циалиста, разберется, что  там
у него в файлах хранится?
   Лис - недоучившийся геолог. Пижон почти закончил журфак.
   Айрат - физик. Тихий - математик.  Фюрер  -  философ.  Лонг  -  музыкант.
Джокер - как бы историк. История религий - это философия или социология?
   Пять человек с высшим образованием и двое - с незаконченным высшим на два
десятка бойцов - это много или мало? И ведь не в одном взводе, во всей  роте
так: больше четверти личного состава имеют дипломы. Самые  разные.  Как  так
вышло?
   А шайтан его знает! Командующий лагерем-базой ј 1 в  отчетах  упомянул  о
том, что привлечение к военной  службе  людей,  закончивших  высшие  учебные
заведения, крайне желательно.  Он  -  полковник,  ему  виднее.  А  из  шести
"интеллигентов" взвода четверо отправились на  Раптор  в  звании  сержантов.
Фюрер, тот и вовсе командиром. У  него  в  личном  деле  "харизма".  Лонг  и
"танкисты" остались инструкторами, и слава богу,  потому  что  командование,
пусть  даже  двумя  десятками,  -  это  дело  совершенно  особое  и  никакое
образование "харизмы" тебе не даст. С ней родиться нужно.
   Тихому вон, и инструктаж в тягость. Водитель он, что называется, от бога,
откуда что взялось, а научить кого-то... Учил, конечно. Объяснять он  умеет:
все-таки у себя, на матмехе, преподавал младшим курсам дисциплины посложнее,
чем управление военной техникой.  Однако  радости  от  этого  самому  Тихому
немного было.  Прирожденный  подкаблучник,  как  вон  Фюрер  -  прирожденный
командир.  Такие  тихохонько  двигают  науку,  но   школ   не   создают,   и
последователи у них появляются только после смерти.  Смерти  основателей,  в
смысле.
   Нет,  не  тянет  продолжать  учебу   по   возвращении.   А   ведь   декан
собственноручно письмо прислал, возвращайтесь, мол, господин  Хайруллин,  мы
вас без проблем восстановим. Такие люди нужны татарской журналистике.
   Придумал тоже.
   Такие люди мировой журналистике нужны. И гонорар  от  "Terra-TV"  -  тому
доказательство.

***

   - Фюрер, - негромко окликнул Азамат.
   - Ну?! - Ландау с Улой уже стояли у  дверей.  Все-таки  в  момент  прыжка
биологу полагалось быть на своем  месте.  Хотя  бы  для  того,  чтобы  потом
продолжить фрондерство на тему: "все военные - перестраховщики".
   Когда  Фюрер  взглянул  в  глаза  Тихому,  Азату  примерещилась  короткая
заминка, словно немец увидел что-то поразившее или напугавшее его.
   -  Выйдем,  -  спокойно  предложил  Тихий,  открыл  дверь,  не  дожидаясь
согласия, и Ландау молча последовал за ним.
   Вернулся он меньше чем через минуту. Ледяным голосом скомандовал:
   - Взвод, в десантный модуль! Срочная эвакуация.
   В подобных ситуациях  солдат  перестает  быть  человеком,  превращаясь  в
автомат, без раздумий выполняющий  приказания.  Поэтому  вооружались  молча.
Молча натягивали легкие скафандры. Застегивали броню.
   Фюрер еще отдавал распоряжения в соседней каюте, а  здесь  все  уже  были
готовы,  и  Тихий  с  Айратом  проверяли  готовность  систем  в  модуле,   и
пристегивались в противоперегрузочных креслах десантники.
   - Что?.. Что такое?.. - ошалело переспрашивала Ула, которую так  же,  без
лишних разговоров, захлестнули широкими ремнями. Щелкнули пряжки.
   - Помолчи, - вежливо попросил Тихий, обернувшись от пульта управления.
   Биолог послушно умолкла.
   - Все на месте? - спросил Азамат у Ландау.
   - Так точно!
   Азат вытаращился на комвзвода в  совершеннейшем  изумлении,  открыл  было
рот, чтобы задать ехидный вопрос, но в этот миг модуль  стартовал,  взревели
двигатели, отталкивая его от обшивки  "Покровителя",  перегрузка  прижала  к
креслу, и не до вопросов стало. А стоило, очень стоило  спросить  у  милашки
Фюрера, с чего это вдруг стал он  отчитываться  перед  "косоглазым",  словно
позабыв, кто на самом деле командует взводом.
   А  потом  началось  такое,  что  все   ехидство   вылетело   из   шальной
журналистской головы, делось куда-то, словно сдуло его дробным  грохотом  по
обшивке хрупкого модуля, вышибло слепящим  белым  светом,  огненной  пастью,
раскрывшейся прямо по курсу.
   Азат слышал чей-то крик. Сам, кажется, тоже кричал. Черными силуэтами  на
ослепительно-белом фоне - Тихий с  Айратом.  Бесы  в  аду.  Модуль  метался,
вздрагивал, словно стремился улететь сразу во  все  стороны,  что-то  падало
громко, что-то разбивалось, потом белый свет придвинулся вплотную.
   И стало тихо.
   И в этой тишине Азамат сказал безнадежно:
   - Не успели.

ЗА КАДРОМ

   А сравнение с собакой и слепцом оказалось действительно удачным.
   Итак, Смольников стал хозяином. А его ученик, соответственно, должен  был
стать верным псом.
   Что ж, надо отдать должное Игорю Юрьевичу -  Зверь  служил  ему  верой  и
правдой, без раздумий выполняя любые приказы и лишь  изредка  позволяя  себе
небольшие вольности, вроде той истории  с  болидом.  Собаки  тоже  играют  с
хозяевами и в процессе такой игры могут чувствительно укусить.  Не  со  зла,
просто от избытка  сил.  Собаки  Люди.  Что  еще  можно  вспомнить  из  азов
кинологии? Ну, разумеется, то, с чего эта наука начинается. Стая.  И  вожак.
Хозяин для своего пса  как  раз  вожаком  и  является.  Самым  умным,  самым
сильным, не умеющим ошибаться.
   Смольников был умен, силен. Смольников не ошибался, а если и случались  у
него ошибки, так Зверь их все равно не видел. У  Смольникова  был  Орден.  И
Смольников позволил себе проявить слабость.  Самый  верный  пес  не  простит
слабости любимому хозяину. Вот и Зверь... не простил. А  Игорь  Юрьевич,  он
ведь испугался Когда глава МВД пришел к нему лично, чтобы  впрямую  спросить
об очень уж подозрительных смертях, ниточки  от  которых  тянулись  к  главе
департамента по работе с молодежью, Смольников позабыл об Ордене, позабыл об
огромных своих возможностях, обо всем на свете позабыл. От страха  за  себя.
От того, что оказался лицом к лицу с настоящей, реальной опасностью.
   Вот за это Зверь и убил хозяина.
   Игорь Юрьевич не ошибался, когда говорил, что его воспитанник  не  станет
мстить. И ни словом не соврал, рассказывая о том, что  воспитал  прагматика.
Прагматизм Зверя  сыграл  с  магистром  плохую  шутку.  Непрактично  служить
человеку, который теряет здравый смысл при малейшем намеке на  опасность.  А
еще совершенно непрактично служить организации, неспособной  выполнять  свои
прямые обязанности. Орден-то, хваленая и могущественная сеть, раскинутая над
страной, оказался бесполезен, когда речь зашла о благополучии его главы.
   Рассуждения такие похожи на бред. Но разве не бред все, что произошло  за
последний год:  мафия  сатанистов,  продление  жизни  за  счет  человеческих
жертвоприношений, сверхъестественный убийца, лишенный даже зачатков  морали,
- все это так же дико, как попытки генерала МВД понять ход мыслей  существа,
живущего чужими смертями. И все это правда.
   Ах, Зверь-Зверь, мститель неуловимый, ценная добыча,  за  которую  многое
готов отдать охотник, где же прячешься ты? И главное, зачем прячешься?  Ведь
никто не собирается убивать тебя. Никто не хочет причинить тебе вреда.  Тебя
даже в клетку не посадят - можно ли такого в клетке держать?  У  тебя  будет
длинный, очень длинный поводок, Зверь. Ты даже не почувствуешь этой привязи.
Разве  что  поначалу,  а  потом  привыкнешь.  Много  ли  тебе  нужно,  чтобы
привыкнуть? Уютная нора да кусок мяса покровавей.  Все  это  будет  у  тебя,
Зверь. Все это, плюс сильный хозяин, который никогда и никому не даст тебя в
обиду.  Твой  воспитатель  уверял,  что  вырастил  прагматика,  так  где  же
прагматизм? Есть ли хоть капля здравого смысла в постоянном бегстве?
   А "гхм,  колдуны"  проявили  себя  с  худшей  стороны.  Как  сговорились,
мерзавцы! Все они начинали поиск от злосчастной церкви. Зло  берет,  честное
слово. Чистое такое зло, не рассуждающее и  совершенно  бесполезное,  потому
что запоздалое. Ведь Зверь был совсем рядом с храмом. Он даже и не скрывался
особо - нищие на паперти запомнили блондина с явной "нерусскостью"  в  лице;
кельнерша из летнего кафе, мимо которого Зверь прошел,  тоже  увидела  и  не
забыла. Еще бы.  Такого  забудешь.  Даже  тетка,  которая  изо  дня  в  день
выгуливает на набережной свою собаку, и та вспомнила.
   - Господи, конечно, я его  видела!  Такой  красивый  молодой  человек,  а
глаза, вы знаете, совершенно больные. Я еще подумала: надо же,  наверное,  с
девушкой поссорился...
   Все видели. Все запомнили. А полиция, которой на тот момент было в округе
больше, чем гражданских, как ослепла!
   Ну да черт с ней, с полицией. Колдуны начинали поиск от церкви  и...  там
же его прекращали.
   "Мы это искать не будем. И вам не  советуем"  -  вот  и  вся  информация.
Полезная - спасу нет.
   Один лишь обмолвился неохотно, что да, он искать  не  возьмется  -  жизнь
дороже... Нет, не того он боится, что Зверь его убьет. Какая там охрана?  Вы
о чем, вообще? Колдуны для этого самая легкая добыча - ему даже приближаться
не нужно, все само получится. Но дело не в смерти. Зверь, может  статься,  и
не заметит, что его разыскивает... скажем  так,  человек  с  паранормальными
способностями, а вот Тот, Кто за Зверем идет, след в след  идет,  в  затылок
дышит, дозваться его пытается... Вот если Он к  делу  интерес  проявит,  это
будет куда хуже, чем смерть.
   Кто такой Он? Нет уж, ни одного из Его  имен  вслух  произносить  нельзя.
Зачем ему Зверь? Живой - незачем. Он хочет Зверя убить.  Он  уже  начал  его
убивать. И лучше не вставать у Него на дороге.
   Однако, если доблестная полиция в Него не верит или поймать убийцу  хочет
настолько, что ничего уже не  боится,  он  рекомендовал  бы  кому-нибудь  из
господ полицейских стать Зверем. Свою личность на время  спрятать,  а  чужую
надеть.
   Как это сделать? О, не сложно. Зверь силен настолько, что  легко  задавит
любого человека. Достаточно лишь окружить себя тем, что было ему... дорого -
слово неверное, для такого нет и не может быть ничего дорогого. Тем, что ему
важно, - так будет точнее. Если кому-то не жаль своей души...
   Николай Степанович ни в какие души не верил.  Теперь  еще  и  в...  "гхм,
колдунах" разуверился. Окончательно.
   Они снижались.
   На зеленую и голубую, подернутую облачными вуалями,  неприятно  чужую  и,
надо полагать, твердую планету. Они снижались.
   Работал только один двигатель из четырех. Модуль должен был не  садиться,
пусть и очень быстро, он падать должен был, закручиваясь вокруг  своей  оси,
однако Тихий  каким-то  чудом  вел  машину  ровно,  вовремя  гася  вращение,
предупреждая судорожные рывки.
   Айрат сидел в своем кресле, уронив голову на грудь. Жив он или умер  уже,
со стороны было непонятно. Тихий знал наверное, но Тихого боялись отвлекать.
Те,  кто  сидел  ближе  к  нему,  завороженно  смотрели  на  скользящие   по
многочисленным кнопкам и  рычагам  тонкие  пальцы.  Те,  кто  сидел  дальше,
паниковали. Пока молча.
   Поверхность  планеты  становилась  все  ближе.  Слишком  быстро  снижался
модуль. Слишком...  И  только  мелькнувшие  недавно  совсем  рядом  пылающие
обломки чего-то невероятно огромного подсказали, что снижение еще  не  стало
падением. Еще не...
   Машина вздрогнула. Застонала. Вздрогнула снова. И снижение замедлилось. В
первые секунды показалось, что модуль и вовсе завис между  землей  и  небом.
Тихий глубоко вздохнул.
   - Садиться будем, где придется, - сообщил он в пространство. - Я  сбросил
все лишнее. В том числе и складской отсек.  Потом  найдем.  Кстати,  посадка
будет жесткой.
   Жесткая посадка на зеленую и  голубую,  неприятно  чужую,  надо  полагать
твердую... Облаков уже не было видно. Модуль  миновал  их,  и  сейчас  Тихий
направлял его прямо в зеленое море внизу. Все, что  не  было  зеленым,  было
голубым, а садиться в неизвестные  воды,  даже  в  машине,  рассчитанной  на
приводнение, неразумно. Потому что опасно. Глядя на  медленно  надвигающиеся
верхушки деревьев, Азат потихоньку успокаивался. Что бы  ни  произошло,  все
живы. То есть живы двадцать человек из почти девяноста. Но тут уж ничего  не
попишешь: один десантный модуль рассчитан на один взвод.
   Он осторожно шевельнулся. И удивился тому, как, оказывается, затекло  все
тело. Стараясь двигаться как можно естественнее, потянулся к своему рюкзаку,
проверил, надежно ли тот закреплен, включил портативную  камеру.  Прелестная
игрушка. Крайне удобная в ситуациях, когда  съемки  нежелательны  для  всех,
кроме журналиста. Кое-кто считает эти крохотные камеры баловством,  но  даже
профессиональные операторы отдают им должное. Качеством съемки, при условии,
разумеется, что  снимает  человек,  знающий,  как  это  делать,  мини-камеры
немногим  уступают  "большим",  ТВ-шным.  И  в  местах,   откуда   "больших"
телевизионщиков гонят взашей, махонькие глазки, спрятанные в дужках очков, в
роскошных булавках для галстуков, в изящных бутоньерках, а то  и  в  сложных
дамских прическах, продолжают внимательно следить  за  тем,  что  скрыто  от
бдительных очей профессиональных камер.
   Разумеется, есть места, где любая аппаратура обнаруживается  на  раз.  Но
есть и умельцы, которые знают, как такую аппаратуру спрятать. Вспомнить хотя
бы жуткие подробности "русского ковена". Помещения, где проводились ритуалы,
наверняка проверялись и до и после действа,  а  кто-то  ведь  сумел  заснять
происходящее. И, надо отдать должное неизвестному оператору, сделал  он  это
качественно. Хотя использовал наверняка такие же портативные камеры, как та,
что пряталась в рюкзаке Азата  Хайруллина,  только  не  одну,  а  несколько.
Съемка велась с разных точек, как и делают все приличные люди, если  есть  у
них такая возможность, потом  материал  монтировался...  довольно  небрежно,
между прочим, монтировался. Даже, пожалуй, вызывающе небрежно.
   Ну да. Все правильно. Если вспомнить последние сообщения о том,  что,  по
показаниям арестованных, засняты оказались  все,  кроме  палача...  Палач  и
снимал. И себя откровенно из  записи  удалил.  Мол,  много  хорошо,  господа
журналисты, это тоже плохо. Кушайте, сколько дали, а на большее не зарьтесь.
   Азат огляделся. Камера сейчас ведет панорамную съемку.  Потом,  монтируя,
надо  будет  крупным  планом  дать  лица  за  прозрачными  щитками   шлемов.
Застывшие. Напряженные. Что с Пенделем, интересно? Жив он? Ула бледная, губы
посинели. То ли боится, то ли перегрузки подействовали.  Фюрер  пребывает  в
прострации. Надо думать, пытается понять, что же такое с ним случилось,  как
это он, командир, вдруг командовать перестал.
   У Лонга  руки  дрожат.  А  лицо  спокойное-спокойное.  Джокер,  наоборот,
кривится нервно.
   Никто ничего понять не может. Вот что плохо. Когда человек  не  понимает,
что происходит, он начинает бояться. И бравый десант здесь не исключение.
   - Приготовьтесь к посадке, - ровным голосом сказал
   Тихий.
   И  модуль  упал  на  деревья.  Обзорные   экраны   заполнились   гибкими,
ломающимися ветками, брызгал  сок  из  листьев,  что-то  растеклось  зеленой
слизью. Потом машина тяжело ударилась о землю. И  Ула  вскрикнула:  один  из
огнеметов сдетонировал от удара, выбросив в салон  модуля  ревущую  огненную
струю.
   Все, что было до этого: яростные попытки оторваться от уходящего в прыжок
"Покровителя", белый свет, поглотивший модуль, перегрузки, страшное  падение
сквозь пустоту на  чужую  планету,  -  все  это  оказалось  лишь  репетицией
разверзнувшегося вдруг ада.
   К выходу бросились все одновременно. Азат осознал себя  в  первых  рядах,
подальше от полыхающих кресел и бьющегося в ремнях Резчика, того,  что  было
Резчиком, того, что горело сейчас и кричало, и пахло пластиком. А  дверь  не
открывалась, заклинило механизм, и в нее бились руками, плечами, кто-то  уже
схватил винтовку, позабыв или не  подумав,  что  плазменный  выстрел  здесь,
внутри, смертелен для всех...
   И тогда раздался этот рев:
   - Стоять!
   И тело перестало слушаться. Застыло у дверей. А страх искал выхода  и  не
находил, запертый в теле так же, как тело было заперто в модуле.
   - Ворон!  Возьми  огнетушитель.  Включи  его.  Направь  пену  на  горящий
огнемет... Потом на Резчика.
   Тихий командовал не правильно. Не так отдаются команды. Совсем  не  нужно
объяснять солдату, как пользоваться огнетушителем. Солдат все  знает  сам...
Господи... господи, какая чушь лезет в голову. А Резчик кричит. Кричит...
   - Синий. Фюрер. Лонг. Пижон.  Сейчас  откроется  люк,  и  вы  выйдете  на
поверхность. Отсоедините топливные баки. Синий и  Фюрер  -  правый.  Лонг  и
Пижон - левый. Откроете их. После чего вернетесь в модуль. Все очень быстро.
Остальным стоять!
   Люк отполз вверх. И Азат начал  двигаться  раньше,  чем  понял,  что  же,
собственно, должен сделать. Они с Лонгом пронеслись вдоль раскаленного борта
модуля. Почерневшая от жара земля проминалась под ногами, словно только  что
вспаханная.
   Огромный бак с горючим послушно вышел из пазов в корпусе. В  четыре  руки
Пижон  и  Лонг  отсоединили  армированные  шланги.  Потом  перевели  бак   в
горизонтальное  положение.  Открыли  сток.  И  кинулись  обратно  в  модуль.
Прозрачная жидкость хлынула на выжженную плешь, растеклась по  ней,  дальше,
дальше, туда, где, не  тронутые  жаром,  лежали  прелые  листья,  заваленные
сейчас обломками веток.
   - Вы четверо, на колени, лицом к выходу. - В голосе Тихого оставалось все
меньше человеческого. Он говорил очень  низко,  на  пределе  слышимости,  но
каждое слово впечатывалось в мозг, и нельзя было не  подчиниться.  -  Башка,
Крутой, Пуля, Кошмар,  встаньте  позади.  Стреляйте  во  все,  что  движется
снаружи. Огонь на максимум. Джокер...
   И тут снаружи начали двигаться. Да как!
   Восемь выстрелов прозвучали одновременно. Восемь зарядов плазмы, сгустков
бледного пламени, врезались в длинное, гибкое... Чем бы  оно  ни  было,  оно
взорвалось с грохотом. Или это  грохотали  выстрелы?  Длинное  и  гибкое  не
успело еще осыпаться пеплом на землю, в огонь, а снизу, корчась  в  пламени,
уже взлетали новые... кто? Не важно! Был приказ стрелять,  и  Азат  стрелял.
Все остальное не  волновало  его.  Пока.  До  нового  приказа.  Когда  огонь
подобрался вплотную к выходу, Тихий приказал закрыть люк и ждать.
   Ула, снующая от Айрата, который пришел в себя, к Резчику, который в  себя
еще не пришел, время от времени косилась на выход. Потом  переводила  взгляд
на Тихого. И снова возвращалась к раненым. Ей следовало бы биться в истерике
где-нибудь в относительно тихом уголке модуля, но  биолог,  судя  по  всему,
решила истерику отложить. Сейчас у нее были дела поважнее.
   Снаружи бушевало пламя. Ракетное топливо горит очень хорошо. И можно было
бы посочувствовать лесу вокруг и тем тварям, что в этом лесу  живут.  Однако
сочувствовать Тихий не приказывал. Он приказал лишь ожидать. И все  ожидали.
Спокойно. Неподвижно. Как выключенные роботы.
   - Все, - сказал Тихий, поднимаясь из пилотского кресла. - Можно выходить.
   Выходили  неспешно.  И  отходили  потихоньку.  От   боя,   от   странного
наваждения: казалось почему-то,  что  стреляли  не  они,  не  они  выполняли
команды, не они  сливали  горючее,  которое  заставило  тех,  из-под  земли,
выпрыгивать под выстрелы. Тихий вышел из модуля последним, вслед  за  хмурым
Пенделем  и  носилками  с  Резчиком.  Оглядел   поляну,   периметр   которой
контролировали, не дожидаясь приказа, Синий и Башка, кивнул не то им, не  то
своим мыслям, и тут на него налетела Ула.
   - Откуда ты знал? - спросила она требовательно. - Откуда ты знал, что эти
твари прячутся под землей? Откуда ты вообще знал о них? Таких не водится  на
Рапторе, и вас к этому не готовили, и...
   - И какого хрена ты тут раскомандовался? - властно поинтересовался Фюрер.
   Вот это было интересно всем. Комвзвода, как ему и положено, сумел угадать
общее настроение. Бойцы обернулись. Даже Башка и  Синий  бросили  мимолетный
взгляд на Фюрера, который, небрежно отодвинув в  сторону  Улу,