овне
привлекательность тоталитаризма в том, что, примиряясь  с  ним,
достигаешь  согласия  с  ближними и остальным миром, переставая
тем самым бытьь чужаком. На более глубоком --  или  высоком  --
уровне   тоталитаризм  притягателен  тем,  что  восстанавливает
внутреннюю  целостность  человека,  подвергающуюся   опасности,
когда  он  вынужден  поступать вопреки собственным чувствам. На
некоторых людей потребность  в  разрешении  этого  противоречия
давила так сильно, что они шли на самоубийство. Другие попадали
в  руки   гестапо   как   бы   из-за   случайной   небрежности,
подсознательно   мотивированной   желанием   покончить  с  этим
противоречием, даже если придется отправиться в концлагерь.  Но
подавляющее  большинство  прежних антифашистов сложили оружие и
встали на сторону  режима.  Не  присоединяясь  к  партии  и  не
разделяя  до конца ее ценности, они стали видеть в режиме некие
светлые стороны,  хоть  и  сохранили  критическое  отношение  к
некоторым аспектам системы.


     Фашистское   приветствие  --  столь  малозначительная,  но
оказывающая такое  воздействие  на  людей  деталь  системы,  --
касалось лишь внешнего поведения, как и настенная карикатура на
Гитлера или, скажем, в других обстоятельствах  --  на  Сталина.
Они  приобретали  чудовищную  важность  лишь потому, что всякий
день и час сознательной жизни напоминали нонконформисту  о  его
неспособности  жить  в  согласии со своими ценностями. При всей
психологической грубости подобных механизмов вряд ли кто станет
отрицать их высочайшую эффективность.


     Были  нити  и  потоньше.  Столь мощная сила контроля извне
возобновляла в человеке детские взгляды  и  чувства.  Только  в
детстве  другие люди -- родители -обладают подобным могуществом
ввергать нас в  безнадежные  внутренние  конфликты,  если  наши
желания  расходятся  с  их собственными. Вначале ребенок, как и
нонконформист, противится контролирующей его силе. Но она столь
же  велика, сколь и притягательна (в конце концов, ничто так не
удается, как успех!  }, и чем господство над ребенком успешнее,
тем  большей  привлекательностью  оно  обладает, в конце концов
усваиваясь в качестве сверх-Я.

     Стоит  на  минуту задуматься о системе воспитания в стране
перед приходом Гитлера к власти, о системе, в  которой  ребенка
всюду  видят,  но  никогда  не слышат, и мы легко поймем особую
притягательность гитлеровского режима для немецкого  юношества.
Почти   в  любом  обществе  дети  страдают  от  принудительного
воздействия взрослых.  Тоталитарная  система  делает  юношей  и
девушек  свободными,  убеждая  их  высказываться во весь голос,
следить за  родителями  и  сообщать,  если  они  не  повинуются
законам системы.

     Не  забудем,  что  тоталитарные системы обычно возникали в
обществах с  жесткой  иерархической  организацией  -если  и  не
собственно  феодальных,  то  по  крайней  мере патерналистских.
Глава  государства,  органы  исполнительной   власти   (скажем,
полиция), армия, учителя выступали мощной заменой родительского
образа или, точнее,  суррогатом  сверх-Я.  Суррогатами  сверх-Я
служили    представители    власти,    которые   психологически
отождествлялись с родителями и повеления которых воспринимались
поэтому как усвоенные родительские приказы.

     Нередко  даже в концлагере вера во власть и справедливость
полиции  была  настолько  сильна,  что  заключенные  не  хотели
признавать  несправедливость  своего  наказания. Они заставляли
себя найти хоть какую-то собственную вину.  Внутреннее  желание
опеки  со  стороны  сверх-Я очень велико, и чем слабее "я", тем
это желание  сильнее.  Поскольку  же  в  тоталитарных  системах
самыми  могущественными заместителями сверх-Я служат вожди и их
представители, короче говоря -- система как  таковая,  добиться
одобрения  можно  только отождествившись с системой. Подчиняясь
приказу извне, чувствуешь себя свободным от вины, а потому -- в
безопасности.

     Таить  и  постоянно  чувствовать  в  себе  сверх-Я  с  его
критикой общества, в котором вынужден жить, крайне  болезненно.
В  целом  это  возможно,  только  если  тебе доступны и другие,
альтернативные образы сверх-Я. Американцам нелегко понять  наши
трудности:  они  растут  в  свободном обществе, где их окружают
различные образы сверх-Я,  из  которых  можно  выбирать.  Есть,
например, пуританин и приверженец свободы воли, мужчина в сером
сюртуке или ковбой, а также много  других.  Но  в  гитлеровской
Германии   все  образы  сверх-Я  сводились  к  одному,  и  было
чрезвычайно трудно сформировать или поддерживать глубоко личный
образец, расходись с окружающим обществом.

     В  тоталитарных  государствах  противники  режима  живут в
постоянном страхе совершить ошибку -- раскрыть  свои  подлинные
чувства,  поставив  на карту жизнь -- свою, а то и своей семьи.
Поэтому им приходится быть безукоризненными  актерами.  Но  для
этого   надо   прочувствовать   роль,   сжиться   с  ней.  Лишь
превратившись в  послушного  члена  тоталитарного  государства,
человек   может   быть   спокоен,   что  его  не  заподозрят  в
невыполнении какого бы то ни было приказа.

     Привлекательность   тоталитаризма   --   в   его  обещании
разрешающего самые суровые внутренние конфликты мира с собою  и
дающего чувство собственной безопасности согласия с окружающим.
К  несчастью  для  противника  режима,  эти  согласие   и   мир
достигаются  лишь  утратой  самостоятельности,  самоуважения  и
человеческого достоинства. Царящее в тоталитарных  государствах
спокойствие оплачено гибелью души.

---------------------------------------------------------------
                          Перевел с английского Б. Дубин.
                          Сентябрь 1997