не доезжая примерно  милю  до  ближайшей  дачи,  поднял  воротник  пальто  и
остальную часть пути до Жуковки прошел пешком. В полдень он свернул с дороги
и, утопая в снегу, направился прямо через лесок,  узкой  полосой  тянувшейся
вдоль берега реки, по направлению  к  даче  Боровица.  На  лице  его  играла
мрачная усмешка. Быстро пройдя по мощеной дорожке,  он  подошел  к  двери  и
осторожно постучал по резной дубовой панели. В  воздухе  пахло  дымом.  Было
очень холодно - у Драгошани даже волоски в носу  замерзли.  Но  свисавшие  с
крыши дома сосульки указывали на то, что  близится  потепление.  Скоро  снег
подтает, и следы Драгошани исчезнут, а  тогда  никому  не  придет  в  голову
подозревать, что он побывал здесь.
   Изнутри послышались медленные шаги,  и  дверь  со  скрипом  приоткрылась.
Бледный, взлохмаченный, с покрасневшими глазами  Григорий  Боровиц  выглянул
наружу, щурясь и моргая от дневного света.
   - Драгошани? - сурово сдвинув брови, произнес он. - Я  же  сказал,  чтобы
меня не беспокоили. Я...
   -  Товарищ  генерал,  -  перебил  Драгошани,  -  если   бы   не   срочная
необходимость...
   Боровиц шире открыл дверь и отступил в сторону.
   - Ну, входи, входи, - проворчал он, но в  голосе  его  уже  не  слышалось
прежней  живости.  После  недельного  пребывания  здесь  он  потерял   былую
молодцеватость, искреннее, неподдельное горе сломило и  состарило  его.  Все
эти наблюдения вполне устраивали Драгошани.
   Войдя  в  дом,  он  проследовал  за  хозяином  через  небольшой  коридор,
отодвинул портьеру и оказался в  маленькой,  отделанной  сосновыми  панелями
комнатке, в которой, завернутая в саван, тихо лежала Наташа  Боровиц.  Черты
ее  крестьянского  лица,  миловидного  при  жизни,  после  смерти   казались
непривлекательными и даже грубоватыми. Она была  похожа  на  огромную  плохо
обработанную восковую свечу с морщинистой поверхностью  и  торчавшим  вместо
фитиля пучком редких, жестких волос. Погладив ее по  лицу,  Боровиц  опустил
голову и отвернулся, не сумев, однако, скрыть блеснувшие в глазах слезы.
   Он провел Драгошани  в  знакомую  тому  комнату,  служившую  одновременно
гостиной и столовой, и указал на стоявшее возле окна кресло. Все  окна  дачи
были плотно закрыты шторами, но здесь занавески были  раздвинуты,  пропуская
тусклый  зимний  свет.  Молча  покачал  головой,  Драгошани   отказался   от
предложения сесть, а Боровиц тяжело опустился на мягкую кушетку.
   - Я лучше постою, - сказал Борис, - я не надолго.
   - С кратким визитом? - без всякого интереса проворчал Боровиц. - Мог бы и
подождать, Драгошани. Завтра мою Наташу увезут от меня, и тогда я вернусь  в
Москву и в особняк в Бронницах. Так что же все-таки  заставило  тебя  срочно
приехать? Ты говорил, путешествие в Англию было весьма успешным.
   - Да, действительно, - ответил Драгошани, - но с тех пор  кое-что  успело
произойти.
   - В чем дело?
   - Товарищ генерал, - начал Борис, - Григорий, я  прошу  вас  не  задавать
никаких вопросов, а просто кое-что сказать мне. Помните ли вы тот  разговор,
который состоялся у нас с вами относительно будущего отдела экстрасенсорики?
Вы сказали, что однажды примете решение о том, кто займет  ваш  пост,  после
того как вы.., уйдете в отставку. Вы также добавили, что выбор будет  сделан
между моей кандидатурой и кандидатурой Игоря Влади.
   Не веря своим ушам, Боровиц сурово уставился на Драгошани.
   - Так вот зачем ты  приехал?!  -  прорычал  он.  -  Ничего  себе  срочная
необходимость! Ты что, решил, что мне пора уходить?  Или  что  я  сам  готов
уйти? Теперь, когда Наташи нет, думаешь, я отойду от дел?
   Боровиц выпрямился, и в глазах его появился знакомый Борису огонь. Только
сейчас некромант не испытывал страха перед этим человеком.
   - Я  просил  вас  не  задавать  вопросов,  -  напомнил  он,  и  в  голосе
послышались недобрые нотки. - Мне нужны ответы от вас,  Григорий.  А  теперь
скажите:  кого  вы  избрали  своим  преемником?  И  вообще,  приняли  ли  вы
какое-либо окончательное решение? А если  приняли,  то  оформили  ли  его  в
письменной форме?
   Боровиц был потрясен и одновременно пришел в ярость.
   - Ты осмеливаешься?.. - заревел он, выкатив глаза. - Ты  осмеливаешься?..
Ты забываешься, Драгошани!  Ты  забыл,  кто  перед  тобой  стоит  и  где  ты
находишься! Кроме того, ты забыл - или предпочитаешь не помнить об  этом,  -
что я только что потерял жену! Ну и черт с тобой,  Драгошани!  Я  отвечу  на
твой вопрос; нет, я пока не отдал никакого письменного распоряжения! Мне это
ни к чему, потому что я еще долго собираюсь стоять во главе отдела.
   Уверяю тебя! Более того, если бы мне пришлось выбирать сейчас  преемника,
то ты никогда не стал бы им, можешь выбросить из головы саму мысль об  этом!
- Дрожа от ярости, Боровиц вскочил с кушетки. - А теперь  убирайся  прочь  с
моих глаз! Выметайся, не то я...
   Драгошани снял темные очки в массивной  оправе.  Взглянув  на  Драгошани,
Боровиц замер на месте, поразившись произошедшей перемене. Перед ним был  не
Драгошани - нет, это был кто-то  совсем  другой.  И  эти  глаза!  Невероятно
красные глаза!
   - Я увольняю вас, Григорий! - зловещим голосом произнес Драгошани.  -  Но
вы уйдете не с пустыми руками. После стольких лет верной и преданной службы.
   Он вдруг съежился, плечи его будто сами по себе поползли вверх.
   - Увольняешь меня? - Боровиц хотел было попятиться  назад,  но  прямо  за
спиной стояла кушетка. - Ты.., увольняешь.., меня?..
   Драгошани кивнул и улыбнулся, обнажая крупные острые зубы:
   - У нас есть маленький прощальный подарок, Григорий!
   - У вас? - прохрипел Боровиц.
   - У меня и у Макса Бату, - ответил Драгошани. И в то же  мгновение  перед
глазами Боровица разверзся ад!
   Потом кто-то изо всей силы толкнул его в грудь; широко раскинув руки,  он
отлетел назад, ударился о стену и вновь качнулся, падая  вперед.  Полочки  и
небольшие картины рухнули со стены вниз. Боровиц упал, почти растянувшись на
кушетке. Схватившись за грудь и глотая ртом воздух, он  попытался  подняться
на ослабевшие вдруг ноги. Сердце его разрывалось. Он понял, что сделал с ним
Драгошани, хотя у него в уме не укладывалось, как ему это удалось.
   Наконец он смог выпрямиться. Протягивая к некроманту короткие, трясущиеся
руки, он прошептал:
   - Драгошани! Драго...
   Но тот снова пустил в него мысленную стрелу.., и еще раз...
   Первая, как муху, пришлепнула Боровица, пригвоздив его к кушетке,  но  он
сумел приподняться и, прежде чем его  настигла  следующая,  успел  закончить
последнее слово, произнесенное им в жизни:
   - ..шани!
   Все, конец. Бывший шеф отдела экстрасенсорики больше не  подавал  никаких
признаков жизни. Его поза и весь его вид свидетельствовали  о  том,  что  он
скончался от "сердечного приступа".
   - Великолепно! - Драгошани был очень доволен.
   Он огляделся. Дверца углового шкафа была  приоткрыта,  за  ней  на  полке
среди  бумаг,  конвертов  и  других  канцелярских   принадлежностей   стояла
старенькая пишущая машинка. Он достал ее,  поставил  на  стол,  вложил  лист
чистой бумаги и сосредоточенно начал печатать:
   "Я чувствую себя неважно. Видимо, это сердце.  Смерть  Наташи  тяжелейшим
образом отразилась на моем здоровье. Думаю, мне конец. Поскольку до сих  пор
я не назвал имени того, кто должен продолжать после меня работу, я делаю это
сейчас. Единственный человек, которому  я  могу  доверить  выполнение  своих
обязанностей после смерти, - Борис Драгошани. Он полностью предан СССР  и  в
особенности руководителю нашей Партии.
   Кроме того, поскольку я чувствую, что конец мой  близок,  я  хочу,  чтобы
тело мое после смерти было  передано  на  попечение  Борису  Драгошани.  Ему
известны моя воля и пожелания на этот счет..."
   Усмехнувшись, Драгошани вытянул вверх лист, перечитал напечатанный  текст
и ручкой нацарапал внизу "Г.Б.", стараясь как можно точнее подделать  почерк
Боровица. Потом достал носовой платок и тщательно протер  клавиатуру,  после
чего перенес машинку к кушетке. Присев рядом с покойником, он взял его  руки
и оставил на клавиатуре отпечатки пальцев. Все  это  время  за  ним  следили
широко раскрытые безжизненные глаза Боровица.
   - Ну вот и все, Григорий, - сказал Драгошани, перенося машинку обратно на
стол. - Сейчас я ухожу, но я с  тобой  не  прощаюсь.  После  того  как  тебя
обнаружат, мы с тобой снова встретимся, только на  этот  раз  в  особняке  в
Бронницах. И чего тогда будут стоить твои великие тайны, Григорий Боровиц?
   Было половина первого ночи, когда Драгошани вышел из молчаливо  стоявшего
среди деревьев дома и направился обратно к своей машине.

***

   Как всегда по субботам, в особняке в Бронницах  людей  было  меньше,  чем
обычно. Однако, как только наблюдатели на внешней стене заметили  Драгошани,
они тут же сообщили по цепочке о его прибытии. Дежурный  офицер  ожидал  его
возле центрального корпуса. Он был одет в  униформу,  сотрудников  отдела  -
серый комбинезон с желтой  диагональной  полосой  на  левой  стороне  груди.
Задыхаясь, он подбежал к  Драгошани,  чтобы  приветствовать  его,  пока  тот
ставил машину на отведенное место.
   - Хорошие новости, товарищ Драгошани! - доложил  он,  провожая  Бориса  и
открывая перед ним двери. - У нас есть сведения об английском  агенте  Гарри
Кифе.
   Драгошани словно клещами вцепился ему в плечо. Осторожно  высвободившись,
офицер с удивлением и недоумением уставился на Драгошани. "Что-то не так?"
   - Все в порядке, если Киф в наших руках, -  прорычал  Драгошани.  -  Если
нет, значит, все очень плохо. Но вы не  тот,  с  кем  я  разговаривал  вчера
вечером?
   - Так точно, товарищ Драгошани! Он сменился с дежурства. Но я прочел  его
записку. И сегодня утром я,  конечно  же,  был  на  месте,  когда  поступили
сведения о Кифе.
   Драгошани пристально посмотрел  на  офицера.  До  сих  пор  он  не  успел
разглядеть его как следует. Худой,  плечи  покатые  -  заурядный,  ничем  не
примечательный человек, но в то же время буквально раздувающийся от сознания
собственной значительности. Не из числа экстрасенсов - обыкновенный  старший
офицер  охраны.  Хороший  служащий,   ответственно   относящийся   к   своим
обязанностям, но, по мнению Драгошани, чересчур важничающий и самодовольный,
- он таких не любил.
   - Идите за мной, - холодно произнес он. - По пути расскажете о Кифе.
   В сопровождении офицера Драгошани быстро проскочил по коридорам  и  начал
подниматься по лестнице,  ведущей  к  помещениям  персональных  апартаментов
Боровица. Едва поспевая за ним, офицер, задыхаясь, взмолился:
   - Прошу вас,  не  так  быстро,  а  то  я  не  в  состоянии  что-либо  вам
рассказать!
   Но Драгошани не сбавил темп.
   - Что там с Кифом? - бросил он через плечо. - Где  он?  У  кого  он?  Его
везут сюда?
   - Он ни у кого, товарищ Драгошани, - пропыхтел офицер. -  Мы  всего  лишь
знаем, где он. Он в, Восточной Германии, в Лейпциге. Он проехал  в  качестве
туриста через  контрольно-пропускной  пункт  Чарли  в  Берлине.  И,  кстати,
совершенно не пытался скрыть  свое  настоящее  имя.  Это  очень  странно.  В
Лейпциге он находится уже четыре или пять дней. И почти все  время  проводит
на кладбище. Очевидно, ждет связного.
   - Вот как? - Драгошани на минуту остановился и  насмешливо  посмотрел  на
сопровождающего. - Очевидно, говорите? Позвольте вам заметить, товарищ,  что
там, где дело касается этого человека, ничего очевидного быть  не  может!  А
теперь быстро пойдемте в мой кабинет - я дам вам кое-какие указания.
   Через минуту они вошли в приемную перед кабинетом Боровица.
   - В ваш кабинет? -  удивленно  переспросил  офицер.  Сидевший  за  столом
секретарь Боровица - молодой человек в очках с толстыми стеклами, с  тонкими
бровями и рано поредевшими волосами - поднял недоуменный  взгляд.  Драгошани
махнул большим пальцем в сторону оставшейся открытой двери.
   - Выйдите! Подождите за дверью. Я вызову вас.
   - В чем дело? - вскочил пораженный  секретарь.  -  Товарищ  Драгошани,  я
протестую, я...
   Перегнувшись через стол, Драгошани схватил его за левую  щеку  и  выволок
прямо по столу на середину комнаты - карандаши и ручки  разлетелись  во  все
стороны. Не обращая внимания на пронзительные вопли  удивления  и  боли,  он
подтащил секретаря к открытой двери и, выпустив из  рук,  поддал  коленом  в
зад.
   - Жалуйтесь Григорию Боровицу, когда  увидите  его  в  следующий  раз,  -
рявкнул он. - А до тех пор будете подчиняться мне, или я вас пристрелю!
   После этого он  проследовал  в  бывший  кабинет  Боровица,  за  ним  едва
поспевал трясущийся от страха офицер охраны. Усевшись  в  кресло  за  столом
Боровица, Драгошани вновь взглянул на него.
   - Ну так, кто следит за Гарри Кифом? Охваченный страхом  офицер  заикаясь
стал докладывать:
   - Я.., я.., мы... Восточногерманская пограничная служба  безопасности,  -
наконец выговорил он.
   - Хорошо, - кивнул головой Драгошани. - Говорят, они знают свое дело. Так
вот, от имени Григория Боровица я  приказываю  немедленно  арестовать  Кифа.
Если возможно, взять его живым. То  же  самое  я  приказывал  сделать  вчера
вечером, а я не люблю повторять дважды свои приказы!
   - Но нет никаких оснований для ареста, - попытался объяснить офицер. - За
ним  ничего  не  числится,  и,  следовательно,   он   не   совершил   ничего
предосудительного.
   - Основание есть.., убийство. Он убил нашего глубоко  законспирированного
агента в  Англии.  Так  или  иначе  его  необходимо  взять.  Если  возникнут
сложности, немедленно пристрелить. И это тоже я приказывал сделать еще вчера
вечером.
   Офицер охраны принял обвинения на свой счет и попытался оправдаться:
   - Но это же немцы, товарищ! Некоторым из них хочется думать, что они сами
руководят своей страной. Вы понимаете, о чем я говорю?
   - Нет, - ответил Драгошани, - не понимаю. Пройдите в соседнюю  комнату  -
там  есть  телефон  -  и  свяжитесь  со  штаб-квартирой  пограничной  службы
безопасности в Берлине. Я сам с ними поговорю.
   Офицер продолжал стоять, раскрыв рот, в изумлении глядя на него.
   - Живо! - рявкнул Драгошани. И вслед мгновенно выскочившему  из  кабинета
офицеру крикнул:
   - И пришлите ко мне того болвана, который стоит за дверью!
   Когда секретарь Боровица вошел, Драгошани обратился к нему:
   - Садитесь. И слушайте. До возвращения товарища генерала его  обязанности
буду исполнять я. Что вы знаете о работе, ведущейся в особняке?
   - Практически все, товарищ Драгошани. - Секретарь все еще был  бледен  от
испуга и  держался  за  щеку.  -  Товарищ  генерал  многое  оставил  на  мое
попечение.
   - Наши людские ресурсы - Что именно вас интересует, товарищ Драго...
   - Кончайте с этим! - рявкнул Драгошани. - Никакого "товарища"  мы  только
теряем время! Зовите меня просто Драгошани.
   - Есть, Драгошани!
   - Людские ресурсы? - повторил Драгошани. - Сколько у нас людей?
   - Здесь? В особняке? Сейчас? Основной штат экстрасенсов  и  около  дюжины
охранников службы безопасности.
   - Система вызова и оповещения есть?
   - Да, конечно, Драгошани.
   - Хорошо. Мне необходимо, чтобы здесь было не менее тридцати человек.  Не
позднее 17.00. Я хочу, чтобы это  были  наши  лучшие  телепаты  и  провидцы,
включая Игоря Влади. Это возможно? Сумеем мы с этим справиться к 17.00?
   Секретарь согласно кивнул.
   - У нас более трех часов? В таком случае несомненно справимся.
   - Тогда займитесь этим.
   Оставшись один, Драгошани откинулся в кресле и положил ноги на  стол.  Он
обдумывал свои действия. Если немцы возьмут Кифа, а тем более если  они  его
убьют (в этом случае непременно устроить все таким образом, чтобы тело  Кифа
попало лично ему в руки), это позволит  исключить  возможность  причастности
Кифа к тем событиям, которые должны произойти здесь сегодня вечером. В любом
случае трудно себе представить, чтобы  Киф  сумел  за  оставшиеся  несколько
часов  добраться  сюда  из  Лейпцига.  Тогда  следует   рассмотреть   другие
возможности - но какие? Саботаж? Быть может, "холодная"  война  экстрасенсов
превращается в нечто иное? Или убийство сэра  Кинана  Гормли  стало  искрой,
поджегшей  давно  зарытый  фитиль?  Но  чем  можно  нанести  серьезный  вред
особняку? Он был неприступен, как средневековая крепость. Да  будь  их  хоть
пятьдесят Кифов; они все равно не смогут преодолеть внешнюю стену! Злясь  на
самого себя за то, что никак  не  может  справиться  с  растущим  внутренним
напряжением, Драгошани заставил себя выбросить Кифа из головы.  Нет,  угроза
исходит от кого-то другого. Он снова стал размышлять о защитных  сооружениях
особняка.
   Драгошани прежде никогда не понимал, зачем укреплять особняк,  но  теперь
он радовался, что тот  защищен  вполне  надежно.  Конечно,  старик  Боровиц,
прежде чем возглавить отдел, много лет прослужил в армии - он был  блестящим
стратегом, и, безусловно, у него имелись свои причины настаивать на подобной
степени обеспечения безопасности. И все же здесь, в двух шагах от  Москвы...
Чего он опасался? Мятежа? Вмешательства со стороны КГБ? Или это один из  его
предрассудков, оставшихся со времен политического и военного  противостояния
в мире? Безусловно, особняк был далеко не  единственным  хорошо  укрепленным
объектом  в  СССР.  Космические  центры,  ядерные   научно-исследовательские
станции, лаборатории по разработке химического  и  биологического  оружия  в
Березове - все это были  сугубо  секретные  и  строжайше  охраняемые  точки,
находившиеся под неослабным вниманием спецслужб.
   Драгошани сердито нахмурился. Как бы ему хотелось  сейчас,  чтобы  в  его
руках оказался труп Боровица - там, внизу,  в  операционной,  валяющийся  на
металлическом столе со свисающими из распоротого живота  кишками,  со  всеми
секретами, лежащими перед Борисом как на ладони. Ну  что  ж,  это  неизбежно
произойдет, как только будет обнаружено тело старого маразматика.
   - Товарищ  Драгошани,  -  голос  дежурного  офицера  прервал  размышления
Драгошани. - Я связался со штаб-квартирой пограничной службы безопасности  в
Берлине! Соединяю вас!
   - Хорошо, - ответил он. -  А  пока  я  буду  разговаривать,  вам  следует
выполнить еще одно поручение. Я хочу, чтобы вы тщательно осмотрели  особняк.
Особенно подвалы. Мне кажется, там есть помещения, в которые  никогда  никто
не входил. Я хочу,  чтобы  вы  перевернули  все  вверх  дном.  Ищите  бомбы,
зажигательные устройства -  словом,  все,  что  может  вызывать  подозрения.
Задействуйте как можно больше людей, в первую очередь экстрасенсов.  Вы  все
поняли?
   - Да, конечно, товарищ.
   - Очень хорошо. А теперь соедините меня с этими чертовыми немцами.

***

   Было пятнадцать  минут  четвертого  утра.  На  Лейпцигском  кладбище  все
застыло от поистине арктического холода.
   Гарри Киф в отчаянии  замер  у  подножия  надгробного  памятника  Августа
Фердинанда М„биуса. Шея и уши его были спрятаны в поднятом воротнике пальто,
а в руках он держал давно опустевшую фляжку из-под кофе. Он  тщетно  пытался
применить своей  талант  экстрасенса,  свой  "метафизический"  дар  к  тесно
связанным между собой свойствам  видоизмененных  пространства  и  времени  и
четырехмерной  топологии.  Интуитивно  он  чувствовал,  что  может   подобно
М„биусу, путешествовать во времени, но механика этого явления  была  так  же
недоступна для его, как любая неприступная горная вершина. Его инстинктивные
или, быть может, интуитивные познания в математике и неевклидовой  геометрии
оказались  недостаточными.  Он  чувствовал  себя  человеком,  которому  дали
уравнение "Е=mс^2" и предложили решить его, произведя атомный взрыв, но  при
этом  лишь  мысленно!  Каким  образом  можно  превратить  бестелесные  числа
теоретической математики в физические явления и  тела.  Недостаточно  знать,
что дом состоит из десяти тысяч кирпичей, - для того  чтобы  его  построить,
необходимо иметь эти кирпичи! М„биус был  бестелесен  и  поэто