тать реализацией хорошего прошлого,
в котором не было места диссидентам и врагам народа и в котором каждый
гражданин находился бы на своем функциональном месте.

Коммунистов (ЗАСЛАВСКАЯ, ГИРЕНКО, АНДРЕЕВА, ЗЮГАНОВ) объединяло сходство в
вере в возможность построения светлого коммунистического будущего, которое
было бы вопроизведением "золотого века" коммунистической организации жизни, а
разьединяло мировоззрение. Если для ЗАСЛАВСКОЙ представление о будущем было
окрашено в прогрессистские тона, то для ЗЮГАНОВА будущее было связано с теми
зачатками коммунизма, которые произрастали в русской общине.

Фундаменталисты, прогрессисты и коммунисты до перестройки существовали
относительно независимо, и если они как-то взаимодействовали, то только в
ситуациях противостояния государству и его чиновникам-аппаратчикам.
Существовало трогательное единство "настоящих коммунистов", фундаменталистов и
прогрессистов в противопоставлении аппаратчикам, воплощавшим для других
мифоманов все то, что не может и не должно существовать. Однако все группы
мифоманов оставались в рамках социалистических идей и концепций, в которых
государство и производные от него институты доминируют над обществом и
личностью.


Перестройка как попытка реализация мифологем.

В годы торжества реального социализма люди жили в двух мирах одновременно-
мифологическом и обыденном, и любому событию в одном из них находилось
мифологизированное объяснение в другом, причем такое, что поведение
представлялось однозначно детерминированным внешними по отношению к человеку
обстоятельствами другого мира. Советские люди не несли ответственности за
происходящее с ними, все совершалось помимо их воли и под влиянием не
зависящих от них сил. Свобода воли проявлялась в самом факте наличия
убеждений, не совпадающих с представлениями, которые навязывались
государством.

В годы перестройки однозначная детерминированность поведения исчезла, но не
появилось личной ответственности. Деятели перестройки несли прогрессивные идеи
в массы, они выступали от имени и по поручению пострадавших в годы
строительства и торжества социализма, от имени идеи, сама значимость которой
оправдывала их поведение. Деятели перестройки отождествляли себя с лидерами,
такими как Сахаров или Горбачев, и выступали от их имени и по их поручению.
Самоопределение и личная ответственность проявлялись в том, чтобы разделять
взгяды харизматических лидеров, поддерживать и пропагандировать их идеи.

Перестройку, особенно в части гласности, имеет смысл рассматривать как
вербализацию мифологем и институализацию групп их носителей. Поскольку
социальное действие в мифологизированном обществе в первую очередь заключается
в говорении, постольку гласность стала первой формой социального действия, при
которой люди начали говорить о чем они думают. В эпоху гласности мифологемы,
исповедываемые частными людьми, приобретшими в общественном сознании статус
харизматических лидеров (их имена используются в этой работе для обозначения
идеальных типов) стали предметом общего социального интереса и вышли на
страницы перестроечной печати.

Разрушение общественного сознания социалистического общества - мифологических
интерпретаций исторического времени - во многом было обусловлено распадом
системы управления государством, как и наоборот: распад системы управления
усиливал деструкцию мифологем. Это был своего рода автокаталитический процесс,
в котором сиюминутные дисфункции в системе управления государством немедленно
получали соответствующую мифологическую (историко-культурную) интерпретацию, а
группы, разделяющие конкретную мифологему, своими действиями, ориентированными
на изменение настоящего и приведение его к идеальному (заданному мифологемой)
виду, ускоряли распад иерархий государственного управления.

Однако первые 2-3 года перестройки продемонстрировали ущербность всех
мифологических конструкций - ни одна из них не стала и не могла стать основой
для формирования идеологем как основ программ политических партий и
организаций. Все они оказались несвоевременными. Именно поэтому началось
интенсивное взаимопроникновение мифологем и взаимобогащение теми проекциями
исторического времени, которых они были лишены при конструировании. Это
взаимопроникновение и означало разрушение мифологем и превращение их в подобия
идеологем, где прогрессистское ожидание будущего, например, обогащалось
аппаратным представлением о настоящем и фундаменталистским представлением о
прошлом. Распад мифологем начался с появления еретиков-ораторов и интеграции
их последователей в группы, более политические, чем мировоззренческие.

Гласные возможности первого этапа перестройки показали мифоманам всех
направлений и оттенков, что некоторые высшие функционеры государства гораздо
ближе им по интересам и убеждениям, чем представлялось до этого. Сама
возможность сотрудничать с высшими функционерами государственного аппарата для
того, чтобы привести реальность в соответствие с мифологическими
представлениями о идеальном общественном устройстве, казалась коммунистам,
фундаменталистам и прогрессистам настолько привлекательной, что они вступили в
союзы с теми работниками аппарата управления, которые придерживались сходных
ориентаций.

Оформление союзов (неявных, скорее по положению, а не по совместным действиям)
привело к консолидации мифоманов и к появлению протоорганизаций, таких как
"Московская трибуна" (объединение прогрессистов), "Память" (объединение
фундаменталистов) и многочисленных коммунистических фракций, пытавшихся
вернуть КПСС на путь строительства настоящего коммунизма. Эти направления
мифологического творчества имели опору в определенных государственных
институтах. В частности, прогрессиcты ориентировались на государственные
экономические подразделения, такие как Госплан и академические институты, и
пользовались персональной поддержкой членов и кандидатов в члены Политбюро с
прогрессистскими ориентациями. Фундаменталисты ориентировались на силовые
государственные структуры (армию, МВД, КГБ) и пользовались поддержкой части
руководителей этих ведомств. Коммунисты ориентировались на идеологические
институты КПСС и пользовались поддержкой идеологических лидеров РКП.

В доперестроечные времена различие в мифологических ориентациях между высшими
государственными функционерами если и приводило к напряжениям при принятии
решений, то оставалось скрытым от наблюдения и недоступным для интерпретации.
В первые годы перестройки демонстрация различий в позициях высших
руководителей партии и государства привела к тому, что их имена стали
обозначением конкретных мифологических позиций. В частности, с именем Егора
Лигачева тесно ассоциировались носители аппаратного мировоззрения, с именами
Горбачева и Яковлева - носители прогрессистского мироззрения, а воплощением
фундаменталистского начала стал Крючков, и т.д.

Политические отношения после такой идентификации стали представляться
сторонним, но ангажированным наблюдателям - мифоманам личными или почти
личными отношениями между их единомышленниками в аппарате управления
государством. Борьба между Лигачевым, Горбачевым и Ельциным, в соответствие с
нормами мифологического мышления, стала рассматриваться мифоманами как борьба
между добром и злом. Аппаратная кухня предстала в публикациях мифоманов битвой
очеловеченных богов, в которой боги нуждались в поддержке простых людей,
фундаменталистов, прогрессистов или коммунистов по убеждению.
Мифоманы-прогрессисты, коммунисты и фундаменталисты дружно выступили против
мифоманов-аппаратчиков, ослабив их позиции в системе управления государством и
создав тем самым условия для распада его высшего уровня управления.


Формальное представление распада мифологем и формирования частичных идеологем.

Распад мифологем, связанный с переходом от кухонных и салонных разговоров к
практическому политическому действию (митингу, демонстрации, организации
политической партии и пр.) происходит по вполне определенным законам и может
быть описан в терминах формальной схемы. Если обратиться к рис. 2, то
начальный этап этого процесса можно представить как некоторое взаимодействие
между элементами схемы. Так, носители коммунистической и фундаменталистской
мифологем локально взаимодействовали, формируя некоторое относительно
замкнутое пространство сначала дискуссий, а потом и организационных действий.

В дальнейшем, по мере организационного оформления, описываемое взаимодействие
оформилось в национал- социалистические движения.

Точно также взаимодействовали коммунисты и прогрессисты, формируя собственно
социалистическое измерение постперестроечного миологического пространства.

В результате взимопроникновения мифологем оформилось постперестроечной
квазиполитическое пространства, представленное на рис. 2.

*_Рисунок 58._ Структура постперестроечного мифологического пространства.*


  тип ментальности уровень мировоззрения     социал- демократическая
социалистическая     социал-
 патриотическая     аппаратно-
 коммунитическая     почвенно-
 коммунистическая     национал-
 социалистическая
  прогрессистко-
 коммунистический (Андреева-
 Заславская-
 Лысенко-
 Сахаров)     социал-
 демократы





  аппаратно-
 прогрессисткое (Сахаров-
 Горбачев-
 Попов-
 Рыжков)
    социалисты




  прогрессистко-
 фундаменталистский (Васильев-
 Прохавнов-
 Алкнис-
 Сахаров)

    патриоты-
 государственники



  аппаратно- коммунистический (Гиренко-
 Лигачев-
 Андреева-
 Рыжков)


    коммунисты


  коммуно- фундаменталистский (Андреева -
 Зюганов-
 Белов-
 Васильев)



    коммунисты-
 почвенники

  аппаратно-
 фундаменталистский Васильев-
 Крючков-
 Жириновский-
 Рыжков)




    национал-
 социалисты


Комплексные (сочетающие компоненты разных мифологем) уровни мировоззрения и
типы ментальности рассматриваются как элементы постперестроечного
мифлогического пространства, в котором каждый (кроме диагональных) из
производных элементов матрицы является носителем формально полноценного
представления об историческом времени. Идеальные типы, представленные
пересечением строк и столбцов должны иметь некоторое осмысленное представление
о прошлом (интерпретацию истории), развернутую конструкцию желаемого будущего
(программу партии) и реализованное в какой-либо организационной структуре
представление о настоящем. Однако не-диагональные элементы матрицы сейчас не
представляется возможным идентифицировать из-за неструктурированности
политической жизни.

Поэтому рассмотрим диагональные элементы матрицы рис. 2., в которых
представлены еще вполне мифологические компоненты российского политического
пространства. Для социал-демократов характерна устремленность в будущее (от
прогрессистов) и ориентированность на "хорошее коммунистическое прошлое" (от
коммунистов). Настоящее для социал-демократов неприемлимо и воспринимается ими
как некое "искривление" истории, нуждающееся в исправлении. Строительству
будущего, в котором воспроизведутся элементы коммунистического прошлого,
мешает только настоящее с его неадекватными структурами власти- то есть в
представлениях российских социал-демократов нет места настоящему как
самодовлеющей реальности. Отсутствие настоящего как онтологической категории
проявляется, в частности, в том, что у социал-демократов практически
отсуствует организационная структура- воплощение представлений о настоящем в
партстроительстве.

Для социалистов, в отличие от социал-демократов, характерна устремленность в
прогрессистское будущее, опирающаяся на вполне оформленные представления о
настоящем, воплощенное в организационной структуре социалистических партий.
Республиканская партия и профсоюзные движения (типичные социалисты) имеют
вполне четкую организационную структуру, в отличие от социал-демократов
Вольского или Александра Яковлева.

Для патриотов-государственников характерно пренебрежение настоящим (как
государством, которое не приемлется, так и внутренней структурой собственных
движений и партий), и устремленность в светлое докоммунистическое российское
прошлое. Поэтому патриоты-государственники не имеют какой-либо четкой и
однозначной организационной структуры.

Коммунисты нового поколения будущее редуцируют к настоящему, к аппаратным
отношениям, воспроизведение которых должно создать условия для построения
коммунистического государства. Поэтому партийная структура у коммунистов
хорошо отлажена, что и демонстрирует выборная активность многочисленных
коммунистических партий России.

Коммунисты-почвенники (национал-коммунисты) стремятся к воспроизведению
коммунистическое прошлого, но в принципиально иной - русско-национальной
модели. Представления о настоящем и, следовательно, организация у них
практически отсутствуют.

Национал-социалисты последовательно и хорошо организованно реализуют
фундаменталистские идеи, создавая жесткие военнизированные организационные
структуры, примером чему может служить ЛДПР Жириновского и национал-социалисты
Лысенко.


Контуры политической системы постперестроечного общества.

Партии и организации, представленные на рисунках идеальными типами, можно
рассматривать как своего рода протоорганизации, в основе идеологии которых
лежат понятийные структуры, формально удовлетворяющие требованиям к
идеологемам. Однако у социалистов всех оттенков (от социал-демократов до
национал-социалистов) отсутствует социальная база в общепринятом смысле этого
понятия. Дело в том, что политические партии и организации в обычных
социальных системах опираются на вполне определенные социальные группы и слои,
выражая их интересы и представления об естественных формах организации
социальной и экономической жизни. Соответствие между политической и
социально-экономической структурами в данном конкретном обществе
вырабатывается очень долго (в историческом времени) и, как правило, быстро
меняется в зависимости от экономической динамики и коньюнктуры.

Сегодняшние социалистические партии и организации в России соотносятся с
социально-учетными группами-классами доперестроечного государства,
существовавшими нормативно - с рабочими, крестьянами и служащими. Но
нормативное существование вовсе не было реальным политическим существованием.
После распада социалистического государства классы социалистического общества
"ожили" и стали социальной базой социалистов. В роли рабочих сейчас выступают
руководители и функционеры некоммерциализированных государственных
предприятий, в роли крестьян - руководители и функционеры колхозов, совхозов и
многочисленных надстроек над ними, а в роли служащих - те врачи, учителя,
работники репрессивных органов и системы государственного управления, которые
в ходе экономической реформы и политических преобразований оказались лишенными
государственных льгот и гарантий. Кроме того, к социалистам тяготеют те, кто и
в доперестроечные времена был маргиналом, а в годы перестройки стал ее
прорабом и проповедником. Эти бывшие диссиденты, которым нет места ни в одной
рационально устроенной экономической структуре. В сегодняшней
коммерциализирующейся системе они лишились даже тех ситуативных источников
существования, которые имели до перестройки и во время нее и стали ведущими
авторами "газеты духовной оппозиции" "Завтра".

Политическая активность социалистических партий и организаций структурирована
так, как будто классы рабочих, крестьян и совслужащих действительно
существуют. Эта политическая активность направлена на воссоздание того
государства, в котором классы существовали нормативно, то есть СССР в том или
ином виде. Социалисты направляют свои усилия на воссоздание реально никогда не
существовавшей социально-классовой структуры в условиях, когда очень быстро
разрушается доперестроечная социальная стратификация, и люди, не мыслящие себя
вне государственной организации пространства и времени, оказываются лишенными
ориентиров, маргиналами. Последние также ищут опору в жизни, пытаясь понять,
кто же они. Вольно или невольно им приходится отождествлять себя с рабочими,
крестьянами и служащими, так как никаких других социальных страт они просто не
знают.

Можно выделить несколько слоев в политической организации постперестроечного
общества. Первый слой составляют организации и группы, которые в практически
неизменном состоянии перешли из перестраивающегося СССР в постперестроечную
Россию. Это последователи Андрея Сахарова (остатки "ДемРоссии" в разных
вариантах), Дмитрия Васильева (остатки "Памяти" и аналогичных организаций
фундаменталистов), Нины Андреевой (мелкие коммунистические организации и
партии). Эти организации практически не оказывают влияния на принятие решений
и представлены во властных структурах единичными функционерами далеко не
первого ранга.

Второй слой составляют группы и объединения (союзы) социалистического
направления, руководимые людьми, политические установки которых в той или иной
степени описываются теоретической схемой данной работы. В частности, это
всякого рода "центристы", проигрывающие одни выборы за другими. Оппонентами
"центристов" в пределах того же самого социалистического менталитета выступают
разного рода национал-патриотические и коммунистические оппозиции.

Третий, пока что потенциальный, слой политической организации общества
составляют группы и союзы людей, имеющих общие экономические интересы и не
являющиеся носителями социалистических мифологем. В ближайшее время
принципиально новым явлением в политике может стать возникновение буржуазных
партий и организаций либерально-демократической направленности, имеющих в
качестве социальной базы уже сформировавшиеся частные финансовые группы и
объединения предпринимателей.

Общую политическую динамику в ближайшее время, наверное, можно представить как
элиминацию первого (чисто мифологического) слоя и исчезновение его из активной
политической жизни. Партии и союзы второго слоя (объединяющие людей с
социалистическим менталитетом) сейчас находятся на этапе поиска социальной
базы. Сейчас и в предвидимом будущем таковой выступают разночинцы, потерявшие
свой статус в ходе экономических преобразований. Чем выше будут темпы
преобразования социальной структуры и чем больше бывших граждан СССР будут
попадать в маргинальные состояния, тем шире будет социальная база коммунистов,
фундаменталистов, аппаратчиков и прогрессистов в их всевозможных сочетаниях.
Формирующиеся сейчас социально-структурные группы (такие как владельцы мелких
предприятий, фермеры, и т.п.) могут при определенных условиях усваивать
социалистическую мифологию.


Выборы 17 декабря 1995 года как этап становления структуры нового
мифологического пространства.

Политические отношения в России, как показано выше, развивались в
мифологическом пространстве, образованном отношениями между аппаратом
управления государством, с одной стороны, и носителями социалистических в
своем генезисе мифологем: аппаратчиками, прогрессистами, фундаменталистами и
коммунистами в их различных модификациях, с другой.

Постперестроечная история - это попытка прорыва мифоманов к государственной
власти, вполне (в последнее советское время) рациональной, однако безъязыкой,
поскольку действия носителей власти (КПСС в частности) не имели
идеологического обоснования: коммунистическая мифологема существовала в
аппарате управления СССР на почти нелегальном основании и ее носители
преследовались почти также, как фундаменталисты и прогрессисты.

В начале собственно российской государственности прогрессисты оказались
приближены к власти, одно время даже стали ею - во времена Гайдара-Бурбулиса.
Тогда - в 1992- 1993 годах сложилась следующая структура политического
пространства:

Прогрессисты, контролировавшие аппарат управления при частичной поддержке
аппаратчиков по мировоззрению, выступали против коммунистов и
фундаменталистов, образовывавших ситуативные союзы, направленные против
прогрессистов. Содержательно это противостояние проявлялось в кон