ской были сэндвичи, пирожные, кофе, а для желающих
и глоточек кое-чего покрепче. И,  конечно,  все  как  могли  утешали  Дороти
Хартли. Никого из  учителей  уже  не  было  на  кладбище,  когда  могильщики
засыпали могилу землей и  уложили  поверх  нее  траурные  венки.  Лишь  один
человек продолжал сидеть на скамейке неподалеку, подперев руками  подбородок
и печально глядя из-за стекол очков на свежий холм не то с любопытством,  не
то с ожиданием чего-то.
   Говард Джемисон тем временем активно добивался предоставления Гарри  Кифу
места в Техническом колледже, после  того  как  он  выдержит  экзамен,  -  в
крайнем случае если не места, то хотя бы возможности его получить.
   Индивидуальный  экзамен  должен  был  проходить  под  наблюдением   Джона
("Джека")  Хармона  -  директора  колледжа.  Экзамен  представлял  собой  по
преимуществу тест на определение общего уровня интеллектуального развития  -
склонностей   и   способностей   к   восприятию   словесной,   числовой    и
пространственной информации. Каким-то образом слухи о  предстоящем  экзамене
достигли  ушей  учеников  Харденской  школы  для  мальчиков,  и  Гарри   Киф
превратился в объект шуточек и издевательств.
   Его называли уже не только очкариком - у него появилось множество  других
прозвищ, в том числе такое, например,  как  любимчик.  Судя  по  всему,  это
верзила Стэнли нашептывал окружающим, что Гарри пользуется особым  вниманием
учителя  или  самого  директора.  С  помощью  разного  рода  измышлений,   в
изобретении которых Стэнли был непревзойденным мастером,  не  говоря  уже  о
внушительных   кулаках,   ему   быстро   удалось   убедить   даже   наиболее
доброжелательно настроенных мальчиков  в  том,  что  во  внезапном,  хотя  и
несколько запоздалом превращении Кифа в неординарную  личность  есть  что-то
подозрительное.
   Почему, например, одному только  очкарику  или,  если  хотите,  любимчику
разрешают сдавать экзамен в Техническом колледже? В тот день были  больны  и
другие мальчики. Разве им уделили столько внимания? Нет! Просто все  дело  в
том, что этот вечно о чем-то мечтающий выскочка  подлизывается  к  учителям.
Кто вечно выкапывал эти дурацкие вонючие ракушки для мисс Говер? Очкарик Киф
- вот кто. А разве не его всегда защищал  "сержант"  ?  Конечно,  он  всегда
вставал на его сторону. А теперь еще, когда оказалось, что он что-то смыслит
в математике, даже противный старик Ханнант поддерживает его. Конечно же, он
любимчик, этот четырехглазый выскочка.  Но  только  не  для  верзилы  Стэнли
Грина!
   Всем такие рассуждения казались вполне логичными. К этому еще  добавились
сердитые голоса тех мальчиков, которые тоже  не  по  своей  вине  пропустили
экзамен,  -  и   вскоре   вокруг   задиры   собралось   внушительное   число
единомышленников. Даже Джимми Коллинз, казалось, придерживался  мнения,  что
здесь что-то не так.
   В следующий вторник, через неделю после смерти учителя  физкультуры,  все
ученики школы снова отправились на пляж, в  последнюю,  как  они  надеялись,
экспедицию за камнями в этом сезоне.
   Поначалу эти походы были приятным новшеством, но теперь  и  мальчикам,  и
учителям они уже приелись; смерть Лейна окончательно омрачила всем  радость.
Как  обычно  с  детьми  была  мисс  Говер,  Джин  Таскер   -   преподаватель
естественных наук (она была несколько старше мисс Говер, но одета  при  этим
гораздо менее старомодно) - заменила Дороти Хартли, которой был предоставлен
отпуск. Джордж Ханнант тоже пошел со всеми - вместо Грэхема Лейна.
   Как всегда, после того как были найдены и принесены камни, мальчикам было
позволено в течение часа погулять самостоятельно,  прежде  чем  вернуться  в
школу.  Мисс  Говер  возле  одного  из  оставшихся  после  прилива  водоемов
инструктировала группу не умевших плавать мальчиков;
   Джордж Ханнант и Джин Таскер прогуливались  вдоль  берега  моря,  собирая
раковины и блестящие камешки, разговаривая  о  том  о  сем  и  убивая  таким
образом время. Именно этот момент верзила  Стэнли,  который  был  уже  не  в
состоянии сдерживать свою жажду мести, счел наиболее  подходящим  для  того,
чтобы "преподать урок" Гарри Кифу.
   Гарри бродил по берегу в одиночестве, опустив голову  и  сцепив  руки  за
спиной, однако, возвратившись обратно к груде  собранных  камней,  он  вдруг
увидел, что Грин вместе с компанией мальчишек поджидают его.
   - Ну-ка, ну-ка, - с издевкой произнес задира, проталкиваясь  через  толпу
вперед. - уж не сам ли это любимчик учителей - дохляк Гарри Киф т-с  полными
руками ракушек для полоумной старухи Говер? Как дела, очкарик?  Ты,  небось,
рассчитываешь сдать экзамен, который устроят специально для тебя, а?
   - Уверен, ты сдашь его, правда, очкарик? - произнес грубо другой. -  Они,
конечно же, помогут тебе, не так ли?
   - Ну, он же любимчик, - сказал третий. - Он же баловень учителей - как же
он может провалиться?
   Джимми Коллинз, который в этот момент, вытираясь полотенцем,  поднялся  с
берега, сразу же почувствовал настроение ребят, но ничего не сказал.  Вместо
того, чтобы вмешаться, он отошел в сторону, завернулся в  полотенце  и  стал
переодеваться.
   - Ну? - Грин толкнул Гарри в грудь. - Что ты  на  это  скажешь,  очкарик?
Собираются ли наши милые учителя помочь тебе выдержать экзамен  -  чтобы  ты
мог убраться подальше от  нас,  грубых  несносных  мальчишек,  и  учиться  в
Хартлпуле вместе с другими чистюлями?
   От толчка Грина  Гарри  отшатнулся  назад  и  выронил  из  рук  собранные
раковины. Верзила Стэнли издал победный вопль,  прыгнул  вперед  и  принялся
крошить их ногами, втаптывая в песок. Гарри  покачнулся,  как  если  бы  ему
вдруг сделалось плохо, и повернулся, чтобы уйти. Глаза его за стеклами очков
внезапно  затуманились,  лицо,  совсем  незагорелое  в  отличие  от   других
мальчиков, побледнело еще больше.
   - Трусливый учительский баловень! - злобно  прохрипел  Грин.  -  Любимчик
старика Джемисона, так ведь, очкарик? Ты что это там, плачешь,  что  ли?  Не
слезы ли я вижу? Небось, уже и штаны намочил? Ты, четырехглазый...
   - Заткнись, дубоголовый! - прорычал Гарри, поворачиваясь к задире  лицом.
- Ты и так достаточно уродлив, так не вынуждай меня превратить  тебя  в  еще
большего урода!
   - Что?!.. - Грин ушам своим не верил. Что это посмел сказать сейчас  Киф?
Нет, этого не может быть. Даже голос был не его. У него, наверное, лягушка в
горле застряла. Или он очумел от страха?
   -  Оставьте  же  его  в  покое,  -  послышался  голос  Джимми   Коллинза,
проталкивавшегося через толпу ребят вперед. Но трое или четверо из  них  тут
же схватили его и оттеснили обратно.
   - Не лезь в это, Джимми, - твердым, чужим голосом произнес  Гарри,  -  со
мной все в порядке.
   - В порядке, говоришь? - заорал верзила Стэнли.  -  А  я  так  не  думаю,
очкарик! Я бы сказал, что ты в.., огромном.., дерьме!
   С последними словами он взмахнул кулаками, метя  прямо  в  голову  Гарри.
Гарри легко увернулся,  шагнул  вперед  и  нанес  верзиле  удар  по  корпусу
вытянутой рукой, пальцы его при этом были прямыми и твердыми. Верзила  резко
согнулся точно посередине, буквально сложился пополам, а его лицо  при  этом
угодило прямо в поднятое Гарри колено. Раздался треск, подобный пистолетному
выстрелу. Грин выпрямился, высоко взмахнув руками, полетел  назад  и  рухнул
спиной на песок.
   Гарри подошел поближе. Секунды шли, но Грин  все  еще  лежал  неподвижно.
Потом он сел и неуверенно потряс головой. Нос его совсем потерял форму, и из
него лилась кровь, в остекленевших глазах стояли слезы.
   - Ты.., ты.., ты! - он сплюнул кровь.
   Гарри, наклонившись к нему, показал ему кулак.
   - Ты - что? - прорычал он, оскалившись. - Ну,  продолжай,  задира,  скажи
что-нибудь. Дай мне повод стукнуть тебя еще раз!
   Ничего не ответив, Грин поднял дрожащую руку и коснулся сломанного носа и
разбитого рта. А потом уже по-настоящему заплакал.
   Но Гарри еще не закончил. Он хотел, чтобы тот навсегда запомнил урок.
   - Слушай ты, дерьмо, - произнес он. - Если  ты  еще,  если  ты  еще  хоть
когда-нибудь  обзовешь  меня  очкариком,  любимчиком  или  еще  каким-нибудь
идиотским прозвищем, если ты еще хоть раз заговоришь со  мной,  я  дам  тебе
так, что ты потом месяц будешь зубы выплевывать! Дошло до тебя, дерьмо?
   Верзила Стэнли лег боком на песок и еще сильнее заплакал.
   Гарри поднял глаза и оглядел остальных. Сняв очки, он положил их в карман
и нахмурился. Его обычная подслеповатость куда-то исчезла, и,  казалось,  он
вообще не нуждается в очках. Глаза его искрились и были прозрачными,  словно
стеклянные шарики.
   - То, что я сейчас сказал этому придурку, относится и ко всем  остальным.
Или, может быть, кто-то хочет испытать судьбу прямо здесь и сейчас?..
   Джимми Коллинз подошел и встал рядом с ним.
   - Может быть, среди вас найдется двое желающих? - спросил он.
   Толпа молчала. Все как один стояли, вытаращив глаза и широко раскрыв рты.
Потом они повернулись и медленно стали отходить, возбужденно разговаривая  и
нервно хихикая, делая вид, что ничего не произошло. Все закончилось - и, как
ни странно, они были рады, что все уже позади.
   - Гарри, - уголком рта прошептал Джимми, -  я  никогда  не  видел  ничего
подобного. Никогда в жизни! Знаешь, ты проделал все это, как..,  как..,  как
настоящий мужчина! Как взрослый мужчина! Как  старина  "сержант",  когда  он
демонстрировал  в  гимнастическом  зале   приемы   борьбы   с   воображаемым
противником. Он называл  это  "бой  без  оружия".  -  Джимми  шутливо  ткнул
приятеля локтем:
   - Слушай, ты что-то знаешь?
   - Что? - переспросил Гарри. Он дрожал с головы до ног,  и  к  нему  вновь
вернулся прежний голос.
   - Ты очень странный, Гарри Киф. Очень странный!

***

   Через две недели Гарри держал экзамен. С первой же недели сентября погода
изменилась и постепенно становилась все хуже и хуже, пока наконец  все  небо
не затянуло тучами и не пошел дождь. В день экзамена тоже шел дождь;  потоки
воды хлестали в окна директорского кабинета, где за  огромным  столом  сидел
Гарри; перед ним лежали листы бумаги и ручки.
   Джек Хармон сам присутствовал на  экзамене.  Сидя  за  своим  столом,  он
просматривал протокол последнего  педагогического  совета,  делая  на  полях
пометки. Время от времени он отрывался от бумаг и  внимательно  наблюдал  за
мальчиком, присматриваясь к нему.
   Честно говоря, Хармону не очень хотелось принимать Кифа в колледж. В этом
нежелании отсутствовали какие-либо личные мотивы или сознание того, что  его
вопреки воле втянули  в  такую  неслыханную  прежде  ситуацию:  экзаменовать
мальчика, по какой-то причине уже упустившего свой  шанс.  Мотивы  нежелания
были совершенно иными: допуск Гарри Кифа к экзамену  создавал  нежелательный
прецедент. Хармону не хотелось тратить свое драгоценное время на такого рода
лишнюю работу. Экзамены есть экзамены - они проводятся ежегодно,  и  сыновья
шахтеров, если им удается успешно сдать их, получают  возможность  завершить
образование здесь, в колледже, и  достичь  в  жизни  гораздо  большего,  чем
удалось их отцам. Система была  отработана  годами,  и  все  было  прекрасно
организовано. Но проталкивать кого-либо такими  методами,  как  этого  юного
Кифа, - это что-то новенькое...
   С другой стороны, директор Харденской школы для мальчиков  был  давним  и
проверенным другом, и, что уж скрывать, Хармон был ему кое-чем  обязан.  Все
же, когда Джемисон обратился к нему с этой просьбой  в  первый  раз,  Хартли
отнесся к идее более чем  прохладно.  Однако  Джемисон  настаивал.  В  конце
концов Хармону самому стало любопытно, ему захотелось своими глазами увидеть
этого "юного вундеркинда". Но создавать прецедент было нежелательно. И тогда
он придумал наилучший, по его мнению, выход из положения.  Он  сам  подобрал
вопросы для экзамена - наиболее трудные из всех встречавшихся  за  последние
шесть лет. С таким уровнем подготовки, как у Кифа, ответить на них правильно
(во всяком случае на большинство из них) будет практически невозможно. И все
же, хотя экзамен станет  практически  бесполезной  и  пустой  формальностью,
Хаммонд  получит  возможность  увидеть  работу  Кифа  и  удовлетворить  свое
любопытство. К тому же,  допустив  Кифа  к  экзамену,  Хаммонд  удовлетворит
просьбу Джемисона и совесть его будет чиста. Провал же Кифа раз  и  навсегда
исключит возможность повторения таких просьб в будущем. Вот почему в  данный
момент  Джек  Хармон  сидел  в  своем  кабинете,   просматривая   бумаги   и
одновременно наблюдая за ходом экзамена.
   На каждый предмет отводилось по часу, между ними полагался десятиминутный
перерыв, во время которого прямо здесь, в кабинете, предлагались бисквиты  и
кофе; туалет  для  преподавателей  располагался  по  соседству  с  кабинетом
директора.
   Первым был экзамен по английскому языку. В перерыве Киф спокойно сидел  и
пил чай, равнодушно глядя на идущий за окном дождь. Сейчас  прошла  половина
времени, отведенного на экзамен по математике.  Соответственно,  Киф  должен
был выполнить значительную часть работы. Однако это был спорный вопрос.
   Хармон внимательно наблюдал за мальчиком. Едва ли тот написал хоть что-то
на листе бумаги, а если и написал, то, видимо, в те  моменты,  когда  Хармон
был занят собственной работой. Возможно,  мальчик  слишком  переутомился  во
время первого экзамена - к английскому языку, по крайней мере, он отнесся  с
большим интересом: время от времени он хмурил  брови,  жевал  кончик  ручки,
что-то писал, затем переписывал заново -  он  все  еще  напряженно  работал,
когда  Хармон  объявил,  что  время  подошло  к  концу.  Однако  задание  по
математике явно поставило Гарри в  тупик.  Надо  признаться,  что  время  от
времени Киф предпринимал отдельные попытки  ответить  на  вопросы  (как  раз
сейчас он что-то быстро вычерчивал - его  ручка  стремительно  скользила  по
бумаге), но через одну-две  минуты  снова  откидывался  на  стуле,  бледнел,
затихал и неподвижным взглядом смотрел в окно,  словно  совершенно  исчерпав
силы.
   Затем он снова  как  бы  собирался  с  силами,  читал  следующий  вопрос,
вдохновенно  и  с  бешеной  скоростью  что-то  писал,  снова  останавливался
совершенно измученный - и так все время. Хармону  были  вполне  понятны  его
волнение и беспокойство, а может быть, мальчиком  овладевали  какие-то  иные
чувства, - так или иначе, но  вопросы  действительно  были  очень  трудными.
Всего вопросов было шесть, причем для ответа на каждый  из  них  требовалось
никак не меньше пятнадцати минут, да и то если способности мальчика  гораздо
выше тех,  какими,  по  мнению  Хаммонда,  обладал  Киф,  а  его  подготовка
значительно лучше, чем могла дать Харденская школа для мальчиков.
   Хармон не мог понять, почему Киф вообще пытается что-то делать, почему он
с отчаянной решимостью снова и снова возвращается к заданию - только  затем,
чтобы вскоре еще раз бессильно и устало откинуться на стуле? Неужели он  еще
не понял, что ему не выиграть? О  чем  он  думает,  глядя  в  окно?  Где  он
находится  в  те  минуты,   когда   лицо   его   приобретает   отстраненное,
отсутствующее выражение?
   Возможно, следует немедленно прекратить экзамен? Совершенно очевидно, что
у мальчишки ничего не получается...
   Прошло уже (Хармон  взглянул  на  часы)  тридцать  пять  минут  с  начала
экзамена.
   Воспользовавшись тем, что Киф  снова  сидел,  свесив  руки  и  полузакрыв
глаза, Хармон потихоньку встал со своего места и подошел к  мальчику  сзади.
За окном как из ведра лил дождь, а здесь, в кабинете, на стене тихо, в  такт
дыханию директора, тикали часы. Хармон заглянул через  плечо  Кифа,  сам  до
конца не сознавая, что именно он ожидает увидеть.
   И тут взгляд его буквально остановился. Он  моргнул,  затем  еще  раз,  и
глаза его широко раскрылись. Брови сошлись на переносице,  он  даже  изогнул
шею, чтобы рассмотреть получше. Даже если Киф и услышал вырвавшийся  из  его
груди вздох удивления, то не показал вида - он продолжал неподвижно  сидеть,
уставившись на льющий за окном дождь.
   Хармон сделал шаг назад, повернулся и возвратился за свой стол.  Он  сел,
выдвинул ящик стола и, затаив дыхание, достал листы с ответами на задания по
математике. Киф не только ответил на все вопросы, но и сделал это  абсолютно
правильно! На все! Когда он вдохновенно писал что-то  в  последний  раз,  он
отвечал на последний, шестой, вопрос!  Более  того,  работа  была  выполнена
практически без черновика и  с  минимальным  использованием  общепринятых  и
общеизвестных формул.
   Директор  позволил  себе  глубоко  вздохнуть,  снова   изучил   листы   с
напечатанными ответами, которые все еще держал в  руках.  Все  решения  были
полностью обоснованными. Затем он осторожно убрал листы обратно  и  задвинул
ящик. Нет, он просто не мог этому поверить! Если бы он сам, лично, не  сидел
здесь, в кабинете, в течение всего экзамена, то  поклялся  бы,  что  мальчик
просто списал. Однако для него было совершенно очевидно, что это не  так.  В
таком случае... Что же это такое?
   Интуиция... Говард Джемисон охарактеризовал  мальчика  как  "интуитивного
математика". Очень хорошо. Посмотрим, как сработала (если сработала  вообще)
его интуиция при выполнении других заданий. Тем не менее...
   Директор потер подбородок и  задумчиво  уставился  Кифу  в  затылок.  Ему
просто необходимо поговорить с Джемисоном и молодым Джорджем Ханнантом (ведь
именно  он  впервые  обратил  внимание  Джемисона  на  Кифа),  и  поговорить
пообстоятельнее,  подробнее.  Пока  еще  рано  что-либо  утверждать,   но..,
интуиция? Хармону казалось, что для характеристики Кифа больше подходит иное
слово, которое просто не пришло в голову  преподавателям  Харденской  школы.
Хармон хорошо их понимал, поскольку и сам с неохотой признавал правомерность
его употребления.
   Слово, возникшее в голове Хармона, было "гений". А если  это  и  в  самом
деле так, мальчику, несомненно, обеспечено место в колледже. Еще немного,  и
Хармон окончательно выяснит, прав ли он в данном случае.
   Конечно же, прав! Хармон  ошибался  лишь  в  области  применения  данного
слова. Ибо "гениальность" Кифа была совершенно иного рода.

***

   Джек Хармон был маленьким, толстым, волосатым - в целом он очень смахивал
на обезьяну. Его вполне можно было бы назвать уродом, если бы не  излучаемое
им дружелюбие и не исходящая  от  него  атмосфера  благополучия,  призванные
сквозь внешнюю оболочку продемонстрировать его истинную сущность, ибо он был
прирожденным джентльменом и обладал незаурядным умом.
   В юности он был знаком с отцом  Джорджа  Ханнанта.  В  то  время  Дж.  Г.
Ханнант занимал должность директора Харденской школы,  а  Хармон  преподавал
основы математики и естествознания в небольшой школе  в  Мортоне,  одном  из
шахтерских поселков. Время от времени в течение всех этих лет он  встречался
с юным Ханнантом и имел возможность наблюдать, как тот растет.  Поэтому  его
совершенно не удивил тот факт, что Джордж Ханнант со временем тоже "вошел  в
дело" преподавательский труд стал такой же неотъемлемой частью  его  натуры,
как и его отца.
   Как ни удивительно, несмотря на  то  что  Джордж  учил  детей  уже  более
двадцати лет, Хармон по-прежнему называл его про себя "юным Ханнантом".
   Чтобы поговорить о Гарри Кифе, Хармон вызвал учителя математики к себе  в
Хартлпул. Они встретились в колледже в ближайший после экзамена понедельник.
Хармон жил по соседству  и  пригласил  молодого  коллегу  к  себе  на  ленч,
состоявший из холодного мяса и пикулей.  Его  жена,  зная  о  том,  что  это
деловая встреча, накрыла на стол и ушла  за  покупками,  поэтому  они  имели
возможность спокойно побеседовать во время еды. Хармон начал с извинений:
   - Я надеюсь, что, вызвав тебя таким образом, Джордж, я не  причинил  тебе
особого неудобства? Я знаю, что  Говард  достаточно  сильно  загружает  тебя
работой.
   Ханнант кивнул:
   - Ничего страшн