Александр Шамес.
    Услышать Эмерсона и умереть, или Несколько эпизодов из жизни Израильского Хай-Тека


     © Copyright Dr. Alexander I. Shames
     Читательские отклики присылайте по
     Email: sham@bgumail.bgu.ac.il
     Date 30 Apr. 2001


              Околонаучный триллер без пролога, но с эпилогом

              Журнальный вариант

     Дорогой  Читатель!  Считаю  своим  долгом  предупредить:  все,  что  Вы
прочтете в  этой  книге - почти  сплошная  выдумка. На  самом  деле  события
происходили совсем не те,  совсем не там, да и результат  оказался совсем не
тот. Все имена, названия фирм, технических образцов (кроме общеизвестных), а
также ссылки на научные данные - в лучшем случае взяты с потолка. А в худшем
- высосаны из пальца. Поэтому, любые совпадения кого-то с кем-то или чего-то
с  чем-то  -  досадная  случайность.  За   которую  автор  заранее  приносит
потерпевшим и пострадавшим свои искренние извинения. Читатель, не знакомый с
израильскими реалиями девяностых  годов 20 века, может найти все необходимые
переводы  и  разъяснения   в   приложении  к  моей  книге  "Ган  а-Надив"  -
http://www.kulichki.com:8101/moshkow/ZHURNAL/shames2.txt

     "Welcome back my friends
     To the show
     That never ends!..
     Come inside, come inside!"
     Emerson, Lake & Palmer
     Karn Evil 9, 1-st impression, from the "Brain Salad Surgery"


     "Если ты такой умный, то почему же ты такой бедный?"
     Из сокровищницы еврейской народной мудрости


     Часть первая

     - Would you like a drink, sir ?[1]  - Симпатичная темнокожая
блондинка,  кокетливо  прикрывающая  внушительный  бюст  шелковым  платочком
цветов   бразильской  национальной  авиакомпании  "Вариг",  подкатила  щедро
уставленный разномастными бутылками и банками сервировочный  столик к креслу
3B и вежливо склонилась над дремлющим пассажиром.

     -  Дринк-дринк?  Уот  ду?  Фак  ю!  Разбудила,   шоколадка  чертова!  -
пробормотал себе под нос обладатель  кресла  3B и нехотя разлепил глаза. Был
он  не то,  чтобы  молод,  но  и  пожилым  выглядел  только  в  сравнении  с
посетителями  рэйвовских  дискотек. Каштановая  шевелюра  явно  не  была его
главной  гордостью,  ибо  состояла  из  вполне счетного количества  коротких
тонких волосков. Роста он был более чем среднего, да и худобой не отличался.
Все  вместе  выглядело  пусть не  очень  эстетично, но,  с первого  взгляда,
производило  впечатление добродушной  солидности. Второй  же  взгляд начисто
опровергал  гипотезу  о  добродушии  этого  кругленького  носителя  скромной
прически. Из-под широкого мягкого лба на  мир смотрели стальные, с прищуром,
жесткие глаза.  Тонкогубый рот  чаще  всего кривился в иронической усмешке и
даже забавный  нос  картошкой  никак не мог восстановить первое впечатление.
Да,  уже  со второго  взгляда становилось ясно,  что пальца в рот обладателю
этих  глаз лучше  не класть! Впрочем, в  данный момент никто и не  собирался
проделывать  дурацкую  процедуру с пальцем.  Более того, пассажиру 3B весьма
вовремя предлагалось  утолить жажду  перед  скорым  приземлением в аэропорту
Сан-Пауло.  Сон улетучился мгновенно,  лицо пассажира  просияло  обаятельной
улыбкой и,  сладко  потягиваясь, он начал обстоятельно объяснять стюардессе,
чего бы ему хотелось выпить в данный момент.

     За  прошедшие 11  часов  полета над Атлантикой он  основательно  изучил
алкогольную политику "Варига". В  отличие от экономных  (чтобы не сказать  -
скупых!)  "Люфтганзы"  и  "Бритиш  Эйруэйз",  спиртное  тут  подавали  не  в
наперсточного  размера  емкостях,  а  щедро наливали  из большой  бутылки  в
большой  стакан. В  этом,  очевидно, проявлялась широта бразильской  натуры.
Правда, от тех же щедрот душевных, в немаленький стакан приличного "Хенесси"
отваливалось  четыре  внушительных  кубика  льда,  что  значительно  снижало
исходную  ценность  подаваемого  напитка.  Поэтому  заказ  следовало  делать
тщательно, вовремя останавливая шаловливую рученку стюардессы, пытающейся от
чистого сердца запихнуть тебе в стакан то, чего там быть совсем не должно. В
результате, вместо готовой "Блади Мэри" он заказал  по-отдельности  : пустой
стакан,  стакан  "Абсолюта",  банку  с  томатным  соком,  половинку  лимона,
блюдечко  с двумя  кубиками  льда и  бутылочку  с острым мексиканским соусом
"Табаско".   Стюардесса,  с   подобающим  служащей   приличной  авиакомпании
почтением, тщательно исполнила заказ и  покатила питейный столик к  другому,
менее дотошному клиенту.

     - Обригадо! - произнес  пассажир  3В вдогонку аппетитно  покачивающимся
ягодицам.  "Обригадо" было одним из  двух  португальских слов,  которыми  он
овладел,  готовясь  к  визиту  в  Бразилию,  и  означало  "Спасибо".  Второе
португальское слово было совсем непечатным и к ситуации не подходило. Потому
любитель  неразбавленного  коньяка  решил  прекратить  демонстрацию   своего
глубокого  знания  португальского,  и  сосредоточиться  на  приготовлении  и
потреблении водко-закусочного напитка, известного на  просторах бывшего СССР
под конспиративным именем "Кровавая Машка".

     Пассажир   кресла   3В   бизнесс-класса   рейса  авиакомпании   "Вариг"
Франкфурт-ам-Майн  - Сан-Пауло  носил гордое  имя Марк и  в настоящий момент
проживал свою вторую (он еще не знал, что - не очень долгую) жизнь.


     Марк  Альперин,  36 лет. В  прошлой  жизни  -  житель  города  Кишинев,
Молдавская  ССР.   Кандидат  физико-математических  наук,  старший   научный
сотрудник   Лаборатории   Высокотемпературных   Сверхпроводников   Института
Прикладной Физики  Академии Наук Молдавской ССР. В новой жизни  -  гражданин
государства Израиль, житель поселения Шима, что в 20 км от города Беэр-Шева.
Доктор  философии  (Ph.D.).  Генеральный директор компании  "Крайо-Кон Лтд."
(Cryo-Con  Ltd.),  промышленный  парк  Неватим,  Негев.  Женат,  отец  двоих
сыновей.

     - За каким чертом меня  несет  в  эту Бразилию? Даже ребенок знает, что
делать честный  бизнес в Латинской Америке - занятие почти безнадежное. А на
подарки, подношения и просто неприкрытые взятки у нас элементарно нет денег.
Любому  нашему  партнеру по переговорам совсем  не  сложно это проверить.  И
проверяют,  гады! Знают, что проглотить нас совсем не трудно, особенно после
того,  как  мы  окончательно  обанкротимся.  А  потому  -  тянут  резину  до
последнего. Сидят как  грифы  над подыхающим  путником, ободряюще клекочут и
ждут,  когда  можно будет  сытно  пообедать.  Нами. Именно  такими оказались
результаты наших контактов в Европе и Штатах. Я уже не говорю о полном крахе
в Гонконге. Какие у меня  основания полагать, что там, в Бразилии, все будет
по-другому?    Впрочем,   последний   раз   Моти   приехал   оттуда   сильно
воодушевленным.  И даже  какие-то  деньги приволок.  На которые мы,  кстати,
протянули почти полгода и сделали, наконец, наши цацки вполне технологичными
и  готовыми к массовому  изготовлению.  Неужели  ему  удалось найти партнера
мудрого,  готового  выложить  определенную  сумму  и  заниматься маркетингом
только  с прицелом на будущие прибыли? Или это опять  гонконговский вариант?
Да ладно, к чему гадать!?  Совсем  скоро я  увижу все  сам,  как говориться,
невооруженным глазом.


     Марк  заглянул  в иллюминатор,  где последние  восемь  часов проплывала
украшенная  белыми  барашками синева  то ли  неба, то  ли океана, и  включил
жидкокристальный дисплей индивидуального телевизора, который, в дополнение к
видеофильмам, отображал  полную полетную  информацию  - карты, курс, высота,
скорость, температура за бортом. Если  верить  курсографу, лететь предстояло
чуть менее  часа. Еще есть время немного подремать -  смена  часовых  поясов
давала  себя  знать, ведь  дома,  в Израиле, была  ночь. Марк прикрыл глаза,
откинулся  на  мягкие  подушки  широкого  кресла  и  вытянул  ноги  (спасибо
бизнесс-классу, хоть тут они место не экономят!). Но сон не  шел. Вместо сна
волнами  накатили  воспоминания. Как же это он, ничем особо  не выделявшийся
полуеврейский  мальчик, пионер-отличник и  комсомолец-повышенный стипендиат,
дошел до жизни такой?

     - Несомненно, начало  начал,  генезис  "Крайо-Коновской" эпопеи лежит в
той, первой жизни.  Первой  жизни  Федотыча,  Леонарда и,  конечно же, моей.
Каждый  из  нас прибыл в  Израиль  уже  готовым, состоявшимся  специалистом.
Каждый - в своей области: я хорошо умел растить сверхпроводящие пленки и был
уверен,  что могу их сделать  еще лучше, если  мне  дадут немножко  денег на
слишком  дорогие (для ни от кого не зависимой республики Молдова) реактивы и
новую плазменную  пушку.  Прибалтоподобный гиперделовитый  Леонард не только
знал все про полупроводниковые микро-холодильники - элементы Пельтье, но и в
своем Новосибирском Институте Теплофизики  здорово  наловчился  собирать эти
холодильнички  любых  параметров   и  размеров  из  подручных   и  подножных
материалов. По жизни  он был позером, патриотом Великого Израиля  в границах
40-го  года от сотворения мира  и  бабником. Все это  никак не  умаляло  его
производственных  достоинств,  но  за рамками  деловых отношений он был  мне
просто  не интересен.  А Федотыч  ...  Что  ж, его  очаровательной еврейской
женушке Кларе в смутные  перестроечные  годы удалось уволочь из России очень
серьезного кадра! В былые  времена  развитого социализма таким, как Федотыч,
правилами внутреннего распорядка запрещалось даже ходить по улицам,  где был
расположен  ОВИР  или, к  примеру, иностранные посольства.  Федотыч  был  (и
есть!)    настоящий    радиоэлектронный    гений.    Получив    какую-нибудь
схемотехническую   задачку   произвольной   сложности,  Федотыч  минут  пять
почесывал затылок, покусывал ортодоксально длинную бороду и затем набрасывал
вполне работоспособную схему.  Но  это  было  лишь началом  акта творения. В
процессе  сборки схема  видоизменялась настолько, что  оконяательный вариант
никак  не  походил  на своего  допотопного предка.  И работал намного лучше.
Очевидно, все  эти  качества Федотычу были присущи уже с  младенчества, ибо,
сразу же  после известной питерской физматшколы, он без проблем перескочил в
студенты радиоэлектронного  факультета  Военмеха, откуда  плавно  перетек  в
исследовательскую лабораторию  оч-ч-чень  закрытого научно-производственного
объединения  "Финиш",  имевшего  самое  непосредственное  отношение   к  той
продукции мирной советской индустрии, которая шумно взлетала,  иногда  точно
попадала  и всегда  взрывалась  с большим  мегатонным  эффектом. Собственно,
после "Финиша" прямая дорога Федотычу была  в "Старт"  - абсолютно  закрытый
город-шарашку в центре  России - где, на полном государственном обеспечении,
самородные  гении  почти-что  голыми  руками  ковали  ядерно-водородный  щит
державы.  Там,  в  "Старте",  и кормили  получше  и жизнь  была  здоровее  и
спокойнее. Однако, времена академиков-героев Зельдовича и Харитона давно уже
прошли  -  к  кандидатам  в  обитатели  "Старта"  традиционно  черносотенные
совковые власти предъявляли  требование  дистиллированной расовой чистоты. А
Федотыч еще со студенческих времен  имел  несчастье (как оказалось  потом, в
годы тотального бегства из Совка  - счастье!)  любить красотку-медичку Клару
Люсенбойм, которую, отбив натиск многочисленных претендентов, и взял в жены.
Гражданка Люсенбойм (по определению!) особой благонадежностью не отличалась.
Поэтому-то  Федотыч  Люсенбойм  в  "Старт" не  поехал, а  так  и  остался  в
"Финише", до самой своей  "репатриации" в Израиль занимаясь полусекретными и
несекретными   (ширпотребовскими)   разработками,    работа   над   которыми
прерывалась лишь выходными, отпусками и ежемесячными вызовами в первый отдел
на  профилактические  беседы. Что  не  мешало  ему любить "Битлс",  Митьков,
умеренно выпивать и быть симпатичным парнем - душой компании.

     Вот такими,  в начале 90-х, мы оказались  на  Земле Израиля.  Что у нас
было? Знания, прожекты? Несомненно. Амбиции  и абсолютная уверенность в том,
что  мы лучше и  умнее всех ближневосточных аборигенов? Что ж, не без этого.
Хотя сейчас и стыдно  в  этом  признаваться.  А вот чего нам тогда сильно не
хватало,  так  это  -  знания  языков, умения  хоть  сколь-нибудь  адекватно
оценивать окружающую действительность и свое, весьма скромное,  место в ней.
Не было также навыков ведения более-менее цивилизованного бизнеса. И конечно
-  не было денег.  Даже не  тех денег,  на которые можно было бы  обосновать
маленький, но свой "Майкрософт". Но просто - денег на жизнь. Государственная
помощь  новым  репатриантам  закономерно  прекратилась  спустя  полгода   по
прибытии, ни одна  из многочисленных  научных и околонаучных  организаций не
спешила отвечать на мои, написанные  на корявом английском, письма с  "жутко
выгодными" для Израиля проектами. Да и местный Хай-Тек[2] (фирмы,
занимающиеся высокими технологиями)  тоже  не спешил прибирать к рукам столь
ценных специалистов,  коими мы сами себе казались. Увы, реальность оказалась
весьма прозаичнее радужных представлений о собственной полезности.

     Так  я  оказался заурядным Шапировским степиндиатом (это  что-то  вроде
аспиранта-исследователя   с   зарплатой,  слегка  превышающей   пособие   по
безработице) при Департаменте Материаловедения Негевского Университета имени
Бен-Гуриона.    Леонард    нашел    себе   место   сменного   технолога   на
полупроводниковом  заводе  фирмы "Делл" в  Димоне.  Ну а  Федотыч,  накрепко
привязанный к жене, проходящей курсы подготовки к сдаче врачебного  экзамена
в   Тель-Авиве,  устроился   радиомастером   в  телевизионной  мастерской  в
Ришон-ле-Ционе.  В общем, каждый из нас  был, как говориться, при деле. И ни
один не был доволен ни  тем,  что  он имеет, ни  своим  теперешним местом на
новой Родине - в начале второй жизни. Претензии на особое предназначение еще
не стерлись мутной лавиной бытовых проблем. Но ленивый стиль спокойной  и  в
меру сытой левантийской жизни уже начал засасывать в  свой тягучий поток.  А
потому - вяло хотелось большего. Не хватало лишь импульса, стартового толчка
для вырывания себя из текучки повседневных дел.

     Открытие

     Впервые  я начал задумываться о реальной возможности отрулить в сторону
от привычной исследовательской рутины года через полтора после начала работы
в Университете. Тогда  я впервые попробовал  изготовить  монокристаллические
пленки  высокотемпературной  таллий-бариевой  керамики,  добавляя  при  этом
небольшие  количества солей  ртути и свинца. Ничего  принципиально  нового -
подобные  пленки уже были описаны в литературе. Как и то, что ртуть повышает
температуру перехода в сверхпроводящее состояние на пару градусов. Каково же
было  мое удивление,  когда измерения показали, что  температура перехода  у
получившихся  пленок градусов  на  20 выше,  чем  у любых  других  образцов,
известных  современной  науке.  И   это  уникальное  свойство  мои  пленочки
сохраняли в течение долгого времени. Я взвился - ну что вы, это же открытие!
Не Нобелевская премия (ее, за подобного рода керамики, в 1987 году отхватили
сотрудники Европейского  исследовательского центра "АйБиЭм" швейцарцы Мюллер
и  Беднорц),  но  все же  весьма  серьезный  прорыв  в  науке и  технологии.
Сопровождающийся, как водится, признанием и должностным продвижением. Именно
серьезность возможных последствий плюс элементарная научная добросовестность
и побудили меня не митинговать об успехах на каждом углу,  но, прежде всего,
попробовать понять -  почему  это  происходит. Из того же набора  веществ  я
синтезировал   поликристаллические   керамики.-   Увы,   но   эти   керамики
демонстрировали  свойства,  вполне  соответствующие  известным  литературным
данным.  Я  повторил  опыт с напылением пленок - и  снова  получил аномально
высокую  температуру перехода. Результаты  интриговали.  Бросился  проверять
химическую чистоту исходных  материалов - все было  в пределах установленных
стандартов! Тогда  решил проверить саму установку для напыления. И - нашел !
На  вольфрамовой лодочке спаттера,  откуда пылился свинец, я обнаружил следы
солей  теллура.  Кто-то из моих предшественников, скорее всего - перманентно
беременных девиц-докторантов, занимался теллуридами и просто-напросто забыл,
в  силу  свойственной  многим  студентам  безалаберности,  тщательно промыть
спаттер. А что, теллур - реактив  не очень токсичный - можно бросить  и так.
Мне,  наученному еще в студенчестве азам  твердотельного синтеза, и в голову
не пришло бы хоть что-то  оставить не  промытым. Но, либо местных  студентов
учат чему-то другому,  либо  мой неизвестный предтеча  был просто неряшливым
болваном  -  произошло  то,  что  произошло!  Спасибо  тебе, мой  безымянный
соавтор. Дальше я, как-нибудь, и сам разберусь!

     Жить  стало лучше,  жить стало веселее.  Я днями и  ночами  пропадал  в
лаборатории,  уже  намерено  добавляя  в   свинец   теллур  в  самых  разных
концентрациях,   оставляя   неизменными   остальные   параметры   технологии
напыления. Выходило по-разному. Были образцы, в которых температура перехода
пленки в сверхпроводящее состояния (она же - критическая температура)  резко
падала  ниже  100 градусов  по  Кельвину. Были  образцы, в  которых  удалось
добиться  температуры на 100  градусов выше, чем  самая высокая  критическая
температура,  известная сегодня  мировому  научному  сообществу.  Вот эти-то
пленочки и  стали  основным объектом моего  пристального внимания. Еще  пару
месяцев  ушло на  точное  определение той  концентрации теллура, при которой
наблюдается наивысшая критическая  температура.  Следующим шагом  был синтез
поликристаллической керамики с теллуром. Керамика получилась самая  обычная,
с  относительно  низкой  температурой перехода.  Тогда  я  снова обратился к
пленкам,  исследуя  зависимость  физическких  свойств от толщины  пленки.  И
обнаружил, что уникальные свойства наблюдаются только на толщинах от 2000 до
3500 ангстрем. Во всех остальных  случаях, вне зависимости  от  концентрации
теллура, пленки получались самые  обычные. Технологическая часть работы была
завершена.  Результаты  можно было публиковать и получить причитающиеся  мне
лавры первооткрывателя очень высокотемпературной  сверхпроводящей  керамики.
Уже  потом  на  мои  пленочки навалятся  тысячи  экспериментаторов,  которые
промеряют на этих образцах все, что только можно промерять. А затем на смену
им придут сотни теоретиков, объясняющих почему это происходит  именно так, а
не  никак иначе, и  утверждающих, что именно такой  феномен они,  теоретики,
предсказывали  еще  двадцать  лет  назад.  А  мне  лично   достанется  слава
первооткрывателя, а также почет и уважение весьма узкого круга специалистов.

     Слава, почет, уважение? Да я  что, отупел от радости  !? Уже завтра мое
имя  затеряется  в толпе соавторов :  заведующий лабораторией,  пара местных
профессоров-теоретиков,   руководитель   Департамента   и    даже    техник,
ремонтирующий наши  вакуумные насосы. Так  здесь принято и, в случае рядовой
работы,  ничего  плохого  в  этом  нет   -  современная  наука  не  делается
одиночками. Но эти пленки - мое Открытие.  Мое, персональное. Мой труд,  мое
упорство, мои аналитические способности.  И я хочу превратить это открытие в
свой  шанс подняться  над стандартным  олимским существованием. Сделать  шаг
вперед  -  и  вверх! Ну  что  мне смогут  предложить здесь,  в Университете?
Продлят мою нищенскую стипендию еще на  два года? Так и без  того  продлят -
работаю я
     неплохо, в  соответствии с планом лаборатории. Есть публикации, готовим
патент.  Примут  на  постоянную  должность  в  штат  Департамента?  Как  же,
разогнался! Для этого  нужно чье-то большое желание. А кому именно я тут так
сильно нужен? По всем Университетам Израиля бродят сотни хороших физиков  (и
посильнее меня  будут!),  готовых продать себя  совсем  задешево. Так кто-же
будет двигать  конкретно меня?