ж, он предупреждал этого идиота.
   - Макс, - медленно отворачиваясь, сказал он, - может  быть,  вы  покажете
ему кое-что?..
   Вскоре  они  подъехали  к  посольству,  на  территории  которого  Макс  и
Драгошани вышли из машины и взяли вещи из багажника. Они сами позаботились о
своих чемоданах.
   Шофер занимался их сопровождающим. В последний раз они видели его,  когда
он, прихрамывая, удалялся, опираясь  на  руку  шофера.  Круглыми  и  полными
страха глазами он один лишь раз посмотрел в  их  сторону,  точнее  на  Макса
Бату, и спотыкающейся походкой вошел в мрачте,  внушительного  вида  здание.
Больше они его никогда не видели.
   После этого их никто не беспокоил.

***

   Среда второй недели нового, 1977 года. Вот уже целых две  недели  Виктора
Шукшина не покидало предчувствие приближающегося конца. Депрессия  свинцовой
тяжестью навалилась на  него  и  усилилась  до  предела,  когда  он  получил
помеченное четырехмесячной  давности  числом  и  содержавшее  тысячу  фунтов
крупными купюрами послание. Такая быстрая капитуляция Боровица и то, что  на
его угрозы тот никак не  отреагировал,  то  есть  не  стал  в  свою  очередь
угрожать ему, очень обеспокоили Шукшина.
   Сегодня был особенно мерзкий день.  Небо  затянуло  тучами,  шел  сильный
снег, река покрылась  толстой  серой  коркой  льда,  в  доме  было  холодно,
казалось, он весь  опутан  ледяными  нитями,  которые  преследовали  Шукшина
повсюду. И впервые, сколько он помнил, а может быть, он впервые это заметил,
вокруг царило странное,  зловещее  спокойствие,  стояла  такая  тишина,  что
казалось, будто глубокий снег поглотил все звуки. А снег  продолжал  падать.
Тяжело и уныло тикали старинные часы, даже расшатанные половицы скрипели  не
так громко, как всегда. Все это окончательно расстроило и без того натянутые
нервы Шукшина. Такое впечатление, дом, затаив дыхание, чего-то ждал.
   И это "что-то" наступило. - В половине третьего дня, когда Шукшин,  налив
стакан ледяной водки, уселся перед электрическим камином в  своем  кабинете.
Сквозь запыленное, засиженное мухами окно он мрачно  смотрел  на  замерзший,
превратившийся в ледяной кристалл сад,  когда  раздался  телефонный  звонок,
резко ударивший по напряженным, как струны, нервам.
   Сердце гулко забилось, он поставил полупустой стакан на стол  и,  сдернув
трубку с аппарата, ответил:
   - Шукшин слушает.
   - Отчим? - голос Гарри Кифа  раздался  совсем  близко.  -  Это  Гарри.  Я
приехал с друзьями в Эдинбург. Как вы поживаете?
   Шукшин подавил готовую вырваться наружу ярость. Вот оно: чертово  отродье
медиума  здесь,  рядом,  излучает  свою  ауру,  пытаясь  сломить  его   дух!
Оскалившись, он смотрел  на  телефонную  трубку  в  руке,  усилием  воли  не
позволяя себе взорваться.
   - Гарри? Это ты? Ты говоришь, что приехал в Эдинбург? Как хорошо, что  ты
позвонил мне.
   (Ах ты, ублюдок! Твоя аура, выродок, причиняет мне боль!) - У  вас  такой
бодрый голос! - удивленно произнес Гарри. - Когда мы  виделись  в  последний
раз, мне показалось, что вы...
   - Да, я знаю. - Шукшин старался не зарычать. -  Тогда  я  себя  не  очень
хорошо чувствовал, но сейчас все в порядке. У тебя ко мне какое-то дело?
   (Я бы с радостью съел твое сердце, свинья!) - Ну, в общем,  да!  Я  хотел
узнать, могу ли я навестить вас. Мы могли бы немного поговорить о моей маме.
К тому же я захватил с собой  коньки.  Если  река  замерзла,  я  бы  немного
покатался. Я пробуду здесь всего несколько дней и...
   - Нет! - вырвалось у Шукшина, но он тут же взял себя в  руки.  Почему  бы
наконец не покончить с этим? Почему бы раз и навсегда  не  убрать  со  своей
дороги тень прошлого? Что бы там ни подозревал  Киф,  каким  бы  образом  ни
нашел его кольцо, которое, Шукшин был до сих  пор  уверен  в  этом,  исчезло
навсегда, какова бы ни была психологическая связь между  этим  юнцом  и  его
матерью, которая, судя по всему,  существует  до  сих  пор,  -  всему  этому
немедленно следует положить конец.  Кипевшая  в  душе  Шукшина  жажда  крови
одерживала верх над здравым смыслом.
   - Отчим?
   - Я хотел только сказать, Гарри, что, боюсь, нервы у меня по-прежнему  не
совсем в порядке. Мое одиночество... ну, ты понимаешь? Я отвык  от  общения.
Конечно же, я буду очень рад повидаться с тобой, и река,  кстати,  прекрасно
замерзла для катания на коньках.., но я не вынесу, если в  моем  доме  будет
полно молодых людей, Гарри.
   - Нет-нет! Я и не думал кого-либо брать с собой, отчим. Мне и в голову не
пришло причинять  вам  подобное  беспокойство.  Что  вы,  мои  друзья  и  не
подозревают, что у меня здесь есть родственники! Я всего  лишь  хотел  вновь
побывать в родном доме и сходить на реку, покататься  на  коньках  там,  где
обычно каталась мама.
   "Ну вот, опять. Этому ублюдку несомненно что-то известно, или, во  всяком
случае, он что-то подозревает - определенно это так.
   Значит, он хочет покататься на коньках?  Там  же,  где  его  мать?"  Лицо
Шукшина расплылось в коварной улыбке:
   - Ну что ж, в таком случае.., когда ты приедешь?
   - Часа через два, - ответил Гарри.
   - Прекрасно, - сказал Шукшин. - Значит, в половине  пятого  или  в  пять.
Буду с нетерпением ждать тебя, Гарри.
   Он поспешил положить трубку, прежде чем животный, полный  ненависти  крик
вырвется из его рта и выдаст истинные чувства: "О, с каким.., нетерпением..,
я.., буду ждать.., этого.., момента!!!"

***

   В действительности Гарри Киф звонил  вовсе  не  из  Эдинбурга  -  он  был
гораздо ближе, в холле отеля в Бонниригге, где жил уже несколько дней. После
разговора с Шукшиным он быстро накинул на плечи пальто и поспешил на улицу к
машине - специально купленному старому "Моррису". Он впервые сидел за  рулем
машины - точнее, вести ее помогал Гарри  бывший  инструктор  по  вождению  с
кладбища в Ситон Кэри.
   По обледеневшим дорогам он добрался до  вершины  холма,  с  которого  был
хорошо виден стоявший всего в полумиле дом. Здесь Гарри остановился и  вышел
из машины. Место было пустынным, открытым всем  ветрам,  унылым  и  мрачным.
Ежась от холода, Гарри достал бинокль и направился  к  торчавшим  неподалеку
голым деревьям.
   Спрятавшись за стволом одного из них, он навел  бинокль  на  дом  и  стал
ждать - однако ждать ему пришлось не более одной-двух минут.
   В дверях, ведущих из кабинета в  сад,  показался  Шукшин,  быстрым  шагом
направился по дорожке в сторону ограды и вышел через калитку на берег  реки.
В руках он нес кирку...
   Гарри затаил дыхание, а потом медленно  выпустил  воздух  -  пар  от  его
дыхания таял на морозе. Пробравшись через  заросли  кустарника  и  куманики,
Шукшин подошел к самому краю берега. Он осторожно ступил на лед, походил  по
нему взад  и  вперед  вдоль  берега,  попрыгал,  проверяя  на  прочность,  и
внимательно огляделся. Вокруг было совершенно пусто.
   Выйдя на середину ледяного пространства, он снова  попрыгал  на  льду  и,
казалось,  остался  вполне  доволен.  Перед  мысленным  взором  Гарри  вдруг
возникла черно-белая картина, которую, как  ему  показалось,  он  уже  видел
раньше. Он был уверен, что то же самое Шукшин проделывал много лет назад.
   Увеличенная линзами бинокля фигура на льду согнулась и киркой описала  на
его поверхности большой круг, рисуя  границу.  Двигаясь  вкруговую  по  этой
линии, человек начал как сумасшедший яростно долбить лед, до  тех  пор  пока
при каждом ударе кирки в воздух  не  стали  взлетать  брызги  ледяной  воды.
Буквально через несколько минут круглая льдина диаметром  не  менее  девяти-
или десяти футов свободно  плавала,  прикрывая  собой  прорубь.  И  наконец,
финальный штрих...
   Еще раз оглядев все вокруг, Шукшин снова  двинулся  по  периметру  круга,
ногами подгребая снег и осколки льда к краям проруби. Вода,  конечно,  снова
замерзнет, но за несколько часов лед еще не станет достаточно крепким -  как
минимум до утра здесь будет очень опасное место. Шукшин подготовил  ловушку,
но  он  и  не  подозревал,  что  предполагаемая  жертва  наблюдает  за   его
действиями.
   Гарри не мог сдержать дрожи, его знобило, руки и ноги  тряслись.  Но  это
состояние отнюдь не было связано с температурой воздуха,  с  окружающим  его
холодом. Оно, скорее,  было  вызвано  внутренними  ощущениями  и  поведением
человека на  льду.  Бинокль  был  недостаточно  сильным,  но  Гарри  все  же
отчетливо видел выражение лица Виктора, в то время как он рубил киркой  лед.
Это было лицо лунатика, сумасшедшего, жаждущего убить Гарри, так же  как  он
когда-то жаждал убить - и убил! - его мать.
   Гарри очень хотелось узнать, почему он это делает, и  он  не  успокоится,
пока не выяснит все. И у него есть только один способ получить ответ.

***

   Обессилев физически и морально, но все  же  сознавая,  что  дело  еще  не
завершено, Виктор Шукшин возвратился к дому. Идя по двору, он волок за собой
кирку, оставлявшую царапины на замерзших  каменных  плитах.  Перед  тем  как
войти в распахнутую дверь, ведущую в кабинет, он выпустил рукоятку из рук, и
кирка со звоном упала на камень. Опустив голову  и  безвольно  свесив  вдоль
туловища руки, он сделал еще пару шагов.., и застыл!..
   Что это? Гарри Киф уже здесь? Дом, казалось, заполнен непонятными силами.
Воздух пропитан аурой экстрасенса, дрожит и вибрирует от чужой и  враждебной
энергетики.
   Шукшина бросило в жар, и тут же он ощутил какое-то движение - дверь в сад
за его спиной с грохотом захлопнулась. Он резко обернулся -  и  челюсть  его
отвалилась...
   - Кто?.. Что?.. - едва выдавил он из себя.
   Перед ним, в его кабинете, стояли двое мужчин, видимо,  давно  его  здесь
поджидавших. Один из них держал в руках  пистолет,  дуло  которого  смотрело
прямо Шукшину в сердце. Он мгновенно определил, что это советское  табельное
оружие и узнал холодный, бесстрастный взгляд, которым оба  они  смотрели  на
него. Шукшин понял, что обречен. В  какой-то  мере  для  него  это  не  было
неожиданностью. Он предвидел, что в один прекрасный день ему  могут  нанести
подобный визит. Но сейчас для этого был самый неподходящий момент.
   - Сядьте.., товарищ, - произнес высокий мужчина, и голос его резко ударил
по натянутым, как струны, нервам Шукшина.
   Макс Бату подтолкнул ему стул, и Шукшин рухнул на него, оказавшись  лицом
к лицу с  Драгошани,  в  то  время  как  Бату  встал  за  его  спиной.  Аура
экстрасенсов окутала Шукшина со всех сторон. У  него  было  такое  ощущение,
словно мозг его плавает в желчи. Конечно, эти двое  явились  из  особняка  в
Бронницах!
   Лицо  предателя  превратилось  в  застывшую  маску,   глаза,   окруженные
чернотой, глубоко ввалились. На круглом лице Бату,  смотревшего  поверх  его
головы на Драгошани, расплылась улыбка.
   - Товарищ Драгошани, - с усмешкой сказал он, - до сих пор  мне  казалось,
что вы выглядите больным, но теперь...
   - Экстрасенсы! - Шукшин словно выплюнул это слово. - Люди  Боровица!  Что
вам от меня нужно?
   - У него есть все основания, для того чтобы выглядеть  больным,  Макс,  -
голос Драгошани звучал глухо,  как  из-под  земли.  -  Предатель,  изменник,
возможно, убийца...
   Шукшин, казалось, готов был вскочить со стула, но  Бату  опустил  ему  на
плечи тяжелые, похожие на обрубки руки.
   - Я спрашиваю, - раздраженно повторил Шукшин, - что вам от меня нужно?
   - Твою жизнь, -  ответил  Драгошани,  доставая  из  кармана  глушитель  и
закрепляя его на дуле пистолета. Сделав шаг вперед, он приставил  оружие  ко
лбу Виктора. - Всего лишь твою жизнь.
   Шукшин почувствовал, как стоявший за спиной Макс Бату отступил в сторону.
Он понял, что сейчас его убьют.
   - Подождите! - хрипло воскликнул он. - Вы совершаете ошибку! Боровиц  вам
за это "спасибо" не скажет. Я очень много знаю! Об англичанах!  Я  передавал
время от времени информацию Боровицу, но многое ему не известно. К тому же я
продолжаю работать на вас по-своему, конечно. Я и  сейчас  был  занят  одним
делом! Да, именно сейчас!
   - Каким делом? - спросил Драгошани.
   Он не собирался стрелять в Шукшина - хотел лишь припугнуть его.  То,  что
Макс ушел из-за его спины, было простой  предосторожностью.  После  выстрела
некроманту работать очень сложно. У Драгошани был заготовлен  гораздо  более
интересный план убийства Шукшина.
   После того как они  вытянут  из  него  все,  что  возможно,  задавая  ему
вопросы, они свяжут его и положат в ванную с холодной водой. Одним из острых
хирургических инструментов Драгошани вскроет ему вены. Пока он будет лежать,
истекая кровью, и жизнь будет по капле уходить из  него,  окрашивая  воду  в
красный цвет, Драгошани допросит его еще  раз.  Он  пообещает  Шукшину,  что
перевяжет раны и освободит его, если тот расскажет все  до  конца.  Он  даже
продемонстрирует ему хирургические бинты. У Шукшина будет мало  времени  для
размышлений - вода с каждой минутой будет становиться все краснее и краснее.
Драгошани также предупредит его, что если он и дальше станет  доставлять  им
неприятности, то Драгошани и Бату - или, возможно, кто-то другой вроде них -
вернутся и завершат начатое. На самом деле это будет всего  лишь  обещанием,
которое Драгошани, естественно, выполнять не собирался. Дело  будет  сделано
здесь и сейчас.
   И все же Шукшин может что-то утаить, либо забыть, либо просто  не  счесть
информацию достойной внимания. Вполне возможно также, что он уже работает на
англичан, - тогда он ни за что не признается...
   Впрочем, неважно, что он скажет. Когда он умрет, они ополоснут  его  тело
чистой водой, вытащат из ванны, а потом.., потом Драгошани продолжит допрос.
   Пока Драгошани, убрав пистолет от головы Шукшина, сел к нему лицом.
   - Я жду, - сказал он. - Что за дело? Шукшин сглотнул,  пытаясь  совладать
со  страхом  перед  этими  двумя  и  ненавистью  к   их   сверхъестественным
способностям. Ему никогда не избавиться  от  ненависти  к  экстрасенсам,  но
сейчас он не должен обращать на нее внимание. Он знал, что жизнь  его  висит
на волоске. Ему необходимо собраться с  мыслями  и  лгать  им  так,  как  он
никогда не лгал. Кое-что в его словах все же будет правдой, поэтому говорить
ему следует уверенно.
   - Вы знаете, что я "наблюдатель" ?
   - Конечно, именно поэтому Боровиц и послал вас сюда,  чтобы  вы  находили
наших врагов и убивали. Но, судя по всему, вы добились  не  слишком  больших
успехов, - в голосе Драгошани отчетливо слышался ядовитый сарказм.
   Но Шукшин и на это не обратил внимания.
   - Когда я вошел сюда минуту назад, я сразу почувствовал ваше  присутствие
в этой комнате. Я кожей ощутил, что вы здесь, потому что  вы  оба  -  мощные
экстрасенсы. Особенно вы, - он взглянул  на  Драгошани,  -  в  вас  заключен
какой-то особенно могучий и ужасный дар. Он.., он причиняет мне боль!
   - Да, Боровиц говорил мне об этом, - сухо произнес Драгошани.  -  Мы  все
знаем о "наблюдателях", Шукшин, так что не тяните время и продолжайте.
   - Я не тяну время, а просто пытаюсь рассказать вам о  человеке,  которого
собирался убить сегодня!
   Драгошани обменялся взглядами с Бату. Уставившись сверху вниз на  макушку
Шукшина, Бату спросил:
   - Вы собирались убить английского экстрасенса? Почему? Кто он?
   - Таким образом я  хотел  снова  завоевать  доверие  Боровица,  -  солгал
Шукшин. - Этого человека зовут Гарри Киф. Он мой пасынок.  Он  получил  свой
дар - каким бы он ни был - в наследство от матери. Шестнадцать лет  назад  я
ее убил... - Шукшин продолжал смотреть на Драгошани. - Она привлекала меня -
и приводила в ярость! Говоря о том, что я, возможно, убийца, вы ее  имели  в
виду? В таком случае -  никаких  "возможно".  Да,  я  убил  ее!  Как  и  все
экстрасенсы, она причиняла мне боль. Ее дар сводил меня с ума!
   - Она нас не интересует, - прервал его Драгошани.  -  Поговорим  об  этом
Кифе.
   - Именно о нем я и пытаюсь вам рассказать. Вы оба обладаете очень большой
силой, и тем не менее, чтобы почувствовать ваше  присутствие,  мне  пришлось
войти в дом. Но Гарри Киф...
   - Да?
   Шукшин покачал головой.
   - О, он  совсем  другое  дело.  Его  талант..,  безграничен!  Так  что  я
намеревался убить его не только ради Боровица, но и ради себя самого.
   Драгошани  его  слова  заинтересовали.  Он  всегда  успеет  покончить   с
Шукшиным, но если все, что тот сказал о Кифе, правда, тогда  ему  необходимо
побольше о нем узнать.  К  тому  же,  если  Киф  действительно  работает  на
британскую разведку, то он одним выстрелом убьет сразу двух зайцев.  Он  так
увлекся своими мыслями, что забыл задать Шукшину главный вопрос - работал ли
тот в британском отделе экстрасенсорики? А Шукшин предпочел на эту  тему  не
распространяться.
   - Думаю, что мы сумеем помочь вам, - наконец произнес Драгошани. - Всегда
хорошо, когда удается найти общий язык  со  старыми  друзьями.  -  Он  убрал
пистолет. - Когда и каким образом вы собирались убить этого человека?
   И Шукшин обо всем рассказал.

***

   Как только Шукшин скрылся в доме, Гарри вернулся к машине и  поехал  вниз
по склону холма по направлению к Бонниригту. Оставив  машину  в  стороне  от
дороги, он пешком направился через поле к реке. Все вокруг застыло от холода
и потому казалось Гарри совершенно незнакомым.  Это  впечатление  усилилось,
когда со свинцово-серого неба упали первые хлопья снега, превратив пейзаж  в
написанную мягкими и расплывчатыми красками картину зимней природы.
   Гарри двинулся вверх по реке. Где-то  там  покоилась  его  мать,  но  где
конкретно, он не знал. Это и послужило одной из причин его прихода сюда - он
должен убедиться в том, что знает то место,  где  она  лежит,  чтобы  суметь
найти ее при любых обстоятельствах. Двигаясь по замерзшей реке, он  мысленно
обратился к ней:
   - Мама! Ты слышишь меня?
   Она немедленно откликнулась:
   - Гарри? Это ты? Так  близко!?  -  И  тут  же  в  голосе  ее  послышались
беспокойство и страх за него:
   - Гарри! Это случится.., сейчас?
   - Да, сейчас, мама. И пожалуйста, не создавай мне больше проблем, у  меня
их и так предостаточно. Я пришел не спорить с тобой - мне нужна твоя помощь.
Я не хочу лишнего беспокойства.
   - О, Гарри, Гарри! Что я  могу  тебе  сказать?  Как  же  мне  о  тебе  не
беспокоиться? Я же твоя мать...
   - Тогда помоги мне, успокойся и не говори больше ничего. Я хочу убедиться
в том, что смогу найти тебя с закрытыми глазами.
   - С закрытыми глазами? Я не...
   - Мама, пожалуйста!
   Она замолчала, но ее беспокойство действовало  ему  на  нервы,  как  шаги
любимого человека, в волнении ходящего из угла в угол в  маленькой  комнате.
Он закрыл глаза и пошел вперед, направляясь в ее сторону. Ярдов  через  сто,
может  быть,  чуть  больше,  он  почувствовал,  что  достиг  нужного  места,
остановился и открыл глаза. Он  стоял  под  высоким,  нависающим  над  рекой
берегом, толстый слой белого льда под ногами служил надгробием  его  матери.
Теперь он знал, что сумеет ее найти.
   - Я здесь, мама, - он склонился над льдом, смахнул тонкий  слой  снега  и
взглянул на зажатую в одетой в перчатку руке рукоятку  складного  ножа.  Это
была вторая причина, по которой он пришел сюда.
   Как только он начал разбивать лед, мать с упреком сказала:
   - Теперь я все понимаю, Гарри. Ты лгал, ты обманывал меня. Ты знал, что у
тебя могут возникнуть проблемы.
   - Нет, мама! Я стал намного сильнее. Но если проблемы все же возникнут..,
что ж, с моей стороны было бы глупо не предусмотреть любую возможность.
   Возле берега лед был несколько толще. Гарри вспотел от напряжения, но ему
все же удалось пробить в нем дыру около трех футов в  диаметре.  Он  очистил
прорубь от осколков льда и выпрямился. Внизу подо льдом журчала черная вода,
а под водой под слоем ила...
   Дело сделано, теперь Гарри необходимо идти, и как можно  скорее.  Медлить
нельзя. К тому же снегопад  усиливался,  темнело,  быстро  наступали  ранние
зимние сумерки. У него еще есть  время,  чтобы  выпить  стаканчик  бренди  в
отеле... А потом.., потом на