сможет  проснуться.  Ну  вот,  а
некроскоп беседует с теми, с кем захочет.
   - Некроскоп?
   - Так я называю этого человека.  Того,  кто  способен  заглянуть  в  мозг
мертвеца...
   - Понимаю... -  нахмурилась  Бренда.  -  Во  всяком  случае,  думаю,  что
понимаю. Те, кто прожил счастливо, просто лежат и  вспоминают  все  хорошее,
что было в их жизни, и мысли у них счастливые. А с теми, кто был  несчастен,
все происходит по-другому.
   - Что-то в этом роде. У тех, кто озлоблен, и мысли злые, убийцы думают об
убийствах, и так далее: у  каждого  свой  собственный  ад,  если  можно  так
выразиться. Но это все обычные люди с обычными мыслями. Я говорю о том,  что
их образ мыслей достаточно примитивен. При  жизни  их  помыслы  были  вполне
земными. Я не хочу сказать о них ничего плохого, просто они не  были  яркими
личностями, вот и все. Но существуют еще и выдающиеся люди: люди творческие,
великие   мыслители,   архитекторы,    математики,    писатели,    настоящие
интеллектуалы. Как думаешь, что делают они?
   Стараясь  угадать  его  мысли,  Бренда  на  сводила  с  него  глаз.   Она
остановилась, чтобы подобрать яркий морской камешек. Немного  помолчав,  она
наконец ответила:
   - Думаю, они продолжают заниматься своим делом.  Если,  скажем,  это  был
великий мыслитель, то он и после смерти не прекращает размышлять о том,  что
его волнует.
   - Ты права, - многозначительно подтвердил  Гарри.  -  Именно  это  они  и
делают. Те, кто проектировал и строил мосты, продолжают мысленно их строить.
Прекрасные, воздушные мосты, соединяющие  берега  целых  океанов.  Музыканты
сочиняют  великолепные  песни  и  мелодии.  Математики  создают  абстрактные
теории,  разрабатывают  и  совершенствуют  их  до  такой  степени,  что  они
становятся понятными каждому ребенку, несмотря на то, что  в  них  заключены
тайны Вселенной. Все они совершенствуют то,  над  чем  работали  при  жизни.
Доводят свои изобретения до идеального  совершенства,  завершают  разработку
идей, на которые не хватило времени, когда они были живы. Там  их  ничто  не
отвлекает, они не испытывают постороннего влияния, никто их не беспокоит.
   - Все, что ты говоришь, очень интересно. Но ты действительно думаешь, что
все так и происходит?
   - Конечно, - кивнул он, но тут же спохватился. - Во всяком случае, в моем
рассказе. Откуда мне знать, что происходит на самом деле?
   - Я сказала глупость, - ответила Бренда. - Конечно же, в действительности
все совсем не так. Но, я никак  не  могу  понять,  с  чего  покойники  вдруг
захотят беседовать с твоим.., э.., некроскопом? Разве он  не  беспокоит  их?
Разве их не раздражает его вмешательство, его вторжение в их великие мысли?
   - Нет, - покачал головой Гарри.  -  Напротив.  Видишь  ли,  это  одно  из
свойств человеческой натуры. Какой смысл создавать что-либо выдающееся, если
ты никому не можешь рассказать об  этом?  Вот  почему  они  с  удовольствием
беседуют с некроскопом. Он способен оценить их гениальность. Он  один  может
это сделать! К тому же он относится к ним с интересом - действительно  хочет
знать  все  об  их  выдающихся  открытиях,  о  фантастических  изобретениях,
которые, наверное, еще тысячу лет не будут известны миру!
   Неожиданно все это показалось Бренде очень интересным.
   - Гарри, но это же великолепная идея! И она вовсе не  такая  жуткая,  как
показалось мне поначалу. Ведь  некроскоп  может  вместо  них  придумать  эти
изобретения! Он может построить мосты, написать музыку, создать  несозданные
литературные произведения! Именно так и случится в твоем рассказе?
   Отвернувшись от нее, Гарри устремил взгляд в морскую даль.
   - Да, думаю, нечто в этом роде, -  ответил  он.  -  Над  этим  я  еще  не
закончил работать...
   Они продолжали идти молча и вскоре достигли Кримдона,  где  остановились,
чтобы выпить по чашечке кофе в маленьком кафе у подножия прибрежных скал.

***

   Сбросив с себя простыню, Гарри абсолютно  голый  спал  в  своей  постели.
Вечер выдался очень теплым, заходящее солнце, проникая сквозь высокие  окна,
продолжало ласкать золотыми лучами его маленькую квартирку. Увидев, что  лоб
его блестит от пота, Бренда задернула  шторы  на  окнах  мансарды,  закрывая
Гарри от солнечного света. Когда лицо его оказалось в тени, Гарри застонал и
что-то пробормотал, но что именно, Бренде разобрать не  удалось.  Потихоньку
одеваясь, она вновь вспоминала прошедший день. Она  думала  также  о  другом
времени, и в памяти ее возникали картины того,  что  происходило  за  долгие
годы их с Гарри знакомства.
   Сегодня все прошло хорошо. Наконец-то Гарри поговорил с ней о..,  о  том,
что его тревожило. Он приоткрыл свою душу, поделился тем, что было у него на
уме.  После  беседы  о  его  будущем  рассказе  он,  казалось,  вздохнул   с
облегчением  и  выглядел  почти  счастливым.  Бренда  даже  не  могла   себе
представить, что нужно сделать, чтобы он был вполне счастлив. Он сказал, что
у него "забита голова". Забита чем?  Его  писательством?  Возможно.  Но  она
никогда не видела его совершенно счастливым. Если такое и случалось,  то  он
ничем этого не проявлял...
   Она оборвала свои мысли и вновь стала думать о прошедшем дне.
   От Кримдона они прошли еще около мили - до более-менее пустынного участка
побережья, где разделись и искупались. Поблизости никого не было,  а  издали
их нижнее белье вполне можно было принять за купальники. Они какое-то  время
дурачились и плавали в море, но потом на  берегу  появился  какой-то  старый
бродяга, и они решили, что пора двигаться  дальше.  Торопясь  одеться,  пока
старик не подошел слишком близко, они как могли отжали белье,  поскольку  им
оставалось пройти совсем немного. Автобус, курсировавший в  Хартлпуле  между
старым и новым районами  города,  довез  их  до  порога  трехэтажного  дома,
построенного в викторианском  стиле,  в  котором  Гарри  снимал  квартиру  в
мансарде. Бренда приготовила несколько сэндвичей, потом они  приняли  душ  и
вновь занялись любовью. Секс доставлял им истинное  наслаждение  -  они  еще
ощущали запах и привкус морской соли, теплые  лучи  солнца  делали  их  тела
более  горячими,  и  каждый  их  порыв,  любое  желание  представлялись   им
совершенно  естественными.  Летом  Гарри  особенно  нравился  Бренде  -   он
избавлялся от своей обычной бледности, а  его  стройное  тело  казалось  как
никогда мускулистым.
   Дело было не в том, что в другое время Гарри казался слабаком - он всегда
мог постоять за себя и не принадлежал к числу тех, кто легко  сносит  обиду.
Дважды Бренда была свидетельницей его драк с настоящими громилами, и в обоих
случаях амбалы терпели поражение и убегали  в  синяках  и  ссадинах.  Бренда
втайне гордилась, что в обоих случаях она была причиной его  яростных  битв.
Гарри равнодушно воспринимал колкости, направленные в его адрес, - он просто
не обращал на них внимания, делая вид, что  не  слышит  их,  но  он  не  мог
стерпеть оскорбительных замечаний в адрес Бренды или обращенных к нему в  ее
присутствии. В такие минуты он  превращался  в  другого  человека,  грубого,
быстрого, резкого. И все же его искусство самообороны, умение драться иногда
приводили ее в недоумение - это было одной из его невероятных  способностей,
одним из тех даров, которыми он владел в совершенстве.
   Точно так же она относилась  к  его  искусству  заниматься  любовью  и  к
писательскому дару. Бренда рассматривала их именно в таком порядке.
   Гарри было шестнадцать лет, когда они впервые занялись любовью, во всяком
случае по-настоящему, но он был готов к этому задолго до того дня. И как она
сказала ему на берегу, он очень быстро  в  совершенстве  овладел  искусством
секса. Неискушенная в таких вопросах, Бренда думала, что  есть  только  один
способ занятий любовью, но сексуальный  репертуар  Гарри  оказался  поистине
неисчерпаемым. Она и в самом деле поначалу была почти  уверена,  что  кто-то
научил его всем этим премудростям. Но в конце концов она отказалась от таких
мыслей и пришла к выводу, что Гарри просто  не  по  летам  рано  развит.  По
какой-то необъяснимой причине Гарри  от  природы  был  наделен  целым  рядом
умений и навыков - он владел ими, можно сказать, в совершенстве, хотя  никто
и никогда его не обучал.
   А что касается писательской работы...
   В  один  прекрасный  день  Гарри  признался  себе,  что  его   английский
чрезвычайно плох, из-за него  он  едва  не  лишился  возможности  учиться  в
Техническом колледже, когда провалил экзамен по английскому. Теперь, однако,
все было по-другому. Он много работал, но когда он успел? Бренда не  видела,
чтобы Гарри занимался английским языком, да и другим предметам он, казалось,
не  уделял  особенно  много  времени.  Но  факт  оставался  фактом:  в  свои
восемнадцать лет Гарри был писателем, причем настолько плодовитым,  что  его
произведения печатались под четырьмя разными псевдонимами. Писал он, правда,
только короткие рассказы, но книги его моментально  раскупались,  а  сейчас,
насколько знала Бренда, он работал над романом. Его раздолбанная подержанная
машинка стояла на маленьком столике возле окна. Однажды, заглянув к нему без
предупреждения, Бренда застала его за работой.  Это  был  один  из  немногих
случаев, когда Бренда видела, что Гарри  чем-то  занимается.  Поднимаясь  по
лестнице, она услышала стук клавишей пишущей машинки. Потихоньку прокравшись
через крошечную переднюю, она заглянула в дверь. Гарри  сидел  за  столиком,
подперев рукой подбородок, о чем-то глубоко задумавшись - иногда он улыбался
сам себе под нос. Потом вдруг выпрямлялся, печатал двумя пальцами  несколько
строк, кивая головой, задумчиво улыбаясь и время  от  времени  выглядывая  в
окно на пейзаж за дорогой.
   Бренда постучалась, привлекая его внимание,  и  вошла  в  комнату.  Гарри
обрадовался ей, быстро убрал бумаги, и больше  она  их  не  видела,  однако,
взглянув На заправленный в машинку лист, успела прочитать заглавие: "Дневник
повесы XVII века".
   Уже потом она вдруг подумала: что может знать Тарри  о  семнадцатом  веке
(это Гарри-то, который почти не знал истории и всегда имел по этому-предмету
наихудшие оценки!) и что ему известно о самом предмете романа - о повесах?..
   Бренда закончила одеваться и на цыпочках прошла через комнату к висевшему
на стене зеркалу, чтобы  слегка  подкраситься.  Проходя  мимо  столика,  она
невольно взглянула на заправленный в нее лист бумаги. Она поняла, что работа
над романом все еще продолжается - на листе  стоял  номер  213,  а  в  левом
верхнем углу было напечатано:
   "Дневник..."
   Бренда чуть-чуть вытащила лист и стала читать написанное. Тут же щеки  ее
вспыхнули, она быстро отвела  глаза  и  стала  глядеть  в  окно.  Написанное
отличалось великолепным стилем, отточенным  языком,  но  при  этом  было  до
невероятности грубо. Она вновь покосилась  на  лист  бумаги.  Бренда  любила
читать романы семнадцатого века, а стиль Гарри был великолепен. Но  то,  что
им было написано, ничего общего с подобными романами не  имело  -  это  была
чистая порнография.
   Только теперь она заметила, на что были обращены ее глаза, -  за  дорогой
раскинулось  старое  кладбище,  которому  было  уже  около  четырехсот  лет.
Территория кладбища густо  заросла  огромными  старыми  конскими  каштанами,
цветущим кустарником, ее  украшали  цветочные  клумбы;  дорожки,  посыпанные
гравием, содержались в порядке, но многие  надгробия  покосились  и  на  них
четко обозначились следы непогоды и времени. Ее  удивило,  что  Гарри  нашел
себе квартиру именно в таком месте -  вокруг  было  много  вполне  приличных
квартир, но Гарри утверждал, что ему нравится "вид из окна".  Действительно,
летом картина за окном была очень красивой, и  тем  не  менее  это  все-таки
кладбище!
   За ее спиной Гарри вновь что-то пробормотал и повернулся на  другой  бок.
Она вернулась к кровати и с улыбкой смотрела, как он спит,  потом  осторожно
прикрыла его простыней до  пояса.  Солнце  скрылось,  и  в  комнате  ощутимо
похолодало. Ну да все равно - ей придется скоро разбудить Гарри, потому  что
она должна идти домой. Родители просили ее возвращаться домой засветло, если
только им не  было  точно  известно,  где  она  находится.  Но  сначала  она
приготовит кофе. Она уже повернулась, чтобы отойти, но в этот  момент  Гарри
снова забормотал во сне, однако на этот раз слова звучали вполне отчетливо.
   - Не волнуйся, мама, я уже большой мальчик. Я  сам  могу  позаботиться  о
себе. Ты можешь спать спокойно...
   Он замолчал, но даже во сне видно было, что он к чему-то  прислушивается.
Но вот Гарри заговорил снова:
   - Нет, я уже говорил тебе, мама, он не причинил мне вреда. Зачем ему это?
В любом случае, я уехал к тете и дяде. Они заботились обо мне. Теперь я  уже
взрослый. Скоро ты сможешь убедиться, что со мной все в порядке, может быть,
тогда ты спокойно отдохнешь...
   Он снова замолчал и стал слушать, затем спросил:
   - Почему же ты не можешь, мама?
   Вновь раздалось невнятное бормотанье, а потом:
   - ..я не могу! Слишком далеко!  Я  знаю,  что  ты  пытаешься  мне  что-то
сказать, но.., я слышу лишь шепот, мама. Я слышу  твой  голос,  но  не  могу
разобрать, что ты говоришь.., постарайся сказать яснее. Может быть,  если  я
приду к тебе, навещу тебя там, где ты лежишь...
   Гарри беспокойно метался, он весь покрылся потом, но при  этом  его  била
дрожь. Его вид обеспокоил Бренду. Может быть, у него лихорадка? Пот собрался
в ямочке над верхней губой, крупными  каплями  покрывал  лоб,  волосы  Гарри
стали влажными, а руки подергивались и нервно двигались под простыней.
   Бренда, протянув руку, коснулась его и позвала:
   - Гарри?!
   - Что такое? - он внезапно проснулся, широко раскрытыми глазами уставился
в пространство, а тело его напряглось и застыло. - Кто?..
   - Гарри, Гарри, это  всего  лишь  я.  Тебе,  снились  кошмары.  -  Бренда
обхватила его руками, и он в свою очередь обнял ее. - Ты видел во  сне  свою
маму, Гарри. Послушай, теперь все хорошо. Давай я пойду и приготовлю кофе.
   Она на секунду крепко прижала его к себе, потом мягко разомкнула  объятия
и встала. Широко раскрытыми глазами он проводил ее до ниши, где у него  была
импровизированная кухня.
   - Видел  во  сне  маму?  -  переспросил  он.  Бренда  насыпала  в  кружки
растворимого кофе, налила воды в электрический чайник и включила его в сеть.
   - Ты называл ее мамой и ты разговаривал с ней. Гарри сел и рукой причесал
волосы.
   - Что я говорил? Она покачала головой.
   - Почти ничего. Что-то невнятное бормотал. Еще ты сказал, что стал вполне
взрослым и что она может спокойно отдыхать. Это был  просто  кошмарный  сон,
Гарри.
   К тому моменту, как кофе был готов, Гарри успел одеться.  Больше  они  ни
словом не упоминали о кошмарном сне. После того, как они выпили кофе,  Гарри
проводил Бренду до автобусной остановки, где они в полном молчании дождались
автобуса до Хардена. На прощание Гарри нежно поцеловал ее в щеку.
   - Скоро увидимся, - сказал он.
   - Завтра? - Следующий день был воскресенье.
   - Нет, как-нибудь на неделе. Я приду к тебе. Пока. Я люблю тебя.
   Сев на последнее сиденье, Бренда оглянулась и долго смотрела через заднее
стекло автобуса на Гарри, одиноко  стоявшего  на  остановке.  Когда  автобус
начал поворачивать, Гарри повернулся на  каблуках  и  пошел  по  тротуару  в
противоположную от своей квартиры сторону. Бренда еще какое-то время  видела
его, и ее очень заинтересовало, куда это отправился  Гарри.  Последнее,  что
успела увидеть Бренда, это фигуру Гарри, входящего в ворота  кладбища.  Лучи
скрывающегося за горизонтом солнца играли в его волосах.
   Автобус окончательно завернул за поворот, и Гарри скрылся из вида.

***

   Гарри не появлялся целую неделю, и у Бренды, работавшей в  парикмахерской
в Хардене, все валилось из рук. В четверг она забеспокоилась  всерьез,  а  в
пятницу, когда она расплакалась, отец сказал ей, что она напрасно сходит  по
нему с ума.
   - Этот чертов парень просто наваждение какое-то! - заявил он.  -  Бренда,
ты похоже действительно влюбилась! - Но он и слышать не хотел  о  поездке  в
Хартлпул:
   - Только не в пятницу вечером, моя девочка, когда парни идут  пить  пиво.
Ты можешь поехать и повидать своего полоумного Гарри завтра.
   До следующего дня прошла, казалось, целая вечность. Бренда почти не спала
ночь. Ранним солнечным утром в субботу она села в автобус и поехала к Гарри.
У нее был свой ключ, но, войдя в квартиру, она не обнаружила  там  Гарри.  В
пишущую машинку был заправлен лист  со  вчерашней  датой,  на  котором  было
напечатано:
   "Бренда!
   Я уехал на уик-энд в Эдинбург.  Мне  нужно  там  кое  с  кем  повидаться.
Вернусь самое позднее в понедельник и тогда обязательно встречусь  с  тобой,
обещаю. Извини, что не приехал к тебе на неделе. У меня очень много забот, и
я не думаю, что встреча со мной доставила бы тебе удовольствие.
   С любовью, Гарри".
   Последние слова значили для нее слишком много,  поэтому  Бренда  простила
ему все остальное. Так или иначе до понедельника ждать совсем недолго, но  с
кем же ему необходимо встретиться в Эдинбурге? Там жил его отчим, который не
видел его с детства, но кто еще? Больше Бренда никого там  не  знала.  Может
быть, какие-то неизвестные ей родственники? Возможно. Там когда-то жила  его
мать, но она утонула, когда Гарри был совсем маленьким.
   Утонула.., но ведь Гарри разговаривал с ней во сне...
   Бренда тряхнула головой. Ну почему ей в  голову  иногда  лезут  такие  же
ужасные мысли, как и Гарри! Вечно какие-то могилы, смерть, причудливые идеи!
Нет, конечно же, он поехал не затем, чтобы повидаться с матерью,  тем  более
что ее тело так и не было найдено. Он даже не мог навестить ее могилу.
   Однако от этих мыслей Бренде легче не стало. Наоборот, ей вдруг пришло  в
голову  такое,  о  чем  она  прежде  всерьез  не  задумывалась.  Она   стала
внимательно просматривать рукописи Гарри -  и  завершенные,  и  едва  только
начатые произведения. Она сама точно не знала, что  ищет  в  них,  но  когда
закончила просмотр, ясно поняла, чего она в них не нашла.
   Ни в одной из рукописей ей не встретился рассказ о некроскопе.
   Выходит, что Гарри либо  не  начал  писать  рассказ..,  либо  он  лгал..,
либо.., причиной ее беспокойства было нечто совершенно иное.
   Пока Бренда Коуэлл, освещенная  лучами  утреннего  солнца,  размышляла  в
квартире Гарри о странностях человека, с которым свела  ее  судьба,  за  сто
двадцать миль от  нее  Гарри  Киф  стоял  под  тем  же  утренним  солнцем  в
Шотландии, на берегу сонно текущей реки, глядя на большой окруженный обширно
разросшимся садом дом  на  противоположном  берегу.  В  прежние  времена  за
порядком в усадьбе следили очень хорошо, но Гарри не мог этого  помнить.  Он
тогда был совсем ребенком и не помнил многого. Но зато  он  помнил  мать.  В
глубине сознания он никогда не забывал о ней, а она не забывала о  нем.  Она
до сих пор беспокоилась за него.
   Гарри долго не сводил глаз с дома, потом перевел взгляд на реку. Медленно
текущая холодная вода журчала,  манила...  Непреодолимо  манила...  Поросший
травой и редким тростником берег.., глубокая зеленоватая вода..,  каменистое
в этом месте дно.., и среди гладких камешков все эти годы лежал...
   Перстень! Мужской перстень! "Кошачий глаз", оправленный в  золото!  Гарри
кинулся к воде. Жарко светило солнце, но Гарри  дрожал  от  холода.  Голубое
небо исчезло, превратившись в серый бурный поток ледяной воды.
   Он был под водой, он пытался пробиться наверх, к полынье.
   Сквозь лед он увидел лицо, дрожащие губы, складывающиеся в гримасу.., или
улыбку? Руки опускаются в воду и держат его там, под водой, -  а  на  пальце
одной из них перстень. Перстень с "кошачьим глазом" на среднем пальце правой
руки! И Гарри хватается за эти руки, цепляется за них, в отчаянии  царапает.
Золотой перстень  соскальзывает  и  вращаясь  опускается  в  черную  ледяную