е   -   ведь  иначе   они  вообще  не  могут  быть
коммуницированы. Интериоризуясь, они образуют отвлеченные значения, понятия,
а их движение составляет внутреннюю умственную деятельность, деятельность "в
плане сознания".
     Этот процесс  подробно  изучался  в последние годы Гальпериным, который
выдвинул  стройную  теорию, названную  им "теорией  поэтапного  формирования
умственных действий и  понятий"; одновременно  им  развивалась  концепция об
ориентировочной основе действий, о  ее  особенностях и  о соответствующих ей
типах обучения105.
     Теоретическая и практическая продуктивность этих и идущих вслед за ними
многочисленных  исследований  является  бесспорной.  Вместе  с тем проблема,
которой они посвящены, была с самого начала жестко ограничена;  это проблема
целенаправленного, "не  стихийного"  формирования  умственных  процессов  по
извне   заданным   "матрицам"   -   "параметрам".   Соответственно,   анализ
сосредоточился  на  выполнении  заданных  действий;  что   же   касается  их
порождения, т.е. процесса целеобразования и мотивации деятельности (в данном
случае учебной), которую они реализуют, то это осталось за пределами прямого
исследования.  Понятно,  что при  этом  условии  нет  никакой  необходимости
различать  в  системе  деятельности  собственно  действия   и   способы   их
выполнения,  не  возникает необходимости  системного анализа индивидуального
сознания.
     Сознание  как  форма  психического  отражения,  однако,  не может  быть
сведено к функционированию усвоенных извне значений, которые, развертываясь,
управляют внешней  и внутренней деятельностью суб®екта. Значения и свернутые
в них операции сами по себе, т.е. в своей абстракции от внутренних отношений
системы деятельности и сознания, вовсе не являются предметом психологии. Они
становятся им, лишь будучи взяты в этих отношениях, в движении их системы.
     Это  вытекает  из  самой  природы  психического.  Как  уже  говорилось,
психическое отражение  возникает в результате раздвоения жизненных процессов
суб®екта  на  процессы, осуществляющие  его прямые биотические  отношения, и
"сигнальные"  процессы,   которые  опосредствуют   их;  развитие  внутренних
отношений, порождаемых этим раздвоением, и находит свое выражение в развитии
структуры  деятельности,   а  на  этой  основе  -  также   в  развитии  форм
психического отражения. В дальнейшем,  на уровне человека, происходит  такая
трансформация этих форм, которая приводит к тому,  что,  фиксируясь  в языке
(языках),  они  приобретают квазисамостоятельное  существование  в  качестве
об®ективных  идеальных  явлений.  При  этом  они  постоянно  воспроизводятся
процессами,  совершающимися  в головах  конкретных  индивидов.  Последнее  и
составляет  внутренний "механизм" их  передачи  от  поколения к  поколению и
условие их обогащения посредством индивидуальных вкладов.
     Здесь  мы вплотную подходим  к  проблеме,  которая  является  настоящим
камнем  преткновения  для  психологического  анализа сознания.  Это проблема
особенностей функционирования знаний, понятий,  мысленных моделей,  с  одной
стороны, в системе отношений общества, в общественном сознании, а с другой -
в деятельности индивида, реализующей его общественные связи, в его сознании.
     Как уже говорилось, сознание обязано своим возникновением происходящему
в труде выделению действий, познавательные результаты которых абстрагируются
от  живой  целостности  человеческой  деятельности и идеализируются  в форме
языковых  значений.  Коммуницируясь,  они  становятся   достоянием  сознания
индивидов. При этом они отнюдь  не утрачивают  своей абстрагированности; они
несут в себе способы,  предметные условия и результаты действий,  независимо
от  суб®ективной мотивации деятельности людей, в которой они формируются. На
ранних   этапах,  когда   еще  сохраняется  общность  мотивов   деятельности
участников  коллективного  труда,   значения  как  явления   индивидуального
сознания находятся в отношениях прямой адекватности. Это отношения,  однако,
не   сохраняется.  Оно  разлагается   вместе  с  разложением  первоначальных
отношений  индивидов  к  материальным  условиям  и  средствам  производства,
возникновением общественного разделения труда и частной собственности106.  В
результате  общественно  выработанные  значения  начинают  жить  в  сознании
индивидов  как  бы двойной жизнью.  Рождается еще одно внутреннее отношение,
еще одно движение значений в системе индивидуального сознания.
     Это  особое  внутреннее  отношение  проявляет   себя  в  самых  простых
психологических  фактах.  Так,  например,  все  учащиеся постарше,  конечно,
отлично  понимают  значение  экзаменационной  отметки  и  вытекающих  из нее
следствий. Тем не менее отметка может выступить для сознания каждого из  них
существенно  по-разному:  скажем,  как  шаг  (или  препятствие)  на  пути  к
избранной  профессии, или как способ утверждения  себя в  глазах окружающих,
или, может быть, как-нибудь еще иначе. Вот это - то обстоятельство  и ставит
психологию перед необходимостью различать сознаваемое об®ективное значение и
его значение для суб®екта.  Чтобы избежать удвоения терминов,  я предпочитаю
говорить  в последнем случае  о  личностном смысле. Тогда приведенный пример
может  быть выражен  так: значение  отметки способно приобретать  в сознании
учащихся разный личностный смысл.
     Хотя предложенное мною понимание соотношения понятий  значения и смысла
было неоднократно пояснено, оно все  же  нередко интерпретируется совершенно
неправильно.  По-видимому, нужно вернуться  к  анализу  понятия  личностного
смысла еще раз.
     Прежде  всего  несколько слов  об  об®ективных  условиях, приводящих  к
дифференциации  в  индивидуальном  сознании  значений  и  смыслов.  В  своей
известной  статье,   посвященной  критике  А.Вагнера,  Маркс  отмечает,  что
присваемые людьми предметы внешнего мира первоначально словесно обозначались
ими  как средства удовлетворения  их потребностей,  как то, что является для
них "благами". "...Они приписывают предмету  характер полезности,  как будто
присущий  самому предмету"107, - говорит  Маркс.  Эта  мысль  оттеняет очень
важную черту сознания на ранних  этапах  развития,  а  именно,  что предметы
отражаются в языке и сознании слитно с конкретизованными (опредмеченными)  в
них потребностями людей. Однако  в  дальнейшем  эта  слитность  разрушается.
Неизбежность ее  разрушения  заложена  в об®ективных противоречиях товарного
производства, которое порождает противоположность конкретного и абстрактного
труда, ведет к отчуждению человеческой деятельности.
     Эта  проблема  неизбежно  возникает  перед  анализом,   понимающим  всю
ограниченность представления о  том, что значения  в индивидуальном сознании
являются   лишь   более   или  менее  полными   и   совершенными  проекциями
"надындивидуальных" значений, существующих в данном  обществе. Она отнюдь не
снимается и  ссылками на тот  факт,  что  значения  преломляются конкретными
особенностями  индивида,  его  прежним  опытом, своеобразием его  установок,
темперамента и т.д.
     Проблема, о которой  идет  речь,  возникает  из реальной двойственности
существования значений для суб®екта. Последняя состоит в  том, что  значения
выступают перед  суб®ектом и в своем независимом существовании -  в качестве
об®ектов  его  сознания и вместе с  тем  в  качестве  способов и "механизма"
осознания,   т.е.  функционируя  в  процессах,   презентирующих  об®ективную
действительность. В  этом  функционировании значения необходимо  вступают во
внутренние  отношения,   которые   связывают  их  с  другими   "образующими"
индивидуального сознания;  в  этих  внутренних отношениях они единственно  и
обретают свою психологическую характеристику.
     Выразим это иначе. Когда  в  психическое отражение  мира индивидуальным
суб®ектом     вливаются     идеализированные     в    значениях     продукты
общественно-исторической   практики,  то  они  приобретают  новые  системные
качества. Раскрытие этих  качеств и составляет одну из задач психологической
науки.
     Наиболее трудный пункт создается здесь тем, что значения ведут  двойную
жизнь. Они производятся обществом и имеют свою историю в  развитии  языка, в
развитии форм общественного сознания; в них выражается движение человеческой
науки  и  ее  познавательных средств, а  также идеологических  представлений
общества  - религиозных, философских, политических. В этом об®ективном своем
бытии  они  подчиняются  общественно-историческим  законам  и вместе  с  тем
внутренней логике своего развития.
     При всем неисчерпаемом богатстве,  при всей многосторонности этой жизни
значений  (подумать  только  -  все науки  занимаются  ею!) в  ней  остается
полностью скрытой другая их жизнь, другое их движение  - их функционирование
в  процессах деятельности и сознания  конкретных индивидов, хотя посредством
этих процессов они только и могут существовать.
     В   этой   второй   своей    жизни   значения   индивидуализируются   и
"суб®ективируются", но лишь в том  смысле, что непосредственно их движение в
системе отношений  общества в них  уже  не содержится;  они вступают в  иную
систему отношений,  в  иное движение. Но вот  что замечательно: они при этом
отнюдь   не  утрачивают   своей   общественно-исторической   природы,  своей
об®ективности.
     Одна  из  сторон  движения  значений в  сознании  конкретных  индивидов
состоит в том "возвращении" их  к  чувственной предметности мира,  о котором
шла  речь  выше.  В  то   время   как  в  своей   абстрактности,   в   своей
"надындивидуальности" значения безразличны к формам чувственности, в которых
мир  открывается конкретному  суб®екту  (можно  сказать, что  сами  по  себе
значения  лишены  чувственности),  их функционирование  в  осуществлении его
реальных  жизненных  связей  необходимо  предполагает  их   отнесенность   к
чувственным   впечатлениям.  Конечно,   чувственно-предметная   отнесенность
значений  в сознании суб®екта может быть не прямой, она может  реализоваться
через  как  угодно  сложные  цепи  свернутых  в них  мыслительных  операций,
особенно когда значения отражают действительность, которая выступает  лишь в
своих отдаленных косвенных формах.  Но в нормальных случаях эта отнесенность
всегда  существует  и  исчезает  только  в  продуктах  их  движения,  в   их
экстериоризациях.
     Другая  сторона  движения значений  в системе индивидуального  сознания
состоит в той  особой их  суб®ективности, которая выражается в приобретаемой
ими  пристрастности. Сторона  эта, однако, открывает себя  лишь при  анализе
внутренних отношений, связывающих значения с еще одной "образующей" сознания
- личностным смыслом.

        4. ЛИЧНОСТНЫЙ СМЫСЛ
     Психология    издавна    описывала    суб®ективность,    пристрастность
человеческого  сознания. Ее проявления видели в избирательности  внимания, в
эмоциональной   окрашенности  представлений,  в  зависимости  познавательных
процессов  от потребностей и  влечений. В  свое время  Лейбниц  выразил  эту
зависимость в известном афоризме: "...если бы геометрия так же противоречила
нашим страстям и нашим интересам, как нравственность, то мы бы также спорили
против   нее   и  нарушали  ее   вопреки  всем  доказательствам   Эвклида  и
Архимеда..."108
     Трудности  заключались  в  психологическом  об®яснении   пристрастности
сознания. Явления сознания казались имеющими двойную детерминацию -  внешнюю
и внутреннюю. Соответственно,  они трактовались как  якобы  принадлежащие  к
двум   разным  сферам  психики:  сфере  познавательных   процессов  и  сфере
потребностей,  аффективности. Проблема соотношения этих сфер -  решалась  ли
она  в духе рационалистических  концепций  или в  духе  психологии глубинных
переживаний - неизменно интерпретировалась с антропологической точки зрения,
с точки зрения взаимодействия разных по своей природе факторов-сил.
     Однако   действительная   природа   как   бы   двойственности   явлений
индивидуального  сознания лежит  не  в  их  подчиненности  этим  независимым
факторам.
     Не будем  вдаваться здесь в  те  особенности, которые  отличают в  этом
отношении  различные общественно-экономические  формации.  Для общей  теории
индивидуального сознания  главное состоит в том, что деятельность конкретных
индивидов всегда остается "втиснутой"  (insere)  в наличные формы проявления
этих  об®ективных  противоположностей,  которые  и  находят  свое  косвенное
феноменальное выражение в их сознании, в его особом внутреннем движении.
     Деятельность  человека  исторически не  меняет своего  общего строения,
своей   "макроструктуры".  На  всех   этапах  исторического   развития   она
осуществляется сознательными действиями, в которых совершается переход целей
в об®ективные продукты, и подчиняется побуждающим ее мотивам. Что радикально
меняется, так это характер  отношений, связывающих между собой цели и мотивы
деятельности.
     Эти  отношения и являются психологически решающими. Дело в том, что для
самого  суб®екта  осознание  и  достижение  им  конкретных  целей, овладение
средствами  и   операциями  действия  есть  способ  утверждения  его  жизни,
удовлетворения  и   развития  его  материальных   и  духовных  потребностей,
опредмеченных и трансформированных в мотивах его  деятельности. Безразлично,
осознаются или не осознаются суб®ектом мотивы, сигнализируют ли они о себе в
форме  переживаний  интереса,  желания  или  страсти; их  функция, взятая со
стороны  сознания,  состоит  в  том, что  они  как бы "оценивают"  жизненное
значение для  суб®екта  об®ективных  обстоятельств  и его  действий  в  этих
обстоятельствах, придают им личностный смысл,  который прямо не  совпадает с
понимаемым об®ективным их значением. При  определенных условиях несовпадение
смыслов  и  значений в  индивидуальном  сознании может приобретать  характер
нестоящей чуждости между ними, даже их противопоставленности.
     В товарном обществе эта чуждость возникает необходимо и притом у людей,
стоящих на обоих общественных полюсах. Наемный рабочий, конечно, отдает себе
отчет в производимом им продукте, иначе говоря, он выступает перед ним в его
об®ективном значении  (Bedeutung), по  крайней  мере в пределах, необходимых
для того,  чтобы  он мог разумно  выполнять свои трудовые функции.  Но смысл
(Sinn) его труда для него самого заключается не в  этом, а в заработке, ради
которого  он  работает. "Смысл двенадцатичасового труда заключается для него
не  в том, что он  ткет,  прядет, сверлит и т.д., а  в том, что это - способ
заработка,   который  дает   ему   возможность   поесть,  пойти  в  трактир,
поспать"109. Эта отчужденность проявляется и на противоположном общественном
полюсе: для торговцев  минералами,  замечает Маркс, минералы не имеют смысла
минералов110.
     Уничтожение    отношений   частной    собственности    уничтожает   эту
противопоставленность  значений   и  смыслов   в   сознании   индивидов;  их
несовпадение, однако, сохраняется.
     Необходимость  их несовпадения  заложена  уже  в  глубокой  предыстории
человеческого сознания, в существовании у животных двух видов чувственности,
опосредствующих их  поведение  в предметной  среде. Как известно, восприятие
животных ограничено воздействиями, сигнально связанными с удовлетворением их
потребностей, хотя бы  только  эвентуально, в возможности111. Но потребности
могут  осуществлять  функцию  психической  регуляции, лишь выступая в  форме
побуждающих об®ектов (и, соответственно, средств овладения ими или защиты от
них). Иначе говоря, в чувственности  животных внешние свойства об®ектов и их
способность удовлетворять  те  или иные потребности  не отделяются  друг  от
друга.   Вспомним:  собака  в  ответ   на  воздействие   условного  пищевого
раздражителя рвется  к нему,  лижет  его112. Однако неотделимость восприятия
животными внешнего облика об®ектов  от его потребностей вовсе не означает их
совпадения.  Напротив,  в  ходе  эволюции  их  связи  становятся  все  более
подвижными  и  до чрезвычайности усложняются, сохраняется лишь невозможность
их  обособления.  Они  разделяются  только  на  уровне  человека,  когда  во
внутренние  связи  обеих  этих  форм  чувственности  вклиниваются  словесные
значения.
     Я  говорю,  что значения вклиниваются (хотя, может быть, лучше было  бы
сказать "вступают" или "погружаются"), единственно для того, чтобы заострить
проблему. В  самом  деле:  ведь  в  своей  об®ективности,  т.е. как  явления
общественного сознания, значения преломляют для индивида  об®екты независимо
от их отношения к его жизни, к его потребностям и мотивам. Даже для сознания
утопающего  соломинка, за  которую  он  хватается,  все  же  сохраняет  свое
значение соломинки; другое дело, что эта  соломинка - пусть только иллюзорно
- приобретает в этот момент для него смысл спасающей его жизнь.
     Хотя на первоначальных этапах формирования сознания значения  выступают
слитно  с  личностными смыслами,  однако  в  этой  слитности  имплицитно уже
содержится их  несовпадение,  которое  далее  неизбежно приобретает  и  свои
открытые, эксплицированные формы. Последнее и делает  необходимым выделять в
анализе   личностный  смысл   в  качестве  еще   одной  образующей   систему
индивидуального  сознания. Они-то  и создают  тот "утаенный",  по  выражению
Л.С.Выготского,  план  сознания,  который  столь  часто  интерпретируется  в
психологии  не  как формирующийся в деятельности суб®ектов,  в  развитии  ее
мотивации, а как якобы непосредственно выражающий  изначально  заключенные в
самой природе человека внутренние движущие им силы.
     В индивидуальном сознании извне усваиваемые значения  действительно как
бы раздвигают и одновременно соединяют между собой оба вида чувственности  -
чувственные  впечатления  внешней   реальности,   в  которой  протекает  его
деятельность, и формы  чувственного переживания  ее мотивов,  удовлетворения
или не удовлетворения скрывающихся за ними потребностей.
     В  отличие  от  значений  личностные  смыслы,  как и  чувственная ткань
сознания, не имеют своего "надындивидуального", своего "не психологического"
существования.  Если  внешняя  чувственность связывает  в сознании  суб®екта
значения с реальностью об®ективного мира, то личностный смысл связывает их с
реальностью  самой его жизни в этом мире,  с ее мотивами. Личностный смысл и
создает пристрастность человеческого сознания.
     Выше  говорилось  о  том,  что   в  индивидуальном  сознании   значения
"психологизируются",  возвращаясь  к  чувственно  данной человеку реальности
мира.  Другим,  и притом решающим, обстоятельством,  превращающим значения в
психологическую  категорию,  является   то,  что,   функционируя  в  системе
индивидуального  сознания,  значения  реализуют не самих  себя,  а  движение
воплощающего   в  них  себя  личностного  смысла  -   этого   для-себя-бытия
конкретного суб®екта.
     Психологически, т.е. в  системе сознания суб®екта, а не в качестве  его
предмета или продукта, значения вообще не существуют иначе, как  реализуя те
или иные смыслы, так же как его действия и операции не существуют иначе, как
реализуя ту или  иную его  деятельность, побуждаемую мотивом,  потребностью.
Другая сторона  состоит в  том,  что личностный  смысл -  это  всегда  смысл
чего-то:  "чистый",  непредметный  смысл  есть такая  же бессмыслица, как  и
непредметное существо.
     Воплощение  смысла  в значениях - это  глубоко интимный, психологически
содержательный,  отнюдь  не  автоматически  и  одномоментально  происходящий
процесс.  В  творениях художественной  литературы, в  практике  морального и
политического  воспитания этот  процесс  выступает во  всей  своей  полноте.
Научная психология знает  этот  процесс только в  его частных выражениях:  в
явлениях "рационализации" людьми их действительных побуждений, в переживании
муки перехода от мысли к слову  ("Я  слово