Георг Хенрик фон Вригт.
ЛОГИКО-ФИЛОСОФСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ.

Избранные труды.
G.H. Von Wright
Explanation and Understanding, London, 1971
Philosophical papers
Vol.1,2,3. Oxford
1982,1983,1984
 
Часть I
ОБЪЯСНЕНИЕ И ПОНИМАНИЕ
Первая часть книги под общей редакцией доктора философских наук, профессора Г. И. Рузавина
Посвящается Норману Малкольму
ВВЕДЕНИЕ
Предлагаемая работа - плод моих исследований по теории действия, интерес к которой в свою очередь возник в результате увлечения анализом норм и оценок, формально-логическими аспектами понятия действия. В этой области мало что было сделано, однако ее разработка представлялась необходимой для того, чтобы "деонтическая логика" встала на прочную основу. От логики действия мои интересы переместились к объяснению действия. Сильное влияние в этом плане на меня оказала книга Ч. Тейлора "Объяснение поведения", благодаря которой я осознал, насколько глубоко вопросы объяснения пронизывают традиционные проблемы не только философии науки, но и философии вообще. Поэтому исследование, которое вначале мыслилось как анализ действия, в конечном итоге явилось вкладом в решение давнего вопроса о соотношении наук о природе и наук о человеке.
Рассматриваемые в данной работе вопросы являются дискуссионными, они чрезвычайно сложны и часто обсуждаются. Прежде я никогда так остро не ощущал опасности непонимания, даже на уровне терминологии. Сущность авторской точки зрения невозможно полностью уяснить из тех немногих тезисов, которые он выдвигает и защищает. Так, например, может сложиться впечатление, что я отстаиваю идею, согласно которой действия человека не могут иметь причины. Но ведь множество авторов и в прошлом, и в настоящее время утверждают, что действия могут иметь причины. Оспариваю ли я их точку зрения? Совсем не обязательно делать такой вывод. В самом деле, те, кто полагает, что действия могут иметь причины, часто вкладывают в понятие "причина" более широкий смысл, чем это делаю я, отрицая подобное понимание. Или же они по-
[37]
нимают в другом смысле понятие "действие". Следовательно, не исключено, что "действия" в их смысле имеют "причины" в моем, или "действия" в моем смысле имеют "причины" в их понимании этого слова. Я далек от мысли о том, что мое употребление терминов лучше или, если говорить об обыденном языке, более естественно.
В то же время совершенно неверно было бы считать, что различие между точками зрения носит чисто терминологический характер, если при этом иметь в виду, что полное прояснение терминов необходимо приведет к полному согласию по существу дела. В процессе прояснения значения терминов будут использованы новые понятия, не менее спорные, чем "причина" и "действие". Сторонник и противник идеи о том, что действия имеют причины, будут, по-видимому, связывать понятия причины и действия с этими другими понятиями разным способом. Один будет подчеркивать те различия, которые другой будет стремиться затушевать. Вероятно, "каузалист" свяжет интенции и мотивы с причинами, а действия - с событиями. "Акционист" сгруппирует понятия по-другому: мотивы - с действиями, а события - с причинами, и между этими группами он будет видеть глубочайшее различие. Первый, по-видимому, не согласится с тем, что решающая роль в формировании понятия причины принадлежит эксперименту. Или по крайней мере не согласится с мнением о том, что, поскольку эксперимент - это вид действия, понятие действия более фундаментально, чем понятие причинности. Другими словами, "каузалист" и "акционист" по-разному "плетут нити" концептуального каркаса, сквозь который они смотрят на мир, а следовательно, они видят мир по-разному. В исторической перспективе их видение мира можно связать с двумя традициями в мышлении, которые я пытаюсь описать и дифференцировать в главе I.
Первые три главы этой книги первоначально были написаны независимо друг от друга. Можно сказать, что по отношению друг к другу они автономны. Однако в IV главе делается попытка показать, как абстрактно анализируемые во II и III главах модели объяснения можно применить для решения экспликативных задач в историографии и социологии.
[38]
Первоначальные варианты II и III глав начиная с 1965 г. входили в мои различные академические курсы. Я 'благодарен моим слушателям за критические замечания, которые оказались стимулом к дальнейшему развитию идей. Первый обзор материала данной книги был сделан в моих тарнеровских лекциях осенью 1969 г. в Кембридже. Я хотел бы выразить признательность совету Тринити-колледж Кембриджского университета за приглашение прочитать лекционный курс. Без этого внешнего импульса результат моих исследований не был бы оформлен в виде книги. Выдержки из более законченного варианта рукописи были использованы в публичных лекциях в Корнеллском университете весной 1970 г. Я глубоко обязан председателю Лекционного фонда имени Э. Уайта и главному редактору серии "Современная философия" профессору М. Блэку за предоставленные мне возможности для завершения и публикации книги.
Лондон, 1971 г.
Георг Хенрик фон Вригт
[39]
Глава I. ДВЕ ТРАДИЦИИ
1. Две главные традиции в науке и философии научного метода: аристотелевская и галилеевская. Связь этих традиций с попытками человека понять предметы телеологически или объяснить их каузально.
2. Характеристика позитивизма как одного из направлений философии науки. Подчеркивание единства научного метода, математической строгости как идеала совершенства науки и идеи подведения явлений под общие законы.
3. Герменевтика как реакция на методологический монизм позитивизма. Науки о духе (Geistwissenschaften). Различие между объяснением и пониманием. Психологические и семантические аспекты понимания.
4. Позиции Гегеля и Маркса. Гегель и Аристотель. Явный "каузализм " марксизма в противоположность его неявной телеологии.
5. Возрождение позитивизма и включение его в более широкое течение аналитической философии. Раскол в последней. Неявный антипозитивизм лингвистической философии. Традиционный позитивизм аналитической философии науки. Методология наук о поведении и социальных наук в середине столетия.
6. Гемпелевская теория научного объяснения. Дедуктивно-номологическая и индуктивно-вероятностная модели охватывающего закона. Вторая является не моделью объяснения, а средством для оправдания ожиданий и предсказаний.
7. Разделение сферы телеологии на области функции и цели, с одной стороны, и интенциональности- с другой. Кибернетика и "причинное истолкование телеологии".
8. Критика позитивистского истолкования научных законов. Конвенционализм. Различие между номической необходимостью и случайным единообразием. Роль модальной логики и проблемы условных контрфактических высказываний в возрождении понятия естественной необходимости.
[40]
9. Возникновение аналитической философии действия. Энскомб об интенциональности и практическом рассуждении. Критика позитивизма в аналитической философии истории (Дрей) и социальных наук (Уинч).
10. Возрождение герменевтической философии наук о духе (Geistwissenschaften). Черты сходства с аналитической философией. Расхождение в марксизме между "гуманитарной" ориентацией на герменевтику и "сциентистской" ориентацией на позитивизм.
1. В научном исследовании, рассматриваемом в очень широкой перспективе, можно выделить два основных аспекта. Один заключается в установлении и открытии фактов, другой - в построении гипотез и теорий. Эти два аспекта научной деятельности именуются иногда описательной и теоретической наукой.
Построение теории служит двум главным целям. Одна состоит в предсказании событий или результатов экспериментов и, таким образом, в предвосхищении новых фактов. Другая заключается в том, чтобы объяснить или сделать понятными уже известные факты.
В первом приближении такие классификации полезны, но не следует принимать их слишком строго. Открытие и описание фактов не всегда концептуально отделимо от теории, которая часто способствует пониманию этих фактов(1). С другой стороны, предсказание и объяснение иногда рассматриваются как по существу тождественные процессы научного мышления, отличающиеся, так сказать, только во временной перспективе(2). Предсказание направлено от данного положения дел к будущему, объяснение же обычно направлено от настоящего к прошлым событиям. Считается, однако, что элементы объяснения и предсказания сходны, похожи и связывающие их отношения. Одни элементы представляют собой факты, другие - законы. Однако подобное понимание объяснения и предсказания можно подвергнуть сомнению(3). Сомнение выражается в постановке вопроса о роли общих законов в научном объяснении и вопроса о том, является ли построение теории в естествознании и в гуманитарных и социальных дисциплинах по существу одинаковым.
[41]
Некоторые проблемы соотношения упомянутых понятий - описания, объяснения, предсказания и теории - полезно рассмотреть в свете истории познания.
В истории идей можно выделить две основные традиции, расходящиеся по вопросу о том, при каких условиях объяснение удовлетворяет требованиям научности. Одну из этих традиций иногда называют аристотелевской, другую - галилеевской(4). Эти названия указывают, что у первой традиции очень древние корни в духовной истории человечества, в то время как вторая - относительно недавнего происхождения. Здесь есть доля истины, но необходима оговорка. Традиция, которую я называю галилеевской, восходит, минуя Аристотеля, еще к Платону(5). Не следует также считать, что аристотелевская традиция в настоящее время - это устарелый предрассудок, от которого наука постепенно "освобождается".
Что касается понимания научного объяснения, то различие между традициями обычно характеризуется как различие между каузальным и телеологическим объяснением(6). Объяснения первого типа называют также механистическими(7), второго - финалистскими. Галилеевская традиция в науке развивалась параллельно с успехом каузально-механистического подхода в объяснении и предсказании явлений, аристотелевская же - вместе с попытками человека сделать факты телеологически или финалистически понятными.
Я не буду рассматривать развитие этих двух традиций с начала их возникновения, а также оценивать их относительное значение для прогресса науки. Я ограничусь рассмотрением периода приблизительно от середины XIX века до настоящего времени, обращая особое внимание на недавние результаты. Причем область моего анализа ограничивается методологией, под которой я понимаю философию научного метода.
2. Великое пробуждение или революция в естествознании в период Возрождения и эры барокко в определенной степени аналогичны обращению к систематическому изучению человека, его истории, языка, нравов и социальных институтов в XIX веке. Исследования Ранке и Моммзена в историографии, Вильгельма фон Гумбольдта, Расмуса Раска, Якоба Гримма в лингвистике и филологии, Тейлора в социальной антропологии
[42]
сравнимы с достижениями Коперника и Кеплера в астрономии, Галилея и Ньютона в физике или Везалия и Гарвея в анатомии и физиологии, сделанные двумя-тремя столетиями ранее.
Поскольку естествознание уже достигло теоретического уровня, а гуманитарные науки еще не были знакомы с научными требованиями, постольку вполне естественно, что главным вопросом методологии и философии науки XIX века стал вопрос о взаимоотношении этих двух основных ветвей эмпирического исследования. Принципиальные позиции в решении этого вопроса можно связать с двумя выделенными основными традициями в методологическом мышлении.
Одна из таких позиций - это философия науки, самыми типичными представителями которой являются Огюст Конт и Джон Стюарт Милль. Ее обычно называют позитивизмом. Это название принадлежит Конту, но с определенными оговорками его можно отнести также к позиции Милля(8) и ко всей интеллектуальной традиции, восходящей не только к Конту и Миллю, но и к Юму и философии Просвещения.
Одной из догм позитивизма(9) является методологический монизм, т.е. идея единообразия научного метода независимо от различия областей научного исследования(10). Вторая догма выражается в том, что точные естественные науки, в частности математическая физика, дают методологический идеал или стандарт, по которому измеряют степень развития и совершенства всех других наук, включая гуманитарные(11). Наконец, третья догма связана с особым пониманием научного объяснения(12). Научное объяснение является, в широком смысле, "каузальным"(13). Более точно, оно заключается в подведении индивидуальных случаев под гипотетические общие законы природы(14), включая "природу человека"(15). Финалистские объяснения, т.е. попытки трактовать факты в терминах намерений. целей, стремлений, либо отвергаются как ненаучные, либо делается попытка показать, что их можно преобразовать в каузальные, если должным образом очистить от "анимистских" и "виталистских" элементов(16).
Подчеркивая единообразие метода, математический идеал науки и важность общих законов для объяснения, позитивизм примыкает к той длительной и развет-
[43]
вленной традиции в истории мысли, которую я называю галилеевской(17).
3. Как реакция на позитивизм возникла другая позиция по вопросу о взаимоотношении наук о природе и наук о человеке. Антипозитивистская философия науки, получившая развитие к концу XIX столетия, гораздо более разнородна и разнообразна, нежели позитивизм. Иногда ее характеризуют термином "идеализм", однако это справедливо лишь для некоторых сторон данного направления. С моей точки зрения, более удачно название "герменевтика" (см. ниже, с. 66). Это направление представляют выдающиеся немецкие философы, историки и социологи. Наиболее известны, может быть, Дройзен, Дильтей, Зиммель и Макс Вебер. С этим же направлением связаны Виндельбанд и Риккерт - неокантианцы баденской школы. К идеалистической ветви этого антипозитивистского направления в методологии можно отнести итальянского ученого Кроче и выдающегося британского философа истории и искусства Коллингвуда.
Все эти мыслители отвергают методологический монизм позитивизма и мнение о том, что единственный и высший идеал рационального постижения действительности дает точное естествознание. Многие подчеркивают противоположность между науками, которые, подобно физике, химии или физиологии, стремятся к обобщениям воспроизводимых и предсказуемых явлений, и такими, которые - как история - ставят целью понять индивидуальные и неповторимые особенности объектов изучения. Науки, занятые поисками законов, Виндельбанд предложил называть "номотетическими", а дескриптивное изучение индивидуального - "идеографическим"(18).
Антипозитивисты выступают и против позитивистской концепции объяснения. Имевшую столь большое влияние методологическую дихотомию, по-видимому. первым ввел немецкий историк и философ Дройзен Он назвал ее дихотомией объяснения и понимания в немецком языке Erklaren и Verstehen(19). Цель естественных наук, говорил он, заключается в объяснении цель же истории - понимание явлений, входящих в сферу ее изучения. С систематической полнотой эти идеи были затем разработаны Вильгельмом Дильтеем(20).
[44]
Собственную область применения метода понимания он назвал науками о духе (Geistwissenschaften). В английском языке нет хорошего эквивалента, однако следует напомнить, что этот термин появился как перевод на немецкий язык английского понятия "наука о нравах" (moral science)(21).
В обычном словоупотреблении не проводится четкого различия между словами "понять" и "объяснить". Практически любое объяснение, будь то каузальное, телеологическое или какое-то другое, способствует пониманию предметов. Однако в слове "понимание" содержится психологический оттенок, которого нет в слове "объяснение". Эта психологическая черта подчеркивалась разными методологами-антипозитивистами XIX века, с наибольшей силой, может быть, Зиммелем, который полагал, что понимание как специфический метод гуманитарных наук есть форма вчувствования (empathy; нем. Einfuhlung) или воссоздание в мышлении ученого духовной атмосферы, мыслей, чувств и мотивов объектов его изучения(22).
Но не только этот психологический оттенок позволяет отличить понимание от объяснения. Понимание особым образом связано с интенциональностью. Можно понять цели и намерения другого человека, значение знака или символа, смысл социального института или религиозного ритуала. Этот интенционалистский, или семантический, аспект понимания стал играть важную роль в более современных методологических дискуссиях (см. ниже, разд. 10)(23).
Если признать методологическое различие между естественными и историческими науками о духе, то сразу же встает вопрос о статусе социальных и поведенческих наук. На зарождение этих наук в прошлом столетии оказали значительное влияние как позитивистские, так и антипозитивистские тенденции. Поэтому неудивительно, что эти науки стали ареной спора двух противоположных направлений в философии научного метода. Наследием Просвещения XVIII века, которое заслужило одобрение позитивизма XIX века, явилось применение математических методов в политической экономии и других формах социального исследования. Сам Конт ввел термин "социология" для научного изучения человеческого общества(24).
[45]
Из двух великих социологов (на рубеже XIX - XX веков) Эмиль Дюркгейм в методологии(25) был, в сущности, позитивистом, а у Макса Вебера позитивизм сочетался с признанием телеологии ("zweckrationales Handeln") и понимания как вчувствования ("verstehende Soziologie")(26).
4. Гегель и Маркс - два великих философа прошлого столетия, которые оказали глубокое и длительное влияние, в частности, и на разработку методологии. Однако трудно определить позиции этих философов в отношении позитивизма XIX века или реакции на него(27). В вопросе метода гегелевское и марксистское мышление четко ориентируется на законы, всеобщую обусловленность и необходимость(28). В этом оно сходно, по крайней мере на первый взгляд, с позитивистским (естественно) научно ориентированным направлением. Однако когда Гегель и Маркс рассматривают, например, исторический процесс, то понимание ими закона сильно отличается от того, которое лежит в основе ("галилеевского") каузального объяснения*. Диалектическая схема развития через тезис, антитезис и синтез также не является примером каузального стиля мышления(29). Представление о законе и развитии Гегеля и Маркса приближается к тому, что мы могли бы назвать концептуальной или логической связью(30).
Сам Гегель считал себя последователем Аристотеля(31). Однако в отличие от этого великого философа Гегель был мало знаком с естественными науками. В этом смысле ему был чужд позитивизм и, наоборот, были очень близки философы, занимавшиеся науками о духе. Поэтому, несмотря на противопоставление "гуманитарного" "натуралистическому", можно счи-
------------
* Здесь и далее Г. фон Вригт дает свою оценку взглядов К. Маркса и марксизма, которая в некоторых случаях основывается на неправильном понимании марксизма. Действительно К. Маркс отказывается от узкого, механистического понимания каузальности, но он не отказывается от детерминизма в более широком смысле слова, который реализуется в материалистическом понимании истории. В предисловии уже подчеркивалось, что марксистская философия носит монистический характер и преодолевает имевшую место в XIX в. противоположность "галилеевского" и "аристотелевского подходов. Марксистская философия является одновременно и научной, и гуманистической. - Прим. ред.
[46]
тать Гегеля великим реставратором аристотелевской традиции в философии метода после средневековья. Если так, то он необходимо встает в оппозицию к платоновскому духу Возрождения и науки барокко. Как и для Аристотеля, для Гегеля идея закона - это прежде всего идея внутренней связи, которая постигается путем рефлектирующего понимания, а не индуктивное обобщение, которое устанавливается путем наблюдения и эксперимента. И для того, и для другого философа объяснение заключается не в том, чтобы сделать явления предсказуемыми на основе выявления их действительных причин, а скорее в том, чтобы сделать эти явления телеологически понятными(32). Если учесть близкую связь антипозитивистской методологии XIX века с Гегелем, то в целом ее можно отне