ной сущности и первые опыты понимания сути таких отвлеченных понятий, которые не подлежат объяснению, т.е. их конечный (завершенный) смысл.
    Во-вторых, древнегреческие мифы построены таким образом, что допускают множественность объяснений. Эти объяснения не являются эпистемологически однозначными. Они могут слабо согласовываться с опытами натурфилософского (преднаучного) объяснения или даже противоречить друг другу. Например, Фалес предложил теорию землетрясений, согласно которой волна в космическом океане сотрясает землю, которая плавает как тарелка (подобно тому, как плавает дерево) на поверхности Океана. Это пример натурфилософского объяснения. Он интересен тем, что в нем отсутствует аргумент апелляции к богам. Участие богов здесь не предполагается и объяснение устраняет какие бы то ни было действия или намерения богов.
    Таким образом, в отличие от мифа, многие теории ранних греческих философов, особенно те из них, о ком мы знаем больше всего (типа Фалеса или Гераклита), являются систематическими и когерентными, т.е. внутренне согласованными.
    В-третьих, на уровне мифологического объяснения инновации происходят медленно. Это позволяет предположить, что мифологические традиции консервативны и радикальный отход от общепринятой традиции понимания и истолкования мифа неприемлем для греческого миропонимания. В этой ситуации бурно развивающаяся греческая философия представляла собой взрыв творчества. И несмотря на то, что взгляды Фалеса отражали долго поддерживаемые мифические положения, в частности, представление о воде как о первоначале (сравним: в египетском, вавилонском и библейском объяснении начал мира и в этих учениях о сотворении мира фигурирует именно вода) - этот образ объяснения был незамедлительно вытеснен многочисленными новыми теориями Анаксимандра, Анаксимена, Пифагора, Ксенофана, Парменида и Гераклита всего лишь за 80 лет!
    В-четвертых, мифы самоподтверждаемы. Это значит, что божественного вдохновения было достаточно, чтобы удостоверить их ценность; и не было никаких других объяснений для творчества прорицателей, оракулов, пророков и поэтов, чем вдохновение, ниспосланное богами. Таким образом, можно констатировать, что мифы не аргументированы. Конечно, мифы часто кажутся нам наиболее несерьезными, юмористичными и даже легкомысленными, а их истории не часто представляют собой уроки морали, которым следует подражать. Гомер и Гесиод предписывали и дозволяли богам все, что было непозволительно людям: кровосмешение, адюльтер, коварство, обман, воровство и т.д. Например, герой "Илиады" Ахилл имел далеко не такой восхитительный характер, как Гектор - герой Троянской войны, которого тот убил в кульминации эпоса. Даже царь богов Зевс чувствует себя несчастным оттого, что лучший из этой пары - погибает. Но такова судьба Гектора. Позднее римские читатели "Илиады" не задумываясь представляли себя потомками троянцев. Так у Вергилия (в "Энеиде") троянец Эней путешествует по Италии и, предвосхищая Ромула, основывает римскую нацию. Эти примеры позволяют сделать еще один вывод в отношении мифа: они свидетельствуют о том, что мифы морально амбивалентны.
    Первые философы, изучавшие и комментировавшие мифы, исходят еще во многом из чисто человеческих или прагматических соображений, критикуют поэтов - воспевателей мифов за приписывание богам позорящих их действий. Досократик Ксенофан прямо указывает на то, что Гомер и Гесиод приписывали богам все то, что является позорным и предосудительным у людей: воровство, совершение прелюбодеяния или введение друг друга в заблуждение (Секст-Эмпирик. "Против математиков"). Морализация и моральная реабилитация греческих богов полностью осуществляется только Сократом и Платоном, которые не могли представить богов как делающих что-то не моральное и злое. Подобная "моральная критика" производится в современной персидской религии пророком Зороастром; а иудаизм спустя период времени подвергается аналогичному процессу моральной идеализации, так как согласно учению иудаизма пророки, представляющие Бога, требуют только святых действий.
    Таким образом, в античной герменевтике, а также в области искусства истолкования вообще, наиболее важной для обсуждения проблемой (темой) оказывается соотнесение "божественного" и "человеческого", обсуждаемой в рамках того, что кому позволено.
Символическое истолкование и понимание мира
Орфизм и новое истолкование смысла
человеческого существования
    Первые систематические опыты символического истолкования мира, происхождения человека и его божественной души можно обнаружить у орфиков. Орфики (последователи учения, основанного в 7-6 вв. до н.э.), провозгласили Орфея учредителем своих обрядовxxxix. В своей концепции они довольно широко использовали традиционные мифологические образы в объяснении сложного процесса происхождения мира и человека в нем, соотнося и согласуя отвлеченные абстрактные понятия и мифологические образы друг с другом. Например, Зевс в понимании орфиков - это жизнь, Кронос - время, Пан - символ "всего", Деметра - мать "всего". Орфеотелесты (посвященные жрецы) учили, что Зевс породил Диониса Лисея (т.е. Диониса Отрешителя), чтобы освободить душу, заключенную в человеческом теле как в гробнице и приготовить ей путь к вечному блаженству.
    В понимании орфиков, а надо заметить, что знания орфиков были закрыты для непосвященных, Зевс перестает быть только персонажем творения мира. Это уже не только бог (образно персонифицированный), но единый, поскольку бог один: один лишь Зевс, один Дионис, один бог во всем, ибо как назвать их по отдельности? - спрашивают орфики. Так Зевс преобразился в иносказательное выражение самой жизни, стал символом единства жизненного процесса и его божественного началаxl. Жизнь - это проявление активного взаимосвязанного единства двух противоборствующих начал: дионисийского и титанического, благого и злого. Люди являются потомками титанов, которые были убиты Зевсом в отместку за убийство Диониса. Поэтому люди содержат в своей природе частичку зла. Они могут проявлять зло, но они также несут в своей душе частицы добра, обладают благими духовными качествами. Тех, кому удастся преодолеть в себе злое начало, ожидает после смерти новая жизнь, описывавшаяся как блаженство великого пиршества, в то время как остальные люди погибнут в Тартаре. Душа является пленницей человеческого тела и может быть освобождена из его плена. Однако смерть не разрешает проблемы, т.к. душа предназначена возрождаться в иных телах (в телах животных или телах людей) до тех пор, пока не исчезнут несовершенства и ошибки, которые заставляют душу возвращаться в мир снова и снова. Таким образом, душа проходит через серию реинкарнаций, и окончательное освобождение достигается посредством личного духовного роста и духовного преображения, которое становится возможным в окончательном посвящении - через мистерии и личный аскетизм. Представляя и разыгрывая мифические сцены посредством ритуально-обрядовых действий (т.е. участвуя в мистериях), орфики пытались достичь состояния катарсиса или внутреннего очищения, позволявшего им последовательно восходить к главной их цели - к пониманию порядка и последовательности в возрастании души по направлению к благим духовным качествам, развивая и совершенствуя которые человек может, в конечном итоге, прийти к вечному блаженству. Как видим, орфическая концепция в целом религиозно ориентирована, а по отношению к мифологической составляющей учения можно утверждать, что здесь миф постепенно преображается в культ.
    Орфизм интересен тем, что вводит в греческую культуру и распространяет в ней новое понимание смысла человеческого существования. Традиционные концепции, начиная с Гомера, трактовали человека как обладателя невидимой души, которая исчезает в Гадесе после его смерти, знаменуя тотальный конец человеческого существования. Орфизм же впервые прокламирует бессмертие души, которая является, по сути, тем, что дает человеку личность. Поэтому самосознание человека как личности было так важно. Личность представлялась наследницей персональной истории и непрекращающегося эволюционного пути - всегда становящуюся и улучшающуюся в этой и иных жизнях до тех пор, пока она не станет подобной Богу. По отношению к концепции орфиков в целом можно утверждать, что их концепция мира представляет собой образец символического истолкования мифа и символической интерпретации основного понятийного (предфилософского) аппарата ее онтологии. В интерпретации же соотношения человеческого и божественного впервые появляется идея направленного развития душевных качеств человеческой личности, хотя еще во многом затемненная образно-мифологическим объяснением и скрытая от широкой публики тайной посвящения.
Пифагорейцы: школа как способ жизни
    Другим ярким примером "закрытого", "тайного" философского учения являются пифагорейцы. Это философская школа и одновременно религиозно-этическое братство, основанное Пифагоромxli (родился в 571 или в 570 г. до н.э.) и распространившееся в Южной Италии, Греции и на Сицилии. Предание описывает Пифагора как пророка и чудодея, а его школу как союз аскетов, живущих в строгой дисциплине при общности имущества, в воздержании (от мяса, бобов, шерстяной одежды), нерушимо хранящих тайны школы. Отличительная черта школы Пифагора состояла в том, что обучение в ней носило характер посвящения и сопряжено было со многими дисциплинарными правилами для развития в учениках верности своему направлению и призванию. Ученики обязаны были питать полное доверие к авторитету учителя и вместо всяких доказательств руководствоваться цитированием его слов и изречений. "Сам сказал!" - таков был последний аргумент, снимающий их недоумение.
    В молодых людях Пифагор возбуждал равнодушие к рассеянности и любовь к мудрости. Строгостью жизни и образованием, он приобрел такое уважение современников, что многие принимали его за сверхъестественное существо, и даже видели в его лице воплощение самого Аполлона (Pythagoras-Apollo). На основании многих свидетельств о нем древних писателей, можно полагать, что Пифагор имел значительное нравственное и политическое влияние, а также обладал замечательными по своему времени сведениями в математике, естественных науках и в медицине.
    Пифагор и его последователи сформировали первую школу (от schole, "досуг"), учение и способ жизни внутри которой находились в полной гармонии. Ученики называли себя последователями созерцательного образа жизни, в противоположность с теми, кто покупал и продавал и кто бегал по стадиону. Этот образ жизни они называли bios theoretikos, созерцательная, или теоретическая жизнь. Главная трудность этого образа жизни заключалась в преодолении потребностей тела, которые ослабляют человека. Поэтому необходимо было восторжествовать над телом, но не потерять его. Для этого требуется добиться состояния энтузиазма (entheos). Тех, кто достигал самодостаточной теоретической жизни, не привязанной к прихотям и потребностям тела, называли мудрым (разумным) человеком, sophos-ом.
    Образ жизни пифагорейцев представлял собой форму мистерии; он сочетал в себе мистическое учение и культ, который отличался стремлением развить у своих членов телесное и духовное здоровье, нравственное чувство, самообладание и энтузиазм. Для этого необходимы занятия искусством: музыкой, гимнастикой, врачеванием и наукой. Уровень знания, устройство школы и способ обучения, отличавшийся от других греческих школ, доказывают, что Пифагор был знаком не только с греческой культурой того времени, но и с образованием и порядком жизни некоторых восточных народов, где жреческое сословие обладало значительными сведениями и следовало некоторым строгим правилам при сообщении их другим.
    Главной идеей пифагорейцев (до начала 4 в. до н.э.) было понимание организации, порядка и гармонии мира в качестве высшего закона Вселенной. Этот закон интерпретировался через понятие числа. Даже понятия добро и зло, имели непосредственное отношение к их математическому выражению: нечетные числа - это выражение лучшего, а четные - выражение худшего. Число господствует над Вселенной и над произведениями человеческого ума, делает сокрытое познаваемым. Следует напомнить, что греческая математика начинается с милетской школы (Фалес, Анаксимандр). Наследуя знание Египта и Вавилона, пифагорейцы трансформировали это знание в автономную и строгую науку. Они открыли новый тип сущности - числа и геометрические фигуры, которые не телесны, но, по-видимому, обладают собственными свойствами. Они видели, что многие атрибуты чисел принадлежат к воспринимаемым телам и предполагали, что действительные вещи могут рассматриваться не только в их числовом выражении, но являются числами. Бытие, следовательно, означает бытие математических объектов: числа и фигуры являются сущностью вещей; сущности, которые существуют, суть имитации математических форм.
    Математическое соотношение между высотой тона и длиной струны они положили в основу представлений о музыкальной гармонии. Гармония, в соответствии с которой пифагорейцы обозначали мир как "космос", проявляла себя в движении небесных тел, воплощающемся в определенных тонических интервалах. Гармония светил, гармония космоса неощутима вследствие непрерывного воздействия на нас, поэтому все ощутимые магические и сакральные функции пифагорейцы приписывали музыке. Музыка использовалась при отправлении культа и служила для возвышения души и очищения разума от горестных мыслей. 
    Но кто и при каких условиях мог стать членом пифагорейского братства? Существовало две ступени посвящения: первая и высшая степень посвящения - "математики", т.е. обученные, которые были посвящены в философское и научное учение Пифагора, и вторая - "акусматики" (слушатели) - от них требовалось лишь выполнение религиозных предписаний и строгое соблюдение регламента поведения. Но даже в этой иерархии, построенной по степени причастности к тайным сторонам учения и в соответствии со способностью ученика понимать и развивать те философские, научные и религиозные знания, которые составляли ядро (и тайну) философской школы, существовал достаточно строгий отбор. Претендент проходил трехлетий испытательный срок, затем следовал пятилетний обет молчания (внимать, но не дискутировать). Существовали также этапы получения знания и этапы постижения тайн учения внутри всей иерархии, а также строжайший запрет для всех учеников произносить имя Пифагора, но только: "Сам сказал", "Он", "Сам".
    Необходимость такого строгого отбора являлась отражением одной из важных и тайных сторон пифагорейского учения, согласно которому мир населен существами трех родов - это боги, люди и человеко-боги - т.е. те, кто подобен Пифагору (мыслители, ученые, философы). К слову замечу, что Пифагор был первым, кто называл себя "философом", а сам термин philosophia (т.е. любовь к мудрости) впервые используется пифагорейцами. Другой тайной стороной их философии было учение о душе. Пифагорейцы, так же как и орфики, верили в мировую душу, в бессмертие души и в переселение душ. Душа самосовершенствуется еще при жизни человека и проходит очистительный путь после смерти - частью через наказание в Преисподней, частью через переселение в тела либо животных, либо набожных людей. Из этого круговорота высвобождаются только души чистых и набожных людей, чтобы возродиться в новой, бестелесной духовной жизни. Таким образом, истинное мировоззрение, по Пифагору, покоится на трех основах: мораль, религия, знание. И если в центре внимания оказывается научное знание, высшей точкой которого является математика, то мораль и религия рассматриваются как необходимые условия для самоусовершенствования личности философа. Именно философ получает право размышлять в этих направлениях.
    Познать мир, понять его строение и его законы - это значит, согласно пифагорейцам, познать управляющие им числа. Так, философ-пифагореец Филолай, оставаясь в границах концепции числа, сводил к числам такие разные по значению понятия как, например, физические свойства тела (число "5"); одушевленность ("6"); ум, здоровье и свет ("7"); любовь, благоразумие и мудрость ("8"); понимание совершенства (число "10") и все то, что близко к совершенству - (число "9")xlii. Не случайно поэтому и то, что осознанное стремление пифагорейцев к самосовершенствованию, результатом которого является добродетель (т.е. чисто этическая характеристика человеческой сущности), рассматривается как состояние гармонии - внешней и внутренней. Числовым выражением этого состояния являются числа "4" и "9", т.е. два квадратных числа.
    Пифагор, как я уже отмечала, строго дифференцировал своих учеников: одних он учил философии, математике, астрономии, других - управлять государством, а третьих исключительно тому, что сандалии нужно надевать сначала на правую ногу, а начинать мыть ноги - с левой. Стиль мышления и язык пифагорейцев - не так прост, как это может показаться. Некоторые дошедшие до нас высказывания Пифагора, например, "Огонь ножом не разгребай!", наиболее продвинутые ученики должны были понимать не буквально, но как очень тонкое психологическое наблюдение - не раздражай гневливого человека! Или: "Через весы не переступай", т.е. знай меру и не присваивай себе большего, чем заслуживаешь. Аналогичным образом можно истолковывать и другие высказывания, например: "на хлебную меру не садись", т.е. в интеллектуальном или духовном росте не ограничивайся малыми успехами - иди дальше, а познав науки, "по торным дорогам не ходи", т.е. стремись к новым открытиям.
    Метафорический комментарий рассмотренных примеров позволяет сделать вывод о том, что в повседневной практике пифагорейцев коммуникация протекала в определенных концептуальных рамкахxliii. Использование некоторых высказываний Пифагора в качестве рекомендаций - поучений, приобретает для нас значение элементов концептуальных рамок данного философского учения, которое передавалось из уст в уста. Для учеников и последователей данного учения, так же как и для нас, эти высказывания выступают в качестве носителей определенной информации о коммуникативной сущности когнитивного аппарата философской доктрины пифагорейцев. К тому же, не какой-то отвлеченный образ, а специальная лингвистическая конструкция - предложение - становится основной единицей мышления, отражением определенного теоретического уровня знания, причем знания, которое концептуально опосредованно.
    Таким образом, главный механизм образно-эмоционального мышления, ярким примером которого могут служить приведенные здесь афоризмы и высказывания Пифагора, находится вне лингвистической сферы. Одни из этих афоризмов выполняют защитную житейскую функцию (делай то... или не делай это...), другие призваны подкреплять тенденцию экспансии личности или группы ("Сам сказал", "Он сказал"), третьи направлены на то, чтобы побуждать совершенствовать познание. Образы и спекуляции, придающие силу группе, образуют ее идеологию. На формирование идеологии пифагореизма большое влияние оказал миф о богочеловеческой сущности Пифагора. При этом закрепленная во всей обрядово-ритуальной значительности практика отбора учеников и обособленность (персональность, избирательность) передаваемого им опыта, знания и всего смысла вероучения, облегчала тенденцию к доминированию той особой группы, которую составляли, собственно, ее истинные приверженцы и последователи - ученые и (или) философы. Общая моральная дисциплина школы, как мне кажется, облегчала также самоконтроль в области познания. Но как это ни парадоксально, лишь те мыслители, которые полностью внеличностны и направлены на беспристрастное описание действительности, способны вносить элемент новизны в свои исследования. Для других групп знания, даже если это познание основ учения или приобщение к тайным сторонам философской доктрины, призваны осуществлять защитную житейскую функцию.
"Когнитивная герменевтика" пифагорейцев
    Из всего многообразия философских школ Древней Греции и Рима мы рассмотрели только орфиков и пифагорейцев. На этих примерах наиболее отчетливо видна специфика символического образа мира, где мифология постепенно уступает место философии, а некоторые аспекты