ПОЛНОЧЬ 
 
Джон РУССО 
 
 
 
ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.org.ru 
 
 
   "Во имя религии или ссылаясь на нее,
   человек способен на самые жестокие
   и безрассудные действия"
 
   Морган Дрей.
   "Притяжение колдовства"
 
ПРОЛОГ 
 
   Исторгаемые демоном вопли боли и ярости были  слышны  еще  с  дороги,
покрытой лужами и густой липкой грязью от непрерывных дождей. Наконец-то
он угодил в их ловушку! А стояла  она,  как  и  та,  вторая,  посередине
огромного, заросшего высокими сорняками поля.
   - Бегите! Бегите же! - исступленно кричала мать.  -  Шевелитесь!..  И
ничего не бойтесь - я вас обязательно догоню! - Она  торопливо  семенила
за детьми, крепко сжимая в руке толстое березовое полено.
   Авраам и Льюк - мальчики двенадцати и четырнадцати лет -  неслись  по
дороге с увесистыми лопатами наперевес, и их, казалось, ничто уже  не  в
силах остановить или заставить свернуть с пути.
   Синтия, которой только-только исполнилось десять, едва  поспевала  за
братьями. А ведь это именно она своими заклинаниями и  молитвами  сумела
заманить демона в западню. И теперь гордость  так  и  распирала  ее.  Но
все-таки даже сейчас ей было немного страшно.
   Девочка слышала, как за ее спиной  безудержно  хохочет  старший  брат
Сайрус. Хотя ему уже сравнялось шестнадцать, умом он явно не "тянул"  на
свой возраст. Сайрус отфыркивался и  пыхтел,  неуклюже  переваливаясь  с
ноги на ногу, и нелепо размахивал короткими толстыми руками.
   Наконец вся семья свернула с дороги и  теперь  мчалась  по  заросшему
густым репейником полю на  визг  пойманного  существа.  Минут  пять  они
упорно  продирались  через  колючие  заросли,  но  наконец   цель   была
достигнута: они увидели  его  как  раз  на  середине  полосы  отчуждения
газопровода, которая широкой  просекой  пролегала  по  лесистому  склону
горы, а затем пересекала все поле.
   - Да это же сестра Джимми Петерсона! - ошеломленно ахнул Авраам.
   Но он, разумеется, ошибался. Перед ними дергался и визжал  в  капкане
самый настоящий демон.
   - Помни, они могут принимать  любое  обличье!  -  Мать  наставительно
подняла над головой указательный палец. - А ты, Льюк,  пока  не  подходи
слишком  близко.  Лучше  ударь-ка  его  сначала  лопатой!  -  Сама   она
остановилась поодаль, грозно размахивая своим поленом.
   Существо в западне жутко завывало,  изредка  издавая  душераздирающие
истошные вопли. Стальные челюсти капкана с такой силой сомкнулись на его
ноге, что через  разорванное  мясо  стали  видны  раздробленные  белесые
кости. Земля вокруг обагрилась  кровью.  Но  демон  никуда  уже  не  мог
убежать - прочная железная цепь, которой капкан был прикован к вбитому в
землю обрубку рельса, надежно удерживала его на месте. Льюк и Авраам  не
даром столько трудились над этой ловушкой.
   - Убейте его! - пронзительно выкрикнула мать, дрожа  от  предвкушения
долгожданной расправы.
   В тот же миг  демон  перестал  визжать  и  испуганно  съежился,  став
точь-в-точь похожим на маленькую сестренку Джимми  Петерсона,  -  те  же
веснушки и непослушные, растрепанные рыжие волосы. И лишь глаза выдавали
его - зеленые звериные глаза, дикие и яростно сверкающие.
   Льюк бесстрашно шагнул вперед, обеими руками сжал черенок  лопаты  и,
не колеблясь, с размаху нанес первый удар. Демон едва успел  вскрикнуть,
как тут же затих. Острие лопаты раскроило ему череп,  проложив  глубокую
борозду на лице.
   - Ур-ра! - вырвалось из груди Авраама, когда  существо  затряслось  в
предсмертной агонии. Он подбежал к брату, и теперь они вдвоем  с  Льюком
принялись рубить распростертое на земле крошечное тельце... Издали могло
показаться, что мальчики усердно выколачивают ковер.  Иногда  их  лопаты
сталкивались, наполняя воздух  противным  металлическим  звоном.  Братья
остервенело кромсали руки, ноги и голову  ненавистного  существа.  Когда
все было  кончено,  на  земле  перед  ними  осталась  лишь  бесформенная
кровавая масса с еле заметными клочками спутанных рыжих волос.
   - Сегодня вы постарались на славу, - от души похвалила их мать. - Ну,
а теперь Сайрус сделает гроб, и мы устроим надлежащие похороны.
   - А почему он был так похож на сестренку Джимми Петерсона? - спросила
Синтия, когда старшие братья отошли немного в сторону и теперь, с трудом
переводя дух, любовались плодами своей работы.
   Мать рассердилась:
   - Я уже устала вам повторять, что демоны могут принимать любой вид  -
хоть кролика, хоть опоссума, а хоть  и  твой  собственный!..  Они  могут
являться в образе какого угодно человека! Но нам нельзя  поддаваться  на
их обман; если они посланы нам, то наша задача - убивать их!
   Сайрус ваял у Льюка лопату  и,  заискивающе  посмотрев  на  довольную
мать, еще раз с силой ударил труп по размозженной голове.
 
Глава 1 
 
   Нэнси Джонсон услышала, как тяжело захлопнулась за ней входная  дверь
церкви,  опустила  пальцы  в  чашу   со   святой   водой   и   осторожно
перекрестилась. Недавно ей исполнилось  семнадцать  лет,  и  сейчас  эта
симпатичная белокурая девушка страшно волновалась при мысли о  том,  что
ей предстоит, наконец, исповедаться во всем до конца. Еще два года назад
она вступила на путь греха, допуская непростительные вольности во  время
свиданий со своим дружком. Но несколько месяцев назад их пути разошлись,
душевные раны с тех пор мало-помалу стали затягиваться, и  теперь  Нэнси
хотелось еще очистить свою грешную душу. Она дала себе  строгий  обет  -
никогда больше не поддаваться соблазну и не  ложиться  в  постель  ни  с
одним парнем до самой свадьбы. С нее  вполне  хватит  и  того,  что  уже
случилось; ведь она-то искренне любила его, а этот негодяй  променял  ее
на первую встречную и оставил одну -  в  горе  и  позорном  одиночестве.
Правда, последнее время Нэнси считала, что это - часть ее  прижизненного
наказания за содеянный грех.
   Нэнси жила в маленьком провинциальном городке и, как большинство  его
обитателей, регулярно  посещала  церковь  и  причащалась.  Она  окончила
приходскую школу, но так как образование в  ней  завершалось  в  восьмом
классе, потом перешла в светскую, хотя не забывала по воскресеньям брать
уроки  катехизиса  в  церкви.  Ее  нельзя   было   назвать   религиозной
фанатичкой,  но  все  же  жизнь  монахов  не   казалась   Нэнси   совсем
неприемлемой. Теперь же у нее  начал  развиваться  комплекс  вины  из-за
вполне здорового влечения к сексуальной жизни, и  последние  месяцы  она
только и мечтала о том, как бы поскорей выйти замуж,  чтобы  близость  с
мужчиной перестала быть для нее греховной.
   Девушка медленно  продвигалась  по  центральному  проходу  церкви,  с
тревогой оглядывая то высокий сводчатый потолок, то  громадное  распятие
впереди, и чувствовала себя маленькой и несчастной. Здесь, в этом храме,
от самих стен веяло добродетелью и святыней. Мраморные изваяния  Иисуса,
девы Марии и Иосифа на время поста были накрыты пурпурным  бархатом.  Но
откроют их уже через неделю, когда наступит долгожданный  день  светлого
Христова Воскресения.
   Сейчас же на узких длинных скамьях сидели всего несколько старушек  в
плотных косынках и черных платьях - жаркими субботними днями на исповедь
приходило совсем мало народу. И  Нэнси  учла  это,  ведь  ей  совсем  не
хотелось отстаивать длинную очередь - ее нервы и так были  напряжены  до
предела.
   Со времени своего грехопадения Нэнси ходила на исповедь  десять  раз,
но  ни  разу  не  обмолвилась  о  том,  что  живет  со  своим  приятелем
полноценной половой  жизнью.  И  после  этого  она  еще  позволяла  себе
принимать причастие, хотя на душе ее сохранялись неотпущенные  грехи.  А
это было уже самое настоящее святотатство. Но чем  дальше,  тем  сильнее
она боялась  признаться  священнику  в  том,  что  грешила  каждый  раз,
принимая без раскаяния Святые Дары. А причащаться ей приходилось  еще  и
из-за того, что во время службы рядом с ней всегда  стояла  ее  мать,  и
если бы Нэнси отказалась от причастия, то мать сразу же  заподозрила  бы
неладное.
   Девушка преклонила колени между  рядами  передних  скамеек  и  начала
читать по памяти молитву на приготовление к исповеди.
   После этого она  поднялась  и,  проследовав  в  исповедальню,  плотно
прикрыла за собой дверь. В темноте она чуть не споткнулась  о  низенькую
скамеечку и встала на нее на колени. Отверстие, через которое  священник
должен был слушать исповедь, было прикрыто плотной бархатной шторкой,  и
Нэнси в душе надеялась, что духовник не узнает ее голоса. К тому  же  на
занятиях по закону Божьему отец Флагерти говорил, что Господь  позволяет
ему не помнить исповедей и людей, которые  приходят  к  нему,  чтобы  он
помог облегчить их души. Но тем не менее Нэнси не стала  слишком  сильно
приближаться к отверстию, опасаясь, что он все же узнает ее.
   - Благословите меня, святой отец,  ибо  я  согрешила,  -  начала  она
напряженным полушепотом. - Прошло уже два года  с  тех  пор,  как  я  не
исповедывалась вам до конца.
   Голос отца Флагерти громом  разнесся  под  сводами  церкви,  и  Нэнси
поняла, что его сейчас услышат все, кто находится внутри здания.
   - Говорите громче! Я вас совсем не слышу. Подойдите ближе к занавеси.
   Она придвинулась буквально на дюйм и повторила все то  же,  что  и  в
первый раз.
   - Так вы утверждаете, что  уже  два  года  не  исповедывались  мне  в
должной степени? - удивился священник. Казалось, он не верит девушке.
   - Да, святой отец, - смущенно призналась Нэнси Губы у нее  пересохли,
в горле встал ком, язык не поворачивался, а все  заранее  приготовленные
слова разом вылетели из головы. Она почувствовала, что на  лбу  начинает
выступать испарина.
   - Дитя мое, сперва я должен разобраться вот в чем: ты  последние  два
года вовсе не исповедывалась, или же приходила сюда, но  в  чем-то  твои
слова были лживыми?
   - Именно так, святой отец. Я не все рассказывала вам до конца.
   Наступила пауза, и Нэнси поняла, что священник узнал ее, и теперь ему
нужно время, чтобы оправиться от потрясения. Наконец он заговорил:
   - И сколько же раз ты исповедывалась таким образом?
   - Десять, святой отец.
   - И, как я понимаю, каждый раз ты не  рассказывала  мне  до  конца  о
своих грехах?
   - Да, святой отец.
   - А что же тебя заставляло поступать так?
   - Я не знаю... Я просто боялась.
   - И о каком грехе ты боялась мне рассказать?
   - У меня были половые сношения с  одним  мальчиком,  святой  отец.  -
Голос Нэнси вконец упал.
   - Понимаю... Он католик?
   - Да. Но мы с ним уже расстались...
   - Это правильно, дитя мое. Господь наставил тебя  на  истинный  путь,
ибо то, чем вы с ним занимались, было тяжким грехом. Ты осознаешь это?
   - Да, святой отец.
   - Так почему же ты не рассказывала об атом? Разве  тебе  не  хотелось
очистить свою душу от стольких грехов и получить господне благословение?
Ты ведь знаешь, что и одного такого поступка  достаточно,  чтобы  обречь
свою душу на вечные муки в аду...
   - Да, святой отец.
   - Неужели ты готова  навеки  отправиться  в  ад,  вместо  того  чтобы
претерпеть очистительный стыд и раскаяться во всем на исповеди?
   - Я каюсь, святой отец.
   - Хорошо. - Отец Флагерти шумно вздохнул, а потом задал Нэнси вопрос,
которого она боялась больше всего:  -  И  после  этого  ты  столько  раз
принимала причастие, зная, какие страшные грехи отягощают твою душу?
   - Да. И в этом я тоже каюсь...
   - О Господи, помилуй нас, грешных! Ты хочешь сказать, что  в  течение
целых двух лет ты не получала отпущения своих смертных грехов?!  Что  за
это время ты десять раз осквернила тело и кровь Христову?.. И все только
из-за того, что стыдилась признаться в своем грехе?
   - Да, святой отец.
   Священник снова тяжело вздохнул.
   - Ты десять раз отворачивалась от Бога, умалчивая о своих  грехах  во
время исповеди... Но что еще  страшнее  -  ты  каждый  раз  в  состоянии
смертного греха принимала тело и кровь Христовы, оскверняя  этим  Святые
Дары и само таинство божественного причастия. А это один  из  тяжелейших
грехов, который только может лечь на душу католика.  Ты  осознаешь,  что
этим поставила себя на край  ужасной  пропасти  и  теперь  можешь  вечно
гореть в геенне огненной? Ты понимаешь, что во г уже два года на тебя не
снисходит благодать Господа нашего? А если бы ты умерла в это  время  то
сейчас бы уже, без всякого сомнения, горела в аду.  И  твоя  бессмертная
душа попала бы прямо в руки Сатаны...
   - Я знаю, святой отец. Я раскаиваюсь в этом.
   - Какие еще грехи ты совершила? Теперь ты должна рассказать  мне  все
до конца, дитя мое.
   Все остальное было для Нэнси сущей ерундой по сравнению с тем, что ей
только что пришлось пережить. Она  быстро  заговорила  обо  всех  мелких
проступках и вскоре закончила свою исповедь.
   - Это все, святой отец. - Наконец облегченно вздохнула девушка.
   - Теперь ты должна искупить свои грехи искренним покаянием, дитя мое,
- строгим голосом ответил священник. - И  для  этого  тебе  надлежит  до
завтра десять раз прочитать по четкам  все  известные  тебе  молитвы.  И
проси Господа, чтобы он дал тебе силы не входить  больше  во  искушение.
Приходи на мессу, принимай тело и кровь Христовы  и  впредь  исповедуйся
чаще, только теперь договаривай все до конца.
   - Хорошо, святой отец.
   Нэнси услышала, как священник начал читать  по-латыни  чин  отпущения
грехов, а сама стала молиться на родном языке:
   - О Господь мой! Прости меня  за  то,  что  я  огорчила  Тебя  своими
прегрешениями - я в них полностью раскаиваюсь, ибо боюсь  навсегда  быть
отвергнутой Тобой и после смерти пасть в преисподнюю. Но больше всего  я
каюсь в том, что оскорбила Тебя, причащаясь Твоих тайн с грехом на душе.
Ведь Ты так любишь меня, и теперь я полна решимости искупить мои  грехи,
понести за них наказание и с Твоей милостью изменить свою жизнь. Аминь.
   Она подождала, пока отец Флагерти закончит молитву, чтобы получить от
него благословение.
   - Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Да  пребудет  с  тобой  милость,
прощение и благодать Господа нашего. Аминь.
   - Спасибо, святой отец.
   Все еще страдая от смущения и стыда, Нэнси вышла  из  церкви.  Свежий
весенний ветерок тут же высушил капли пота на ее лбу. Она  почувствовала
невероятное облегчение и подняла руки вверх, чтобы ветер подсушил  также
вспотевшие ладони и подмышки.
   Нэнси перешла улицу и решила сократить путь  к  дому,  зашагав  через
широкую лужайку на другой стороне. В лазурном небе горело ясное  солнце,
а на душе у нее было легко и радостно. Уже давно  Нэнси  не  чувствовала
себя такой счастливой и свободной.
   Потом она посмотрела на часы:  без  десяти  час.  Значит,  когда  она
вернется, отчим уже будет дома - а он  разрешил  ей  сегодня  взять  его
машину, чтобы проехаться по магазинам. Ее отчим Берт  Джонсон  служил  в
местной полиции, но  сегодня  его  работа  заканчивалась  в  двенадцать.
Правда,   по   дороге   он   мог   заскочить   куда-нибудь    опрокинуть
стаканчик-другой. Ну так что же: если он и задержится, Нэнси в это время
с удовольствием примет душ, а пока  волосы  будут  сохнуть,  еще  успеет
вдоволь наболтаться по телефону со своей лучшей подругой Патти. А  может
быть, Патти даже захочет прокатиться вместе с ней за покупками.
   Идти было необычайно легко - Нэнси почти не чувствовала  своего  тела
и, приближаясь к дому, начала читать радостные пасхальные молитвы.
 
Глава 2 
 
   Берт Джонсон, отчим Нэнси, пил в одиночестве, устроившись  в  дальнем
углу  тускло  освещенного   пустынного   бара.   Сегодня   единственными
посетителями,  кроме  него,  здесь  были  какие-то  двое   уже   изрядно
подвыпивших приезжих, которые, заметно пошатываясь, с азартом  играли  в
боулинг старого образца - вместо шайб они по очереди бросали на  дорожку
большие тяжелые шары. Но Берт настолько погрузился  в  свои  собственные
размышления о жизни, что ни громкий топот пьянчуг, ни их споры и  ругань
нисколько не мешали ему сосредоточиться. Равно как и  шум,  производимый
кеглями и шарами. Берт посасывал уже  пятую  порцию  бурбона,  методично
запивая каждый глоток пивом.
   Но  вот  особо  яростный  крик  все  же  отвлек  внимание  Берта   и,
повернувшись в сторону игроков, он с удивлением увидел  следующее:  один
из приятелей незаметно подкрался к другому как раз в ту  секунду,  когда
тот собирался уже бросить свой шар, и ловким  движением  стянул  с  него
штаны. Шар, разумеется, тут же грохнулся на пол, а  незадачливый  игрок,
выпрямившись и еще не  соображая,  что  происходит,  тупо  уставился  на
своего приятеля. Его жирные ягодицы в выцветших несвежих трусах противно
покачивались над неоновыми лампами кегельбана.
   - Эй, там! - окликнул их Слипи, бармен. - Вы, пара  шутов  гороховых!
Может, вам невдомек, что здесь у нас полицейский? Вы что, хотите,  чтобы
он вас оштрафовал за все это свинство?
   - А чего здесь, собственно говоря, такого уж свинского?  -  с  трудом
выговаривая слова, оскорбился игрок,  натягивая  штаны.  -  Моя  задница
ничуть не хуже любой другой, и я горжусь ей  точно  так  же,  как  и  ты
своей.
   - Ну как вам это нравится?  -  обратился  Слипи  к  Берту.  -  Почему
большинство моих посетителей - это законченные  психи  или  кандидаты  в
психушку?
   Берт ничего не ответил. Вместо этого он одним залпом осушил бурбон  и
тут же поднял кружку с пивом, давая Слипи  понять,  что  он  не  склонен
сейчас вести никаких бесед. Уловив намек, бармен  снова  наполнил  Берту
бокал и кружку, а сам  удалился  в  другой  конец  бара,  чтобы  получше
следить за игроками во избежание еще одной  неприятности.  Слипи  хранил
под стойкой увесистую бейсбольную биту, и сейчас готов был пустить ее  в
ход, если вдруг выяснится,  что  гости  зашли  слишком  далеко  и  могут
повредить кегельбан или физиономии друг другу.
   Берт Джонсон, изучая свое отражение  в  высоком  зеркале  за  стойкой
бара, пробежал  толстыми  узловатыми  пальцами  по  редеющей  каштановой
шевелюре. Свою форменную полицейскую  фуражку  он  положил  на  соседний
стул. Револьвер и дубинка, пристегнутые к поясу, больно давили на живот,
отчего Берт испытывал дополнительные неудобства.  Он  подтянул  пояс,  а
потом сразу же отвернулся от зеркала - уж слишком непривлекательным  был
его вид, и это беспокоило Берта. Ведь он вынужден был признать, что  уже
не молод, успел обзавестись брюшком, лицо его потеряло прежний  лоск,  а
глаза - задор. Нос же, и всегда казавшийся ему  крупноватым,  теперь,  с
полопавшимися от частого питья сосудами, выдавал в нем любителя спиртных
напитков. Берт прекрасно  понимал,  что  следует  сократить  потребление
алкоголя, но никак не мог найти причину, которая побудила бы его сделать
к этому хотя бы первый шаг. Больше  всего  его  расстраивал  собственный
брак. Его  жена  Гарриет,  казавшаяся  образцом  красоты,  очарования  и
женской грации еще в день их венчания - а было это шесть  лет  назад,  -
сразу после свадьбы начала дурнеть, с тех пор сильно постарела и набрала
никак не меньше сорока фунтов веса. Берт чувствовал,  что  она  попросту
обманула его, не пообещав заранее постоянно следить за собой и не терять
былой привлекательности. Он никогда бы не  женился  на  ней,  зная,  что
очень скоро не только перестанет гордиться ее внешностью, но ему  станет
противна даже мысль о физической близости с этой женщиной... Не то чтобы
секс имел для Берта какое-то особенное значение, но  все  же  где-то  он
слышал фразу, которую надолго запомнил: если брак  распадается,  то  это
начинается в постели. Любит ли его Гарриет до сих пор?.. Теперь  он  уже
не был в этом уверен. А может быть, ее целью с самого начала было просто
заманить в свои сети мужика, чтобы тот содержал ее и дочь,  а  сама  она
могла ничего не делать, валяться целыми днями  в  кровати,  а  остальное
пустить ко всем чертям на самотек?..
   Берту очень хотелось думать, что он пока все же  не  слишком  стар  -
ведь ему  только  стукнуло