рывками, склонялась вперед и  вбок,  как  у  человека,
который с  брезгливым  недоумением  рассматривает  нашкодившее  домашнее
животное. Казалось, алые глаза уставились  на  провинившуюся  собачонку.
Пожурить ее? Или, может, наказать?
   Это лицо... Этот рот - алая пещера  со  сталактитами  и  сталагмитами
зубов, острых, словно белые осколки стекла. Вход в преисподнюю не мог бы
выглядеть страшнее.
   Когда Гарри схватил упавшего Пакстона и поставил на ноги, он вырвал у
него арбалет и отшвырнул в  сторону.  Безоружный  Пакстон  в  его  руках
выглядел жалким мышонком, на  один  зуб  разъяренному  тигру.  Казалось,
Гарри шутя может откусить кусок его головы!  Траск  неожиданно  подумал:
"Ей-богу, он так и сделает!"
   - Гарри! - воскликнул он. - Не надо!  Некроскоп,  озаренный  неверным
бурым светом  пылающего  дома,  медленно  поднял  голову,  сквозь  туман
уставился раскаленным взглядом на Траска.  Бен  Траск,  старый  друг,  с
которым он когда-то бок о бок сражался с нечистью.., такой, как  он  сам
сейчас.
   Бескровное лицо Траска снова порозовело, и он подумал: "Черт  возьми,
не делай этого, Гарри!"
   - Ты убьешь меня, Бен?
   - Ты знаешь, что я должен тебя  убить;  даже  сейчас  эта  мысль  мне
противна, но у меня нет выхода. Или ты, или весь мир - третьего не дано,
ты ведь понимаешь? А я не хочу, чтобы мой мир погиб в корчах, а потом  с
дьявольским хохотом выполз обратно из могилы! Но если ты отпустишь его -
то есть Пакстона, - если ты пощадишь его, то я готов поверить, что ты не
станешь губить весь мир.
   - Твоему миру ничто не угрожает, Бен. Я не останусь здесь.
   - Темная сторона?
   - Больше некуда, - мысленно пожал плечами Гарри.
   Траск глянул в прорезь прицела. Он мог  сейчас  выстрелить  по  ногам
Гарри, и тот упал бы в молочный туман, а мог прицелиться  в  голову  или
грудь и постараться не задеть Пакстона. Он был хорошим стрелком  и  вряд
ли промахнулся бы. С другой  стороны,  можно  просто  поверить  Кифу  на
слово, что он уйдет, покинет Землю,  и  проблема  будет  решена.  Только
можно ли верить на слово тому монстру, которого он видит?
   Гарри прочел мысли Траска и облегчил ему задачу: опустил Пакстона  на
землю. Это далось ему нелегко: твари внутри такой поступок пришелся явно
не по вкусу. Но Гарри справился с ним и сказал, вернее, проворчал тяжким
монотонным басом Вамфири:
   - Ну что, Бен? Траск перевел дух.
   - Отлично, Гарри! Это здорово, - с облегчением ответил тот, но  краем
глаза вдруг заметил, что Тил и Робинсон вышли из столбняка и  целятся  в
Гарри.
   - Прекратите немедленно, вы оба, - крикнул Траск.
   Гарри метнул в Тила отливающий алым взгляд;  этого  было  достаточно,
чтобы тот, спотыкаясь, попятился; потом настроился на разум Робинсона  и
предостерег его:
   - Лучше послушайся Траска, сынок. Если ты попытаешься поджарить  меня
здесь, в этом мире, уж я поджарю тебя там, в аду!
   Траск поставил автомат на предохранитель и отбросил его.
   - Война окончена, Гарри, - сказал он. Но Пакстон,  который  лежал  на
земле, в пелене тумана, схватил арбалет и взвел его.
   - Ну уж нет, нет, черт возьми! - закричал  он.  Некроскоп  мгновением
раньше  прочел  в  мозгу  Пакстона  его   намерения:   это   был   образ
смертоносного дротика из крепкого  дерева,  выпущенного  ему,  Гарри,  в
грудь. Он почти инстинктивно  создал  дверь  Мебиуса,  а  потом,  сделав
обманное движение, прыгнул туда. Для четверых экстрасенсов это выглядело
так, словно  он  просто  исчез.  Дротик,  выпущенный  из  пакстоновского
арбалета, угодил в зону вакуума, захлопнувшегося там, где исчез Гарри, и
был проглочен им. Пакстон в восторге завопил:
   - Я попал! Я чувствую, что попал в ублюдка, я не промахнулся!
   Нервно хохоча, он вскочил на ноги... Но тут туман, сгустившийся в том
месте, где исчез некроскоп, вновь  развеялся,  и  низкий  ухающий  голос
Гарри проворчал:
   - Должен тебя разочаровать.
   "Черт!" - поперхнулся Траск горячим дымным воздухом  пожарища,  когда
огромная серая лапа с когтями, как здоровенные ржавые рыболовные крючки,
высунулась  из  пустоты,  схватила  за  шею  заверещавшего  Пакстона   и
выдернула его - и из сада, и из вселенной. И только  жуткий  голос  Кифа
продолжал звучать после исчезновения:
   - Ты уж извини, Бен, сам  видишь  -  иначе  никак...  В  пространстве
Мебиуса Гарри отшвырнул от себя Пакстона; крик его становился все слабее
по мере удаления. Можно было бы так все  и  оставить  -  пусть  летит  в
вечность, вращаясь вокруг своей оси, визжа  и  всхлипывая,  обезумев  от
страха, пока не помрет от разрыва сердца.  Только  не  хочется  поганить
этот непостижимый мир. Нет, он найдет ему более подходящее наказание.
   Он помчался за Пакстоном, догнал его и остановил  вращение.  И  Гарри
сказал ему, здесь, в  этом  месте,  загадочные  свойства  которого  даже
некроскоп только-только начал постигать:
   - Пакстон, какое же ты ничтожество!
   - Убирайся! Не прикасайся ко мне, черт возьми!
   - Тс-с-с! - шикнул на него Гарри, чьи зубы, поскольку он  успокоился,
приняли человеческий вид. - Ты же  телепат!  Здесь  незачем  орать,  ты,
мозговая блоха! Достаточно просто думать.
   И тут Гарри стало ясно, что он сделает с Пакстоном.
   В самом деле Пакстон - это мозговая блоха, ментальный вампир, который
пьет вместо чужой крови чужие мысли, вор разума, блоха,  от  которой  не
почешешься. Скольких он покусал? В отделе таких полно; а сколько  таких,
кто даже не догадывается о том, что в их сознание подглядывают?
   А может, он не вошь, а скорее.., москит? Так или иначе, он - паразит,
чье жало так больно жалит.  И  надо  его..,  в  общем,  ясно,  что  надо
сделать.
   Он  вошел  в  полубезумный  от  страха  разум  Пакстона   и   отыскал
телепатический механизм, средоточие  его  дара.  Он  был  врожденный,  и
отключить его было нельзя; но  можно  было  экранировать,  похоронить  в
психическом "саркофаге", как  радиоактивные  отходы  атомного  реактора,
пока он не расплавится, не сожжет сам себя,  пытаясь  вырваться.  Именно
это некроскоп и сделал. Он окутал участок мозга Пакстона, отвечавший  за
его дар, густой пеленой вампирского мозгового тумана, непроницаемого для
экстрасенсов, оплел неосязаемым, но надежным коконом. Он  обеспечил  ему
неприкосновенность сознания, столь заманчивую для нормального  человека,
но для разума Пакстона ставшую тюрьмой, бежать из которой нельзя.
   А  затем..,  затем  Гарри  попросту  вернул  Пакстона  в  сад  позади
пылающего особняка.  Трое  экстрасенсов  сгрудились  у  садовой  ограды,
подальше от жара, источаемого этим громадным костром.
   Гарри возник на фоне ревущего, плюющегося алыми и золотыми  сгустками
пламени и швырнул скулящего Пакстона прямо в руки Бену Траску. Человечек
рухнул на колени, судорожно обхватил ногу Траска и разразился рыданиями.
Траск в ужасе уставился на него.
   - Что ты с ним сделал?
   - Выхолостил.
   - Что??
   - Да успокойся, - пожал  плечами  Гарри,  -  не  тело,  только  мозг.
Ментальная кастрация. Больше ему не удастся насиловать чьи бы то ни было
мозги. Скажите спасибо, я оказал последнюю услугу отделу.
   - Гарри!
   - Побереги себя, Бен.
   - Гарри, погоди!
   Но некроскопа уже здесь не было.
   Он постоял у реки, глядя на догорающий  старый  дом.  Что  чувствовал
Фаэтор Ференци, когда его замок в Хорватии, этот рассадник зла на земле,
превратился к груду щебня? Все, что осталось от него на Земле.
   И вот этот старомодный дом  -  тоже  единственное,  что  осталось  от
Гарри. Во всяком случае, в этом мире.

***

   Далеко-далеко отсюда, на  другой  стороне  планеты,  по  ослепительно
белому песку океанского пляжа расхаживала Пенни в бикини; она  соорудила
его,  разодрав  на  части  простыню.  Гуляя  вдоль  кромки  воды.  Пенни
подбирала и  рассматривала  выброшенные  приливом  причудливые  ракушки.
Странно, лучи палящего солнца (обычно  Пенни  легко  загорала;  истинная
причина надвигающейся солнцебоязни была ей неведома) неприятно  жгли  ей
кожу, которая покрылась пятнами и быстро розовела. Пенни  опустилась  на
колени в озерцо соленой  воды,  оставшейся  в  песчаной  ложбинке  после
отлива; вода омывала пылающую кожу и приятно холодила ее. Там  и  застал
ее Гарри, возникший внезапно в тени дерева,  ствол  которого  наклонился
под напором дующего с океана ветра.
   Пенни оглянулась на его голос, увидела его,  почувствовала  исходящую
от него магнетическую силу, еще  более  мощную,  чем  прежде.  Это  была
любовь; нет, это было больше, гораздо больше, чем любовь.  Пенни  готова
была сделать для него все, что бы он ни пожелал. Она была  его  рабыней.
Захватив самую красивую раковину, Пенни подбежала к нему и увидела,  как
он изменился. Хотя и был все тем же Гарри. Перед тем как  прибыть  сюда,
Гарри раздобыл где-то широкополую черную шляпу и длинное черное  пальто.
Ну и наряд для пляжа в полдень, подумала Пенни. Вылитый  сыщик-любитель,
охотник за вознаграждением - или тип из похоронного бюро. Только  те  не
носили темных очков.
   Там, где тень от дерева была гуще всего, Гарри освободился от пальто.
Выглядел он ужасно: все  тело  в  синяках,  ссадинах;  лохмотья  одежды,
пропитанные кровью, присохли к коже. Страдая от его боли сильнее, чем он
сам, Пенни стянула с себя мокрую от соленой морской воды полоску  ткани,
заменявшую ей лифчик, и смыла сгустки крови с его ран. А потом осторожно
отделила лохмотья одежды, прилипшие  к  телу,  вполне  человеческому.  С
виду.
   Дырка от пули в правом плече Гарри выглядела не так уж плохо;  а  вот
на спине, там, где пуля вышла, рана  выглядела  ужасающе.  Пуля  вырвала
кусок мяса размером с детский кулачок, вдобавок  крюк  Найда  разворотил
край раны. Тем не менее все начинало заживать на удивление  (для  Пенни)
быстро. Открытая кость затянулась блестящей розовой плотью,  рана  почти
не кровоточила.
   - Если спокойно понаблюдать, - проворчал Гарри, - можно увидеть,  что
все заживает буквально на глазах. Через день-два останется только  шрам.
А через неделю даже сломанная кость перестанет болеть.
   Пенни как зачарованная смотрела на него,  потом  обняла  за  плечи  и
стала тереться об его рану сосками, изгибаясь юным телом. Это  было  так
приятно, хотя и немного больно! Оглянувшись через плечо,  Гарри  увидел,
что ее коричневые соски выпачканы свежей кровью, сочившейся из его раны.
Но тут Пенни, словно застыдившись, сказала:
   - Что это я? Не понимаю, что на меня нашло!
   - Зато я понимаю, - ответил Гарри, подхватил ее и опустил на песок.
   День был длинным и жарким, их любовь,  их  вожделение,  все  то,  что
соединяет любовников во все времена, - тоже.  Но  они  испытывали  нечто
большее, что-то вроде посвящения, оба - и Гарри, и Пенни. Да, Вамфири  и
их рабов связывало нечто более сильное, чем человеческая страсть.

***

   Когда она проснулась, дрожа от холода,  Гарри  сидел  рядом,  положив
раковину на колено. Черты его лица  были  суровы.  Солнце  садилось  над
катившим свои волны океаном, его косые лучи  отбрасывали  угольно-черные
тени на впадины и неровности лица некроскопа.  Пенни  сощурилась,  чтобы
его черты выглядели мягче. Резкие линии размылись, но печаль и боль  все
равно остались. Потом Гарри увидел, что Пенни  не  спит,  и  взгляд  его
потеплел. Она села, зябко поеживаясь. Он укутал ее плечи своим пальто.
   Взяв в руки раковину, Пенни сказала:
   - Красивая, правда?
   Гарри странно покосился на нее.
   - Эта штука мертва. Пенни.
   - Ты видишь только то, что она мертва?
   - Не вижу, чувствую. Я ведь некроскоп.
   - Ты чувствуешь, что она умерла?
   - И существо, что жило в ней, тоже умерло, - кивнул Гарри.  -  Точнее
сказать, не чувствую, а.., ощущаю? - Он пожал плечами. - В общем,  знаю,
и все тут.
   Она снова поглядела на раковину. Лучи солнца упали  на  перламутровую
поверхность, и она радужно засияла.
   - Разве не прелесть?
   - Она безобразна, - нахмурился Гарри. - Видишь тут, с краю, крохотную
дырочку? Она кивнула.
   - Отсюда и пришла ее смерть. Другой моллюск, крохотный,  но  для  нее
смертоносный, просверлил это отверстие и высосал  ее  плоть,  ее  жизнь.
Тоже вампир, как видишь. Нас миллионы.
   Он вздрогнул.
   Пенни положила раковину рядом с собой.
   - Это ужасно, Гарри, - то, что ты рассказал.
   - Но это правда.
   - Откуда тебе знать?
   - Потому что я некроскоп, - резко ответил он. -  Потому  что  мертвые
разговаривают со мной. Все,  что  умерло.  Даже  если  оно  не  обладало
разумом, все равно я получаю.., сообщения. А эта  чертова..,  прелестная
раковина? Она рассказала мне о тупой боли в скорлупе,  когда  ее  грызет
убийца, и как разъедают плоть соки убийцы, пока он пробует ее на вкус, а
потом медленно высасывает и переваривает. Прелестная! Это скелет, Пенни.
Труп!
   Он поднялся на ноги и устало побрел по песку.
   - И это всегда так? С тобой?
   - Нет, - качнул он головой. - Раньше не было. А  теперь  -  так.  Мой
вампир растет. И с его развитием обостряются мои таланты. Когда-то я мог
разговаривать лишь с умершими людьми и другими существами, чьи мысли мог
понять. Знаешь, собаки  продолжают  жить  после  смерти,  как  и  мы.  А
теперь... Я чувствую все, что когда-то было живо, а теперь умерло.  И  с
каждым днем все отчетливей. - Он пнул ногой песок.  -  Погляди  на  этот
пляж. Даже песок и тот стонет, шепчет и вздыхает. Миллиарды  миллиардов,
сокрушенных временем и приливом. Все это жизнь, давно истраченная, и  ни
одна из них не хочет смириться и молча  вечно  лежать  в  неподвижности.
Даже мертвые предметы хотят знать: почему? зачем мне умирать?
   - Но так и должно быть, - воскликнула Пенни, удрученная его тоном.  -
Так всегда было. Не будь смерти, в чем был бы смысл жизни? Если  впереди
вечность, зачем к чему-то стремиться? Успеется.
   - В этом мире, - взял ее за плечи Гарри, - есть жизнь и есть  смерть.
И только. Но есть другой мир, где возможно иное существование...
   И в надвигающихся сумерках он рассказал ей о Темной стороне.
   Когда он кончил говорить, Пенни вздрогнула от чувства  неотвратимости
и спросила:
   - Когда мы туда отправимся?
   - Скоро.
   - А нам нельзя остаться здесь? Меня пугает тот мир.
   - А мои глаза? Они тебя не пугают?
   Глаза, как две маленькие лампы, сияли на его лице.
   Пенни улыбнулась.
   - Нет, я же знаю, что это твои глаза.
   - А других они пугают.
   - Потому что они не знают тебя.
   - Я построю нам замок на Темной стороне, - сказал ей Гарри, -  и  там
твои глаза будут такими же алыми, как мои.
   - Ой, правда? - казалось, она ждет не дождется этого.
   - Точно! - заверил ее  Гарри,  и  подумал:  "Можешь  не  сомневаться,
бедная моя девочка!"
   Потому что уже сейчас он мог различить в них алый отблеск.

***

   Гарри  сидел  на  песке,  прислонясь  спиной  к  дереву  и  обдумывал
дальнейшие действия, пока Пенни спала в его объятиях. Особых проблем  не
предвиделось,  но  надо  было  кое-что  подготовить.   Эти   размышления
отвлекали от беспокойства за судьбу Пенни, от мыслей о тех опасностях, о
том зле, с которым им придется столкнуться. О его неотвратимости.
   Потому что от этого не уйдешь - как  от  жужжания  приближавшегося  с
востока вертолета, прожектора которого шарили по пляжу. Гарри  надеялся,
что здесь они с Пенни могут чувствовать себя в  безопасности  достаточно
долго. Но когда он коснулся сознания людей в жужжащей небесной  букашке,
он понял, что заблуждался насчет безопасности. Там были экстрасенсы.
   - Отдел, - сказал он не без горечи, разбудил Пенни  и  сформировал  у
себя в сознании уравнения Мебиуса.
   -  Как,  и  здесь?  -  пробормотала  она,  когда,  перенесясь   через
континент, они очутились внутри продовольственного склада в Сиднее.
   - Да, и здесь тоже, - ответил Гарри. - Само собой.  И  здесь,  и  где
угодно. Их пеленгаторы найдут меня где  угодно;  они  раскинут  сети  по
всему миру - и экстрасенсы, и охотники за вознаграждением не успокоятся,
пока наконец не уничтожат нас. Мы не можем бороться  с  целым  миром.  А
если и можем, я этого не  хочу.  Потому  что  бороться  с  человечеством
значит сдаться твари, что внутри меня.  А  я  собираюсь  остаться  самим
собой. Пока сумею. Но этой ночью мы спутаем им карты, верно? Потому  что
умрем.
   - Как это, умрем?
   - Да, умрем для этого мира, - ответил он.
   Они выбрали дорогую одежду и солидный кожаный чемодан,  куда  сложили
ее, и удалились, когда сработала сигнализация и начался трезвон.
   Когда они  покинули  пляж,  было  девять  часов  вечера  по  местному
времени; в 11:30 они грабили склад одежды; продвигаясь дальше на восток,
они оделись в украденное на другом пляже  (Лонг  Бич),  наблюдая  восход
солнца, и приступили к завтраку с шампанским в Нью-Йорке.
   Пенни ела средней прожаренности мясо, а Гарри  -  слабо  прожаренное,
сочащееся  кровью,  как  он  и  заказывал.  Они  спросили  три   бутылки
шампанского. Когда принесли счет,  некроскоп  рассмеялся,  подхватил  на
руки Пенни, оттолкнул  назад  свой  стул..,  легкий  хлопок  раздался  в
воздухе и - пустота. В этом мире их больше  не  было.  Они  очутились  в
пространстве Мебиуса Потом.., потом они ограбили  самые  тайные  подвалы
Банка Гонконга (в 10:30 пополудни по местному времени), а ночью оставили
миллион гонконгских долларов на зеленом сукне игорных  столов  в  Макао.
Через пару минут (вечером, в 6:30  местного),  после  того,  как  они  в
очередной раз  выпили  шампанского,  Гарри  поспешно  уложил  совершенно
пьяную и сонную Пенни в постель в номере отеля в Никозии  и  оставил  ее
там отсыпаться.
   Пенни лежала в постели, бриллианты и жемчуга струились  по  ее  коже,
источавшей тонкий аромат шампанского и дорогого коньяка.
   Какая  женщина  не  отдала  бы  весь  мир  за  такую   жизнь,   какой
наслаждалась Пенни последние полдня своего пребывания  на  Земле?  Пенни
отдала. Потому Гарри и устроил ей это прощальное турне.
   Они куролесили чуть больше трех часов.
   Пеленгаторы в лондонской штаб-квартире, как и их  коллеги  в  Москве,
совсем ошалели, пытаясь их засечь. Но Гарри хорошо понимал,  что  в  его
отсутствие Пенни не угрожает разоблачение;  ее  поле  было  еще  слишком
слабым, да и на Кипре едва ли есть агенты обоих отделов. Какое-то  время
она здесь будет в безопасности.
   А ему пора было заказать два места до Темной стороны...

Часть 4

Глава 1

Фаэтор. Зек. Печорск

   В пространстве Мебиуса Гарри отворил дверь в будущее и отправился  на
поиски Фаэтора Ференци. Фаэтор давно умер, и вот уже много  лет  как  от
его тела совсем ничего не осталось - ни малейшего намека.  Он  умер  так
давно, что скорее всего его разум также угас. Но кое-что некроскоп хотел
узнать именно от него. Это кое-что имело  огромную  важность:  узнать  о
своей "болезни" о том, как ее победить, а может быть, исцелиться совсем,
хотя это, вероятно, так же недосягаемо, как и сам Фаэтор.
   Время  Мебиуса  пугало  как  всегда.  Прежде  чем  явиться   в   этот
вечнобегущий поток. Гарри замер на минуту перед  впечатляющим  зрелищем.
Едва ли кто из людей во плоти кроме Гарри мог наблюдать такое, разве что
те, кого сам Гарри привел сюда. Человеческая раса, словно неоновая река,
сиявшая голубым  цветом,  цветом  человеческой  жизни,  текла,  спешила,
удалялась прочь  с  бесконечным  вздохом,  ангельским  "А-а-а-а-а-а-ах",
стремилась в вечность. Этот вздох существовал,  конечно,  только  в  его
мозгу. Гарри понимал это - время нельзя  услышать,  к  счастью,  страшно
даже подумать, что это была бы за  какофония,  если  бы  кто-то  включил
вдруг звучание всех лет, всех жизней.
   Гарри вступил или, вернее, вплыл в метафизическую дверь и  глянул  на
все эти голубые линии,  текущие  прочь  -  мириады  линий  существования
человеческой расы, - и  подумал:  "Это  похоже  на  превращение  голубой
звезды в новую - так ее атомы стремятся прочь, ища от нее спасения!"  Он
знал, конечно, что каждая из  этих  ослепительных  линий  -  это  чья-то
жизнь, которую