о  мой  капитан  на  минутку  отвернулся,  я   незаметно
скользнул в бутылку и притаился там под письмом, стараясь не дышать  и
не светиться. Капитан запечатал бутылку и бросил ее через круглое окно
прямо в воду.
   Корабль - огни и  голоса  -  исчез  во  мраке.  Я  остался  один  в
бездонном океане.
   Надо мной было черное небо, без всякой надежды. А  каждая  волна  -
как рука Темноты. Волны тянулись ко  мне,  затягивали  в  глубину.  Но
всякий раз моя бутылка упрямо выскакивала из волн. Тут  я  понял,  что
мне попалась очень умная и отважная бутылка!
   Иногда рыбы равнодушно толкали меня своими тупыми  носами.  Каждому
встречному приходилось объяснять, кто я  такой,  да  откуда,  да  куда
плыву. Но рыбы, не  дослушав,  проплывали  мимо,  сверкнув  серебряной
чешуей, и тут же забывали обо мне.
   Огромный осьминог обвил мою бутылку своими щупальцами. Я увидел его
глаза - круглые, выпуклые, пустые.  Одна  негодная  акула  попробовала
было ухватить бутылку зубами. Но я так вспыхнул, что чуть  не  ослепил
ее. Акула захлопнула пасть, и ее длинное скользкое тело  ушло  куда-то
вниз, в глубину.
   Ты  представь  себе  только:  огромный  темный  океан  -  и  в  нем
одна-одинешенька маленькая светящаяся бутылка.
   "Неужели я останусь тут навсегда? - в отчаянии подумал я. - Бедный,
всеми забытый луч, вечно плавающий в океане. Как это печально! .."
   Конечно, если бы я постарался, я смог выбраться из бутылки,  пройти
сквозь стекло и выйти на свободу. Но предать капитана? Предать  своего
друга? Нет, ни за что!
   Я тихо  плакал,  скорчившись  на  донышке  бутылки,  уткнув  нос  в
коленки.
   И все-таки я светил. Светил из последних сил, преодолевая  тоску  и
безнадежность.
   - Это самая бесстрашная и благородная бутылка на свете, - сказал  я
сам себе.
   Последнюю звездочку скрыла тяжелая, откормленная  туча.  Но  тут-то
Темнота и просчиталась. Чем непроглядней сгущался вокруг меня  злобный
мрак, тем ярче становился мой свет.
   Яркие круги разбегались от меня  во  все  стороны.  Золотые  звезды
танцевали на черной воде. Блестки, искры сверкали вокруг.
   -  Смотрите,  смотрите!  Светящаяся  бутылка!  Золотая  бутылка!  -
послышались далекие голоса.
   Тут я принялся  светить  во  всю  мочь,  даже,  по  правде  говоря,
перестарался немножко. Я так трудился, что  нечаянно  подпалил  письмо
моего капитана. Вот бы я удружил ему, если бы письмо сгорело!
   Но, к счастью, обуглился только самый краешек бумаги. Дым  наполнил
бутылку. Я раскашлялся, чуть не задохнулся.
   Но в это время где-то рядом ударило весло. Мою бутылку вытащили  из
воды.
   - Да, несомненно, это самая удачливая бутылка на свете! - сказал  я
самому себе.
   Скоро я очутился в капитанской каюте, где под потолком раскачивался
фонарь.
   Все по очереди рассматривали бутылку,  вертели  в  руках.  Я  видел
широко открытые от любопытства глаза совсем рядышком, за стеклом.
   Старый седой капитан бережно вытащил пробку.
   Знаешь, чем я отличаюсь от  джинна,  закупоренного  в  каком-нибудь
древнем медном кувшине? Не знаешь? Ну,  так  я  скажу  тебе.  Все  эти
джинны - пустой, самовлюбленный народ.  Им  бы  только  покрасоваться,
поэффектней выскочить из кувшина. Чтоб  было  побольше  шуму,  треску.
Всех напугать, поразить, пустить пыль в глаза.
   Я же - наоборот. Я постарался как можно незаметней выскользнуть  из
бутылки, не привлекая ничьего внимания. Я нырнул в  фонарь,  уселся  в
пламени свечи и хоть немного отдышался.
   Старый капитан бережно развернул письмо,  разложил  его  на  столе,
разгладил ладонями.
   - Да это же пишет Диего Мигель Фернандес, капитан "Голконды"!  -  с
волнением воскликнул он. - Я его знаю:  отличный  малый  и  опытнейший
моряк. Он пишет, что попал в дрянную историю.  Его  корабль  захватили
пираты. Но, я надеюсь, мы успеем вовремя.
   Тут я сразу понял, что этот седой капитан тоже по-настоящему рыжий.
   Конечно, может быть, мне надо было сразу помчаться к моему капитану
и порадовать его доброй вестью. Но лишь  только  я  подумал,  что  мне
снова придется нырнуть в эту Темнотищу, рыскать во мраке, как  летучая
мышь, метаться над черными волнами...
   Не могу тебе объяснить, что со мной случилось, но я просто  не  мог
заставить себя слезть с этого уютного тепленького свечного огарка, где
я устроился совсем по-домашнему.
   Когда  рассвело,  мы  уже  подошли  к  одинокому  острову,  посреди
которого торчала унылая серая скала.
   В четверти мили от него покачивалась на якоре "Голконда".
   Пираты сдались без боя. Они были не очень-то опытные  пираты,  так,
какие-то начинающие. Отъявленный негодяй там был только  один  -  Хиль
Синие Губы.
   - Выбирай: или я  вздерну  тебя  на  рее,  или  оставайся  на  этом
острове, - предложил ему мой капитан.
   Хиль Синие Губы выбрал второе.
   Мы тут же снялись с якоря.
   Мой капитан в самых изысканных выражениях познакомил меня  с  седым
капитаном. И, по правде говоря, здорово испортил этим наш праздник.
   Старый капитан не меньше получаса ахал, не мог  прийти  в  себя  от
изумления. Все говорил, что это или волшебство, или сказка, и все  это
ему только чудится.
   А ведь ты знаешь, что я этого просто терпеть не могу. Посуди  сама.
Слушаешь, слушаешь, да как-то невольно под конец  сам  засомневаешься:
"А может быть, и вправду  я  всего-навсего  только  Солнечная  Сказка?
Может, и вправду меня нет?"
   Веснушка прикусил губу, отвернулся.
   - Ну, что ты, Веснушка! - горячо воскликнула  Катя.  -  И  даже  не
думай. Глупости все это!
   - Я тоже надеюсь... - вздохнул Веснушка. Он немного помолчал, потом
поднял голову и глубоко заглянул Кате в  глаза.  -  Но,  знаешь,  если
рассудить здраво, ведь это  тоже  не  так  уж  плохо:  быть  Солнечной
Сказкой.


Глава 22. Как важно сказать другу "здравствуй!"




   Небо  между  тем  стало  густым  и  бархатным.  В  темноте  повисли
разноцветные окна с люстрами, светящимися шарами, пестрыми шторами.
   Веснушка  глянул  через  плечо  и  поежился,   тоскливыми   глазами
посмотрел на Катю.
   Глубоко вздохнул и вдруг поманил ее пальцем. Катя нагнулась к нему.
- Знаешь, когда мы пойдем, - зашептал он ей на ухо, - я,  может  быть,
тебя  кое  о  чем  попрошу.   Даже   обязательно-наверняка-непременно-
безусловно попрошу.
   Катя выпрямилась, с удивлением посмотрела на Веснушку. Глаза у него
были сердитые и несчастные.
   - Ну что ты, я все сделаю, не беспокойся, - ласково сказала она.
   - Да наоборот, - Веснушка с досадой топнул ногой. - О чем бы я тебя
по дороге ни попросил, ты меня не слушай. А только тверди:  "Нельзя!",
"Ни за что", "Невозможно" или еще что-нибудь в этом роде, подходящее к
этому случаю. Больше от тебя ничего не требуется. Ну, теперь поняла?
   - Кажется, поняла... - прошептала Катя.
   - Обещаешь?
   - Обещаю, - Катя быстро закивала головой, но, если признаться,  она
не совсем поняла, что, собственно говоря, она обещала Веснушке.
   - Пошли, - сурово сказал Веснушка. Они  вышли  в  притихший  пустой
двор. Веснушка пристроился за  ухом,  там,  где  закручивались  прядки
волос, и слабо грел Кате шею.
   - В парк пойдем, к пруду. Только не к тому пруду, где лодки  выдают
напрокат, а где лягушки квакают.
   Они прошли мимо спящих  автоматов  с  газировкой.  Луна  светила  в
пустые граненые стаканы, будто хотела налить в них лунного сиропа.
   Ворота в парк были далеко от Катиного дома. Но это Катю особенно не
смущало. Обычно она пролезала между железными прутьями ограды. Правда,
этом году она уже не пролезала, а  протискивалась,  даже  с  некоторым
трудом.
   "Наверно, на будущий год придется в обход ходить", - подумала Катя,
просовывая голову между прутьев ограды и чувствуя, что ей мешают уши.
   Катя никогда не была ночью в парке.
   Она пошла напрямик по траве. Трава была росистой, жесткой, холодила
ноги в босоножках.
   "Надо было сапоги обуть резиновые, - подумала Катя. - Ну, теперь уж
все равно. Не возвращаться же..."
   - Ох-скрип! Ох-скрип!  -  по-стариковски  жаловались  высокие  ели.
Будто советовали: "Шла бы ты спать. В теплой постели - ох, хорошо!"
   - Фью-шь!.. Фью-шь!.. - слышалось в узловатых ветвях  дуба.  Словно
кто-то наберет воздуха и выдохнет. И тоже  будто  предупреждает:  "Ох,
вернись! А там думай сама, как хочешь..."
   Комары звенели около  лица,  упруго  бились  о  щеки,  как  шарики,
скатанные из воздуха.
   Катя осторожно отгоняла их, боясь нечаянно смахнуть Веснушку.
   Сердце у Кати то билось где-то высоко в горле,  то  падало  куда-то
вниз и замирало.
   Веснушка забрался поглубже под косичку и там затаился.
   Наконец, между деревьев рябым зеркалом засветился  пруд.  У  берега
тихо покачивались привязанные лодки, терлись друг о друга  бортами.  В
одной  лодке  кто-то  забыл  весло,  и  уключина  тоненько  и  жалобно
поскрипывала. От пруда вела узкая тропинка. Медвежьи лапы  елей  жадно
тянулись к ней, и она исчезала, будто проглоченная мраком.
   Катя ступила на тропинку.
   - Стой! Стой! -  вдруг  быстро  зашептал  ей  на  ухо  Веснушка.  -
Передумал я. Пошли домой. Поворачивай назад.
   Катя споткнулась о корень. Повернула обратно.
   В глубине души она даже обрадовалась, что не надо идти дальше.  Она
представила себе свою  комнату,  теплый,  спокойный  кружок  света  на
потолке от настольной лампы, и ей захотелось скорей очутиться дома.
   - Ну, что ты тащишься, - нетерпеливо шептал Веснушка. - Лучше бы  я
улитку нанял, чем с тобой связываться. Шевели ногами, пошли скорей...
   И вдруг Катя вспомнила тот загадочный разговор, перед самым  уходом
из дома. Теперь она поняла, что ему обещала. Катя остановилась.
   - Нет, нет, Веснушка, милый, - тихо, но настойчиво сказала  она.  -
Нельзя. Давай уж сделаем, как решили, да?
   - Все равно мы зря идем, - торопливо проговорил Веснушка. - Я забыл
дома одну вещь... Из-за которой мы и пошли... Самую главную...
   - Какую?
   - А тебе не все равно?
   - Нет, ты скажи!
   - Но я прошу тебя, умоляю.  -  Веснушка  копошился  где-то  у  шеи,
прижимался к уху. - Я не хочу идти. Я передумал, слышишь?
   Но Катя упрямо шла по тропинке.
   "И вовсе не страшно, - удивляясь, подумала  она.  Было  страшно,  а
теперь нет. Наверно, потому, что Веснушка боится и я его  защищаю.  Он
ведь такой маленький, пугливый..."
   - Пошли назад! Не надо! Это ты нарочно! Хочешь, чтобы  я  погас!  -
задыхаясь, вскрикивал Веснушка. Но не громко,  видно,  громко  кричать
боялся. - Убегу от тебя! Завтра же. Вот только Солнышко увижу!..
   - Ну, тихо, тихо. Это ничего, это бывает... -  ласково  уговаривала
его Катя. - Хочешь, я закрою тебя ладошкой. Подышу на тебя, спрячу. Ну
чего ты?.. Ведь я с тобой...
   Веснушка  стал  нестерпимо  горячим.  Катя  втянула  воздух  сквозь
стиснутые зубы... Тропинка резко оборвалась на  крутом  обрыве,  прямо
над прудом. В лунном свете  плавали  круглые  листья  кувшинок.  Тихие
зеленые блюдца, и почти в каждом - горстка сверкающей воды.
   -  Ку-ак!  Ку-ак!..  -  неслось  со  всех  сторон,  будто   лягушки
откупоривали бутылки, бутыли, маленькие бутылочки.
   - Вот мы и пришли! Вот  мы  и  пришли!  -  ликующим  голосом  вдруг
закричал Веснушка и запрыгал у Кати на плече. - Смотри,  вот  он,  мой
друг!
   Он сбежал вниз по Катиной руке, задержался на указательном  пальце,
присвистнул, спрыгнул на землю.  На  длинной,  тонкой  травинке  сидел
светлячок. Травинка чуть провисала, прогибалась под его  тяжестью.  Он
светился живым особым  светом.  Маленький  зеленый  фонарик.  Веснушка
остановился под травинкой, задрал голову кверху.
   - Здравствуйте - крикнул он светлячку.
   Фонарик разгорелся ярче, будто подули на уголек.
   - Здравствуй! - снова крикнул Веснушка. - Уф!..  -  Веснушка  снова
забрался Кате на  плечо,  с  облегчением  перевел  дыхание.  Заговорил
рассудительно, спокойно, как ни в чем не  бывало.  -  Теперь  можно  и
домой со спокойной совестью. Я ведь каждый  год  прихожу  сюда,  чтобы
сказать ему: "Здравствуйте".
   - Ох! И ты приходишь сюда только для этого? - вырвалось у Кати.
   - Глупая девчонка! - так и вспыхнул Веснушка. - Да ты  знаешь,  как
это важно, не испугавшись никаких опасностей, прийти  к  другу  сквозь
страшную, непроглядную ночь и сказать ему: "Здравствуй!"
   Кате очень хотелось спросить, какую вещь Веснушка забыл дома.  Ведь
он сам сказал: "Самую главную". Но она не знала, как  спросить,  чтобы
он не обиделся.  Тем  более  ночью,  в  темноте.  Другое  дело  -  при
Солнышке.
   Но Веснушка будто прочитал ее мысли.
   - Понимаешь, по дороге  мне  показалось,  что  я  забыл  дома  свое
"здравствуй!", - серьезно сказал Веснушка. - А  ведь  у  каждого  свое
собственное  "здравствуй".  У  некоторых  оно   холодное,   у   других
равнодушное. А у меня оно горячее-прегорячее. У тебя,  в  общем,  тоже
неплохое "здравствуй". Конечно, в крайнем случае я бы мог  одолжить  у
тебя твое "здравствуй". Но сказать другу чужое "здравствуй"! Нет,  это
не в моих правилах. Вот я и стал его искать. Смотрю: в  карманах  нет,
за пазухой тоже никакого "здравствуй". А потом я его нашел. - Веснушка
с важным видом постучал пальцем себя по лбу: - Оказалось, оно вот где.
Конечно, ведь я всю дорогу держал его в голове и все думал, думал, как
я приду к своему другу и скажу ему: "Здравствуй!"
   Катя ничего не ответила, только отвернулась, пряча улыбку.


Глава 23. "Летающее золото"




   - Вот это да!  -  Катя  запустила  обе  пятерни  в  волосы.  -  Тут
написано: "Луч света долетит до Марса примерно за восемь  минут".  Ой,
Веснушка, какая же я бестолковая! Я только сейчас сообразила: ведь  ты
и есть как раз тот самый луч  света!  Послушай,  чем  тебе  на  разные
командировки время тратить, ты бы лучше слетал быстренько на Марс, или
на Венеру, или еще куда-нибудь. Разузнал бы, что там делается: есть ли
жизнь, разумные существа, цивилизация и все такое прочее...  Потом  бы
мне все рассказал, а я записала  в  тетрадку.  Нам  бы  все  "спасибо"
сказали. Мы бы даже прославились...
   Катя взглянула на Веснушку и запнулась на полуслове.
   Веснушка смотрел на нее укоризненными, скорбными глазами. Он  сразу
как-то по-стариковски сгорбился, побледнел.
   - Насчет славы это я просто так, - виновато сказала Катя,  стараясь
быстро сообразить, что именно в ее словах могло так огорчить Веснушку.
   - Гонишь - меня, - глухо проговорил Веснушка. - Гонишь меня с  этой
маленькой теплой планеты. Такой живой и зеленой.
   - Я?! - изумилась Катя. - Куда я тебя гоню?
   - Конечно, я всего-навсего обыкновенный солнечный луч, каких много.
- Веснушка потускнел, стал еле-еле виден. - Меня и обидеть  не  жалко.
Пошел  прочь,  Веснушка,  со  скоростью  триста  тысяч  километров   в
секунду...
   "Что это с ним? - ужаснулась  Катя.  -  Уж  лучше  бы  рассердился,
прожег что-нибудь..."
   - Даже если я как-нибудь разыщу  этот  Марс,  на  который  ты  меня
гонишь, как, интересно, я вернусь  обратно?  А  если  я  промахнусь  и
пролечу мимо Земли?
   - Ой, я не подумала!.. - с испугом воскликнула Катя.
   - Не подумала, - кивнул Веснушка. - Я так и знал. Думать  обо  мне?
Стоит ли тратить драгоценное время? А знаешь ли ты, сколько несчастных
лучей вообще пролетело мимо Земли? Они летят и летят в пустоту. Вечно,
всегда. А Темнотища  постепенно  поглощает  их.  И  скорее  всего  они
никогда не встретят ни одного цветка, даже пыльного листа подорожника.
Ничего живого. Пустота и мрак. И ты меня посылаешь туда, вышвыриваешь.
   - Никуда я тебя не вышвыриваю, - в отчаянии проговорила Катя.
   - Я чувствую, что сейчас погасну. Все... Этого мне не пережить... Я
думал, ты мой друг...
   И Веснушка  словно  подернулся  серым  пеплом.  Угасающим  угольком
вспыхивал еле-еле и совсем исчезал, пропадал из глаз.
   Тут уж Катя не выдержала.
   - Кап! - на  стол  тяжело  шлепнулась  слеза.  Веснушка  с  опаской
покосился на слезу. Катя никогда еще при нем не плакала.
   - Кап! - упала вторая слеза, чуть не накрыв Веснушку.
   - Ладно, ладно, - забормотал Веснушка. - Ну,  я  верю,  что  ты  не
хотела меня прогнать. Может, я и  зря  на  тебя  обиделся.  Может,  ты
отчасти и права на этот раз. Наверное, случайно, по ошибке. Но уж зато
должен тебе признаться: ну и характерец у тебя. Чуть что - и  сразу  в
рев. Нет, плакать по пять раз на дню! Это, знаешь ли, у  меня  никаких
нервов не хватит.
   Катя не стала  с  ним  спорить,  только  отчаянно  шмыгнула  носом.
Главное, что Веснушка не погас.
   Веснушка, как обычно, пристроился на Катином плече.
   -  Понимаешь,  нас  очень  мало,  тех,  которые  попали  на  землю.
Счастливчики мы. Я и в командировку лечу  -  обязательно-непременно-во
что бы то  ни  стало  стараюсь  зацепиться  за  какой-нибудь  попутный
самолет. Опасаюсь я лететь своей личной скоростью. Еще, чего  доброго,
зазеваешься, задумаешься, оторвешься от земли,  поминай  как  звали...
Кстати, о командировке. Мне как раз сегодня надо...
   Катя глубоко вздохнула. Веснушка посмотрел на нее с досадой.
   - Мне в Ленинград  слетать  надо  к  одному  ученому.  Ну,  что  ты
молчишь?
   Но Катя ничего не ответила. Она все вздыхала и вздыхала, да так еле
слышно, слабенько, как будто у нее уже и сил  не  было  вздохнуть  как
следует.
   Веснушка нетерпеливо топнул ногой.
   - Понимаешь, у него там во всех склянках-пробирках что-то светится.
Наверное, он сделал гениальное открытие, если уж у него даже  пробирки
светятся. Погоди, погоди! - закричал Веснушка, увидев,  что  Катя  уже
набрала воздуха, приготовившись вздохнуть. - А я  сам  знаешь  сколько
сделал открытий?
   - Ты?! - изумилась Катя.
   - А то кто же? - Веснушка с  гордым  видом  ткнул  пальцем  себя  в
грудь. - Цветок какой-нибудь отогрею -  он  и  откроется.  Утром  спит
человек, я ему на лицо упаду. Так он сразу проснется и глаза  откроет.
А однажды я открыл дверь. Просто прожег  ее  насквозь.  Разве  это  не
открытие?
   - Ну, не совсем, - протянула Катя.
   - А одного ученого я просто спас. Вот так взял и спас,  -  небрежно
бросил Веснушка.
   - Ой, ой, Веснушка, расскажи! - не выдержала Катя.
   - Да ничего особенного, - улыбнулся Веснушка.  -  Это  было  совсем
недавно.  Наверно,  вчера.  Во  всяком  случае  на  мамонтов  уже   не
охотились, но на воздушных шарах еще не летали.
   - Для тебя все недавно, - вздохнула Катя.
   - А для тебя все давно, - строго одернул ее Веснушка.  -  Так  вот.
Залетел я как-то к герцогу Брабантскому.
   - Слушай, Веснушка, - не утерпела Катя, - вот ты  всегда  говоришь:
"Он меня увидел  и  до  того  удивился!.."  Да  как  же  ему  было  не
удивиться, герцогу, когда он видел  тебя  вот  такого:  в  джинсах,  в
куртке на "молнии"?
   - Скажешь тоже! - возмутился Веснушка. - Я всегда одевался по моде.
Какая-нибудь шкура или плащ, шляпа с перьями или еще  что-нибудь.  Вот
однажды мне пришлось надеть камзол, на котором было пятьдесят пуговиц.
Представляешь, какая была тоска застегивать его!  Ведь  я  должен  был
каждую солнечную пуговку просунуть в солнечную петлю! А что поделаешь,
если все в ту эпоху с этими пуговицами мучились? Впрочем, это было  бы
еще полбеды, если бы люди удивлялись на то, как я одет.  Беда  в  том,
что они удивляются на самого меня. На то, что  я  существую.  Вот  что
самое обидное.
   - Да... - задумчиво кивнула Катя.
   - И не перебивай меня, пожалуйста, - нахмурился Веснушка. - Так  на
чем я кончил? Ах, да.  Залетел  я,  значит,  к  герцогу  Брабантскому.
Худеньким и стройным никто бы не  смог  его  назвать.  Три  подбородка
сползали один на другой и тонули в  кружевах.  Пальцы  белые,  мягкие,
жирные. Придворные ювелиры каждый месяц расширяли  его  кольца  -  так
толстели пальцы герцога Брабантского. Уж не могу сказать  тебе,  какая
связь между толщиной и жадностью, но чем  больше  толстел  этот  самый
герцог, тем больше он требовал золота. Эх, обсудить бы этот  вопрос  с
Солнышком!.. Впрочем, я знаю  столько  же  толстых  жадин,  сколько  и
тощих, ка