Анна РАЙС
ВАМПИРОВЫ ХРОНИКИ 1-4

ИНТЕРВЬЮ С ВАМПИРОМ
ВАМПИР ЛЕСТАТ
ЦАРИЦА ПРОКЛЯТЫХ
ИСТОРИЯ ПОХИТИТЕЛЯ ТЕЛ


Анна РАЙС
ВАМПИРОВЫ ХРОНИКИ I
ИНТЕРВЬЮ С ВАМПИРОМ

Анна РАЙС






   ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru


   Посвящается Стэну Райсу, Кэрол Маклин и Элис О'Брайен Боркбарт.

Часть I

   - Ну что ж? - задумчиво сказал вампир.
    Он  стоял  у  окна,  освещенный  тусклым  уличным  светом.   Глаза   его
собеседника, молодого человека, наконец  привыкли  к  полутьме,  и  он  смог
разглядеть комнату: круглый дубовый стол, кресла, таз и  зеркало  на  стене.
Молодой человек ждал.
   - А у вас хватит пленки, чтобы записать историю целой жизни? - И  молодой
человек увидел четкий профиль полуобернувшегося вампира.
   - Конечно. Когда повезет,  мне  удается  взять  интервью  у  трех-четырех
человек за вечер. Но только это должна быть действительно хорошая история.
   - Еще бы, - сказал вампир. - Я расскажу вам свою жизнь. Я сам этого хочу.
   - Отлично. -  Молодой  человек  поспешно  достал  из  портфеля  диктофон,
проверил кассету и батарейки. - Расскажите, как получилось, что вы  поверили
в это, почему вы?
   - Нет, - оборвал его вампир. - Мы начнем иначе. У вас все готово?
   - Да.
   - Тогда садитесь. Я включу верхний свет.
   - Но я всегда думал, что вампиры не любят света. Если вам хочется,  чтобы
было темно, я не против? - Он осекся.
   Вампир отвернулся от окна и смотрел теперь прямо на него. Лица вампира не
было видно, но что-то в этой неподвижно застывшей фигуре насторожило  юношу.
Он хотел было что-то сказать, но промолчал. Вампир подошел к  столу,  взялся
за шнур выключателя, и молодой человек вздохнул  с  облегчением.  И  тут  же
резкий желтый свет залил комнату. Молодой человек ошеломленно  уставился  на
вампира. Его пальцы судорожно вцепились в край стола.
   - Боже! - только и смог выдохнуть он.
   Лицо у вампира было белое  и  гладкое,  словно  вырезанное  из  кости,  и
застывшее, как у статуи. Жили  только  его  зеленые  глаза;  они  пристально
смотрели на молодого человека и сверкали, как изумруды, и казалось, что  два
огня горят на белом холодном лице.  Вдруг  вампир  улыбнулся,  нежно,  почти
мечтательно, и на белизне его кожи обозначились линии, бесконечно подвижные,
но скупые, как на штриховом портрете.
   - Рассмотрели? - тихо спросил он.
   Юноша вздрогнул и поднес руку к глазам, защищаясь от яркого света.  Потом
перевел взгляд на безукоризненно сшитый черный  фрак,  который  мельком  уже
видел в баре, длинные складки плаща, черный шелковый  галстук  и  воротничок
сорочки, такой же ослепительно белый, как кожа вампира. Его густые,  черные,
слегка вьющиеся  волосы  были  зачесаны  назад,  их  кончики  едва  касались
воротничка.
   - Ну как, вы все еще хотите этого интервью? - спросил вампир.
   Молодой человек открыл рот, но не мог выдавить ни звука, только кивнул.
   - Да, - наконец выдохнул он.
   Вампир опустился в кресло напротив и тихо, доверительно сказал:
   - Включайте запись и ничего не бойтесь.
   Он перегнулся через  стол,  и  юноша  испуганно  отшатнулся.  Пот  градом
катился по его щекам. Вампир положил руку ему на плечо, крепко  сжал  его  и
сказал:
   - Поверьте, я не  сделаю  вам  ничего  плохого.  Я  хочу  воспользоваться
случаем. Наша беседа для меня гораздо важнее, чем вы думаете. Давайте начнем
поскорее. - Он откинулся в кресле и застыл в ожидании.
   Юноша с трудом перевел дыхание,  вытер  лицо  платком,  пробормотал,  что
микрофон внутри, нажал кнопку, и запись началась.
   - Вы не всегда были таким, правда? - начал он.
   - Верно. Я стал вампиром в тысяча семьсот девяносто первом году, мне было
тогда двадцать пять лет.
   Юноша, ошеломленный такой точностью,  повторил  дату  вслух,  прежде  чем
задать следующий вопрос:
   - Как это случилось?
   - Очень просто. Но я бы хотел рассказать все по порядку, с самого начала.
   - Разумеется, - быстро кивнул молодой человек, сложил платок  вчетверо  и
провел им по губам.
   - Все началось с несчастья? - начал вампир. - Мой младший брат? погиб.  -
Он запнулся.
   Молодой человек кашлянул, чтобы прочистить  горло,  еще  раз  вытер  лицо
платком и засунул его в карман.
   - Может быть, вам больно... вспоминать об этом? - спросил он робко.
   - Больно? - отозвался вампир. И покачал головой. -  Нет.  Однажды  я  уже
рассказывал эту историю. И потом это было  так  давно...  Мы  тогда  жили  в
Луизиане. Взяли ссуду на землю и основали две плантации индиго на Миссисипи,
неподалеку от Нового Орлеана...
   - Так вот откуда у вас акцент, - тихо сказал юноша.
   Вампир недоуменно взглянул на него, потом рассмеялся:
   - Я говорю с акцентом?
   - Я заметил это еще в баре, когда спросил, кто вы, - торопливо  заговорил
юноша. - Едва различимая четкость согласных и все. Но я  не  догадался,  что
это французский акцент.
   - Ничего, -  успокоил  его  вампир.  -  Я  не  столько  удивлен,  сколько
притворяюсь. Просто время от времени я забываю о своем акценте.  Но  давайте
продолжим.
   - Конечно, конечно...
   - Я говорил о  плантациях.  Кстати,  может  быть,  из-за  них  я  и  стал
вампиром. Но об этом после. Мы жили роскошно, но в то же время очень просто.
Мы очень любили наш мир. Во Франции нам  никогда  не  было  бы  так  хорошо.
Может, то была только выдумка, очарование дикой и  девственной  природы,  но
разве это важно? Я помню мебель, выписанную из Европы. - Вампир улыбнулся. -
И клавесин... Прелестная вещица. Моя сестра часто  играла  на  нем.  Летними
вечерами она сидела за клавишами спиной к  раскрытым  окнам.  Помню  быструю
невесомую музыку и болота, простиравшиеся за  окном;  бархатистые  кипарисы,
плывущие на фоне вечернего неба; и звуки  болот:  голоса  животных  и  пение
птиц. В этой глуши мебель розового  дерева  казалась  еще  более  ценной,  а
музыка - такой нежной и такой желанной. Мы любили нашу жизнь в  глуши,  хотя
глицинии опутали окошко мансарды  и  умудрились  врасти  в  белую  кирпичную
кладку меньше чем за год... Да, мы все любили эту жизнь, все -  кроме  моего
младшего брата. Я не помню, чтобы хоть раз он пожаловался или посетовал,  но
я чувствовал - у него неладно на душе. Отец к тому времени уже умер, и я как
глава семьи должен был постоянно защищать брата  от  матери  и  сестры.  Они
требовали, чтобы он ездил вместе с нами в  гости  и  на  вечеринки  в  Новый
Орлеан, а  он  этого  терпеть  не  мог.  Он  перестал  участвовать  в  общих
развлечениях лет, должно быть, в двенадцать. Для  него  имели  смысл  только
молитвы, молитвы и жития святых, заключенные в толстые кожаные переплеты.
   Я построил ему часовню неподалеку от дома, и он проводил там целые дни  -
возвращался, когда уже начинало смеркаться. Это смешно: он так отличался  от
нас,  отличался  от  всех,  а  я  был  самым   обычным   человеком!   Ничего
сверхъестественного во мне не было. - Вампир улыбнулся. - Иногда по  вечерам
я приходил за ним к часовне. Он сидел на каменной скамейке в саду, спокойный
и отрешенный, а я рассказывал ему о  своих  бедах:  о  нерадивых  рабах  или
дурной погоде, о недоверии к надсмотрщику и торговым  агентам...  Словом,  о
больших и маленьких заботах, которые  составляли  сущность  моей  жизни.  Он
сидел и слушал, изредка вставлял замечания, всегда очень благожелательные, и
всякий раз я покидал его с осознанным чувством, что он разрешил за меня  все
вопросы. Я думал, что ни в чем не смогу ему отказать,  и  поклялся,  что  не
буду мешать ему стать священником,  пусть  это  даже  разобьет  мне  сердце.
Конечно, я заблуждался.
   Вампир замолчал.
   Юноша тоже молчал и  смотрел  на  него.  Затем,  словно  пробудившись  от
глубокой задумчивости, спросил, подбирая слова:
   - То есть... Он не захотел стать священником?
   Вампир  ответил  ему  долгим  взглядом,  словно  пытаясь  постичь   смысл
сказанного. Потом сказал:
   - Нет, это насчет себя я  ошибался  -  когда  думал,  что  не  смогу  ему
отказать. - Он отвел глаза и взглянул в окно. - У него начались видения.
   - Настоящие видения? - помедлив, спросил юноша.
   - Не знаю, но тогда я ему не поверил. Это случилось впервые, когда  брату
исполнилось пятнадцать. Он был красив: нежная чистая кожа, огромные  голубые
глаза.  К  тому  же  в   противоположность   мне,   он   отличался   крепким
телосложением... Но главное  -  его  глаза.  Когда  я  смотрел  в  них,  мне
казалось, что я стою на самом краю света совсем один... на овеваемом  ветром
песчаном берегу океана, а вокруг тишина, только рокот волн, накатывающих  на
берег... Да, - продолжал он, по-прежнему глядя в окно, -  у  брата  начались
видения. Сначала он говорил об этом  намеками.  Он  ничего  не  ел  и  почти
переселился в часовню, но и  там  все  запустил:  перестал  зажигать  свечи,
менять покров на алтаре и даже не выметал заносимые ветром листья.
   Дни и ночи он стоял на коленях на  голом  каменном  полу  перед  алтарем.
Однажды вечером я встревожился не на шутку. Целый час я смотрел на  него  из
беседки, увитой розами. Брат ни разу  не  поднялся  с  колен  и  не  опустил
молитвенно сложенных рук. Рабы думали, что он сошел с ума. -  Брови  вампира
удивленно поползли вверх. - Сам я считал, что он просто не в  меру  усерден,
что в своей любви к Богу он зашел слишком далеко. Потом он рассказал  мне  о
видениях подробно. Он говорил, что ему явились святой Доминик  и  сама  Дева
Мария. Они сказали, что он должен продать всю нашу собственность в  Луизиане
- все, что у нас есть, - а вырученные деньги потратить на  богоугодные  дела
во Франции. Сам же он станет великим религиозным лидером и, возродив  любовь
к Богу в сердцах людей, будет бороться с атеизмом и Революцией. Своих  денег
у него, конечно же, не было - значит, это мне следовало продать плантации  и
дома в Новом Орлеане, а деньги отдать ему.
   Вампир снова замолк. Юноша изумленно глядел на него.
   - Простите. - Наконец очнулся он. - И что же? Вы продали плантации?
   - Нет. - ответил вампир. Его лицо было  невозмутимо  и  спокойно,  как  и
прежде. - Я рассмеялся ему в лицо. Он пришел в ярость.  Так  приказала  сама
Дева Мария, кричал он, и кто я такой, чтоб не  подчиняться?  В  самом  деле,
кто? - повторил вампир тихо, словно заново обдумывая ответ на этот вопрос. -
Чем отчаянней он старался  убедить  меня  в  своей  правоте,  тем  громче  я
смеялся. Я сказал, что его слова - полнейшая чушь и бессмыслица,  порождение
незрелого и даже болезненного ума. Я говорил,  что  постройка  часовни  была
ошибкой и что я прикажу разрушить ее немедленно, а сам он  начнет  ходить  в
школу в Новом Орлеане и забудет про видения и прочий вздор. Не помню  точно,
что я  еще  наговорил.  В  памяти  остались  только  гнев  и  разочарование,
переполнявшие мою душу. Именно это я пытался скрыть за высокомерным смехом и
суровой отповедью. Я и впрямь  был  горько  разочарован.  Я  не  поверил  ни
единому слову брата.
   - Вас можно понять, - заметил юноша, воспользовавшись наступившей паузой;
его лицо уже не выражало такого откровенного удивления. - Никто  бы  ему  не
поверил.
   - Можно понять? - Вампир взглянул на него. - Я  вел  себя  отвратительно,
как отъявленный эгоист. Попробую объяснить. Я уже говорил, что любил  брата.
Иногда мне казалось, что он святой. Точнее говоря, я хотел в это  верить.  Я
уважал его мысли и молитвы и твердо решил, что помогу ему принять сан. Но...
Если бы мне рассказали, что в  Арле  или  Лурде  появился  святой,  которому
является Дева Мария, я бы поверил - ведь я был католиком и искренне верил  в
святых: ставил свечи перед мраморными статуями в церквях, знал  их  имена  и
изображения, разбирался в символах и молитвах, -  но  я  не  верил,  не  мог
поверить своему брату. Я не только не верил в его видения, но даже сама суть
его слов была мне чужда. Вы спросите - почему? Потому что это был мой  брат.
Может быть, он святой и уж наверняка особенный, не  такой,  как  все,  -  но
только не Франциск Ассизский. Ни за что на свете: кто угодно, только не  мой
брат. Вот почему я вел себя, как эгоист, понимаете?
   Юноша немного подумал и кивнул.
   - Может, у него и правда были видения, - сказал вампир.
   - То есть... вы не знаете... наверняка?
   - Не знаю. Но ничто не могло пошатнуть  его  убежденности  в  собственной
правоте. Я видел это в ту ночь. Обезумев от горя  и  обиды,  он  выбежал  из
комнаты. И через мгновение его не стало.
   - Как?
   - Очень просто. Он распахнул стеклянную дверь, вышел на галерею,  немного
постоял на верхней ступеньке каменной лестницы. А  потом  упал.  Я  бросился
вниз, в сад, но он был уже мертв.  Сломал  шею.  -  Вампир  потряс  головой,
заново переживая весь этот ужас, но его лицо оставалось невозмутимым.
   - Может быть, он оступился? Вы видели, как он упал?
   - Нет, но слуги видели. Они рассказали, что он  посмотрел  вверх,  словно
увидел что-то в воздухе, а потом его тело будто подхватило ветром. Одному из
них показалось, что он хотел что-то сказать. Я сам ничего точно не знаю -  я
не смотрел тогда в окно. Я только услышал звук падения.  -  Он  взглянул  на
диктофон. - Я не мог себе этого простить. Мне  казалось,  я  виноват  в  его
смерти. Впрочем, так думали все.
   - Почему? Ведь были свидетели...
   - Прямых обвинений не было. Просто пошли слухи,  что  между  нами  что-то
произошло, что мы поругались за несколько минут до его гибели. Слуги слышали
шум, да и мать тоже. Она умоляла меня объяснить,  что  случилось,  -  почему
брат,  всегда  такой  тихий  и  мирный,  кричал  на  меня.   Потом   к   ней
присоединилась  сестра.  Естественно,  я   отказался   говорить   об   этом.
Потрясенный, почти убитый смертью брата, я все-таки  был  исполнен  какой-то
странной решимости никому не рассказывать о  его  "видениях".  Я  не  хотел,
чтобы кто-нибудь узнал, что он оказался не святым, а фанатиком.
   Моя сестра предпочла остаться в постели и не пошла на  похороны,  а  мать
рассказала всем в церкви, что в моей комнате произошло что-то ужасное, но  я
не хочу признаваться, что именно. В конце концов я даже попал  на  допрос  в
полицию.  Потом  ко  мне  явился  священник  и  умолял,  чтобы  я,  во   имя
собственного спасения, поведал ему все. Но я молчал. Говорил всем,  что  это
был самый обычный спор между братьями,  отвергал  обвинения,  объяснял,  что
меня не было на галерее, когда он упал. И все равно  все  смотрели  на  меня
так, будто это я убил его. Но я и сам чувствовал то же. Два дня я  провел  в
церкви, рядом с гробом, и думал только об этом. Смотрел на лицо брата,  пока
черные точки не  замелькали  перед  глазами.  Довел  себя  почти  до  потери
сознания. Брат разбил затылок о каменную дорожку,  его  голова  в  гробу  на
подушке, была не правильной  формы.  Я  заставлял  себя  смотреть  на  него,
изучать мельчайшую черточку просто потому, что  иначе  не  смог  бы  вынести
душевную боль и запах уже начавшегося разложения. Меня снова и снова  тянуло
попытаться открыть ему глаза - я начал сходить  с  ума.  Но  одна  мысль  не
покидала меня ни на минуту - я смеялся над ним, не поверил  ему,  не  помог,
когда ему было плохо: это я убил его.
   - Это было на самом деле? - тихо сказал молодой человек. - Это правда?
   - Да, - ответил вампир, - но я  хотел  бы  продолжить.  -  Он  равнодушно
скользнул взглядом по собеседнику и снова перевел глаза на  окно.  Казалось,
что юноша со своей молчаливой внутренней  борьбой  вызывает  у  него  только
слабый интерес.
   - Но вы не знали наверняка про видения... Как же так, ведь вы  вампир,  и
вы должны....
   - Я рассказываю только о том, что знаю, - перебил его вампир. - Только  о
том, что было. Если вас интересуют видения, то я и сейчас ничего не знаю  об
этом.
   Наступило молчание. Наконец юноша сказал:
   - Пожалуйста, продолжайте.
   - Я решил продать плантации. Я больше никогда не хотел видеть ни дом,  ни
часовню. Я сдал их в аренду одному агентству и избавил себя от необходимости
приезжать туда снова. Мы с матерью и  сестрой  переехали  в  один  из  наших
городских домов в Новом Орлеане. Но образ брата продолжал преследовать  меня
каждую минуту. Я думал только о том, что его тело гниет сейчас в земле.  Его
похоронили в Новом Орлеане, на кладбище Сент-Луи, и  я  старательно  избегал
это место, но ничего не помогало. Мои мысли  всегда  возвращались  к  брату.
Пьяный или трезвый, я видел перед собой его тело, полусгнившее в гробу.  Это
было невыносимо. Каждую ночь мне снилось, что он стоит на верхней ступеньке,
а я стою рядом, держу его за руку, уговариваю спуститься вниз, в спальню,  и
помолиться за меня, чтобы я обрел веру. Между тем рабы с  Пон-дю-Лак  -  так
называлась моя плантация - начали распускать слух, что видели привидение  на
галерее, и надсмотрщику не удавалось поддерживать дисциплину и порядок. Люди
в обществе задавали моей сестре оскорбительные вопросы,  и  у  нее  начались
истерики. На самом деле она никогда не была истеричкой, но почему-то решила,
что это самый лучший способ поведения в подобной ситуации. Я все время пил и
старался как можно меньше быть дома. Как человек, который хочет умереть,  но
боится наложить на себя руки, я будто искал смерти -  гулял  один  по  самым
темным улицам и аллеям города, напивался до потери сознания в кабаре, только
по апатии уклонился от двух дуэлей...  Мне  искренне  хотелось,  чтобы  меня
убили. Кто угодно: пьяные матросы, грабитель, маньяк. Но случилось так,  что
мне встретился вампир. Он поймал меня ночью в двух  шагах  от  дома,  сделал
свое дело и оставил умирать на улице.
   - Вы хотите сказать... что он высосал вашу кровь?
   - Да, - рассмеялся вампир. - Так оно и бывает.
   - Но вам удалось выжить...
   - Один шаг отделял меня от смерти, но он уже успел  насытиться  и  бросил
меня. Меня нашли на улице и отнесли в постель. Я  не  помнил,  что  со  мной
случилось. Может быть, удар от беспробудного пьянства. Я ничего не ел  и  не
пил, не отвечал на вопросы врача. Я ждал прихода смерти с минуты на  минуту.
Мать послала за священником. В приступе начавшейся лихорадки я рассказал ему
все о видениях брата и о нашей ссоре.
   Я вцепился в его руку и не отпускал, заставлял его поклясться, что он  не
расскажет об этом никому.
   "Нет, я не убивал его, - говорил я. - Но  я  не  могу  жить,  потому  что
чувствую себя виновником его смерти".
   "Это смешно, - отвечал священник.  -  С  какой  стати  вы  считаете  себя
ответственным за его смерть? Вы слишком много думаете  о  себе,  вот  в  чем
дело. Вы нужны матери, не говоря уже о сестре. Что же касается вашего брата,
то он попал в  лапы  дьявола".  Я  был  так  потрясен,  что  даже  не  сумел
возразить. "Видения - дело рук  дьявола,  -  продолжал  он.  -  Силы  сатаны
безграничны. Вся Франция сейчас в его власти, а Революция -  его  величайший
триумф". Оказывается, ничто не могло спасти моего  брата,  кроме  молитвы  и
поста. В  то  время  как  близкие  пытались  удержать  его  от  необдуманных
поступков, дьявол восторжествовал в  его  теле.  "Совершенно  очевидно,  что
именно дьявол сбросил вашего брата  с  лестницы,  когда  убедился,  что  его
коварный план не удался, - заявил священник. - Вы разговаривали тогда  не  с
братом, но с сатаной".
   Эти слова привели меня в бешенство. Он толковал  о  бесах,  о  колдовстве
среди черных рабов,  о  похожих  случаях  в  других  странах,  и  наконец  я
взорвался. Я разгромил всю комнату и едва не прикончил его самого.
   - В вашем состоянии? - спросил юноша.
   - Безумие помогло мне, - ответил вампир. - Я вытворял такое, что было мне
не под силу даже здоровому. Я  мало  что  помню,  эта  суета  мне  и  сейчас
представляется фантастической: я выволок его через заднюю дверь, протащил по
всему двору и бил головой о кирпичную стену кухни. Обессиленный, я сам  едва
не отдал Богу душу. Они усмирили меня и пустили мне кровь. Идиоты! Но  самое
важное, что именно тогда я осознал всю  глубину  своего  эгоизма.  Наверное,
потому, что в сл