омат,
     И головой в копну зарывшись,
     Несусь мечтой в сто лет назад,
     Очнусь -- мечтою предков сбывшись.


     Я зайчик солнечный ловлю,
     А он упрямо убегает,
     Как мысль о том, что в жизни жду,
     Что тенью тихо ускользает.

     Смешать реальное с мечтой,
     Чтобы постичь загадок сущность,
     Иль может с меркой жить иной:
     Какой удел попроще нужен?

     Прошел рассвет, и будь таков,
     Таким ты снова повторишься.
     Иль сердце разорвать тоской --
     Рассвет такой уж не случится.

     Что в жизни все лишь только раз,
     И все мгновения едины,
     Что жизни посвящая сказ
     Взамен получишь лишь седины.

     Я обращаюсь люди к вам:
     Свои мгновенья берегите.
     Без скидок, что летят стремглав
     Из жизни дневника страницы! 1970
     ОЗЕРО

     Плескалась в борт озерная волна
     и брызги пенясь, обнимая весла,
     Шершавили дорогу, что луна
     устлала блестками от плеса и до плеса.

     Скользит из сказки легкая ладья
     С разлетом весел-крыльев стрекозиных,
     а звездная медведицы бадья
     черпнула ночи чернь и в озеро пролила.

     Высокий звездный купол надо мной,
     Озерная пучина подо мною.
     Я звонкой упиваюсь тишиной,
     И жизнь мне кажется волшебною игрою. 1970

БЕЛОЕ ОЗЕРО

     На горизонте не сливалось
     С прозрачной синевой небес,
     Короной зубчатой венчалось
     И зыбко отражало лес.

     Слезой наполнив голубою
     Песчаной чаши глубину,
     Своей пленяло красотою,
     Став сказки -- чудом на яву.

     Зовешься озером ты Белым,
     Что синевея рано утром
     Волной прибойною несмелой
     К закату -- блещешь перламутром. 1970
     МОРЕ

     Расплескалась морем песня,
     Льются звуки в такт прибою.
     И на свете нет чудесней
     быть омытым той волною.

     Чтоб она девятым валом
     Властно вознеся на гребень,
     Вдруг смирясь, к суровым скалам
     Вынесла б на дикий берег.

     Чтоб прибрежные каменья
     Превратила в изумруды,
     нежное прибоя пенье
     отозвалось эхо чудом,

     Чтобы звуки вихрем взвились,
     возвратив в пучину моря,
     и в аккорде повторились,
     с плавностью минора споря. 1970
     НОЧЬ

     Кружевною тенью листья
     небо лунное накрыли,
     и у ели в хвойных кистях
     звезды свечи затеплили.

     Ночь прохладой опустилась,
     чтобы снять с земли усталость,
     чтоб реальность сном сменилась,
     сон сменила б яви радость.

     Тишь объятья распахнула,
     подарив простор мечтаньям
     темень тайною дохнула,
     скрыв случайное свиданье.

     Рассмотреть я не сумела
     глаз волненье в мраке ночи,
     их увидеть не хотела,
     иль хотела, но не очень.

     Что тогда за откровенье
     вдруг свело меня с тобою:
     ночи ль властное веленье
     или страх перед тоскою?

     Отчего свои я вирши
     Прочитать тебе решилась?
     Обольстилась ночи тишью?
     В темноте смелеть училась?

     Просто было очень нужно,
     Чтоб в душе, что накопилось,
     Кто-то внял, хоть с тенью дружбы.
     Мне ценна и эта милость. 1970

НОЧЬ

     За озеро гармони переборы
     Тягучими напевами неслись,
     Деревьев зачернила ночь уборы,
     Причудливо вздымающихся ввысь.

     Земля в буграх кореньев засыпала
     Шуршала облетевшею листвой,
     А ночь прохлады дарственную слала
     И обещала новой стать зарей.

     Еще один венчая летний вечер,
     Окутав тьмой и озеро, и лес,
     Не зажигая звезд волшебных свечи
     Явилась ночь, и вечер в ней исчез. 1970

ТЕМА

     Нужна ль мне тема или сказка,
     Или сюжетная завязка,
     Перо смирив, я не грущу,
     Тем злободневных не ищу.

     Они ко мне приходят сами,
     Сплетая мысли со словами.
     Им всем земных немало лет,
     Их мудрость древняя, как свет.

     Средь них любовь и пусть воспета
     Была уж сотнями поэтов.
     Честь, долг, презренье к суете,
     Моя приверженность мечте.

     Еще пергамент и папирус
     К нам донесли писанья вирус,
     И речь еще была скудна,
     Но люд вкусил того вина,
     Что мыслью и душою льется
     И что поэзией зовется.

     И если, весь объездя свет,
     За темой гонится поэт,
     То тенью будет тема эта
     Бежать от гончего поэта.

     А мне шуршанье кроны леса,
     И дождь, что капает с навеса,
     Шум волн, ласкающих песок,
     Налитый солнцем колосок
     Дают ту пищу, что прекрасней
     Искать по свету -- труд напрасный. 1971

БЕГ

     Свой честный хлеб я добывала
     Простым и будничным трудом,
     И жизнь меня не принуждала,
     Но я металась и блуждала
     И безотчетно все мечтала,
     Чтоб душу высказать пером.

     Природа властно разбудила,
     Звеня, шумя, играя днем,
     И я почувствовала силу,
     И пыл душевный стал огнем.

     Несмело, тихо прикоснулась
     Я к лире трепетной рукой.
     И песнь уснувшая проснулась,
     И полноводною рекой
     Вдруг полилась и затопила
     Молчанья робкий, тихий брег.

     Я не хочу, чтоб укротила,
     Чтоб тиной русло обмелила
     Жизнь этих волн бурлящих
     б е г. 1970

ГАРМОНЬ

     Вдохнув мехами, покатил
     Напев гармони однорядной,
     А гармонист что было сил
     Старался, чтоб звучало складней.

     Взметнутся звуки в гопаке,
     Волной амурскою заплещут.
     И будет видно вдалеке,
     Как грани звезд им в такт заблещут.

     И растворясь в ночном молчаньи,
     В прощаньи повторившись эхом,

     Взволнуют грустью и печалью
     Или рассыплют дроби смеха.

     Затерялась в лесу тропинка,
     Заблудилась в лесу мечта,
     И прозрачной слезой росинка
     Умывала узор листа.
     Песня ринулась в чащи путань,
     Затерялась, заснула в ней,
     Из шелков невесомых, напутанных
     Сеть повесил паук меж ветвей.
     Укрывались листком зеленым
     Звезды красные ягод лесных,
     И рябины стыдливо, влюбленно
     Разрумянились в дев молодых.
     Пожелтелых иголок ворох
     Расшуршавил дорожную чернь.
     Песня леса -- неумолчный шорох
     С песней нашей слился в тот день. 1970
     ПРОЗРЕНИЕ

     Блестело металлическим рублем
     и холодило озеро бесцветное,
     но все же будет помниться о нем,
     и не забыть с прощаньем это лето.
     Уж не манило ласковой волной,
     и ветер гнал тепло, летел за тучей,
     но в это лето стала я другой,
     не то чтобы умнее или лучше:
     меня простою мудростью пленя,
     вдруг покорил великий смысл познанья
     вещей, природы и самой себя,
     и рифмой облеклось то чудное признанье.
     Хочу объять объятное сто раз
     и все, что до сих пор не постижимо,
     все то, что дарит влажность, нежность глаз,
     чтоб не осталось чувств неизъяснимых.
     Я жизнь хочу наполнить до краев
     Напитком запахов, видений и мечтаний,
     чтоб в сердце места не было моем
     усталости и старости брюзжанью. 1970
     ВОПРОС

     Вот лето, уступив черед,
     В дар осени себя приносит.
     Вершится славный русский год --
     Зимой, что чередует осень.

     Как и до нас прилежно плыли,
     Рекой плывут и дни, и годы.
     Не спросим: "Сколько дней прожили.
     Была ли в жизни непогода?"
     А спросим: "Сколько жили лет" --

     Не зим, не осеней на свете.
     Не спросим: "Сколько было бед?"
     А праздное: "Взрослеют дети!"

     Но что-то бережет душа,
     Что глаз сторонний не заметит.
     Увидят сына-крепыша
     И тут же с завистью решат,
     Что мне судьбы фортуна светит.

     Заметят новое пальто,
     Но не заметят грусть во взоре,
     Лишь скажут: "Что-то с ней не то:
     То ль с матерью, толь с мужем в ссоре".

     Моя печаль -- для всех хандра,
     Причина радости нелепье.
     Люблю бывать с собой одна.
     Мне говорят: "Живешь, как в склепе".

     Друзей себе не нахожу.
     Найду, -- судьба разводит
     с ними.
     Я школу жизни прохожу,
     Нравоученья мне в унынье.

     Душевных ценностей добыть --
     Забота долгих многолетий,
     Но как с исканиями быть,
     Когда растут на смену дети.

     Когда сынишка предлагает
     Вопросы те, что мне не ясны,
     А не ответишь, то решает:
     Исканье истин -- труд напрасный.

     Блажен, кто во время созрел --
     Я видно -- вечный недочцветок,
     Иль плод, что долго был неспел,
     Был зелен, и садовник с веток
     Сорвал, чтоб праздно не висел. 1970

НОЧНОЕ КУПАНИЕ

     Светлячковым ожерельем
     Берег подмигнул далекий,
     Расступилось мягкой мелью
     Дно периною широкой,

     Волны бережно согрели,
     Окатив прибойной лаской,
     Небо звездное глядело
     Ночи карнавальной маской.

     Я уснула бы прикрывшись
     Тьмы таинственнной одьялом,
     Чтобы озеро, приснившись,
     Атласом простынным стало.

     Окунусь я с головою
     И тогда поверю в сказку,
     Ту, что озеро ночное
     Бескорыстно дарит ласку. 1970
     ЧТО НУЖНО ДЛЯ ХОРОШЕЙ ЖИЗНИ ?

     Что нужно для хорошей жизни?
     Красивый прочно сбитый дом?
     Чтоб знать, что вещи в нем не лишни
     И что набит сундук добром?
     А может сад, малина, дача
     И толстый кожаный портфель?
     Уверенность, что неудача
     Не затворит фортуне дверь?
     Иль сто погонных метров книжек,
     Блестящих полок кутерьму?
     Вещей обилие недвижных
     И место в центре на пиру,
     Чтоб в рот смотрели ожидая,
     Что собираешься изречь
     И втайне сладко уповали
     Попасть в вступительную речь?
     А если нету атрибутов
     Того блестящего житья?
     Ведь достается же кому-то
     И доля с серостью бытья?
     Тому пусть дарит вдохновенье
     Исканье самого себя.
     И никаким обвеществленьем
     Ту радость заменить нелья.
     МНЕ КОРОТКИЙ СОН ПРИСНИТСЯ...

     Мне короткий сон приснится,
     Наскоро расскажет сказку.
     И опять уж мне не спится,
     И постель не дарит ласку.
     Беспокойно сердце бьется,
     Тьма шуршит в углах сердито,
     Утекая, время льется,
     Уж рассвета мгла разлита.
     Утро постучится властно
     Переливами эфира.
     День горласто, громогласно
     Новое подарит диво. 1970
     КАРЕЛИЯ

     Мне вспомнились Карелии красоты:
     Суровый, нежный и прекрасный край --
     Песчаных гор сосновые высоты,
     Умытый белой ночью светлый май,
     И гладь озер бескрайных и спокойных,
     Глядящих в неба голубую тишь
     Иль отражающих побег нестройный
     Туч, штормящих лазоревую высь.
     Иль в зимнем утопая одеянье,
     Снегов сверкающих и неба синевы,
     Слепя морозным ветром и сияньем,
     Замершей леденелой глубины. 1970

ЛУННАЯ СОНАТА

     Улеглась уж непогода,
     отшумели гроз раскаты,
     слышится дыханье чье-то,
     плачет лунная соната.

     В поле неба -- звезд цветенье,
     ночи тишь -- за день расплата,
     и вздыхает в восхищенье,
     и не спит ночи соната.

     Льются звуки лунным снопом,
     тают и плывут куда-то,
     из открытых настежь окон,
     изливая душу, кто-то
     дарит лунную сонату. 1970
     ЗИМА

     По деловому, не спеша
     Зима наметила маршруты:
     порывом ветра-крепыша
     сметая листьев парашюты,
     дороги скрыла чешуей
     багряно-розовой и нежной,
     а в моросящих капель рой
     вплела седины бури снежной.

     Стоит продрогший голый лес,
     чертя скелетом серость неба,
     из недалеких, мглистых мест
     идет, неся фату невест,
     зима, как молодая дева. 1971


КАРУСЕЛЬ

     Я не девчонка, ты не молод.
     Скажи мне, что же завело
     Нас в балаганный этот город,
     Не детства ль дальнего тепло?
     Летят цветами парашюты,
     Сплошной сливаются дугой,
     Однообразием маршрутов
     Напоминают жизнь порой.
     О карусельная бравада
     Скрути и снова раскрути,
     Мелькнет стремительным каскадом
     Поток предметов впереди.
     И взрослые в самозабвенье
     Довольны детскою игрой,
     Хоть ветра хлесткого гоненье
     Дыханье сводит над горой.
     Эх, нам бы тоже прокатиться
     И с говорком, и с ветерком.
     Пусть карусельный вальс кружится
     Под неба синим потолком.
     И замираю перед кручей,
     И под откос лечу стремглав.
     Но знаю, скоро мне наскучит
     Ненастоящий риск и страх,
     Аттракционная опасность
     И невзаправдашный герой.
     Вдруг скукой проступает ясность:
     Нет страха больше пред горой.
     И в жизни так подчас бывает.
     В душевной скупости порой
     Мы чувств больших не замечаем,
     Влечет нас имитаций рой.

     Все кажется не тем, не так,
     а мысли вьются лабиринтом,
     вдали просвета теплый з
     вдали просвета теплый знак,
     но ближе и его не видно,
     и торжествуют темнь и мрак.
     То страсть, иль детская забава
     всему и всем наперекор,
     дарят то сладость, то отраву,
     в который раз переговор,
     как птичий клокот предосенний
     ведут надежда и сомненья.
     И третьим строгим резонером
     бесстрастно этот спор сужу,
     рассудок в ту игру партнером,
     пожалуй, все же призову.
     Ну, что ж, посмотрим -- в поединке
     сейчас сразятся в сотый раз,
     и вот сомнения на ринге,
     и, словно фея на картинке,
     надежда светом теплит глаз.
     Кому щиты, кому-то копья.
     Надежда хрупкая моя,
     я знаю, что ни стона, вопля
     ты не издашь, и боль храня,
     себя отдашь на поруганье
     сомненьям язвенным и злым,
     и рухнешь тихо без стенанья.
     Уйдешь рассветом молодым.
     И резонерское бесстрастье
     вдруг сгинет снегом в вешний день.
     Я вновь с тобой, в твоей я власти
     надежда на любовь и счастье,
     и ускользнет сомнений тень. 1971
     ЗОЛУШКА

     Иногда не жизнь, а сказка,
     иногда -- наоборот,
     Золушка, белей ромашки,
     в бальном платьице идет
     вдоль шеренг шутов, придворных,
     разнаряженных гостей,
     и с поклоном все покорно,
     совершенно непритворно,
     угодить стремятся ей.
     С детства всем давно знакома
     эта сказка, но конец
     изменить бы ей немного:
     бедной Золушке гонец
     не сумел, ее не встретив,
     сказочный вернуть башмак.
     Рухнул замок -- был он светел,
     хоть строитель был простак.
     Но когда одни руины
     вдруг остались от него,
     то знакомую картину
     я узрела -- жизнь-рутину,
     грез несбыточных песок.
     И на этом пепелище,
     удивленной и смешной,
     я стою с сумою нищей
     и с раздробленной душой.
     Но опять я в сказку верю,
     жизнь -- не сказка, знать должна,
     но опять в распашку двери --
     сказка очень мне нужна. 1971

ГРУСТЬ

     Я не стремлюсь открыть Америку,
     и мне поверьте, что не тщусь
     душевной подменять истерикой
     свою светящуюся грусть.
     Не обесцветит увяданием,
     не обессмыслит забытьем,
     а тихим нежным поминанием
     заставит вспомнить о былом.
     В сумбурной толчее веселья,
     в час суетни и толкотни,
     или бездумного безделья
     меня вдруг осеняешь ты.
     Не станет ритм панихидным,
     не станет музыка псалмом,
     самопризнание -- обидным,
     и скучным -- день, и серым -- дом.
     Я грустью слишком громкий хохот,
     и резкость шутки, и разгул
     смягчу, разнежу гул и грохот,
     чтоб ветер грубых слов не дул.
     Все чище станет и светлее,
     все звуки запоют, звеня,
     я не зову тебя, не смею,
     ты, знаю, рядом -- грусть моя. 1971

СЛОВО

     Звенит веселая капель,
     Шумит река, синеет небо,
     за мартом движется апрель,
     еще в снегах незрелость хлеба.
     Звенит, пиликает, поет,
     дневными красками играя,
     бежит стремительно вперед
     июнь лучистый вслед за маем.
     Так день за днем, за часом час,
     скорей, чем с солнцем, с непогодой
     все изменяет время в нас,
     нет перемен в временах года.
     Все те же дивные черты
     в прелестной осени багряной,
     наивно-детские мечты
     вселяет запах леса пряный.
     Сверканье молний, гром грозы,
     дождя немолчный долгий шорох,
     и тот же стрекот стрекозы
     рождает в ком-то мыслей ворох.
     Быть может, много лет назад
     впервые очень удивились,
     вкусив дурманом запах трав,
     и шумом леса насладившись,
     в стихе озвучить этот шум
     и этот лес, и это небо
     мечтой вознесся человек,
     он возжелала не только хлеба.
     Из кратких неумелых слов
     сложил свой первый гимн не звонкий.
     Про одомашненных коров,
     иль может быть о древнем клене.
     Понял великий человек
     великое значенье слова --
     оно собою метит век,
     в нем мощь разряда грозового.
     И тайна власть ему даря,
     вершины прахом повергая,
     несет в волшебные края,
     где нет границ у ада, рая,
     где перемучит, доведет
     оно до боли, до экстаза,
     чтоб воскресить в улыбке рот
     иль угол скошенного глаза.
     Охотник, гончий уже вовек
     бежишь, летишь вослед за словом,
     о гордый, мудрый человек,
     сидишь над ним подледным ловом.
     Оно ж скользит, дрожит, дразнит
     вдруг провалится, словно в яму,
     слеза дорогу вдоль ланит
     проложит, а оно упрямо.
     Оно не сжалится само,
     найди его средь волн и бури
     в водовороте чувств и снов,
     кусая губы, брови хмуря.
     Сторицей не вознаградит,
     и во сто крат измучит снова,
     собою жизнь оно вершит,
     собой дарит венок терновый. 1971
     ПРОШЛА ОТРАДА ГОЛУБАЯ...

     Прошла отрада голубая,
     замолк восторгов шумных звон,
     и вновь границы я не знаю:
     где жизни явь, где дымки сон?
     Живою трепетною ланью
     бежит и вновь зовут и манят
     леса и горы, и моря.
     Все отзвенит! Не для меня ли?
     И отпоет -- не в этом суть.
     Я здесь живу, чтобы оставить
     свою частицу в чем-нибудь.
     Простая мысль, простое слово,
     но повторят и после нас,
     все восприняв свежо и ново,
     а в юности не без прикрас,
     что жизнь поиск долгий, трудный,
     не мягкий розовый ковер,
     удачей не заманит блудной,
     раскинув миражей шатер.
     Живем мы для борьбы и жатвы,
     Наш разум будущего восход.
     Мы урожай семян когда-то,
     в войну, посеянных, в поход
     Теперь идем сквозь дали, зори
     надзвездных и подзвездных бурь,
     и цену счастью, цену горю
     мы знаем, и поем лазурь,
     труд, мой, весну, победу, славу,
     И то, что живы каждый час.
     То, что приемлем жизни правдой,
     и что рассветом светит в нас. 1971

СПОР

     Сложный спор и очень нужный --
     о поэзии большой.
     И разлились мнений лужи:
     что важней -- весна иль стужи
     и поэт с какой душой?
     Все судили, да рядили,
     назидательно твердили,
     что за массовость стиха
     распыленностью платили,
     ну а многие решили:
     массы пусть творят, и ныне
     в этом деле нет греха.
     Заунывно вопрошали,
     изведя не сотню фраз
     "Муза, что ж ты не рожаешь?
     Пушкин ли воскреснет в нас?"
     Витиевато, многословно
     разложили на весы:
     где здесь бури, весны, грозы,
     были ль тут души угрозы,
     или вовсе нет души?
     Воспитательный и мудрый
     на листах "Литературной"
     извлекут теперь урок
     очень многие поэты.
     Надо думать, что секреты
     вдруг узнали и "Пророк"
     сфинксом в пепле возродится,
     и могучая десница,
     потрясая небосклон,
     оседлав коня-Пегаса,
     жаждущим предложит массам
     поэтический циклон. 1971
     РАЗВЕСИЛ ШТОРЫ СЕРЫЕ...
     Развесил шторы серые
     озябнувший рассвет.
     И листья влажно-прелые
     тропинки скрыли след.
     Растрепанный взъерошенный
     хохлился воробей.
     Давно уж сено скошено,
     отпелся соловей.
     Насторожились елочки,
     багрянец оттенив,
     зеленые иголочки
     листвой позолотив.
     И скучн