
удовлетворены в жарких объятиях, а не в огне войны. Возможно, Борису  трудно
понять это сейчас, но пройдет немного  времени  -  и  это  станет  для  него
очевидным. В этом тетя была совершенно уверена.
   В первый же вечер, рано  поужинав,  Борис  поднялся  к  себе  в  комнату,
намереваясь почитать. Он взял из колледжа кое-какие  книги,  но  у  подножия
лестницы, ведущей в  его  спальню,  вдруг  обнаружил  крошечную  комнатушку,
которую тетя называла "библиотекой".  Заглянув  туда,  Борис  увидел  полки,
заставленные  эротическими   книгами,   рассказывающими   о   всякого   рода
сексуальных  излишествах  и  отклонениях.   Некоторые   из   них   так   его
заинтересовали, что он взял с собой наверх несколько иллюстрированных томов.
Они были совершенно не похожи на те книги, которые он  видел  раньше,  таких
изданий  не  было  даже   в   библиотеке   колледжа,   весьма   обширной   и
разносторонней.
   Поднявшись в спальню, он увлеченно  углубился  в  чтение  одной  из  книг
(книга, как было указано, была  документальной,  но  все  в  ней  написанное
казалось настолько не правдоподобным, что он  был  уверен  в  том,  что  это
обман, плод  чьего-то  богатого  воображения,  хотя  непонятно  было,  каким
образом удалось сделать некоторые включенные  в  нее  фотографии)  и  вскоре
почувствовал возбуждение, вполне естественное  для  мальчика  его  возраста.
Мастурбация являлась для него вполне привычным делом - время от времени, как
и многие мальчики, он давал таким образом выход своим эмоциям, но  здесь,  в
тетушкином доме, он не  чувствовал  себя  в  безопасности,  для  того  чтобы
предаться этому занятию. Во избежание дальнейшего неудобства и еще  большего
возбуждения он отнес книги обратно в библиотеку.
   Еще раньше, во время чтения, он слышал, как подъехала  машина  -  видимо,
приехал кто-то из постоянных посетителей дома. Поэтому Борис не придал этому
никакого значения. Поставив книги на место и возвращаясь назад,  он  услышал
смех, и до него донеслись звуки какого-то непонятного  движения  и  возгласы
удовольствия из большой гостиной. Он видел эту комнату, и на него  произвели
большое впечатление висевшие повсюду зеркала - даже потолок был  зеркальным.
Борису стало любопытно, и он решил посмотреть,  что  там  происходит.  Дверь
была приоткрыта,  и,  потихоньку  приблизившись,  Борис  услышал  напряженно
звучавший гортанный мужской бас и хриплые от возбуждения  голоса  тетушки  и
кузин. Борис заподозрил,  что  за  дверью  происходит  что-то  из  ряда  вон
выходящее. Через щель в несколько дюймов шириной он  заглянул  в  комнату  и
замер, шокированный открывшейся его глазам картиной. То, что он  увидел,  не
шло ни в какое сравнение с описаниями, прочитанными только что  в  книгах  и
показавшимися  совершенно  невероятными.  В  комнате  находился   совершенно
незнакомый ему мужчина - рябой, с бородой и усами, с огромным животом,  весь
заросший волосами, на вид совершенно омерзительный-, отталкивающий.  К  тому
же он был абсолютно гол. Борис  не  знал,  что  по  природе  своей  это  был
истинный сатир, и это в глазах  обитательниц  дома  полностью  искупало  его
уродливость и омерзительный вид. За тем, что происходило  в  комнате.  Борис
следил в стоявшее за дверью зеркало, поэтому вся картина была ему не видна -
зеркало располагалось немного под углом. Но и того, что он увидел, оказалось
более чем достаточно. Три женщины, по очереди сменяя  друг  друга,  ублажали
урода, возбуждая его все больше и больше, работая руками, ртами и  телами  в
безумии сексуального экстаза.
   Он лежал на спине на диване, а младшая из сестер - Анна, стоя над ним  на
коленях, скакала вверх и вниз. При каждом скачке взору  открывалась  большая
часть огромного, блестящего от пота пениса. В эти краткие моменты можно было
увидеть, что тонкая, почти прозрачная рука Катрины обхватывает  его  член  у
самого основания, в том месте,  где  то  и  дело  тесно  соприкасались  тела
любовников. Ручка Катрины с не меньшей интенсивностью, чем тело  ее  сестры,
трудилась над его плотью. Мать девушек, тетя Хильдегард, которой в то  время
было  около  тридцати  четырех  лет,  стоя  на  коленях  в  голове   дивана,
раскачивала огромной свисавшей вниз грудью над разгоряченным лицом  мужчины,
так что соски  ее  по  очереди  оказывались  у  него  во  рту,  из  которого
вырывались отрывистые хриплые звуки. Время от времени в порыве  экстаза  она
выпрямлялась, открывая возбужденное лоно его жаждущим губам и языку.
   Женщины не были обнажены, но тем не менее выглядели очень  непристойно  -
на них было надето что-то белое и свободное, открывающее их  груди  и  бедра
для любых ласк и позволяющее касаться  их  тел  где  заблагорассудится.  Что
поразило Бориса больше всего и не позволяло отвести глаз  от  происходящего,
так это даже не секс сам по себе - хотя он знал очень мало об  этой  стороне
человеческой жизни, - а  то,  что  все  четверо  были  полностью  поглощены,
увлечены сексом и при этом получали удовольствие не только от своих действий
и ощущений, но и от того, что происходит с другими.
   По мере того, как участники действа менялись местами и изменяли позы, при
этом не прекращая сложных, замысловатых и  не  всегда  понятных  манипуляций
(так, например, мужчина вдруг подобно кобелю взобрался на тетушку, а  кузины
в этот момент играли вспомогательные роли), Борис начал кое-что понимать.  В
этой игре не был забыт никто, то один,  то  другой  ее  участник  становился
главным  -  таким  образом  все  имели  возможность  получить   максимальное
удовлетворение. Однако, как казалось Борису, вся оргия в целом  была  просто
отвратительна.
   Борис теперь понимал, что происходит перед его глазами, но никак  не  мог
поверить в то, что все это он видит наяву.  Особенно  его  поражал  мужчина,
похожий на ужасную, непостижимую извергающуюся машину.
   Борис помнил,  насколько  измученным  чувствовал  он  себя  после  каждой
мастурбации - что  же  должно  было  испытывать  это  волосатое  животное  в
зеркальной  комнате?  Казалось,  сперма  исходит  из  него  непрекращающимся
потоком и с каждым новым ее извержением он стонал от  удовольствия,  но  при
этом он совершенно не чувствовал усталости, наоборот приходил во все большее
возбуждение. Борис думал, что его в любой момент может хватить удар.
   Борис наконец нашел в себе силы сдвинуться с места и попятила от двери. И
тут он услышал голос тетушки, словно прочитавшей его мысли:
   "Нет, нет, вы, двое, давайте не  будем  торопиться  и  утомлять  Дмитрия.
Почему бы вам не пойти и не поиграть с Борисом? Но не  слишком  увлекайтесь,
не то испугаете его. Бедняжка, он, кажется, из  тех,  кто  боится  всего  на
свете. Он слаб, как листик салата".
   Этого было достаточно, чтобы Борис опрометью бросился вверх по  лестнице,
влетел в свою комнату и, поспешно раздевшись, нырнул в кровать. Съежившись в
своей постели и зная, что дверь его не заперта, что он не может ее запереть,
он ждал.., ждал чего-то такого, что сам представить  не  мог.  Другое  дело,
если он останется наедине с одной из кузин, с одной  обыкновенной  девушкой.
Тогда, возможно, Борис взял бы инициативу на  себя  и  постепенно,  нежно  и
естественно они пришли бы к сексу - настоящему сексу.
   До сих пор мечты и желания  Бориса  в  сексуальном  аспекте  были  вполне
заурядными. Иногда он воображал себя вместе с тетушкой, наедине с  ней  -  в
мечтах он зарывался лицом и гладил ее грудь, белое тело, и это  не  казалось
ему чем-то позорным или противоестественным. Во всяком случае до сих пор.
   Но теперь, после того как он все это увидел,  невинные  мечты  рассеялись
как дым. О каком естественном, здоровом сексе вообще может идти речь?  Да  и
существует ли он? Да, теперь он все видел!
   Здесь, в этом доме, он видел, как три женщины (он уже  не  мог  думать  о
кузинах, как о молодых  девушках)  совокуплялись  с  каким-то  невообразимым
чудовищем. Он видел его огромную жаждущую плоть. Да разве мог он  сравниться
с тем чудищем? Да разве может он после этого считать себя мужчиной?  Былинка
в сравнении с толстым суком! Если ему когда-нибудь придется принять  участие
в подобной оргии,  он  будет  чувствовать  себя,  словно  заяц  в  окружении
огромных  псов.  Сама  мысль  о  возможности  находиться  рядом  с  подобным
чудовищем приводила его в ужас.
   Пока он размышлял, закутавшись в одеяло, лежа неподвижно и едва  дыша,  в
комнату в поисках его вошли кузины. Заслышав их шаги, он замер.
   - Борис, ты здесь? - позвала Анна, хихикая.
   - Ну что, здесь он, здесь он? - нетерпеливо спрашивала Катрина.
   - Нет, кажется, его здесь нет, - в голосе слышалось явное разочарование.
   - Но.., у него же горит свет.
   - Борис? - Он почувствовал, как Анна опустилась на кровать рядом с ним. -
Ты точно спишь?
   Притворяясь  спящим,  хотя  сердце  его  бешено  колотилось,  Борис  чуть
повернулся и сонно пробормотал:
   - Что такое?.. Что?.. Уходите. Я очень устал. Это  было  ошибкой.  Теперь
захихикали обе кузины - их голоса были хриплыми от возбуждения.
   - Борис, ты не хочешь поиграть с нами в одну интересную игру, -  спросила
Катрина. - Да высунь же наконец голову из-под одеяла! Я  хочу  кое-что...  -
(вновь раздались смешки) - ..кое-что тебе показать...
   Борис едва не задыхался. Он так плотно завернулся в одеяло, что ему нечем
стало дышать. Ему ничего не оставалось делать, кроме как высунуться хоть  на
мгновение.
   - Пожалуйста, уходите, не мешайте мне спать.
   - Борис... - (он вновь  в  своем  воображении  увидел  ее  изящные  руки,
гладящие живот чудовища и ее саму, скачущую верхом  на  огромном  пенисе)  -
..если мы выключим свет, ты вылезешь из-под одеяла?
   На секунду..,  только  на  секунду..,  чтобы  глотнуть  воздуха..,  чтобы
наполнить воздухом легкие...
   - Да! - хрипло выдохнул он. Он услышал щелчок выключателя и почувствовал,
что Анна встала с его кровати.
   - Ну вот, свет погашен.
   Да, свет действительно не горел -  Борис  смог  убедиться  в  этом  через
секунду. Высунувшись из-под одеяла, он окунулся в окружавшую темноту и начал
хватать ртом воздух, наполняя им легкие и задыхаясь.
   И тут же под  веселые  смешки,  раздавшиеся  из  другого  конца  комнаты,
зажегся свет.
   Возле него стояла одна из кузин (он даже не понял, которая), а голову его
накрывал ее свободный ,белый балахон. В лицо ему ударил густой запах тела, и
он вдруг увидел над собой черный треугольник  волос  с  блестевшими  на  них
капельками спермы. Под ее одеянием было достаточно темно, но он все  же  мог
разглядеть их и увидеть, что она намеренно слегка  раздвинула  ноги,  -  это
было похоже на вертикально повернутую алчную ухмылку.
   - Вот так, - услышал Борис хрипловатый голос, доносившийся до него сквозь
грубоватые смешки. - Мы же говорили, что хотим показать тебе кое-что.
   Больше они не произнесли ни слова, потому что Борис  вдруг  с  ненавистью
нанес  удар.  Что  происходило  дальше,  он  помнил  плохо.  Помнил  смешки,
перешедшие вскоре в вопли, и тупую боль  в  ободранных  пальцах.  Однако  он
хорошо помнил, что на следующий день его  мучительницы  старались  держаться
подальше от него - у обеих были явственно видны кровоподтеки, у Анны к  тому
же разбита губа, а у Катрины светился синяк под глазом. Возможно, тетя  была
в какой-то степени права, сравнив его с листом салата. Однако  свирепости  и
способности сопротивляться Борису было не занимать.
   Следующий день прошел  ужасно.  Совершенно  измотанный  бессонной  ночью,
Борис забаррикадировался  от  всего  мира  в  своей  комнате.  Ему  пришлось
выдержать гневный натиск тети и  обвинительные  речи  (правда,  звучавшие  с
безопасного расстояния) ее сексуально озабоченных дочерей. Тетя Хильдегард в
наказание отказала ему в еде, заставив его голодать, да еще и пообещала  обо
всем рассказать приемному отцу, если он немедленно не исправится. Под словом
"исправится" она подразумевала, что он должен спуститься вниз,  побеседовать
с ней и извиниться перед кузинами, сделав вид, что ничего особенного в  доме
не произошло. Он отказался и продолжал  оставаться  в  своей  комнате,  лишь
изредка покидая ее, чтобы сходить в туалет или в ванную.  Он  решил  еще  до
заката уехать из дома и вернуться в Бухарест.
   Беда только в  том,  что  отец  непременно  захочет  узнать  причину  его
поспешного отъезда, а Борис не мог рассказать ему правду. С ним всегда  было
нелегко разговаривать, в такое он просто не поверит. Но даже если и поверит,
все равно  у  него  могут  остаться  сомнения  относительно  роли  Бориса  в
происшедшем. Он может подумать, что  Борис  сам  этого  хотел,  стремился  к
этому...
   Были и  другие  сложности.  У  Бориса  не  было  денег,  и  ему  не  было
забронировано место на лето в колледже. Вот почему, когда наступил вечер,  а
угрозы тетушки уступили место мольбам, Борис отодвинул от  двери  кровать  и
шкаф, позволил тете войти в комнату, а затем вместе с  ней  спустился  вниз.
Она сказала, что ей очень жаль, что девочки обошлись  с  ним  так  нехорошо,
заставили его поволноваться. Ей совершенно непонятно, что  же  они  сделали,
как оскорбили его, если он так жестоко наказал их. Но, как бы  то  ни  было,
все теперь позади, и Борису следует постараться обо всем забыть. К  тому  же
случившееся может поссорить ее с братом. Да-да, потому что он  всегда  и  во
всем считает виноватой только ее.
   Борис молча согласился с ней. Да, действительно,  это  может  привести  к
большим неприятностям, особенно если приемный отец узнает о  чудовище.  Тетя
не подозревала, что Борису о нем известно, - и это к  лучшему,  пусть  лучше
она об этом не знает. В противном  случае..,  все  пойдет  прахом.  Так  или
иначе, сатира больше не было в доме,  и  Борис  надеялся,  что  он  сюда  не
вернется. Тетя Хильдегард накормила Бориса, а  затем  он  услышал,  как  она
велит Анне и Катрине оставить его в покое, говорит, что он им совершенно  не
подходит и что они должны неукоснительно выполнять ее распоряжения.  Вопрос,
кажется, был исчерпан, и Борис был очень благодарен тете за это.
   Пока не наступила та ночь...
   Совершенно измученный, Борис спал в своей кровати,  придвинутой  к  самой
двери. Вместо шкафа, который он в последнее время также придвигал  к  двери,
он прислонился к ней сам, однако этого оказалось  недостаточно.  Около  трех
часов ночи его разбудили какие-то странные шорохи, и он вдруг услышал  голос
тетушки, неуклюже пытающейся качать  и  баюкать  его.  Она  что-то  невнятно
бормотала и тяжело дышала. Когда Борис вытянул в темноте руки, то обнаружил,
что она совершенно голая и  к  тому  же  пьяна.  Обнаружив,  что  ненасытная
женщина  собирается  лечь  с  ним  в  постель,  Борис  от  ужаса   проснулся
окончательно. И в тот же миг его охватил гнев, начисто изгнавший все страхи,
словно чья-то холодная освежающая рука коснулась его пылающего лба.
   - Тетя Хильдегард, - садясь и отворачиваясь от запаха алкоголя,  произнес
он в темноту, - пожалуйста, включите свет.
   - Ах, мой дорогой мальчик! Ты  проснулся  и  хочешь  видеть  меня.  Но..,
зачем? Я уже легла спать, Борис, и, боюсь, совершенно  раздета.  Этим  летом
так жарко! Я встала, чтобы выпить глоток воды, но, должно быть, попала сюда,
к тебе, по ошибке.
   Не успела она закончить, как Борис ощутил, что ее  груди  гладят  его  по
лицу.
   Сжав зубы и снова отворачиваясь, Борис повторил:
   - Включите свет!
   - Как это нехорошо с твоей стороны, Борис, - игриво,  словно  молоденькая
девушка, произнесла она, делая  вид,  что  протестует,  и  одновременно  ища
выключатель.
   Внезапно его ослепил свет, и он увидел, что она стоит  совершенно  голая,
возле приотворенной двери, от которой она отодвинула кровать,  чтобы  войти.
Она пьяно улыбнулась - вид у нее был туповатый и отталкивающий - и, протянув
руки, направилась прямо к нему.
   И только тут она увидела, что Борис полностью одет,  и  заметила  на  его
лице странное, поразившее ее выражение. Прижав руки ко рту, она выдохнула:
   - Борис.., я...
   Борис спустил ноги с кровати и надел шлепанцы:
   - Тетя, вы немедленно выйдете из комнаты и больше сюда не  войдете.  Если
нет, уйду я, если дверь внизу заперта, я вышибу окно. А дальше я при  первой
же возможности сообщу своему приемному отцу обо всем, что происходит в  этом
доме, и...
   - Происходит? - Часто всхлипывая, она пыталась  поймать  его  за  руку  -
похоже, она заволновалась.
   - О тех мужчинах, которые приходят сюда, чтобы похотливо обслуживать  вас
и ваших дочерей, совсем как быки обслуживают коров на ферме моего отца.
   - Разве ты!.. - Она отпрянула от него, и лицо ее побелело. - Ты видел?!
   - Вон отсюда! - Борис насмешливо посмотрел на нее, но  затем  его  взгляд
стал поистине испепеляющим - именно так он с тех пор смотрел на всех женщин,
с которыми ему приходилось сталкиваться. Он попытался вытолкнуть ее в дверь.
   Ее глаза превратились в щелочки, и она выкрикнула прямо ему в лицо:
   - Так, значит, вот как обстоят дела! Мальчики  в  колледже  добрались  до
тебя первыми. Ты любишь их больше, чем девочек?
   Обернувшись к окну, Борис схватил стул.
   - Уходите! - прорычал он. - Вон! Или уйду я, сейчас же!  И  расскажу  обо
всем не только отцу, но  каждому  полицейскому,  которого  встречу  на  пути
отсюда до Бухареста. Я расскажу им не только о грязных книжонках в вашей так
называемой библиотеке - а уже одного этого достаточно, чтобы засадить вас  в
тюрьму, - но и о ваших дочерях, которые хоть и девочки, но  уже  законченные
потаскухи...
   - Потаскухи? - шипя, как кошка, оборвала его дна,  готовая  броситься  на
Бориса.
   - ..И которым никогда не сравниться с такой развратной женщиной, как  вы,
- закончил фразу Борис.
   При этих словах она словно сломалась и горько  разрыдалась,  без  всякого
сопротивления позволив Борису вытолкать ее из комнаты. Оставшуюся часть ночи
он крепко спал.
   На этом все и закончилось. На следующий день, когда Борис  в  одиночестве
молча ел завтрак,  за  ним  приехал  приемный  отец,  чтобы  забрать  домой.
Неприятности со скотом были позади - слава Богу, болезнь оказалась не  такой
уж серьезной. Еще никого в жизни Борис не был так рад видеть, и ему пришлось
сделать над собой усилие, чтобы  ничем  не  выдать  свою  радость.  Пока  он
собирал вещи, тетя Хильдегард изо всех  сил  старалась  проявить  радушие  и
заботу о брате, который в свою очередь пожелал увидеть племянниц, однако  их
не оказалось дома. Наконец Борис и его приемный отец отправились в деревню.
   Уже возле ворот,  в  тот  момент,  когда  они  садились  в  машину,  тете
Хильдегард удалось-таки  поймать  взгляд  Бориса.  Это  длилось  всего  лишь
секунду, но в глазах ее, прежде чем она принялась  махать  им  рукой,  Борис
заметил умоляющее выражение. Она молила его о молчании. В ответ на лице  его
вновь появилось насмешливое выражение, которое было страшнее любой угрозы  и
которое лучше любых слов продемонстрировало его отношение к ней.
   Так или иначе, но он никогда и никому не рассказывал о визите в этот дом.
Ни единой живой душе и даже тому, кто лежал под землей на холме.

***

   Нечто под землей.., старый дьявол... Вамфир... Он ждал  (а  что  еще  ему
оставалось делать, кроме как ждать?), когда Драгошани придет наконец  к  его
могиле, к мрачным плитам гробницы, и принесет в мешке еще одного  поросенка.
Он не спал, злился, лежа у себя под землей и закипая от гнева. И когда  край
солнца коснулся края земли, а горизонт окрасился в кроваво-красный цвет,  он
заговорил первым:
   "Драгошани? Я чувствую твой запах,  Драгошани!  Ты  пришел,  чтобы  снова
мучить меня? Ты снова будешь  задавать  мне  вопросы  и  требовать  от  меня
что-то? Ты хочешь украсть все мои секр