блокадный - отражают просветление.
        Он поднимает воротник ей, тронув губы.
        Она в ответ едва заметными движеньями
        На шее шарф его потертый поправляет...


x x x


        "Сирень, цветущая зимою"


        Сирень, цветущая зимою
        среди сугробов на морозе
        и теплый ствол ее с коррозией
        металла, Зим
        по торс могучий
        и даже боле, обнаженный
        звенящий бусами кораллов
        изводит мелом.
        Пинк-Флойда звуки на тропинке
        лыжне проторенной Самою
        Зим-Матерь Бога
        на босу ногу - только вален...
        кидает солнце вниз овалом
        полмиллиона - льдинки.
        и в каждой деньги что плачу я
        Цветущей в январе Сирени -
        предпочитаю покорению
        теперь ужом всех покоренных
        Женщин
        в бутылке веник из Сирени
        и в к космос провод.

        Олени!
        На нашем знамени сияний
        полярных мнений
        ковром над той моей кроваткой
        в которой делал я украдкой
        болтая ножками меж прутьев
        газели влажными глазами
        меня уже тогда смущали, да ну их -
        их пупырышки - рожки телок
        еще к сраженью не готовы
        за Вора жизни их за шкуры
        Они летят меж тех. сиреней
        Мычат, болотные сирены
        и волок - чашечки коленей
        скользят по снегу, вожжи - в руки
        по проводам в упряжках вносят
        в осень.
        Друг мой!
        Мой наизнанку Бога - Осень
        мой брат, убийца волка Лосем
        кору с сирени, вислогубый
        что поедает, ни за деньги
        и даже ни за низ оленьей
        самки - он не согласен
        он нанесет сиреням ранки
        Мой вредный Осень
        и чахнут деревца за летом
        в весне, пустым, красивым цветом
        чтоб распахнуть навстречу Зиму
        с сучками ветви.

        Слепень!
        Мой, Бога плод воображенья - шкуры
        живой оленьей знавший вкусы
        потомок древних русских пруссов
        изгой из улья в мед цветочный
        шальной Дантесовою пулей
        убит хвостом. Вот дурень!
        Ему бы сесть на куст сиреневый
        для звуко-рифмо-опылений
        и станцевать "хмельного шмеля"
        для полной этой изотерии
        когда цветут зимой сирени
        когда я верю жарким летом
        что подо льдом вода и ветто
        на притяжение отвергая, иду
        иду, собаки лают
        на берегу твоих сомнений
        что на поверхности воды
        не тонут Гении


x x x


        "Страна не забудет?"

        Довольно! Решаюсь, пусть будет, что будет!
        Быстрее, в ракету! Страна не заблудит!...

        ...Осень, на Марсе, у моря, на пляже
        Костры водорода, а мы не герои - изгои, и даже
        На плато "Масконов" не можем держатся,
        И нет кислорода в походной аптечке
        Лишь водка, сигары, да Леночка - греться
        Мешают скафандры, и не искупаться -
        Везде ихтиандры , бежим что есть силы
        С поправкой на ветер, на северный полюс,
        Выносит на запад, а там небоскребы
        Граненых стаканов, каналы, каноэ,
        Полно марсианок , а нас только двое,
        Да Леночка (на фиг, придумают тоже
        Канаверал в душу,
        Да зубы им в пластик!)
        Но ветер роняет на лоб "Клеопатры"
        Опавшие листья - троих космонавтов
        С созвездия "Пса". Оттопырили уши ,
        На Леночку смотрят, торгуем, уходим,
        Быстрее, в каноэ, в Венецию, "Мастер"!
        Но осенью очень забавно на Марсе!
        Мерещится город - выходят две Насти
        Жена и любовница (дворница в "ЖЭКЕ")
        И я умираю, я гасну в каноэ,
        Не долететь мне на этой ракете
        До марсианок, они это видят,
        И плачут, и воют
        Потом столбенеют, подходят пигмеи
        Их с веслами прямо на постаменты,
        На крышу вулкана заносят и ставят.
        Купи телескопчик с увеличеньем
        И ясною ночью в сторону Марса
        Гляди что есть силы. Вон видишь, вторая,
        Без рук? - Моя марсианка! - Венера?
        Да что ты! Я там еще не был. Одеться? Смотаться?
        За сигаретами...
        Впрочем, не стоит - осень на Марсе.
        Холодно, стужа, не топят в ракете.
        И даже собаки деревья не метят ...


x x x

        "Ах бы клевером душистым"

        Ах бы клевером душистым
        Обернуть страничку эту!
        Ах бы в скошеной траве
        Поваляться жарким летом!
        Земляничных пятен крови,
        Сладкой, выпить - и из клетки!
        Оторваться от дороги!
        Ноги, ноги, плавно, мягко,
        Чуть касаясь!
        Дорогая,
        Где ты, где ты,
        Жаль не видишь,
        Я летаю, я летаю!!!...

        - По дороге ехал трактор.
        А ему навстречу автор -
        Пошутила дорогая.

        -Ах, я знаю, знаю, знаю,
        Ты не веришь мне, а клевер
        На обед употребляешь!
        Наклоняясь и губами,
        И губами, и губами!
        Ах, бы клевером мне статься,
        Оторваться от дороги,
        И на небо, а ты следом!
        Выше, выше, вдоль дороги!

        - По дороге едет трактор -
        Я тебя предупреждаю!

        ...Мужики на сенокосе,
        отдыхая у сарая,
        наблюдали за картиной.:
        Там на гусеничный трактор
        Побежал, вдруг, бык "НикОля".
        Мужики застыли. Трактор
        взял взлетел и удалился.

        НиколЯ вчера женился -
        Прошептали косари...



x x x

        "Начальница (служебный роман-2)"

        Она лежала на боку, светилась синим,
        Ее размытые черты не много линий
        Давали в спектре излученья телескопа.
        Ее душа напоминала ему ноты,
        На диаграмме, разлагающей виденье
        Материальное на волны сожаленья,
        Страдания, любви, стыда и жизни
        И можества оттенков покаяния.

        Он наблюдал за ней давно, еще мальчишкой
        Забишись в угол, на руках с чужою книжкой,
        И в институте, с проституткой на скамейке,
        Потом вот здесь - на Алатау, на "копейке",
        На пятачке, на блюдечке, накрытом
        Куполом серебрянным. Он битым,
        Покинутым женой, страной, начальством,
        Ежеминутно говорил с ней о несчастьи
        Ходить в поношенных носках с дырой на пальце,
        Ждать вертолета, и кружиться в вальсе
        К нему сбегая по обрывистому склону.

        Она смотрела на него очки меняя.
        Он был то маленьким, то длинным, то без края
        В диапазоне альфа-бетта излучений.
        Она не понимала - то ли гений,
        Пред ней внизу, а может он бездарный?
        А может лень ему замерить лучезарный
        И гибкий стан ее в халате "От нейтрино"?
        Тогда б он понял, что живая, ночью, мимо
        Земли к комете она томно уплывает...
        И заработал бы себе на ломтик с чаем...

        ...Пастух не спал возле костра, он на овчине
        лежал и думал ни о ком той ночью синей,
        Когда она к нему свои открыла очи.
        Пастух поднялся и пошел от стада, прочь ли,
        А может звал его порыв стихосложения,
        А может просто, ниже пояса томление
        Его вело под черный купол, к телескопу.
        Он постучался - дверь открыта, пусто
        (ученый в это время ел капусту),
        Чабан не смело потянулся к телескопу,
        Задел своей рукой нечаянно ту ноту,
        Которая давно уже просилась...
        И в диаграмме красным цветом озарилась
        Звезда, живая... И убитая комметой.

        Он подбежал, и в телескоп - но где ты, где ты?
        Ни в "гамме" нет тебя уже, ни в "бетте"!!!
        Начальница моя! Теперь покинут!
        Мой телескоп обратно мне не сдвинуть!
        Программу переделать не умею,
        Ну а вручную тяжело и просто лень мне!

        ...Убил он пастуха. То был не гений.



x x x

        "Нежное."

        Ветка вербы набухла, ранимо комочком пушистым
        Хвостик заячий шубкой из треснутой кожицы выглянул,
        Липкий сок желтизной на ладонях сукожится, впитанный
        Чем-то женским душистым и терпким в сенях. С опрокинутым
        Хомутом, коромыслом, лежит на венце ветка вербная.

        Ой звенят по дороге в телегах двуногие киборги!
        Ой коровы и светлые бабы стальные на стылом пороге!
        Волочат трактора по широкому тракту и скребают
        Их бока об каменья людские, столбы небоскребные!

        Ой бредут не живалые трупы в тулупах обтерханных!
        Ой ломает ломанческий Дон об тела ветки вербные!
        Ворошат уголь дьаволы в черных глазищах слезящихся!
        И об души стираются заячьи почки пушистые!

        Ветка вербы набухла, вода надрезает в графине ей
        Тонкий ствол, я бечевкой свяжу ветку с красной рябиною!
        Снегиря посажу посаженым отцом в именинную трапезу!
        И лубок конопляный осею в дверях от ярил конопушками!

        И шепнул я тебе кое-что перед сном или смертью на ушко бы,
        Да сторонкой обходит меня и тебя с вербой смертушка,
        Да деньгами да счастьем в края наполняются годы сундучные
        В веру верю, в конвеер, в твои колдовские научности, матушка.


x x x

        "Все сметая на пути"

        Ветер бесшумно скользит по планете
        его провожают деревья столетий
        встречают седые вершины гранитом
        и ловят поэты сачками магнитов.
        Ветер сдирает с деревьев корону
        В гранитную пыль превращает Мадонну
        и только в железных объятьях поэтов
        становится звуком. И после, на этой
        последней странице кончается рифма.
        И ветер спадает - рождается Нимфа.
        У Бога в кармане есть новые ветры
        они нас догонят - подхватят в поэты
        и мы понесемся опавшей листвою
        среди миллионов таких же изгоев
        вдоль стылой дороги, безродного поля
        кривых деревушек, и девушек, стоя
        рядами у стойла которые вечно
        коров упражняют резиновым пойлом
        и в нас заклокочет убийственной болью
        звенящая рифма посыпанной солью
        на рану из только что порванных ритмов
        и ураганные темпы молитв
        очнутся и где-то взорвется поэма
        столь бешеным,
        праведным,
        северным
        ветром,
        что небо согнется и рухнет планета .
        И Бог упадет на безгрешную землю
        и Нимфа родит малыша с новой целью
        и ветер помчится за новою вестью
        и мама подарит мне маленький крестик...


x x x


        "На лепестке ромашки..."

        На лепестке ромашки, на лугу заброшенном
        Она сидела и покачивала ножками...
        Он бегал по цветку играя гаммы
        На белых клавишах - такой - в панаме,
        И в шортах пряча леденец, на память
        Который подарила ему мама
        Отправив пастушком на дальнюю поляну.
        Она, склонив головку, подпевая,
        Внимала звукам, посланным из Рая.
        Его мелодия для верности гармонии,
        Прохладным ветром по краям чуть скомканная,
        Вторила перезвону медных колокольчиков,
        В которые бокастые коровы били, емко
        Поддакивая хрусту вафельной соломки -
        Травы, просыпанной сквозь дыры, из холстины
        Огромного мешка, что за спиной болтался
        У Авина, бегущего по небу, с облако на облако.
        И вдруг, пятнистая, от удовольствий, в обмороке,
        Об бок корова хлестанула себя "плетью" -
        Хвостом, чтоб слепень не мешал играть им, детям!
        С ударом этим перевернута страница!
        Волной поднялись в воздух партитура, лица
        Берез и лип и тополей по кругу, вдоль поляны
        Не закружились, нет, они качались, в ямы
        Воздушные то падая, взлетая, улыбаясь, сцена
        Вначале медленно, потом быстрее, стены
        Все дальше, дальше, удалялись, небо
        Спадало на луга туманом свежим.
        И Авин на траву сошел. Улегся рядом.
        Лаская взглядом подружку пастуха.
        Ночь. Тишина. Костерчик сделан.
        И над поляной ломтик белый.
        Обедать! - Услышал пастушок от мамы...
        И замолчали гаммы. Поэт ушел.
        Остался Бог, пасущий лани -
        Бокастых, северных коров,
        С мохнатыми ресницами,
        Влачащих вымя до земли, с таврами -
        Пачатями стихов "от Авина"...


x x x

       ... Звени звени моя бандура!
        Волынь, тяни за хворью шкворень
        плети подсолнухи за дворик
        нажмыхай в маслянные тучи
        прощальный всполох бабья лета!
        Окучий неба черни кистью
        засохшей как власы, а в руки
        возьми по крошевной скорлупе
        и в черны дыры зиму всучи.
        Дави дави звезды зернище
        могучим перстом Богу в храпень!
        За околотной пусть забражит
        в парную земь снегую душу
        и сгрезит в оке длинный клитэр
        у переносицы гармошной
        застынет слезью шаром покоть
        с необерлоченной морщиной.
        А ты уткнись в призыв хрященый!
        А ты уткнись в рукав лапотный!
        Скреби ногтем по днищу вещщей
        и над речной творожной бродью
        пусть нависают красны гроздья
        с болезной дрожью чахлых листьев.
        Сугрей окоп хайлом надышным
        супонь сапог, фуфай яичник,
        звени звени моя бандура! Чу!?
        - Весна блядунья, "пограничник"!



x x x

        "Мы уплываем в Шамбалу..."


        Кронштадт. Матросы в бескозырках
       стоят на палубе,
        стоит у дока желтая подлодка,
       стоит на ней бутылка водки (то рубка),
       а вокруг зима стоит,
       в начале Мая, Ольга, Ия, Дуся, Рая,
       затем Татьяна - лежат в жизлонгах загорая,
       рядами стройными лежат,
       скрипит на лифах белый снег,
       скрипят матросы, тросы, трутся
        о ноги дев златые псы,
       идет пакетная загрузка
       стихов и писем и фигни
       и в танки шланги утопают.
       То Авина бальзам качают -
       одеколон "Ален Дэлон";
        играет горн: "бала-ла-ду!!!"
        Мы уплываем в Шамбалу...


x x x

        "Все просто, мальчик."

        ... Все просто, мальчик,
        надо лишь суметь к фонтану близко подойти,
        но издали смотреть на льва и берег финского залива
        за "Мон-Плезиром",
        глотая в воздухе парящие пушинки абстракций стриженного
        тополя.

        И впечатления Самсона, терзающего пасть златого Демона,
        наполнятся реальностью! В экстазе он добывает пищу для
        фантазий роняя беспокойство в зеленые глаза молоденькой
        особы в короткой юбке.

        Она стоит за гроздьями людей, так одиноко,
        под сводом девичьих забот, кусает губки, и думает о
        колбасе, мороженом, и дольке апельсина, открыв свой ротик
        навстречу жизни.

        И строит планы - на следующее лето, у фонтана, уже актрисой,
        в наряде святой Екатерины, еще без сына, с ободранной
        коленкой, или в объятьях финна, или вдвоем с Нечипоренко,
        О, мой герой !

        А на заливе особенно прохладно этим летом лежать в траве
        или спиной прижаться к дереву и наблюдать причал,
        внимать движенью метеора, считая лепестки у клевера
        и обнимать цветок большого
        Феодора ...

        И волны падают на плоский берег ,
        из-за кустов на "Мон-Плезир" Глядят зеваки,
        считают палки на заборе, и тут же, стройные, худые
        иностранцы кивают дружно: "Си анимейшен морэ,
        Иван Монтана ..."

        Но пусть они смеются - они еще не знают,
        что мы их просто отвлекаем, а в это время финну в драке
        у фонтана сломали несколько зубов в обмен на
        быстрый "Полароид", Который очень мало стоит
        В ЛааППеранте ...



x x x

        "Он не придет".

        Оторвите у ромашки лепестки
        Оторвите у рубашки воротник
        Оторвите у бумажки две строки
        Оторвите от зубов свой телефон -
        Он не придет

        Когда у лета кончится завод
        Когда на небе кончатся мостки
        Когда в альбоме вырастет цветок
        Когда в тампоне потемнеет кровь
        Он не придет

        - Июль не возвращается назад
        Июль не возвращает в небо град
        Июль не принимает в свой покой
        Июль не Август - замер на полу
        В щели юлой


x x x

       ... А я люблю, люблю, люблю, тебя люблю!!!!
        Я так смешон, наверное? -Пустяк.
        Пусть губки бантиком, пусть ржется молодняк -
        заколосятся и они в реке, на сплав
        плывя своей весной как тот топляк...!
        По царско-сельски, детско-волчьи букву "ю"
        тяну к тебе за три-девять морей!
        А я люблю, люблю, люблю, тебя люблю!
        Не гавкаю на странном слове "лав",
        гоню тебя как волк; слегка поддав,
        глаза по пятаку - я мчусь на Юг,
        На запад, север, пламенный восток!
        Люблю тебя, мой солнечный росток!
        Но где ты? Там ты там ты там ты там ты там!
        Везде, кругом, и я кручусь, кручусь, под барабан
        катка любви свой хвост трубою ухватив!

        Такой вот вышел, бляха-муха, стих!


x x x


        "Сага о форсмажоре"

        Исполняется на собраниях акционеров в электричках, на банкетах, и в
залах "суда-туда", под чечетку из х/ф "Зимний вечер а Гаграх..."

        ...Я шел с контрактом под мышкой к пре-зиденту
        а мне навстречу девчонка цокала,
        "Дала-Дубай" - напевал я и не заметил
        мне пацаны расказали потом о ней.
        Она зашла в кабинет и тут же вышла, крыша
        у безопасности сразу съехала,
        она держала свое пальто под мышкой,
        а все подумали - баба наехала,
        и под пальто у нее стволы, лимонки
        и бил чечетку, летел навстречу ей
        охранник выпустил всю обойму, толку?
        Девчонка села на лифт на скоростной.
        И лифом кнопки нажала - так поехала,
        мешало ей пальто - ведь крутой товар!
        На пол не кинешь чтобы ноготь обломать
        об кнопку лифта. Охрана в черный ход
        "Бана-нана" - девчонка вышла в бар,
        Тут я иду, иду, походкой шаркаю,
        мой шарф малиновый она за хвост взяла,
        но не заметил я, поскльку лизингом -
        Главою пятою - был сильно увлечен!
        Иду, считаю ступеньки на лестнице,
        упал - охрана галоппом по мне прошла:
        - Вы, что ребята?
        - Не видел ее внизу?
        - Да, видел, там, отберите шарф у ней!
        Вошел я в холл, на полу секретарша спит!
        А дверь открыта - убитый пре-зидент!
        Но не в натуре, а горем он убит
        -Девчонка та его дочкою была!
        С шарфом моим идет вдоль Казанского,
        мой президент увидал его в свой бинокль!
        И как заорет на меня: "Не парь мозги"!!!
        Так страшно стало мне сразу, блин!
        Откуда - думаю - он узнал что я
        ночами глаз ложу на его жену.
        И честно, преданно долго здесь служу?
        Вот так и стал я дирек-тором потом,
        как вспомню молодость - было тридцать лет!
        Так хорошо, только жалко шарф из шерсти,
        Его купила мне еще та жена!!!



x x x


       "Осина"

        Осина стоит одиноко
        на территории детского сада,
        под нею играет со стайкой
        "волчат"" воспитатель Инга.
        Дети смотрят на землю
        и на корни, на павшие листья,
        на асфальте рисуют небо,
        а один, наверное, водит.
        Он уткнулся лицом в осину
        и ладошками лодочку сделал,
        и закрыл ими синие глазки,
        остальные бегут врассыпную.
        Воспитатель идет в сторонку
        молча смотрит наверх, на крону,
        вместе с нею смотрит ворона
        повернув свою голову на бок.
        Ветер тихо ласкает осину,
        крутит медленно, вполоборота,