совершенно  вздорные,  на  мой  взгляд,  данные  о  личностях  и  биографиях
пропавших психов, а так же главных подозреваемых  -  Грасского,  Касаткиной,
"Эксгибициониста". Эта кутерьма затянулась на  две  недели.  Иногда  грешным
делом мне начинало казаться, что мы просто собираем Кобзарю материал для его
докторской диссертации.
   - Результаты! Где результаты? -  в  очередной  раз  вопил  шеф  в  лучших
традициях начальства из американских полицейских боевиков.  -  Мы  тебе  все
дали. У тебя лучший психиатр  России,  взвод  оперативников  -  и  все  бьют
баклуши!
   - Ну не все, - тупил я глаза. Мне меньше всего хотелось углубляться в эту
тему, поскольку я и сам не мог до конца понять, чем же мы занимаемся.
   - Ты как Вовка в тридевятом царстве - что бы ни делать, лишь бы ничего не
делать.
   - Я пять килограммов веса на этом деле потерял, -
   Привычно  соврал  я.  -  И  вообще  надо  мной  висит  смертный  приговор
преступного синдиката. Мне, как Курляндскому, охрана требуется. Я еще пожить
хочу.
   Это был неотразимый прием.  Шеф  после  таких  слов  сразу  стушевывался.
Охрану ему для меня взять негде, сам я от врагов скрываться, пока в деле нет
ясности,  не  собирался,  а  ответственность   за   мою   жизнь   шеф,   как
человексовестливый, ощущал. Так что после  таких  моих  слов  в  его  голосе
появлялись нотки, которые обычно встречаются  при  разговоре  со  смертельно
больными людьми.
   - Надо ускоряться, - виновато говорил шеф. - Смотри, сколько у  нас  дел.
Четыре банка ограбили. Ведущего НТВ  украли.  Двух  банкиров  крысиным  ядом
отравили. Все на нас висит. А ты столько народу держишь.
   - Виноват. Но иначе никак...
   Наша бригада накапывала Кобзарю горы самых разных материалов.  Полученные
данные он загонял в большой  компьютер.  По  доброте  душевной  нас  пустили
поработать в почтовый ящик,  который  в  свое  время  разрабатывал  какие-то
новшества для межконтинентальных  ядерных  ракет,  а  сегодня  простаивал  в
ожидании выгодного контракта с Пентагоном.
   Работал Кобзарь упорно, как японский робот, - с утра до вечера, а порой и
с вечера до утра. И, по-моему, таким положением был доволен вполне.
   Однажды мы с Донатасом затащили  его  ко  мне  на  квартиру  для  лучшего
знакомства и расслабления. Он оказался прекрасным  застольным  собеседником,
пил много, пьянел мало, хохмил метко. Вечером мы отвезли его в гостиницу. Он
поблагодарил нас за приятный вечер, за то, что мы подкинули  ему  интересную
работу, вытащил папки с материалами и углубился в них. Точно, робот. В  один
прекрасный  день  Кобзарь  сообщил,   что   готов   порадовать   нас   неким
промежуточным решением проблемы. Он сидел около дисплея ставшего ему  родным
большого компьютера и хлестал из термоса кофе с коньяком.
   - Работы еще - непочатый край, - он подергал  себя  за  бороду.  -  Такие
повороты намечаются - если по ним пройти, тут Нобелевская премия маячит.
   - Нам нужна только зацепка, - вздохнул Донатас. - Нобелевскую  премию  мы
оставим тебе.
   - В детали я вдаваться не стану. Вряд ли они вам что скажут, . -  Кобзарь
нажал на клавишу клавиатуры, на дисплее поползли  ряды  формул  и  графиков.
Какое отношение они имеют к психиатрии  и  психологии?  Как  Кобзарь  в  них
разбирается? Хотя он еще и кандидат математических  наук.  Эдакий  одержимый
профессор из фильмов двадцатых годов. - Все исчезнувшие, а так  же  активные
участники  предполагаемой  преступной  организации,  обладают  рядом  схожих
параметров,
   - Каких? - напрягся я.
   - Довольно необычных. Начиная от астрологических характеристик  и  кончая
типом нервной системы, группой крови.
   - У них одна и та же группа крови? - удивился Донатас.
   - И они все Тельцы или Козероги?
   - Конечно, нет. Это было бы  слишком  просто.  Соотношение  их  различных
характеристик оценивается вот этой формулой.
   На дисплее возник набор цифр, закорючек, значков и линий. Ей Богу,  легче
понять  японские  иероглифы  или  узелковое  письмо   африканского   племени
Чумба-Чабс.
   - Хорошо вписываются в эту формулу люди с расшатанной психикой. Еще лучше
- с психическими заболеваниями. Но укладываются в нее и некоторые нормальные
люди. До определенной степени нормальные, конечно.
   - Зачем и кому понадобились "люди формулы", назовем  их  так?  -  спросил
Донатас.
   - Наверняка не в качестве удобрений. Пока я  не  готов  сказать,  как  их
можно использовать. Но как-то можно. Тут нас могут ждать неожиданности.
   - Теперь мы можем предсказать, кого еще похитят,
   - сказал я.
   - Не слишком бы на вашем месте надеялся на это, -
   Отмахнулся Кобзарь.
   - "Людей формулы" не так уж и мало, хотя и не слишком много.
   - Надо покумекать, как нам использовать эти выкладки, - Донатаса явно  не
переполняли радужные надежды от этого открытия.
   - Эх, мне бы полгодика, - мечтательно произнес психиатр. - Я бы  вам  все
расписал.
   - Полгодика, - возмутился я. - Да за полгодика начальство нас  выпотрошит
и чучела из нас набьет. Нам нужно что-то конкретное уже сейчас.
   Психиатр развел руками.
   - Что могу - делаю.
   - Да мы понимаем, - кивнул Донатас. - Но время. Время...
   А времени у нас действительно не было. И раздумывать нам полгода никто не
даст - это ясно. Коварный враг отказывался дремать. Ему хотелось действия. И
он начал действовать. Опять, конечно, на пять с плюсом.
   - Горе  нам,  горе,  -  покачал  я  головой,  протягивая  утром  Донатасу
спецсообщение, полученное в дежурке.
   Работать, когда  все,  кроме  завсегдатаев  ночных  кабаков  и  любителей
стриптизов и рулеток, смотрят пятый сон,  -  радость  невеликая.  Да  еще  в
горячем цеху, в тяжелых условиях. С другой стороны - спасибо и за это. Когда
живешь в городке, в котором  закрыты  и  заколочены  досками  два  оборонных
предприятия, а их работники, злые и полуголодные, вынуждены ездить за  сотню
километров в Москву, торговать в Лужниках турецкими шмотками или копаться на
приусадебных участках, выращивая редиску и помидоры, работа на не обделенном
заказами заводе "Стеклопластик"  кажется  просто  подарком  судьбы.  Правда,
деньги платят  редко  и  мало,  но  всегда  можно  что-то  стянуть,  сделать
какую-нибудь левую работу... Примерно такие мысли одолевали в три часа  ночи
мастера Марию Федоровну Смирягину.
   Мария Федоровна обходила свои владения. Все-таки в ночных сменах  есть  и
какое-то очарование. Синева ночи,  оранжевый  пламень  плавки.  Сколько  лет
отдано заводу.
   Пятнадцать. Почти полжизни... Но настроиться на романтический лад мастеру
не дали.
   - Извините, - похлопали ее сзади по плечу - вежливо, почти ласково.
   Мария Федоровна обернулась и...
   - Ой, - воскликнула она, на миг задумавшись,  как  будет  лучше  -  сразу
хлопнуться в обморок или чуток подождать. Сзади нее стояли трое. Микки-Маус,
Утенок Даг и пес Плуто - точнее, судя по женским очертаниям фигуры, не  пес,
а псина. У Мыша и Утенка в руках были автоматы  Калашникова  с  укороченными
стволами. Псина сжимала игрушечный пистолет.
   - Это ограбление, - произнес с какой-то будничной скукой Микки-Маус,  так
что складывалось ощущение, что ограблениями  он  занимается  постоянно,  все
равно как чистит зубы после  еды,  так  что  они  ему  прилично  надоели.  -
Пожалуйста, прикажите рабочим затушить печи и залить их водой.
   - Вы с ума сошли,  -  сделала  робкую  попытку  выразить  протест  против
произвола Мария Федоровна.
   Два выстрела из автомата в потолок убеждали лучше всяких слов.
   - Быстрее, -  Мышь  выстрелил  еще  раз.  Быстрее  так  быстрее.  Рабочие
понимали, что в таких ситуациях формула  одна:  не  можешь  -  заставим,  не
хочешь - застрелим.
   - Еще быстрее!
   Бух, бух - опять захлопали выстрелы.
   После этого работа была произведена  воистину  со  стахановским  напором.
Печи залиты. Из них извлечены семь платиновых трубок.
   - Спасибо, товарищи, - поблагодарил за помощь Микки-Маус.
   Утенок, напоминавший  по  габаритам  больше  бегемота,  собрал  трубки  в
спортивную сумку. Не было похоже, что он ощущает тяжесть сорока  килограммов
платины.
   Смену  ловко  связали  заранее  подготовленными   веревками.   Мультбанда
удалилась...
   Мероприятия по горячим следам не дали ничего.  Известно  было  лишь,  что
злоумышленники скрылись на автомашине, но не только номера, но даже  цвет  и
модель ее никто не знал.
   Охрану завода они нейтрализовали при помощи неизвестного газа.
   - Убили бы. Точно  убили  бы,  хоть  слово  им  возрази,  -  всплескивала
неустанно руками Мария Федоровна  перед  следователем,  осматривавшем  место
происшествия. - Как начали из автоматов палить. Им человека убить, что  муху
раздавить.
   - Куда стреляли? - спросил следователь.
   - Сюда. Я здесь стояла, а тот, в маске мышиной, из автомата стрелял.
   Следователь тщательно осмотрел деревянную стену.
   - Следов пуль нет. Они вас пытались расстрелять холостыми патронами...
   - Холостыми? - поразилась Мария Федоровна.
   - Да.
   - Холостыми, - повторила она и неожиданно в голос разревелась.
   На этот раз Грасский звонил из Казани. Он деловито осведомился, до  конца
ли я раскаялся и потратил ли подаренное мне время  с  пользой,  то  есть  на
отмаливание грехов. Ведь срок мой уже почти вышел. Я человек не  грубый,  но
тут как-то сама собой полезла ненормативная лексика.
   Охарактеризовал я сжато все генеалогическое древо  Грасского,  постарался
никого не забыть. Выслушал он меня с профессиональным  спокойствием  старого
работника вытрезвителя, напоследок посоветовал подумать о завещании и отдать
последние распоряжения, после чего повесил трубку. Мы поставили в ружье весь
казанский угрозыск, но  следов  весельчака-режиссера  не  обнаружилось.  Или
Грасский превратился в человека-невидимку,  или  милиция  совсем  разучилась
работать. И что мне теперь остается?  Последние  распоряжения  и  завещания?
Родственники на моем имуществе сильно не разбогатеют.
   Сказать, что эти угрозы забавляли меня, значит сильно покривить душой. Со
стороны может все и выглядело смешно, но когда обещают  убить  именно  тебя,
тут смех сам собой становится уже не таким искренним и жизнерадостным.
   Надоело все это безобразие. Пора опускать занавес  в  представлении.  Вот
только найти бы веревочку, за которую надо дернуть.  Пока  у  нас  на  руках
масса разрозненных фактов, несколько скрывшихся от  возмездия  фигурантов  и
теория Кобзаря, которую еще долго дотягивать до Нобелевской премии.
   Правильно шеф взывает к моей совести и требует результатов.  Пока  что  у
нас только пухнут папки с материалами, причем в основном за  счет  бумаг  по
новым ограблениям. Сорок кило платины! Вычистили их красиво,  беззаботно,  с
легкостью  необыкновенной.  Кто  даст  гарантию,  что  капитана  Ступина  не
вычистят так же легко?
   - Еще пара таких ограблений, и нам надо будет  искать  работу,  -  сказал
Донатас, когда мы  в  очередной  раз  обсуждали  наши  нелегкие  проблемы  в
кабинете на
   Шаболовке.
   - Пойдем грабить золотые караваны, - успокоил я его.
   - Хотя нет. С работы не выгонят. Рынок пошлют патрулировать.
   - Если бы! За такое золотое место надо еще взятки раздавать. Тебя  просто
назначат моим напарником по психам.
   - Смерти моей хочешь?.. Куда грести будем, Гоша?
   - Как сказал шеф, у нас лучший психиатр России. А я добавлю  -  и  лучшие
умы ГУВД. Грех не воспользоваться. Будем мыслить.
   В последнее время этому тягостному занятию я предавался довольно часто, и
даже не забывал переносить мои думы на бумагу. Издам  когда-нибудь  "Записки
околоточного"  и  получу  букеровскую  премию.  Первая  часть  так  и  будет
называться - список на ста пятидесяти страницах версий по ОД "Клондайк".
   Две исписанные тетради  и  множество  расчерченных  цветными  карандашами
схем. Связи пропавших, фигуранты, места их возможного пребывания.
   Я с трудом запихал  все  бумаги  в  сразу  раздувшийся,  как  заглотивший
антилопу крокодил, портфель, и мы отправились на служебной машине Донатаса в
почтовый ящик, где  Кобзарь  в  интимной  обстановке  предавался  общению  с
полюбившимся ему компьютером.
   - Двигаются дела? - спросил я, заходя в прокуренное помещение. -  Кобзарь
курил трубку с таким терпким табаком, от которого щипало глаза.
   - А как же, - психиатр довольно подергал себя за бороду.
   - Есть что конкретное? - спросил Донатас, плюхаясь на продавленный диван,
который мы притащили в комнату из коридора.
   - Откуда? - удивился психиатр. - Работа в самом разгаре.
   - Давай думать втроем.
   - Ну да, - кивнул психиатр. -  Одна  голова  хорошо,  а  три  лучше,  как
говаривал Змей Горыныч.
   Так мы устроили что-то вроде игры "Что?  Где?  Когда?".  Мозговой  штурм.
"Что скажут знатоки? Время пошло..." Времени у нас было поболе, чем минута в
телеигре, но гораздо меньше, чем вечность или даже несчастная неделька.  Все
безумные идеи, приходившие нам в голову, Кобзарь загонял в большой компьютер
и клялся, что эта железка выдаст, какой вариант лучше подходит.  Железяке  я
не верил. Кобзарю верил гораздо больше.
   К ночи, полностью одурев от этой оказавшейся вдруг жутко тяжелой  работы,
мы составили модель. Судилирядили, получалось, что она самая  верная.  Да  и
железяка подтверждала... Кажется, живи и радуйся - все встало на свои места.
Вот только сотворенное нами полотно было довольно странным. Эдакий Сальвадор
Дали, даешь достижения сюрреализма в жизнь! Бог ты мой, кто же нам  поверит,
юродивым ? А тут еще такой план действий сочинили. Всем планам план!
   -  Предлагаешь  со  всем  этим  идти  к  моему  шефу?  -  видимо,   нотки
обреченности в моем голосе звучали громче, чем надо, когда  принимаешься  за
серьезное дело.
   - Вместе пойдем, - решился Донатас. - Обратной дороги  нет.  Фильм  такой
был.
   - Я думаю, полковник Горючий как разумный человек согласится  с  нами,  -
сказал Кобзарь.
   - Но только не сегодня, - сказал я. - Уже третий час ночи...
   Утром  началась  коррида...  Шеф,  как  разумный  человек,  действительно
согласился с нами. Мы всего лишь час-полтора  потратили  на  его  убеждение.
Моего и Донатаса вдохновенного красноречия  явно  не  хватало.  Задавили  мы
противника тяжелой артиллерией - Кобзарь очень  ловко  орудовал  выкладками,
графиками и шарлатанскими результатами компьютерного анализа и убедил  шефа,
что версия имеет право на существование.
   Потом начался второй этап - самый тяжелый - пропаганда изобретенной  нами
оперативной комбинации и ее деталей.
   Выслушав наши предложения, шеф снял очки и в полнейшей  тишине  долго  их
тер. Потом надел и через чистые стекла  внимательно  рассмотрел  нас,  будто
пытаясь запомнить навсегда.
   - Георгий, ты серьезно? - наконец спросил он.
   - А что особенного? - пожал я плечами.
   - Что особенного? Ты предлагаешь внедриться в  сумасшедший  дом.  Знаешь,
чем это чревато для тебя лично ?
   - Чем?
   - Тебя оттуда просто не выпустят. Кто же из  сумасшедшего  дома  выпустит
человека, в голове у которого рождаются такие идеи?.. И  ты,  Донатас,  тоже
хорош. С кем я работаю!
   Еще час битвы титанов - и мы прижали  шефа  к  стене.  Он  капитулировал,
правда, при этом чуть не прослезился.
   - Мы же в анекдот попадем, - причитал он. - О нас опера  по  всей  России
судачить будут.
   - Если и будут, только от зависти, - заявил я нахально.
   - Как ты собираешься докладывать все это руководству? - осведомился шеф.
   - На ваш авторитет надежда.
   - Да какой там  авторитет  после  таких  предложений...  Ладно,  готовьте
выкладки и конкретный расчет сил. Бои у нашего милицейского  руководства  мы
выдюжили, хоть и дались они большой кровью. Потом нам  пришлось  убеждать  в
своей правоте смежников - госбезопасность. Без  них  наша  затея  не  стоила
ничего. Их убедить оказалось гораздо легче.
   Чекисты всегда витали в облаках и мыслили широкими масштабами  -  мировые
заговоры, противоборство идеологий и  разведок,  происки  суперагентов,  над
ними не тяготел повседневный милицейский опыт общения  с  низменным  бытовым
человеческим пороком. В общем, протокол о намерениях между двумя ведомствами
был подписан.
   Очередным объектом, на котором мы могли потренироваться в  развитии  дара
убеждения, должен был  стать  профессор  Дульсинский.  Ведь  именно  на  его
территории развернутся главные боевые действия. Человек он серьезный,  людей
как рентгеном видит, работать с ним надо аккуратно. Мы пригласили профессора
на чашечку чая в кабинете шефа.
   - Есть основания считать, - официально и сухо начал шеф, - что ваш бывший
пациент Грасский является одним из руководителей преступной группы, на счету
которой похищения людей и другие тяжкие преступления.
   - Помнится, я советовал уважаемому мной капитану Ступину обратить на него
пристальное внимание, - Дульсинский стряхнул с рубашки невидимую пылинку.
   - Мы обратили, - кивнул я. -  И  выяснили,  что  большинство  больных,  в
похищении которых подозревается Грасский, прошли через вашу больницу. Притом
многих Грасский не знал... Что отсюда следует?
   - С ним связан кто-то из персонала, - кивнул  равнодушно  Дульсинский.  -
Подобные мысли уже посещали меня.
   - Ваши мысли очень долго остаются при вас, - буркнул Донатас.
   - А что вы хотите? - посмотрел  на  него  вопросительно  профессор.  -  В
клинику  для  душевнобольных  нельзя  пускать  полицию  с   ее   стандартной
процедурой расследования. Что тут непонятного? Это просто опасно.
   - Нам нужна ваша помощь, - сказал шеф.
   - Насколько я понимаю, первым подозреваемым у вас должен быть я.
   - Уже были, - успокоил я его. - Средств на вашу проверку ушло немало.
   - И как вы уверились, что я ни при чем? - усмехнулся профессор.
   - Никак. На сто процентов уверены только вкладчики ЛЛЛ и "Памира". Просто
есть основания считать, что вы наименее подходите на  должность  преступного
лидера. ? Польщен, что вы не считаете меня похитителем моих больных.  Честно
сказать, они мне достаточно надоедают на работе, чтобы я еще тратил на них и
свободное время. ? - Нам нужно отработать вашу клинику - напористо  произнес
шеф.
   - Не хотелось бы, - покачал головой профессор. - Вы переполошите персонал
и больных. Это может плохо кончиться. Я  готов  оказать  вам  любую  помощь,
но...
   -  Недостаточно  вашей  помощи,  -  отмахнулся  шеф.  -  Это  работа  для
профессионала. Мы хотим  его  внедрить.  Аккуратно,  чтобы  никого,  как  вы
говорите, не переполошить..
   - Внедрить ? В качестве врача ? У  вас  есть  сотрудники  с  образованием
психиатра?
   - Нет... Поэтому мы хотим внедрить его в качестве пациента.
   Немая сцена. Профессор наконец-то  удивился.  Ему  отказало  на  миг  его
снисходительное спокойствие.
   - И кого внедряете? - спросил он после долгой паузы.
   - Меня, - сказал я.
   - Вы не разыгрываете?.. Ладно, давайте. Найду вам уютную палату,  Георгий
Викторович. Вам давно пора отдохнуть... Ну спасибо...
   Дальше началось творчество народов мира. Сочинение легенды, диагноза,  их
заучивание. Теперь я больной  маниакально-депрессивным  психозом  Георгий  ,
Викторович Краснов. Пару дней я  зубрил  инструкции  профессора,  натаскивал
себя в роли "маниакала". Проконсультировался  и  у  Кобзаря.  Наконец,  было
решено, что все в порядке.
   Несостоявшийся артист, провалившийся в свое время  абитуриент  щукинского
театрального училища Георгий Ступин получилроль в обновленном варианте пьесы
"Палата номер шесть"...
   И вот проведены последние подготовительные мероприятия. Завтра старт.
   После тянувшегося, казалось, вечность, рабочего дня я  пришел  вечером  в
пустую квартиру. Свет включать не стал.
   Вытащил подсвечник  с  тремя  свечами.  Мое  любимое  времяпровождение  -
вечером смотреть на мерцающее пламя свечей.

   "И смерти грядущей предвестье,
   Мерцали три бледных свечи".

   Неожиданно меня как молнией шарахнула мысль - что же я делаю, куда  лезу?
В  банду  "Татарина"  в  Свердловске  внедря