Александр Бушков. Меж трех времен

---------------------------------------------------------------
    OCъ: Sergius -- s_sergius@pisem.net
---------------------------------------------------------------




     Внезапно он повернулся ко мне и сказал так просто, как говорят о погоде
и самых обыденных вещах:
     -- Вы,  конечно,  слышали  о переселении душ.  А вот  случалось  ли вам
слышать о перенесении тел из одной эпохи в другую?
     Марк ТВЕН
     "Янки из Коннектикута
     при дворе короля Артура".



     1. Время нового русского
     2. Время государя императора
     3. Время интеллигента

        1. Время нового русского

     --  Вы еще, пожалуйста, отрежьте,--  сказал Кузьминкин с привычным  уже
смущением, от которого никак не мог отделаться, хотя  втихомолку себя за это
и презирал. Одно осталось: презирать себя втихомолку...
     Дородная продавщица, щедро украшенная массивными золотыми побрякушками,
окинула  его взглядом  так,  будто  прикидывала: не  рациональнее  ли  будет
попросту врезать клиенту меж глаз шматом лежавшей тут же буженины. Очевидно,
все же смилостивившись, фыркнула:
     -- Там и так-то резать нечего...
     --  Да ты резани,  мамка,-- жизнерадостно заступился стоявший за ним.--
Пусть интеллигент  раз в  год колбаску  понюхает, а  то  уж  забывать, поди,
стал...
     --  Ходят тут...--  проворчала продавщица,  но  все же  сняла  с  весов
невеликий кусочек и  вмиг  располосовала  его  широким ножом почти  пополам.
Небрежно кинула  меньшую  половинку на  весы.--  Восемь двадцать. Столько-то
потянешь? Он кивнул,попросил:
     -- Еще два сырка и пакетик шоколадного масла.
     Положил  на прилавок  две  последние  десятки.  Нетерпеливый  сосед  по
очереди, только что заступившийся так, что это было хуже любого оскорбления,
кинул рядом с ними свою сотню и заорал:
     -- Во-он тот кусман мне потом свешаешь...
     Получив жалкую сдачу, Кузьминкин сложил жалкие покупочки в яркий пакет,
отошел  в  сторонку  и  упрятал  пакет   в  старый,  еще  советских  времен,
"дипломат". Печально  покосился  на  витрину,  возле  которой  стоял.  Самый
дешевый  коньячок зашкаливал  за три сотни, про самый дорогой не хотелось  и
думать, что  кто-то  его  способен купить. И  тут  же выпить,  что  главное.
Любопытно все же, с каким ощущением сей царский напиток пьется?
     "Дипломат"  следовало  придерживать особенным  образом  --  потому  что
разболтавшиеся замки  были способны  раскрыться  в любую  минуту. Перехватив
ветхий "угол" привычным движением, Кузьминкин шагнул прочь.
     И, словно на стену, наткнулся на широкого здоровяка в  черном пальто до
пят, загородившего узкий проход. Здоровяк стоял так прочно, что обогнуть его
не было никакой возможности.  Более того,  впечатление такое,  что умышленно
загораживал дорогу.
     -- Простите...
     --  От  ты  мне  и попался!  --  с той же жизнерадостностью, отличавшей
х_о_з_я_е_в,  сообщил  здоровяк,  лобастенький,  стриженный  ежиком,  совсем
молодой.-- От ты и отбегался!
     -- Простите...
     -- Бог простит,-- сказал здоровяк.-- Пошли в тачку.
     Непонятная  угроза всегда  страшнее  понятной.  Сердце  у  Кузьминкина,
откровенно  говоря, проявляло стойкую  тенденцию к  движению  в  направлении
пяток. Он беспомощно огляделся -- как будто  кому-то было  дело до того, что
интеллигент угодил в неприятности, как будто кто-то возьмется защищать...
     --  Не боись, доцент, я не киллер,--  успокоил детина  с улыбкой во все
сорок два  зуба.--  От я тебя, наконец-то, и выцепил, а то в  музее тебя уже
нету, в библиотеке  тебя  еще нету, дома тебя уж конкретно нету... а баба  у
тебя симпатичная,  только  одеваешь  ты ее,  братан,  уж  не  обижайся,  как
последнюю  биксу.  Ну  ты  чего?  Такую  бабу  надо,  как  выражается  босс,
декорировать. Понял, какие босс слова знает? Не хуже вас, доцентов...
     --  Я не  доцент...-- решился Кузьминкин открыть  рот.-- Я  заместитель
директора музея по научной части...
     -- Вот я и говорю --  тебя-то мне и надо...  Полтора часа тебя ловим по
Шантарску, как волка. Пошли, босс заждался...
     -- Какой босс?
     -- Конкретный,-- сказал детина.-- Да ты не боись, не на стрелку ж идем,
никто тебе пред®яву не делает...
     -- Извините, не понимаю... Вы о чем?
     -- Слышь, пошли,-- раздраженно  бросил детина.--  Босс не  любит, когда
копаются. А то рассержусь...
     -- Мне в библиотеку...
     -- Ну, братан, ну ты меня не зли.  Если  надо, босс тебе эту библиотеку
купит, ему что два пальца, так и попросишь...
     Он сгреб  Кузьминкина за плечо широченной  лапищей  и толкнул к выходу.
Последнее  желание  спорить  враз  пропало  -- под  пальто, прямо  на  сером
свитере,  у  детины висела под  мышкой  шоколадного  цвета  кобура  и оттуда
торчала здоровенная черная рукоятка... Мысли прыгали: что это, рэкет, а если
рэкет, то зачем? Квартиру вымогать?
     -- Что вы с женой сделали? -- слабо трепыхнулся он.
     -- С женой? -- удивился детина, целеустремленно  толкая его к выходу.--
А чего мне с ней делать? Сказала, где ты можешь быть, я и отвалил конкретно.
Но  точно тебе говорю,  если  ее у  тебя  приодеть и  стекляшек  повесить --
отпад...
     На улице по-прежнему дул пронизывающий ветерок. Кузьминкин одной  рукой
запахнул  пуховичок  на рыбьем  меху,  затоптался, детина  подтолкнул его  в
спину:
     -- Давай-давай,  в тачке отогреешься... Там,  куда его  толкали, стояла
низкая, широкая машина цвета сметаны. Кузьминкин знал с виду, что это и есть
знаменитый шестисотый  "Мерседес", но никогда  не  оказывался  к  нему ближе
десяти метров.
     Выскочил шофер, казавшийся братом-близнецом его провожатого,-- такое же
пальто, стрижка, габариты, распахнул заднюю дверцу, покрутил башкой:
     -- Ну, Дима, ты копаешься...
     -- Сам бы искал по  всему магазину...--  пробурчал Дима, толчком придал
Кузьминкину некоторое ускорение и  отошел к другой машине,  стоявшей тут же,
не столь  роскошной,  но все же потрясавшей воображение  скромного  научного
сотрудника.
     Обреченно  вздохнув,  Кузьминкин неуклюже полез в  машину.  Внутри было
просторно, словно в спортзале,  пахло незнакомо  и приятно.  Широкая дверца,
чуть слышно  цокнув,  захлопнулась  за  ним,  и он робко  присел  на  мягкое
сиденье.
     -- Располагайтесь, Аркадий Сергеевич, располагайтесь,-- сказал сидевший
там же человек.--  Разговор у нас будет  долгий... Курите?  Не  стесняйтесь,
дымите...
     Кузьминкин, пребывая в некоторой прострации, потащил  из  кармана мятую
полупустую пачку "Шантары". Незнакомец откровенно поморщился:
     -- Вас не затруднит эту сушеную лебеду спрятать подальше? Вот, возьмите
мои...
     Кузьминкин  осторожно,  двумя пальцами,  вытащил  из раскрытой  коробки
незнакомую сигарету -- длинную, с бумагой черного цвета и матово-серебристым
фильтром. Растерянно оглянулся.
     -- Вот сюда,-- незнакомец нажал пальцем на черную панельку, и открылась
большая  пепельница.--  Огоньку...   Давайте  знакомиться  --  Мокин.  Борис
Михайлович.
     --  Простите, это который Мокин?  --  выдавил  Кузьминкин, осторожнейше
стряхивая пушистый пепел.-- Не тот ли...
     -- Мокин -- он  один,-- гордо  сообщил собеседник.--Хоторый  я  и есть.
Владелец заводов,  газет, пароходов... Вам документ показать? Бога ради...--
Он порылся в карманах и протянул Кузьминкину маленькую, закатанную в пластик
карточку с цветной фотографией и как  раз теми именем, фамилией и отчеством,
которыми только что представился.-- Еще что-нибудь?
     -- Нет, не надо... А это, простите, что такое? Мокин поднял брови:
     -- Это?  Права...  Ах да, у  вас  же машины  нету...  Так  вот, дорогой
Аркадий Сергеевич, у  меня к  вам неотложное  и срочное  дело. Так  сказать,
научная консультация. Вы ведь написали в свое время кандидатскую диссертацию
под названием...-- Он  на миг  напряженно прищурился, без запинки выговорил:
-- "К вопросу о финансовых реформах 1855--1881 годов  и роли в них Княжевича
и Абазы". Правильно?
     Кузьминкин кивнул.
     --  Читал, читал,--  сказал  Мокин.--  И,  вы  знаете,  понравилось.  А
главное,  все  понятно  --  финансы,  банки,  долгосрочные кредиты, торговые
уставы...  Вот  было времечко... Вам можно задать нескромный вопрос? Что  же
вы, такой знаток финансов и экономики, сидите на двухстах рублях? Бога ради,
не обижайтесь, я просто интересуюсь...
     С вымученной улыбкой Кузьминкин признался:
     --  Понимаете  ли,  я  в т_о_г_д_а_ш_н_е_й экономике  разбираюсь,  смею
думать, неплохо,  но вот на  практике это применить  не  могу, как ни  ломал
голову...
     -- Понятно,-- охотно поддакнул Мокин.-- Бывает... Ренат, а ну-ка, кыш к
охране!
     Водитель проворно вылез, аккуратно прикрыл за собой дверцу. Впереди, на
пассажирском сиденье,  кто-то  зашевелился, меж высокими спинками показалось
очаровательнейшее девичье личико -- юная блондинка  с затейливой прической и
бриллиантовыми  капельками  в  розовых  ушках  разглядывала   Кузьминкина  с
неприкрытым  интересом.  Таких девушек он  видел  только по  телевизору, а в
реальности -- лишь издали, за притемненными стеклами таких вот машин.
     --  Это Юля,--  небрежно сказал Мокин.--  Юля  --  свой мужик,  при ней
можно... Значит, как  я  понимаю,  вы  специализируетесь как раз на государе
императоре Александре  Втором? Какую вашу публикацию  ни возьми,  все --  "К
вопросу"...
     -- В общем, да,-- промямлил Кузьминкин.-- Специализируюсь...
     -- А об®ясните вы  мне вот что...  Почему каждый раз -- "К вопросу"? За
столько лет вопрос не сняли?
     --  Видите  ли,  так  полагается,--  сказал Кузьминкин.-- "К  вопросу".
Подразумевается,  что  ни  один из  нас не Эйнштейн,  революции в  науке  не
совершит, может только рассматривать частности...
     -- Понятно.  В узде вас держат,  шаг влево, шаг вправо...  А  вот такой
вопрос:  финансы финансами, а с_а_м_о это время вы  хорошо знаете? В общем и
целом? Как бы сформулировать...
     -- Не надо. Я понимаю, кажется...
     -- Вот  и  ладушки,-- Мокин вытащил толстенный бумажник и отсчитал пять
зеленых бумажек, после чего пачка  в его  руке отнюдь не похудела.-- Вот тут
пятьсот баксов,  держите.  Вы мне дадите научную консультацию, идет? Бабки в
любом случае ваши, так что особо не напрягайтесь...
     Кузьминкин  осторожно  потер  пальцами зелено-серые бумажки с портретом
щекастого  длинноволосого  суб®екта.  Такие  денежки   он   держал  впервые,
попытался помножить  в  уме... вроде бы на шесть  тысяч... или  по-новому --
шесть  рублей... Он  путался,  ошибался, не  веря,  что  вычислил правильную
сумму. Не  могла она быть  правильной --  поскольку  примерно  равнялась его
годовой  зарплате,  а зарплаты  не видел уже полгода... И  ведь пачка на вид
нисколько не убавилась...
     -- Аркадий Сергеевич! -- с  мягкой укоризной воскликнул Мокин.-- Вы что
же это, думаете, я вам фальшивку впарю?
     -- Нет, что  вы...-- заторопился Кузьминкин.-- Я их просто  в руках  не
держал, не знаю даже, что с ними делать... их же  в магазине  не примут? Был
какой-то указ... Их где-то менять надо...
     -- Тьфу ты, я и не подумал,-- осклабился Мокин.-- Пустяки. Будем  ехать
мимо обменки, кто-нибудь  из дуболомов сбегает... И я вам сразу  скажу:  это
аванс. Если у нас с вами все заладится, еще больше получите.
     В голове у  сбитого с толку Кузьминкина мельтешили вовсе уж феерические
картины:    наступило    долгожданное   научное    признание,    диссертация
заинтересовала  Оксфорд или  Принстон, там хотят  ее перевести,  может быть,
пригласить  с лекциями... только причем тут  известный шантарский бизнесмен?
Он меценат, конечно, про него частенько говорят по  телевизору в этой именно
связи,  но  как он может сочетаться  с Оксфордом или хотя  бы  с  Краковским
университетом,  где  однажды одну  статеечку  все  же перевели?  Как  вообще
сочетается Мокин с эпохой Александра Второго, что тут общего?
     -- Ну  что, едем  на  консультацию? -- спросил  Мокин.-- Вы деньги-то в
кошелек приберите пока, рассыплете...
     -- Пожалуйста, я согласен... а куда?
     -- Да к  вам  в  музей и поедем,-- сказал Мокин.-- Ручаться можно -- уж
там-то  никому не  придет  в  голову  "клопов" понаставить.  У вас там  есть
какая-то клетушка, там и разместимся...
     -- Вас же не пустят...
     -- Меня? -- искренне удивился Мокин.-- В музей? В Кремль пускают.
     -- Простите, я не подумал как-то...
     -- Ничего, бывает,-- добродушно кивнул Мокин.-- Вы мне только покажете,
кто решает, пускать  или не  пускать,  вмиг  уладим.  Юля, солнышко, покличь
Рената...
     Юля  посигналила, и парой  секунд  позже в  машину торопливо  плюхнулся
Ренат, включил почти бесшумно замурлыкавший мотор.
     --  Давай  в  музей,--  распорядился Мокин.--  По  дороге  подрулишь  к
обменнику, разобьешь баксы.
     -- Это где у нас музей? -- растерянно спросил водитель.
     -- Я  покажу,-- заторопился  Кузьминкин.--  Сначала по  Каландаришвили,
потом на Журавлевскую...
     Машина плавно  отвалила  от тротуара.  За спиной  у  Кузьминкина что-то
негромко стукнуло, он дернулся, испуганно оглянулся --  оказалось, откинулся
широкий подголовник.
     --  Там такая кнопочка  есть,-- пояснил  Мокин,  кажется, забавляясь.--
Нажмешь --  и  откинутся... Вот бы еще  такую кнопочку выдумать,  чтобы, как
только ее нажмешь, вся налоговая инспекция дружненько откинулась...
     Машина  не  ехала  -- плыла,  рытвин  и  не ощущалось вовсе,  хотя  их,
Кузьминкин  помнил,  на этой  улице  было предостаточно. Откуда-то  струился
теплый  воздух, так  что  Кузьминкин  мгновенно  согрелся и  даже  пару  раз
посмотрел  в  окно,  движимый  совершенно  детским желанием: хотелось, чтобы
стоявшие  на  остановке  люди  видели   его  в  такой  машине,  принимая  за
постоянного ее пассажира.
     Он  украдкой разглядывал соседа -- Мокин был постарше  лет  на  десять,
годочков  сорока пяти,  но выглядел практически ровесником:  конечно, с  его
жратвой, деньгами, косметологами... Он чрезвычайно напоминал нового русского
из рекламы "Твикса" -- той, что с промерзшим автомехаником: то же простецкое
широкое лицо, короткий чубчик, не обремененный особенным интеллектом взгляд.
Раз, наверное, в  сотый Кузьминкин  подумал: "Ну какой же  секрет они,  эти,
знают, что ездят на таких машинах, возят таких девушек и держат в бумажниках
такие пачки? Как можно  всего  этого  добиться?  Понятно, не  стоит вслед за
красными  газетами  скопом зачислять их в  расхитители и воры, но  должен же
быть  какой-то  секрет,  с  помощью которого становятся  новыми  русскими...
Выведать бы..."
     На Журавлевской Ренат остановил машину, сбегал в обменный пункт и очень
быстро вернулся, протянул Кузьминкину несколько согнутых пополам бумажек:
     -- Ничего, что пятихатками?
     -- Да  что вы...-- пробормотал  Кузьминкин, впервые  державший в  руках
денежки с цифрой "500".
     Жестом,  который  показался ему  небрежным,  запихал их  во  внутренний
карман. Представил лицо Ольги, когда нынче вечером продемонстрирует  ей веер
из этих бумажек,-- и расплылся в триумфальной улыбке.
     -- Жить -- хорошо, а  хорошо жить  -- еще лучше,-- сказал Мокин, словно
прочитав его мысли.--  Интересно,  как денежка  сразу придает  уверенности в
себе,  а?   Юль,   прихватишь   там  пакет  из  багажника,   надо  же   чаек
организовать...
     --  И все же, что это за консультация  такая? --  спросил Кузьминкин.--
Простите, я решительно теряюсь. Такие деньги...
     -- За  толковые  консультации как раз такие  деньги и платят,-- отрезал
Мокин.-- Был бы спрос, а деньги нарисуются...
     --  А это правда, что вы только десять классов кончили? -- не  утерпев,
полюбопытствовал Кузьминкин.
     -- Ага,-- охотно кивнул Мокин.-- А зачем больше, если голова на плечах?
Эндрю Карнеги и того не кончал, а посмотрите, в какие люди вышел...
     Машины  остановились  перед  музеем.   Они  двинулись   к  крыльцу   --
Кузьминкин,  Мокин и  Юля  с большим пакетом.  Их проворно обогнал плечистый
Дима, первым ввалился в дверь.
     Вахту   стояла  Анна   Степановна,  которую  Кузьминкин   с  превеликим
удовольствием бы удушил, будь он стопроцентно уверен, что его не поймают. От
этой казни  египетской  стоном  стонал  весь музей -- начиная от директора и
кончая девочками-методистками, которым доставалось  то  за чересчур короткие
юбки, то за  чересчур длинные серьги.  Тылы у  ведьмы были железобетонные --
прекрасно понимала, что на ее место  никто  другой добровольно не  пойдет, а
сама  она,  такое впечатление,  трудилась  здесь  исключительно затем, чтобы
упиваться крошечкой власти, благо пенсию, шептались, получала приличную  и в
приработке не особенно-то и нуждалась.
     Кузьминкин  приготовился к затяжной  склоке. Однако все самым волшебным
образом  уладилось  в один миг:  Дима, непреклонно отведя  за локоток старую
грымзу  в  сторонку, что-то  ей  внушительно и тихо растолковал, качая перед
самым носом толстым  указательным пальцем, потом  полез в карман, в  воздухе
мелькнула желтая сотня, моментально исчезнувшая в кармане черного жакетика.
     Ведьма вмиг переродилась  в голубиную душу -- проворно  кинулась к ним,
прямо-таки воркуя:
     -- Аркадий Сергеевич! Что ж вы сразу не предупредили, что гостей ждете?
Я бы чайничек поставила... Проходите, проходите, может, директорский кабинет
отпереть?
     Мокин, проходя мимо  нее так, словно  старой ведьмы и не было на свете,
бросил в пространство:
     -- Кабинет не отпирать, чайник не нужен, просьба не мешать.
     -- Понятно, понятно! -- заверила перестроившаяся грымза.-- Никто вас не
побеспокоит, сотрудники разошлись, до закрытия полчаса...
     -- Подождете,-- бросил Мокин, не оборачиваясь.
     -- Конечно, какой разговор...
     --  Аркадий  Сергеевич,  показывайте  дорогу,-- чуть менее  барственным
тоном распорядился Мокин.-- Я здесь бывал, но решительно не представляю, где
вы квартируете...
     --  Да,  вот сюда...--  Кузьминкин поймал  себя на том, что тоже  начал
суетиться.
     И  попытался взять  себя в  руки.  Как  и  подобало  солидному научному
работнику, у которого вдруг попросили научную консультацию, оценивавшуюся ни
много ни мало -- в пятьсот долларов.
     Провел их  через  зал, где в одном углу  стоял манекен дореволюционного
каторжанина в негнущемся  сером  бушлате и кандалах, а в другом разместились
застекленные  стеллажи с партизанским  оружием  времен  колчаковщины.  Мокин
прошел мимо  них  быстро,  не  удостоив  и  взглядом,  зато  Дима  прилип  к
застекленному ящику с шестиствольными пистолетами:
     -- Ни черта себе пушки... С такими только на разборочку и ездить.
     --  Уволю я тебя когда-нибудь,-- лениво бросил Мокин.-- Оставь  ты этот
убогий имидж дворовой шпаны, не грачевский фруктовый киоск охраняешь...
     -- Будет изжито, босс!
     --То-то...
     Кузьминкин уверенно направил их к двери с табличкой  "Посторонним  вход
воспрещен", провел в  крохотный коридорчик и  отпер дверь своего кабинетика.
Диме босс жестом приказал оставаться перед дверью на страже. Остальные  трое
кое-как разместились в тесной комнатушке.
     -- Великолепно,-- промолвил Мокин,  оглядываясь.-- Я себе  так примерно
представлял цитадель ученых занятий -- бумаги кучей, окурки в банке, научные
древности там и сям...
     Непонятно было, всерьез он или тонко издевается.  Быстренько наведя  на
столе минимум порядка, Кузьминкин поспешил пояснить:
     -- Собственно,  не  такие уж  это  древности, обыкновенные чугунки года
девятьсот  шестнадцатого, в экспозиции такие уже есть, не приложу  ума, куда
их девать...
     --  Я  вам   покупателя  найду,--  хмыкнул   Мокин.--  Решил   собирать
антиквариат, это нынче в моде, впаливает  бешеные деньги  в любую дребедень,
потому  что ни в  чем  подобном  не  разбирается.  Скажете,  что они с кухни
Меншикова -- купит за милую душу... Потом посмеемся.
     -- Неудобно как-то...
     -- Неудобно т