огда, когда она уже провалилась в темноту...

***

   - Джорджи!? Мы приехали! - прервал поток воспоминаний голос Анны.
   Бледная, с закрытыми  глазами  Джорджина,  сидевшая  на  заднем  сиденье,
вздрогнула и выпрямилась. Она в тот момент как  раз  должна  была  вспомнить
нечто такое, что очень хотела забыть навсегда, нечто,  имевшее  отношение  к
смерти Илии и к тому месту, где он погиб. Поэтому теперь она  с  облегчением
вздохнула и через силу улыбнулась.
   - Что, уже приехали? - она, казалось, с трудом подбирала слова. - Я.., я,
должно быть, была далеко отсюда!
   Анна завела огромную машину на  стоянку  позади  церкви  и  остановилась.
Потом обернулась к своей спутнице.
   - С тобой все в порядке?
   - Да, все хорошо, - кивнула в ответ  Джорджина.  -  Наверное,  я  немного
устала. Помоги мне, пожалуйста, вытащить кроватку.
   Старая, с готическими арками и запыленными стеклами витражей церковь была
построена из камня. Возле нее располагалось  небольшое  кладбище,  надгробия
которого покосились и заросли лишайником. Джорджина не  выносила  лишайники,
особенно если они покрывали старинные,  высеченные  на  камне  надписи.  Она
отвернулась и постаралась как можно быстрее миновать  кладбище  и  повернуть
налево, за выступающий угол церкви, чтобы войти внутрь. Анне, которая вместе
с ней несла дорожную кроватку, чтобы не отстать, пришлось бежать чуть ли  не
рысью.
   - Боже правый!  -  протестующе  вскрикнула  она.  -  Мы  что,  опаздываем
куда-нибудь?
   Однако они и в самом деле едва не опоздали. На  ступенях  церкви  их  уже
ждал жених Анны - Джордж Лейк. Они жили вместе уже два года, но лишь недавно
назначили день свадьбы, а  сегодня  собиралась  стать  крестными  родителями
Юлиана. В этот день должны были состояться несколько  обрядов  крестин.  Как
раз в тот момент, когда они подошли, завершился предыдущий обряд и из церкви
выходили люди - родители, крестные, родственники и гости. Сияющая от счастья
мать несла на руках младенца в крестильной одежде. Они  буквально  смели  со
ступеней Джорджа, он поспешил  навстречу  женщинам  и  взял  у  них  из  рук
кроватку с ребенком.
   - Я отстоял здесь уже всю службу и целых четыре  крестильных  обряда,  до
предела наслушался  всего  этого  бормотания,  воркотни,  всплесков  воды  и
детского плача. И думаю, что мы поступили правильно, решив, что только  один
из нас должен присутствовать здесь от начала и  до  конца.  Но  этот  старый
викарий - Боже мой! Ну до чего  же  нудный  старый  хрыч!  Да  простит  меня
Господь!
   Джорджа и Анну легко можно было  принять  за  брата  и  сестру,  даже  за
двойняшек. Оба ростом примерно пять футов девять дюймов, оба полные, если не
толстые, оба сероглазые блондины с мягкими тихими голосами. Дни их  рождения
разделяли всего лишь несколько  недель,  Джордж  был  Стрельцом,  а  Анна  -
Козерогом. Джордж имел обыкновение часто попадать впросак, но Анна, в полной
мере обладавшая свойственным людям ее знака благоразумием,  всегда  выручала
его. Издавна увлекавшаяся астрологией, она видела в этом свое предназначение
в их взаимоотношениях.
   Они вдвоем взялись за ручки дорожной кроватки и  направились  в  церковь,
предоставив Джорджине возможность привести себя в порядок. Одна  из  створок
дубовых дверей под  готической  аркой,  служившей  входом  в  церковь,  была
приоткрыта. Но едва они поднялись по ступеням и оказались на площадке  перед
входом,  невесть  откуда  взявшийся  ветер  вихрем  закружил  оставшиеся  со
вчерашнего дня  конфетти  и  захлопнул  дверь  прямо  перед  их  носом.  Еще
несколько минут назад пробивавшиеся сквозь неплотную облачность лучи  солнца
исчезли, тучи  сгустились,  окончательно  скрыв  солнечный  свет,  и  вокруг
заметно потемнело.
   - Вроде бы еще не так холодно, чтобы пошел снег, - вопросительно глядя на
небо, сказал Джордж. - Но мне кажется, он вот-вот повалит!
   - Или снег повалит, или дождь польет, как из ведра, - все  еще  дрожа  от
испуга, вызванного громким стуком двери, озадаченно ответила Анна.
   - Да ну его к черту! - не выказывая никакого почтения к тому  месту,  где
он находился, выругался Джордж. - Пошли внутрь!
   Через секунду викарий распахнул перед ними дверь и  появился  на  пороге.
Это был очень  худой  пожилой  человек,  почти  совсем  лысый.  Его  большим
преимуществом был высокий рост, позволявший смотреть на  всех  сверху  вниз.
Маленькие глазки сильно увеличивались толстыми  линзами  огромных  очков,  а
крупный красный нос делал его лицо похожим на флюгер. Из-за высокого роста и
худобы викарий напоминал жука-богомола, но одновременно было  в  нем  что-то
совиное.
   "Пташка божия!" - подумал про себя Джордж и усмехнулся. Но в то же  время
он отметил, что рукопожатие викария было теплым  и  мягким,  хотя  руки  его
заметно дрожали, и что улыбка  его  светилась  добротой.  Он  обладал  также
определенной долей сдержанного остроумия.
   - Очень рад, что  вы  приехали,  -  с  улыбкой  произнес  он,  словно  бы
обращаясь к Юлиану, лежавшему в дорожной кроватке. Ребенок не спал и смотрел
на мир  широко  открытыми  круглыми  глазенками.  Потрепав  его  по  пухлому
подбородку, викарий продолжал:
   - Как говорится, молодой человек, всегда  следует  заранее  приезжать  на
крестины, точно в срок - на  собственную  свадьбу  и  с  как  можно  большим
опозданием - на похороны.
   Затем, уже нахмурившись, викарий уставился на дверь. Резкий  порыв  ветра
унес с собой конфетти и стих.
   - В чем же дело? - удивленно приподняв бровь спросил викарий. -  Все  это
очень странно. Мне казалось, что шпингалет закреплен хорошо. В любом случае,
ветер должен быть необычайно сильным, чтобы захлопнуть столь тяжелую  дверь.
Наверное, надвигается буря.
   Викарий толкнул дверь и закрепленный внизу  ее  шпингалет,  со  скрежетом
проехав по сделанной им же за долгие годы  ложбинке  в  полу,  провалился  в
специальное отверстие.
   - Вот так-то! - викарий удовлетворенно потер руки.  "В  конце  концов  не
такой уж он и нудный старый хрыч", - одновременно подумали все  трое,  в  то
время как викарий вел их к купели.
   В свое время старый священник крестил Джорджину, он же совершил  над  ней
обряд венчания, а теперь ему  было  известно,  что  она  вдова.  Именно  эту
церковь много лет, до самой смерти, посещали ее родители, а ее отец  являлся
прихожанином этой церкви с самого детства. Не было никакой  нужды  в  долгих
приготовлениях, поэтому священник сразу же приступил  к  совершению  обряда.
Джорджина взяла младенца на руки, и он нараспев начал:
   - Был ли ребенок крещен до этого?
   - Нет, - покачала головой Джорджина.
   - Возлюбленный, - проникновенно продолжал викарий,  -  хотя,  как  и  все
люди, зачатый и рожденный во грехе...
   "Во грехе... - повторила про  себя  Джорджина,  перестав  вслушиваться  в
дальнейшие слова викария. - Юлиан не был зачат во грехе. - Эта часть  службы
всегда вызывала в душе у нее протест. - Какой же это грех? Он  был  зачат  в
любви и радости,  в  сладостном  поту  наслаждения  -  разве  что  само  это
наслаждение следует считать грехом..."
   Она взглянула на Юлиана. Он не спал и  внимательно  смотрел  на  викария,
бормотавшего по книге слова молитвы. На лице его застыло странное выражение.
Оно отнюдь не было бессмысленным или безучастным. Скорее напряженным. Но все
дети смотрят по-разному.
   - ., и обрати свой милостивый взор на это дитя, омой его, очисти от греха
и освяти Святым Духом, чтобы он, будучи...
   Святой Дух! Духи, обитавшие под неподвижными деревьями на  крестообразных
холмах, содрогнулись, зашевелились. Но они отнюдь не были святыми! Это  были
нечистые духи!
   Раздался отдаленный  раскат  грома  и  высокие  витражные  окна  осветила
молния, потом за ними наступила еще большая темнота. Над купелью горел свет,
викарию его было вполне достаточно  для  продолжения  обряда.  Глядя  сквозь
толстые линзы очков, он читал свою книгу, но вдруг заметно вздрогнул  -  ему
показалось, что в церкви стало значительно холоднее.
   Старик на секунду умолк,  оторвал  глаза  от  книги  и  моргнул.  Оглядев
стоявших перед ним троих взрослых людей,  он  перевел  взгляд  на  младенца,
внимательно всмотрелся в него и заморгал чаще. Потом скользнул  взглядом  по
окнам, посмотрел на свет, горевший над  купелью.  Несмотря  на  то,  что  он
дрожал от холода, на лбу и верхней  губе  у  священника  выступили  капельки
пота.
   - Я.., я... - начал он.
   - С вами все в порядке? - взяв викария под руку, с беспокойством  спросил
Джордж.
   - Холодно... - старик силился улыбнуться, но выглядел при этом совершенно
больным. Казалось, ему трудно открывать рот - губы будто прилипли к вставным
зубам, но он все же начал оправдываться:
   - Прошу прощения, но в этом  поистине  нет  ничего  удивительного.  Здесь
всегда так сыро. Но не волнуйтесь, я не подведу вас. Сейчас я закончу обряд.
Просто все произошло так быстро. - На  лице  его  появилась  слабая  улыбка,
больше походившая на гримасу.
   - После того как вы закончите, - сказала Анна,  -  вам  следует  провести
остаток дня в постели!
   - Я так и сделаю, дитя мое, -  ответил  викарий  и  заплетающимся  языком
продолжил чтение.
   Джорджина не произнесла ни слова.  Во  всем  этом  ей  виделась  какая-то
странность. Может ли церковь выражать неодобрение? Эта,  во  всяком  случае,
выражала. С момента их приезда сюда она относилась к ним враждебно.  Викарий
тоже чувствовал это - вот почему ему стало плохо. Но он не мог  понять,  что
происходит.
   "Как же мне узнать, в чем тут дело? - размышляла Джорджина. - Чувствовала
ли я что-либо подобное прежде?"
   - ..они привели малых детей ко Христу, чтобы он прикоснулся к ним, а  его
апостолы с упреком обратились к тем, кто привел их...
   Джорджине казалось, что в церкви стоит гул возмущения и недовольства, что
она старается изгнать нежеланных гостей из своих стен.  Нет..,  скорее,  она
пытается изгнать... Юлиана? Взглянув на ребенка, она увидела,  что  он  тоже
смотрит  на  нее,  а  на  лице  его  блуждает  свойственная  всем  младенцам
неопределенная улыбка. Но глаза  его  смотрели  пристально,  неподвижно,  не
мигая. Внимательно присмотревшись, она заметила, что эти такие  дорогие  для
нее глаза повернулись и теперь обратились на викария.  В  этом  не  было  бы
ничего странного, если бы они не смотрели столь пристально и осмысленно.
   "Юлиан - обычный ребенок! - Джорджина мысленно спорила сама  с  собой,  с
давно мучившими ее ощущениями. - Он самый обычный ребенок!" Малышни в чем не
виноват, все дело только в ней. Она не имеет права винить  его  в  том,  что
случилось с Илией!
   Она взглянула на Джорджа и Анну, и они ободряюще улыбнулись ей  в  ответ.
Неужели они не чувствовали  холода,  не  ощущали  странности  происходящего?
Похоже, они решили, что она беспокоится о  викарии,  о  том,  сумеет  ли  он
довести до конца службу. Может быть, они и чувствовали, что в  церкви  очень
сыро, но едва ли что-либо еще, кроме этого.
   Джорджину же мучило нечто большее, чем холод, как, впрочем, и викария. Он
механически, монотонно, как робот, читал слова службы,  пропуская  строки  и
торопясь побыстрее закончить. При этом он избегал смотреть на  кого-либо,  в
особенности на Юлиана, немигающий пристальный взгляд которого он по-прежнему
на себе ощущал.
   - Возлюбленные мои, - продолжал  бормотать  старик,  обращаясь  теперь  к
крестным родителям, Анне и Джорджу, - вы принесли сюда этого младенца,  дабы
он был окрещен...
   "Я должна прекратить это! -  В  душе  у  Джорджины  рос  ужас,  мысли  ее
путались. - Должна, прежде чем это - что именно? - произойдет!"
   - ..дабы очистить его от грехов, освятить... Снаружи, теперь уже  намного
ближе, загрохотал гром.  Яркие  молнии  осветили  западные  окна  церкви,  и
отблески их разноцветным  калейдоскопом  заиграли  на  внутреннем  убранстве
церкви. Люди, стоявшие вокруг купели, стали сначала золотыми, потом зелеными
и,  наконец,  малиновыми.  Лежавший  на  руках   у   Джорджины   Юлиан   был
кроваво-красным, казалось, что и глаза его, прикованные к викарию,  налились
кровью.
   В дальнем конце церкви, под кафедрой, лениво шаркал  метлой  по  каменным
плитам могильщик, подметавший пол и до сих пор никем не замеченный. Вдруг он
без какой-либо видимой причины бросил метлу, стянул с себя  фартук  и  почти
бегом кинулся прочь из церкви. Было слышно, как  он  сердито  бормотал  себе
что-то под нос. Очередная вспышка молнии осветила его сначала голубым, потом
зеленым  и,  наконец,  ослепительно  белым  светом  -  что  было  похоже  на
изображение на негативной пленке. Но вот он достиг двери и скрылся из вида.
   - Чудак! - нахмурившись, проводил его взглядом несколько пришедший в себя
викарий. - Он убирает церковь, потому что, как он  утверждает,  чувствует  в
себе "призвание" к этой работе.
   - Может  быть,  продолжим?  -  Джордж  был  сыт  по  горло  всякого  рода
задержками.
   - Конечно, конечно, - старик викарий вновь  уставился  в  книгу  и  успел
прочитать  еще  несколько  строк.  -  Э-э-э..,  обещайте,  что  станете  его
поручителями, и он отречется от дьявола и деяний его и навсегда поверит...
   Юлиану, похоже, все это тоже надоело. Он засучил  ножками  и  собрался  с
силами, чтобы огласить церковь громким криком. Личико его надулось  и  стало
синеть, что, несомненно, означало  крайнюю  степень  неудовольства  и  гнев,
вот-вот  готовый  вырваться  наружу.  Джорджина  не  могла  подавить   вздох
облегчения. Все-таки Юлиан был всего лишь беззащитным маленьким ребенком...
   - ..плотские побуждения.., был распят, умерщвлен  и  погребен,  чтобы  он
прошел через ад, а на третий день воскрес, чтобы он...
   "Всего лишь ребенок, - думала между тем Джорджина,  -  в  жилах  которого
течет кровь Илии и моя, и.., и?.."
   - ..быстрый и мертвый?
   Прямо над церковью раздался оглушительный раскат грома.
   - ..воскрешение плоти и вечную жизнь после смерти?
   - Веруем во все вышесказанное, - хором,  заставив  Джорджину  вздрогнуть,
ответили Анна и Джордж.
   - Да будет, следовательно, окрещен он в нашей вере?
   - Таково его желание, - снова раздались голоса Анны и Джорджа.
   Однако  Юлиан  вдруг  громко  запротестовал.  От  его  крика,   казалось,
задрожали стены и крыша, и он с поразительной для младенца силой забился  на
руках у тщетно пытавшейся его успокоить матери. Старый викарий почувствовал,
что надвигается беда. Он не знал, в чем именно она будет заключаться, но был
уверен в ее неизбежности, а потому решил не тянуть с  завершением  обряда  и
взял ребенка из рук Джорджины. Белые  крестильные  одежды  Юлиака  светились
неоновым светом, а сам он розовым комочком дрожал и бился в их складках.
   Стараясь перекричать вопящего младенца, викарий  обратился  к  Джорджу  и
Анне.
   - Нареките это дитя.
   - Юлиан, - коротко и просто ответили оба. Он кивнул головой.
   - Юлиан. Крещу тебя во имя... -  Он  замолчал  и  посмотрел  на  ребенка.
Привычным движением правой руки  он  зачерпнул  воду  из  купели  и  окропил
ребенка.
   Юлиан продолжал  вопить.  Кроме  этого  вопля  ни  Джордж,  ни  Анна,  ни
Джорджина ничего не слышали. Передав  ребенка  священнику,  Джорджина  вдруг
почувствовала себя свободной, отстранилась от происходящего и как  будто  со
стороны ожидала того, что должно случиться. Ее  все  это  не  касалось,  она
всего  лишь  наблюдатель,  а  священник  пусть  сам  несет  свое  бремя  при
исполнении обряда. Она слышала лишь крик Юлиана, но сознавала при этом,  что
вот-вот произойдет нечто из ряда вон выходящее.
   В крике младенца викарию вдруг послышались новые нотки. Это  был  уже  не
плач ребенка, а рев дикого зверя.
   Часто моргая и раскрыв от удивления рот, он  переводил  взгляд  с  одного
лица на другое.
   Джордж  и  Анна  натянуто  улыбались,  а  Джорджина  выглядела   какой-то
маленькой и потерянной, совершенно измученной. Потом взгляд его  вновь  упал
на Юлиана. Младенец яростно,  поистине  по-звериному  рычал!  Крик  его  был
маскировкой, за которой скрывались ужасные звуки ада!
   Дрожащей, как лист на ветру, рукой старик зачерпнул немного воды,  смочил
ею лобик ребенка и пальцем начертил на нем крест. Святая вода подействовала,
как ядовитая кислота.
   - Нет! - раздался громогласный вопль. - Не смей возлагать на меня  крест,
ты, коварный христианский пес!
   - Что это?.. - викарию показалось, что  он  сходит  с  ума.  За  толстыми
стеклами очков глаза его выкатились из орбит.
   Никто из присутствовавших не слышал ничего, кроме детского крика, который
вдруг словно по волшебству смолк. В наступившей абсолютной тишине  старик  и
младенец пристально глядели друг на друга.
   - Что это?.. - теперь уже шепотом повторил викарий. И вдруг на его глазах
на лбу ребенка возникли две выпуклости, словно два пузыря,  готовые  вот-вот
лопнуть.  Потом  кожа  раскрылась,  и  из-под  нее   появились   два   тупых
искривленных рога. Челюсти Юлиана вытянулись, как у собаки, раскрылись, и  в
красной пасти задрожал змеиный язык. Дыхание этого существа  было  смрадным,
как воздух могилы, а глаза зеленовато-желтого, серного, цвета, словно огнем,
жгли лицо викария.
   - Иисус! - вскрикнул старик. - Великий Боже! Кто же ты? - и он выронил из
рук  ребенка.  Вернее,  едва  не  выронил,  поскольку  Джордж,   внимательно
наблюдавший за ним, заметил, что глаза викария остекленели, тело  обмякло  и
кровь отлила от его лица. Прежде чем старик  рухнул  на  пол,  Джордж  успел
шагнуть к нему и подхватить Юлиана.
   Анна бросилась к старику и, схватив  за  руку,  смягчила  падение,  мягко
уложив его на пол. Джорджина едва стояла на  ногах.  Она,  как  и  Джордж  с
Анной, ничего не видела и не  слышала,  но  она  была  матерью  Юлиана.  Она
чувствовала, что что-то должно произойти, и теперь  понимала,  что  это  уже
случилось. В тот момент, когда в церковный шпиль ударила молния  и  раздался
оглушительный, невероятной силы раскат грома, она потеряла сознание.
   А гром все гремел и гремел...
   И вдруг наступила тишина. Понемногу начало светлеть, со стропил осыпалась
пыль. Джордж и Анна, бледные, как привидения, задыхаясь от  ужаса,  смотрели
друг на друга в полумраке церкви.
   А на руках у крестного отца словно ангелочек лежал Юлиан...

***

   Джорджина после всего произошедшего целый год не могла прийти в себя. Все
это время Юлиан жил со своими крестными родителями, но к концу  года  у  них
родился  собственный  ребенок,  потребовавший  от  них  внимания  и  заботы.
Джорджину лечили в каком-то частном санатории. Ее болезнь никого особенно не
удивила - долго назревавший в ней нервный срыв все-таки произошел, со  всеми
вытекающими  отсюда  последствиями.  Джордж,  Анна  и  другие  друзья  часто
навещали ее, но никто и никогда не упоминал при этом ни о прерванном  обряде
крещения, ни о смерти старого викария.
   С ним произошел своего рода удар. Здоровье его давно было  слабым.  После
того, как он без памяти упал в церкви,  он  прожил  всего  несколько  часов.
Джордж сопровождал его в "скорой помощи" до больницы и оставался  с  ним  до
самой смерти. Прежде чем  навсегда  покинуть  этот  мир,  викарий  пришел  в
сознание.
   Взгляд его широко раскрывшихся глаз  остановился  на  Джордже,  и  в  них
отразились воспоминания и одновременно неверие в реальность произошедшего.
   - Все в порядке,  -  успокаивающе  похлопывая  старика  по  руке,  сказал
Джордж. - Успокойтесь, вы в надежных руках.
   Но в ответ тот лишь крепко вцепился в него.
   - В хороших руках!  В  хороших  руках?  Боже  мой!  -  Сознание  викария,
казалось, прояснилось. - Мне снился сон.., сон.., шел обряд крещения.  И  вы
были там. - Слова его прозвучали почти как обвинение.
   Джордж улыбнулся.
   - Должен был состояться обряд крещения, - ответил он. - Но не волнуйтесь,
вы сможете завершить его, когда поправитесь.
   - Так это было на самом деле? - старик попытался сесть. - На самом деле?
   С помощью медсестры Джордж