Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Боевик
      Латынина Юлия. Саранча -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  -
факты и порой совершенно не понимая связи между событиями, но цепкий аналитический ум Яши Царькова почти безошибочно угадывал произошедшее. После того как их с матерью выкинули из приемной Молодарчука, к ним действительно приходили от Ковальского и предлагали деньги: пятьсот долларов. Мать не согласилась и сказала, что поедет в Москву жаловаться, и в тог же вечер напилась. Она пила дня три без просыпу, не появляясь на работе, а когда на четвертый день Оля вышла во двор, она опять увидела там Олега Ковальского с дружками. - Что, сучка, жаловаться вздумала? - сказал Ковальский. - Не тебе, шобла рабочая, на нас вякать. Ковальский и его дружки снова затащили ее в какую-то квартиру и пустили по кругу. Чтобы ей было веселей, ей вкололи какой-то наркотик, судя по всему, афродизиак. Что было дальше, Ольга помнила плохо. Она только помнила, что очнулась спустя неделю на матрасике в двухкомнатной квартире, которую толстая хохлушка снимала под бордель. Хохлушка объяснила ей, что Ольгу вроде бы продали. Она забрала у Ольги паспорт и сказала, что здесь ей будет хорошо, что сильно обижать ее не будут и что за обслуживание клиентов она всегда будет получать травку и даже немного денег. Ольга к этому моменту плохо соображала, что с ней делают. Она почти постоянно кололась и не возражала против мужчин. "Крышей" у борделя служили менты, и однажды из подслушанного разговора Ольга поняла, что она попала сюда потому, чтобы у Олега Ковальского не возникло никаких проблем. Если бы ее мать или она сама действительно поехали в Москву, то - какой смысл? Куча людей подтвердила бы, что Ольга - законченная наркоманка и подрабатывает проституцией с тринадцати лет, и ясно, что это просто кто-то из ее клиентов, бандит или иная шваль, попросили малолетнюю проститутку написать заяву на сына первого заместителя начальника областного управления. Два дня назад Ольга сбежала из квартиры и попыталась уехать из города, но на вокзале ее замели менты - кто-то из них за это время успел побывать у нее в клиентах. Менты не сдали девочку обратно хозяйке, а посадили ее в обезьянник и приспособили для общего пользования, а иногда выпускали на вокзал к клиентам. Выручку они забирали, а взамен немножко ее кормили и давали травки. Менты били ее и издевались, а три дня назад пьяный дежурный, у которого никак не вставал, с досады вогнал ей между ног пластиковую бутылочку из-под минеральной воды. Ольга говорила все это тихим, совершенно безразличным голосом, и Царькову было ясно, что девочка эта не будет бороться, что ее сломали, и сломали навсегда, - да и то правда, что тут можно было сделать? Она, к примеру, может пойти на городской канал "ТСТ", дружественный Колунову, и рассказать свою историю, но даже "ТСТ" поостережется использовать эту историю в разгар взаимного оплевывания. Потому что, действительно, Ковальский немедленно разъяснит, что Колун заплатил за этот репортаж малолетней наркоманке, а при чем тут его высокоморальный сын? Ольга схлебала две тарелки супа, и съела полкило сосисок, а потом ее всем этим вырвало, и Царьков отправил ее из туалета в ванную - мыться. Когда она вернулась, опер, неподвижно глядя в закопченное ночью окно, курил одну дешевую сигарету за другой. Ольга положила ему руки на плечи, и когда он обернулся, он увидел, что старый халатик на девочке распахнулся, обнажая маленькие, с абрикос, груди и черную застарелую царапину под ребром. Царьков невольно перевел глаза вниз и увидел, что бедра девочки изнутри покрыты синяками. - Яков Иваныч, спасибо вам большое, - сказала девочка, - и можно мы займемся любовью попозже? Я очень устала. Царьков вынул сигарету изо рта. - Запахнись. И ложись спать. Царьков курил на кухне довольно долго - до тех пор, пока Ольга не заснула в единственной комнатке его квартиры на видавшем виды двуспальном диване. Убедившись, что девочка спит, Царьков посидел еще немного, щелчком отправил бычок в раковину, неторопливо собрался и отправился в облУВД. В кабинете заместителя Молодарчука, Станислава Ковальского, горел свет, и из-за неплотно прикрытой двери слышались взрывы хохота. Это удивило Царькова - обычно начальство на работе не задерживалось. Яков толкнул дверь и вошел внутрь. В кабинете было людно и пьяно. На столе стояла большая двухлитровая бутыль виски, и вокруг нее, как цыплята вокруг курицы, расположились бутылки и бутылочки поменьше. Прямо поверх документов красовались изрядно опустошенные тарелочки с ветчиной и сыром, и толстый, красноносый капитан Родин с хохотом воздевал тучный кулак, в котором были зажаты несколько спичек. Ковальский разочарованно рассматривал целую спичку, которую он только что вытянул. - Присоединяйся! - весело сказал капитан Родин. - А на что игра? - спросил Царьков. - На шлюху Колуна. Певичку. - Ее сейчас привезут, - сказал Ковальский. - Почему? - спокойно уточнил Царьков. Ковальский плотоядно чмокнул. - Торговля наркотиками, - сказал он. - У нас есть два свидетеля. И сама наркоманка. Царькову очень нравилось, как поет Мирослава. - Я не слыхал, чтобы она кололась, - сказал Царьков. - Нет, так будет, - расхохотался Ковальский. Царьков помолчал, и в этот момент в кабинет просунул нос Санька Синицкий. - Яш, тебя, - сказал он, - какой-то мужик насчет кефира. Яков Царьков задумчиво оглядел натюрморт с бутылками и спичками. Пожал как-то криво плечами и вышел из кабинета. *** Было уже около часу ночи, но в особняке Колуна никто не ложился спать. В креслах около потрескивающего камина сидели несколько самых близких друзей Колуна, из числа тех, что начинали с ним вместе в подворотнях и у ларьков. Да и то сказать друзей у Колуна в последнее время стало меньше, и первыми куда-то пропали жирные чиновники, развлекавшиеся за счет Колуна в "Радуге", и всяческие директора, знакомившиеся с ним уже в областной Думе. Только один из этих директоров сидел в гостиной - Герман Лашкевич, бывший одноклассник и троюродный брат Колуна. Лашкевич построил в Тарске свою, совершенно независимую от Колуна торговую империю и несколько лет отказывался общаться с родственником, а вот теперь, в самый печальный для Семена момент, внезапно заявил, что менты творят беспредел. Мирославы в гостиной не было. В дверь просунулся охранник с сотовым телефоном в руке, кивнул Лашкевичу и сказал. - Это Сайко. Лашкевич поднялся, взял телефон и вышел. Ни у кого из присутствующих сотовых с собой не было, все боялись, что сотовый в режиме ожидания может прослушивать разговоры. Лашкевич вернулся, отдал мобильник охраннику и сел в кресло. - Завтра губернатор подает запрос о снятии депутатской неприкосновенности, - сказал Лашкевич, - похоже, он разжился пленкой от Спиридона. - Это его сторожевой пес добыл, - добавил один из бригадиров, - гебешник, Кононов. Он у Жечкова спец по этим делам. - Семен, тебе надо уехать из страны, - сказал кто-то сбоку. Руки Колуна безжизненно лежали на подлокотниках кожаного кресла. - Черт бы побрал эту бабу! - взорвался Полтинник. - Ну арестовали бы ее, ну не сожрали же бы ее в ментовке? А теперь - полный улет. Стволом в морду собровцам! При исполнении! - Дело не в Мирославе, - от озвался Колун, - я не могу позволить всяким козлам ходить своими копытами по моему казино. Помолчал и добавил: - А из страны я не уеду. На следующей неделе арбитражный суд... Лашкевич нервно щелкнул зажигалкой. - Блин, какой суд! - не выдержал Лашкевич. - Тебе шкуру надо спасать, а ты о какой-то "Заре"! Нет "Зари"! Забудь, проехали! Хочешь, я с Санычевым переговорю, вам мириться надо... - Потуши сигарету, Герман, - спокойно сказал Колун. - А? - В этой гостиной не курят, ясно? Лашкевич в раздражении утопил сигарету в стакане с минералкой. Семен поднялся и вышел в холл. Там было темно, и только через раскрытые двери были видны крепкие стриженые профили: пацаны обсели столик в соседних комнатах и играли в карты. На улице опять начался снегопад, двор за стенами дома был ярко освещен, и снежинки валили вниз косой стеной, танцуя в свете мощных прожекторов, Залитая светом вилла была похожа на прозрачный шар, плывущий в ночной сторожкой темноте. Потом где-то далеко за пределами виллы, на повороте, вспыхнул свет от пробирающейся проселочной дорогой машины. Фары померкли, опять вспыхнули на повороте и засияли ровным светом у ворот. Колун сошел вниз. Ворота растворились. Обшарпанная частная "пятерка" прошуршала колесами по гравию и остановилась у ног Колуна. Дверца машины открылась, и из нее вышел Царьков. Выглядел Царьков неважно: у мента был порван воротник, и на рукаве расплывалось свежее пятно крови. Царьков с трудом обошел машину и открыл багажник. В багажнике лежал человек, и это был Спиридон. По кивку Колуна двое охранников вытащили Спиридона из багажника и поволокли в дом. Царьков молча сел обратно в машину и дал задний ход, но на этот раз ворота перед ним не открылись. Колун наклонился к окну "пятерки". - Я там наследил, - сказал Царьков, - Варенькова, пять. Два трупа. Пошли людей прибраться. - Иди в дом, - негромко проговорил Колун. *** Спустя полчаса Семен Колунов спустился в подвал. Вопреки мрачным слухам, окружавшим виллу авторитета, подвал ее был совершенно неприспособлен для содержания пленников: в этих целях использовали соседнюю дачу Полтинника. Подвал на даче Семки Колуна был выкрашен в веселенький розовый цвет и скорее напоминал американский басемент: в нем стояла газовая печка, бойлер, да стиральная машина с рассыпанным возле нее бельем. Теперь между котлом и машиной лежал резиновый коврик от автомобиля, а на коврике лежал Спиридон. На него вылили достаточное количество воды: Спиридон вполне очнулся и глядел на своего старого подельника колючими глазами. Семен, склонив голову набок, изучал отморозка. Спиридон воплощал в себе все то, от чего Семен пытался уйти. Оружие в потных трясущихся руках, тренировочные костюмы и золотые цепи. Пьянки боевиков, шипящий утюг на жирном животе лавочника и тактические комбинации на уровне "ща как дам". Но ужас заключался в том, что уйти от этого было нельзя. Месяцев восемь назад по городу прошел слух, что Семен Семеныч слишком вознесся главою и о таких мелочах, как ларьки и рынки, не заботится. Тут же полезла из-под земли всякая новая сволочь, молодая и неученая, с наглыми улыбками и вопросами: "А кто такой Колун? И почему мы должны делиться с Колуном? Он у нас теперь депутат? Вот пусть и депутатсгвует..." Колун отдал бы им ларьки и рынки, но ведь эти ребята поперли бы дальше, повторяя его путь, а этого он не мог допустить Юную сволочь проучили в самом начале, проучил Спиридон, превратившийся практически в штатного киллера группировки Колуна. - Я бы не советовал тебе убивать меня, - сказал Спиридон. - Я слишком много надиктовал на кассеты, Сема. И если я не объявлюсь, эти кассеты всплывут. - Нет проблем, - сказал Колун, - вот ты мне и расскажешь, где они. Двое ребят с непроницаемыми лицами усадили Спиридона на табурет, заведя назад сцепленные руки - Или обойдемся без спецэффектов? - спросил Колун. Глаза Спиридона медленно наполнялись слезами. - Сволочь, - сказал он, - какая же ты сволочь, Семка. *** Когда Колун прошел в свою спальню, Мирослава уже спала, но, заслышав его шаги, открыла глаза и заспанно улыбнулась. - Сема, - сказала она, - что вы решили? Уже пятый час... - Все решили, - коротко ответил Колун. Он присел на краешек постели и принялся раздеваться. - У тебя кровь на манжете, - вдруг сказала Мирослава. - А... порезался, наверное. Руки Мирославы обвились вокруг Семена. - Бедненький, - сказала девушка. - Сильно порезался? Семен откинулся на подушки. - Извини, Мира, я хочу спать. Устал очень. Семен Семеныч уснул мгновенно и глубоко, без малейших проблем, так, как будто до трех ночи сидел за книжкой или трепался с друзьями. *** Было около одиннадцати утра, когда депутат Семен Колунов явился в губернаторский кабинет. Сделать это было несложно: областная Дума и администрация губернатора располагались в одном и том же здании, Дума - на третьем этаже, приемная губернатора - на четвертом, а дополнительной охраны у входа в губернаторское крыло, как это заведено в большинстве регионов, у Жечкова сроду не было. В приемной было довольно много народу: толстый, веселый начальник областного казначейства перешучивался с секретаршей Анечкой, а в углу на диване сидели двое - главы сельских администраций, приглашенные - на совещание в одиннадцать ровно. Колун прошел через приемную и взялся за ручку двери, ведущей в кабинет. - Семен Семеныч, там посетители! - заполошно вскрикнула секретарша, но Колун обратил на ее слова не больше внимания, чем на чириканье сойки за окном. Губернатор и вправду был не один: справа от него сидел не кто иной, как председатель арбитражного суда Cтанислав Голубков - представительный шестидесятилетний интеллигент в полосатом дешевом костюме. Как и многие высшие чиновники области, Голубков был исконным демократом, несколько неприспособленным к нынешней российской действительности: борода у него была, а денег не было. Голубков воззрился на депутата Колунова с некоторым детским недоумением. - Станислав Сергеич, - сказал Колунов, - нам тут переговорить надо. Подождите-ка в приемной. Голубков бочком выбрался из комнаты. Губернатор и областной авторитет остались одни. Предвыборное время движется необыкновенно быстро, и за те две недели, что прошли с их последнего - и первого - разговора наедине, Жечков заметно сдал. Лицо пожелтело и обмякло, под глазами нарисовались черные круги. И даже хорошо сшитый костюм словно болтался на губернаторе, сбросившем от расстройства добрый десяток килограмм. В отличие от губернатора, Колун выглядел прекрасно. Ни убийство Белянчева, ни погром в казино, ни ночной разговор в подвале как-то не сказались на бандите. Но губернатор всего этого не заметил. Вчера Колун поставил на себе крест: собровцы, действительно, позорно ретировались с поля боя, но только потому, что не было смысла получать пулю в лоб от человека, которого завтра можно задержать на законнейшем основании, а именно: в связи с вооруженным сопротивлением, оказанным органам правопорядка. Колун сам загнал себя в ловушку: а пленка, которую вчера смотрел губернатор, захлопнула в этой ловушке дверцу. - Ну что, - спросил губернатор, - мириться пришел? Колун усмехнулся, обнажая белые волчьи зубы, и ничего не ответил. - Поздно, Семен Семеныч. Я тебе должен сказать, что ордер на твой арест уже подписан. - И что же там сказано? - Сопротивление милиции. При исполнении. Вчера, в казино. Устраивает? - Откуда я знал, что они менты? - лениво возразил Колун. - Мне звонят, говорят, какие-то отморозки наехали, хороших людей на пол кладут. Я думал, пришли пацаны Спиридона... - Не ломай комедию... - А я не ломаю. Колун внезапно подобрался, как кошка при виде мыши. Вытащил из кармана пиджака фотографию и кинул на зеркальный столик. - День рожденья Пашки, - сказал он, - который справа - Спиридон, а который слева - командир СОБРа. Вы меня сажаете, я эту фотку пускаю по телевизору. В качестве объяснения, что да как... Я обещал народу взять Спиридона, а вы меня за это сажаете... Жечков усмехнулся. - Ну эта сказка кончилась. - В смысле? - Кассеты. Кассеты, которые надиктовал Спиридон. Губернатор улыбнулся. Он предвкушал этот миг давно. Он хотел посмотреть наконец, как самоуверенность слетает с Колуна, словно белый пух с созревшего одуванчика. - У меня они есть, - сказал губернатор, - хочешь посмотреть? Они... - Они не имеют юридической силы. Что такое Спиридон? Взбесившийся наркоман, перестрелявший за последние дни чуть не полдюжины человек. Тарский Чикатило. Людей убивали. Это все знают. Людей убивал он. Он в этом сам признается. Прекрасно. Он говорит, что делал это по моему приказу. Кто это докажет? - Для начала - пленка. - А как эта пленка появилась? Моя версия проста - пленку изготовил Нестеренко. Московский бандит, который лезет в регион. Он поймал Спиридона, заставил наговорить на пленку и убрал. Спиридона даже мучить не нужно - достаточно два денька подержать его без наркотиков, и он споет все, что угодно. Ну, ты продемонстрируешь эту пленку. А я скажу, что Нестеренко тебе заплатил... Губернатор слегка побледнел. - Ты проиграешь выборы, Витя, - резко сказал Колун. - Ты уже их проиграл. - Это не тебе решать. А народу. И сколько бы ты ни топил меня в дерьме... - Помилуй, где ты дерьмо увидел? Все дерьмо впереди... Губернатор слегка вздрогнул. Колун осклабился. - Рассказать, что такое дерьмо? Вот, допустим, сидит на Московском вокзале бабка в лотерейной будке. Продает билетики. Называется - лотерея "На благо города". Лохотрон стопроцентный, хоть сейчас бери всю шайку. А работают они официально. Лицензию имеют от обладминистрации и договор: ежемесячно, мол, отстегиваем 10% от выручки в "Фонд губернаторских программ". Сиречь на выборы. - А сколько они тебе отстегивают? - хмуро спросил губернатор. - Виктор Гордеич! Так мои отношения с этими ребятками не задокументированы. А твои - увы... Колун сделал паузу. - Или вот - фирма "Арахна", сиречь "паук" по-гречески. Импортер всякой всячины. Опять же зарегистрирована при вашем фонде, дабы каждая собака видела ее крутость и трепетала. И вот взяли в Москве "Арахну". Прямо на летном поле. С гуманитарным грузом для детских садов, как было указано в документах. И были в этом гуманитарном грузе всяческое шмотье, несоответствующее документам, телефоны-компутеры и, что самое интересное, два автомата и пять каге кокаина. Вероятно, для старшего дошкольного возраста. Губернатор закусил губу. - И опять же - отчисляла наша "Арахна", согласно договору, аж 50% прибыли в Фонд губернаторских программ. От торговли кокаином, что ли? - Это был твой кокаин. - Огорчаешь, Витя. Я порошком не торгую. Во всяком случае, непосредственно. Вредно сказывается на политическом росте. А вот относительно тебя... Согласитесь, это большая разница, когда "Тарская правда" печатает, что у твоего зама домик в три этажа, и когда она печатает, что деньги на выборы идут из кокаина... - Не беспокойтесь, Семен Семеныч. Мне будет значительно проще убедить людей в отсутствии у вас совести, нежели вам - в наличии у меня рогов и копыт... - Ты недооцениваешь кое-что, Виктор Гордеич. Когда народ голосовал за меня - он голосовал за бандита. Он очень хорошо знал, кого избирает. Я тебе искренне благодарен, Виктор Гордеич, за большой положительный вклад в мою избирательную кампанию, выразившийся в публикации поносных обо мне статей. Потому что чем чаще гражданину избирателю намекали на то, что именно я зачистил Абрамова, тем больше гражданин избиратель радовался, потому что в абрамовском банке не он сам, так теща его или зять потеряли денежки. И гражданин избиратель считал, что Абрамов получил по заслугам, а стало быть, я - заступник горя народного. Мне печатное дерьмо идет на удобрение. А ты в нем захлебнешься. - Кроме печатного дерьма,

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору