липывала, с благодарностью смотрела  на
меня и поднимала за меня тосты. После этого она целовала Пауля, а  заодно  и
Германа.
   Часа два мы сидели за столом, обсуждая пережитое. И только глубокой ночью
снова опьяневший Герман спросил у меня, с трудом подбирая русские слова:
   - А где вы научились так драться?
   - В единоборствах с монгольскими шпионами, -  ответила  я  и  отправилась
спать в приготовленную для меня комнату.

Глава 5

   Видимо, заснули мы очень поздно, поскольку, проснувшись и подойдя к окну,
я увидела, что солнце стоит в зените. Я вышла из своей комнаты.
   И до меня донеслись запахи жареного мяса и лука.
   Кто-то готовил нам завтрак, а, может быть, и обед. Ничьих голосов  слышно
не было, и я вернулась к себе, чтобы собраться с мыслями  и  подвести  итоги
вчерашнего дня.
   Моя комнатка была небольшой и уютной. Кроме широкой кровати, в ней  почти
не было мебели. А большое окно выходило в сад. На ночь оно  не  закрывалось,
и, подойдя к нему, я смогла сорвать большое яблоко и после этого снова легла
на кровать.
   Если не считать первого вечера, подумала я, то  я  в  Одессе  всего  лишь
сутки. За это время я успела сменить внешность, обзавестись личным водителем
такси, познакомиться с Раушенбахом, его сотрудником и любовницей,  стать  их
подругой и сохранить им здоровье, а может быть, и жизнь. Не многовато ли для
одного дня?
   Все это было замечательно. Обстоятельства  складывались  для  меня  почти
идеально, но я ни на шаг не стала  ближе  к  разгадке  появления  на  Западе
русских икон. Весь вечер Раушенбах и его  подруга  говорили  о  чем  угодно,
только не о делах. Это была довольно милая, ничем не отличавшаяся  от  сотен
других пара. И ничто  не  говорило  о  том,  что  они  замешаны  в  каком-то
нелегальном бизнесе.
   Особенно показательной в этом смысле была драка на пляже.  Если  бы  Софа
или Пауль имели широкие криминальные связи, то они, как мне  казалось,  вели
бы себя на пляже по-другому.
   Может быть, я не  права,  но  в  таких  случаях  обычно  звучат  какие-то
магические слова, с помощью которых преступники узнают друг друга.  Какие-то
клички, имена...
   Софа, насколько я понимала, всю свою жизнь прожила в этих местах и  знала
здесь каждую собаку. Занимаясь  коммерцией,  она  наверняка  имеет  надежную
"крышу"... Так что же помешало ей назвать этим ребяткам имя того  или  иного
криминального авторитета? А если  она  занимается  переправкой  произведений
искусства на Запад, то  она  просто  не  в  состоянии  обойтись  без  помощи
подобных людей. А преступные иерархии организованы безупречно...
   Я никак не могла свести концы с концами. Более того, я не  заметила  даже
признаков криминала, общаясь с этими людьми  весь  вечер  и  половину  ночи.
Герман так и вовсе напоминал профессора философии. А Пауль, несмотря на  всю
свою силу, не умеет драться.  Нет,  не  похожи  они  на  подельщиков  Соньки
Золотой Ручки. Да и сама Сонька в этом  смысле  подкачала.  Сегодня  я  была
совершенно уверена в том, что она на самом деле влюблена в своего немца,  да
и тот, видимо, отвечает ей взаимностью. Значит, это просто роман? Тогда  кто
же поставляет Паулю русские иконы? У кого он их покупает и  как  выходит  на
продавцов? Для иностранца, недавно  приехавшего  в  Одессу,  это  далеко  не
просто.
   Тут я  вспомнила  про  искусствоведа,  встречу  с  которым  назначила  на
сегодняшнее утро. Разыскав часы, я убедилась, что утро мной  в  этом  смысле
безнадежно потеряно.  Время  приближалось  к  обеду.  Но  у  меня  было  еще
несколько часов, в течение которых Кучер, скорее всего, будет  находиться  в
музее. На худой конец, можно отложить  встречу  на  понедельник.  Я  открыла
сумочку и убедилась, что его телефон был у меня,  хотя  я  и  запомнила  его
наизусть и только чудом сохранила эту бумажку.
   - А что, если Пауль имеет дело с музеем? - спросила я себя  и  поразилась
тому, что эта мысль только теперь пришла мне в голову.
   А ведь это не менее, а может быть, и более вероятно, чем скупать краденые
иконы  у  уголовников.  Тот  же  Кучер,  крупнейший  авторитет   в   области
древнерусского искусства  в  этом  регионе,  наверняка  имеет  информацию  о
частных коллекциях. Кроме того, к нему приносят для  консультаций  и  оценки
самые  разные  вещи,  и  организовать  незаконную  их  скупку  для  него  не
представляет никакого труда.
   Коллекционировать иконы в советские времена было небезопасно,  но  сейчас
это можно делать совершенно открыто. И многие ранее не  известные  коллекции
становятся  известными  именно  благодаря  этому.  Одних  частных  картинных
галерей сколько появилось в последнее время. Так что единственная  сложность
теперь - это найти для них богатого покупателя.
   А вот с этим сейчас проблема.
   Те, кто в состоянии оценить старинную икону, не имеют средств. А те,  кто
имеет средства, - не интересуются старинными иконами.  Коллекционеру  некому
их продать, даже если он сильно нуждается. А у музеев нет на это денег.
   Поэтому единственная возможность выручить за действительно  ценную  икону
ее реальную стоимость - это переправить ее на Запад.
   И вот тогда может пригодиться помощь Пауля Раушенбаха...
   В этот момент в мою дверь постучали.
   - Привет, - хрипло и доброжелательно просипела мне Софа.
   Выглядела она, прямо сказать,  не  ахти.  Треволнения  вчерашнего  вечера
оставили на ее лице явные  следы.  Полночи  она  плакала,  пила  вино  и  не
вынимала изо рта сигарету. Будь она на несколько лет постарше, она не встала
бы сегодня с постели. Но молодость и крепкое здоровье были еще при ней. И на
лице у нее даже сияла улыбка.
   - Ты как? - спросила она.
   - Как штык, - ответила я.
   - Ну тогда пошли пиво пить, а заодно и пообедаем.
   Мы спустились на первый этаж и  снова  оказались  на  веранде.  Стол  был
накрыт на четверых. А женщина,  похожая  на  Софу,  только  на  десяток  лет
постарше, доставала из холодильника немецкое пиво.
   "Ну хоть попробую, чем теперь торгуют бывшие искусствоведы", - подумала я
и присела к столу.
   Софа открыла пару бутылок и одну из них протянула мне. Стаканов,  видимо.
Софа не признавала и опрокинула в рот бутылку.  Я  последовала  ее  примеру.
Пиво было замечательное.
   - Хорошо, - не удержалась я от одобрения, ополовинив бутылку.
   - Самое лучшее в немцах - это пиво, - согласилась Софа и поставила пустую
бутылку на пол. - Мужики!
   "Мужики" появились в ту же минуту, представляя собой любопытное  зрелище.
Если Герман был чисто выбрит, подтянут и бодр, то Пауль выглядел его  полной
противоположностью. С щетиной, с опухшим  носом,  толстой  верхней  губой  и
незаметным вчера синяком под глазом, он хорошо бы смотрелся у  какого-нибудь
пивного ларька в рабочем районе.
   - Красавец, - оценила его физиономию  Софа,  отчего  Пауль  поморщился  и
тяжело опустился на стул. - Паша, тебе никто не говорил,  что  ты  похож  на
Сильвестра Сталлоне?
   Пауль ничего не ответил ей, только открыл бутылку пива и сделал несколько
больших глотков. Я  хорошо  представляла  себе  его  сегодняшнее  состояние,
потому что знаю, что  такое  пропустить  несколько  ударов  по  голове.  Мне
приходилось испытать это не раз, причем не только на тренировках.
   Софа посмотрела на Германа, потом на меня и вздохнула:
   - Посмотри вокруг, Паша. Все люди как люди, а ты на кого похож?
   У нее было прекрасное настроение и склонность к черному юмору.
   - На себя посмотри, -  беззлобно  огрызнулся  Пауль,  улыбнулся  и  снова
присосался к бутылке.
   - А я никогда не была красавицей, - отпарировала она. -  Но  всегда  была
чертовски мила.
   Глядя  на  них,  я  не  смогла  удержаться  от  улыбки.  Это  не   прошло
незамеченным для Софы, и она хитро мне подмигнула. Положив всем  окрошки  со
сметаной, она сказала:
   - Нечего было на чужих баб пялиться. Вот тебя бог и наказал.
   В ответ Пауль рассмеялся и тут же сморщился от боли.  Смеяться  ему  было
рановато.
   - Что же, на пикник, стало быть, не поедем, раненый? - не унималась Софа.
   - Почему это не поедем? Обязательно поедем, - ответил Пауль. -  Но  лучше
завтра. Или послезавтра. Посмотрим.
   - Я так и знала, - всплеснула руками Софа. - А зачем я  сегодня  выходной
себе устроила?
   - Ты вполне еще можешь поработать сегодня, - ехидно заметил Пауль.
   - А я уже Аню пригласила, - вновь подмигнула  она  мне.  -  Анна,  ты  же
хочешь на пикник?
   - Хочу.
   - А там у нас Паша займется  своим  любимым  делом.  Вместо  того,  чтобы
боксом увлечься, он по  пещерам  бродит.  Спелеолог!  Хобби  у  него  такое!
Поедем!  А  пока  он  по  пещерам  будет  таскаться,  мы  с  тобой  шашлычки
приготовим, искупаемся. Гешу с собой возьмем. И пусть хоть до вечера  торчит
под землей. Поедем, Геша? На шашлычки?
   Герман с сомнением покосился на Раушенбаха.
   - Тогда уж лучше на барбекю, - предложила я.
   - Что такое, почему не знаю? - скороговоркой спросила Софа.
   - Это очень вкусно, - объяснила я. - Например, барашек на вертеле. А  еще
лучше поросенок.
   - Ой, - застонала Софа. - Как я хочу, как ты его назвала...
   - Барбекю.
   - Страшно хочу барбекю. Геша, хочешь барбекю?
   - Я бы составил вам компанию, - дипломатично ответил Герман.
   - Вот и замечательно. Значит, как только Паша оклемается, тут же и едем.
   Мы съели свиные отбивные в панировочных сухарях, запили  их  пивом,  и  я
стала прощаться.
   Я уже твердо решила разобраться сегодня с  Кучером.  К  тому  же  у  меня
начали слезиться глаза. Я забыла на ночь снять контактные линзы,  и  мне  не
терпелось побыстрее избавиться от них. Ну и, наконец, просто переодеться.
   Герману тоже нужно было домой, поэтому мы  поймали  с  ним  машину,  и  я
подбросила его до дома.  Он  жил  в  однокомнатной  квартире  на  Приморском
бульваре, в двух шагах от меня.
   Софа дала мне свою визитную карточку с адресом  и  номером  телефона.  Мы
договорились созвониться вечером.
   Прежде чем отправиться в гостиницу, мне  необходимо  было  избавиться  от
голубых стекляшек на глазах и от  парика.  Иначе  меня  могли  не  узнать  и
просто-напросто не пустить к себе в номер.
   Я присела на лавочку на улице, сняла линзы и  спрятала  их  в  футляр,  с
которым не расставалась со вчерашнего вечера. Снимать парик на  улице  я  не
решилась, тем более что напротив меня уселась какая-то старушка с зонтиком и
разглядывала меня с любопытством.
   Мне пришлось воспользоваться  общественным  туалетом.  Зайдя  в  одну  из
кабинок, я сняла парик и с трудом  привела  в  порядок  собственные  волосы.
Теперь я могла, наконец, вернуться в свой номер.
   Первый, кого я  встретила  на  улице,  выйдя  из  туалета,  был  один  из
покалеченных мною вчера  мальчиков.  Его  нос  был  в  совершенно  плачевном
состоянии, на нем теперь красовалась большая белая нашлепка. Скорее всего, у
него был переломан нос. Примерно на это я и рассчитывала.
   Молодой человек совершенно равнодушно  встретился  со  мною  взглядом.  Я
отвернулась от него и пошла по улице. В моем  натуральном  виде  он  не  мог
узнать меня. Но я не знаю, как бы он отреагировал на мое появление в парике.
Во всяком случае, мне не следовало появляться слишком часто в этом парике на
улице. Мне ни к чему была очередная схватка с кем бы то ни было, тем  более,
в центре города. А эта публика может  попытаться  отомстить,  выследить  мой
адрес и так далее. И это мне было тоже ни к чему.
   Зайдя в гостиницу, я поняла, что совершенно напрасно  волновалась.  Никто
не обратил на меня внимания, и никем не замеченная я зашла в свой номер.
   Прежде всего я скинула с себя одежду, залезла под душ и тщательно  вымыла
голову. Только тот, кто пользовался париком хоть раз в жизни,  может  понять
мое нетерпение. Не представляю, как это в восемнадцатом веке ходили в них  с
утра до вечера!
   Выйдя из душа, я оделась попроще и, прежде чем выйти из  номера,  набрала
телефон Кучера.
   - Здравствуйте, - сказала я, услышав его характерный тенорок. - Мы с вами
вчера договорились о встрече...
   - Да-а... - согласился он.
   - Когда мы сможем осуществить наши намерения?
   - Когда? - закряхтел он. - Ну, скажем, через полчасика. Вас это устроит?
   - Более чем.
   - Я выйду к вам, - сказал он, вздохнул и повесил трубку.
   По дороге в  музей  я  соображала,  каким  образом  мне  разговаривать  с
Кучером. Я перебрала несколько вариантов, ни один из них меня не устроил.  И
решила положиться на интуицию и импровизацию, помня о  том,  что  он  вполне
может оказаться соучастником преступления.
   Впрочем, на этом этапе расследования я могла подозревать в этом  едва  ли
не каждого жителя Одессы и Одесской области.
   - Вы не из Одессы, - начал говорить Кучер,  едва  я  подошла  к  нему  на
расстояние слышимости. - И вы не замужем, - добавил он,  когда  я  оказалась
рядом с ним.
   - Правильно, - растерялась я.
   - Тогда слушайте. Идеальный муж по-одесски: слепой,  глухонемой,  капитан
дальнего плавания. - И довольно захихикал.
   - Приму к сведению.
   - А откуда вы, если не секрет?
   - Из Москвы.
   - Москвичка, - одобрил он. - Ну и как там в Москве?
   - Живем.
   - Ну и правильно. Так, что вас интересует?
   - Иконы.
   - Иконы вообще, или какая-то конкретная икона?
   Если бы у меня не было оснований подозревать Кучера, то лучше всего  было
бы принести с собой одну из икон и спросить, что он о ней думает, откуда она
могла взяться, кому принадлежать и так далее, но, на минуту представив,  что
он переменится в лице, увидев в руках ту самую и кону, которую  месяц  назад
сам переправил на Запад, я не решилась на это. И теперь  не  знала,  с  чего
начать.
   - Видите ли, в чем дело. Я работаю в очень солидной фирме.  Многие  фирмы
сейчас устраивают у себя в офисах небольшие картинные галереи.
   - Наконец-то.
   - Да. Это считается в Москве хорошим тоном. Мой шеф планирует  приобрести
несколько старинных икон. Когда я говорю старинных - это значит,  что  икона
действительно должна быть старинная. Шеф не пожалеет  никаких  денег,  может
заплатить в валюте,  но  это  действительно  должна  быть  уникальная  вещь.
Желательно пятнадцатого-шестнадцатого веков. Вы понимаете?
   - Я бы тоже хотел приобрести такую икону для музея, если бы у музея  были
деньги. И если бы мне ее предложили. Но тут тот самый редкий  случай,  когда
нет ни денег, ни предложений.
   Кучер взял меня под руку, и мы пошли с ним вдоль по улице.
   -  Я  уже  приобрела  несколько  интересных  икон,  насколько  я  в   них
разбираюсь, но этого явно недостаточно, - я развернулась к нему лицом.  -  Я
спрошу вас конкретно: в Одессе можно достать что-нибудь стоящее?
   - В  Одессу  приезжают  за  приключениями,  за  оружием  и  венерическими
заболеваниями. Но чтобы за иконами - это что-то новенькое, - изобразил он на
лице недоумение.
   - А если серьезно?
   Кучер снова взял меня под руку и повел  рядом  с  собой.  Он  вздохнул  и
только после этого сказал:
   - Не знаю,  что  вам  сказать.  Одессу  же  все  время  грабили.  Сначала
большевики, потом фашисты. Конечно, здесь было очень много икон, у людей и в
храмах. Но перед войной в нашем музее решили открыть отдел древней  живописи
и стали собирать иконы по всей  области.  Натащили  очень  много  досок,  не
разбирая,  хорошие  это  иконы  или  так  себе.  И   даже   не   успели   их
инвентаризовать. Тут началась война. Пришли фашисты и  забрали  все  скопом.
Что-то они уничтожили, а что-то вывезли в Германию. Никто до сих пор  ничего
толком не знает.
   - Но ведь что-то осталось.
   - Что-то, конечно, осталось,  -  уныло  согласился  Кучер.  -  Но  вы  же
понимаете, теперь заново открываются церкви. Им тоже  нужно  иметь  какие-то
иконостасы. И люди охотнее несут туда, чем  в  музей  или,  не  дай  бог,  в
какую-то фирму. И, наверное, это правильно...
   Он замолчал, и некоторое время мы шли  молча.  Вся  его  былая  веселость
куда-то улетучилась, и я поняла, что имею  дело  с  очень  умным  человеком,
видимо, с непростой  судьбой,  немолодым  и  не  таким  веселым,  каким  ему
хотелось бы выглядеть в глазах окружающих.
   Интуиция подсказывала мне, что этот человек не имеет никакого отношения к
вывозу икон за рубеж, хотя может знать тех людей, которые этим занимаются.
   - А вы не могли бы посмотреть несколько моих икон? Я их купила по случаю,
и мне хотелось бы знать о них побольше.
   - А почему нет? Несите. Они в Одессе?
   - Мне должны их занести на днях.
   - Хорошо. Позвоните мне, и мы снова встретимся. Я могу прийти к вам домой
или пригласить вас к себе в музей.
   Я пообещала ему, что позвоню в самое ближайшее время.  Он  дал  мне  свой
домашний телефон, и я уже собиралась с  ним  распрощаться,  но  попомнила  о
таинственных знаках на иконе и, вырвав из блокнота  листок,  нарисовала  эти
самые знаки.
   - А вы не знаете, что могут означать вот такие буквы и цифры на  обратной
стороне иконы? - спросила я, протянув ему листок.
   - NM-244? - удивился он. - Понятия не имею. Хотя... Мне кажется, я  видел
нечто  подобное  в  одном  альбоме.  Знаете  что...  Позвоните   мне   через
денек-другой. Думаю, я отвечу на ваш вопрос.
   После этого мы с ним расстались, и я вернулась к себе в номер.
   Насколько продуктивным оказался  мой  первый  день  в  Одессе,  настолько
бездарно складывался второй. Он уже подходил к вечеру, а позади была  только
встреча с Кучером, которая ничего мне не дала, кроме возможности встретиться
с ним еще раз и информации о том, что во всей Одесской области не  наберется
и десятка действительно ценных икон. Но откуда же, черт возьми, они  берутся
у Раушенбаха-старшего?
   Может быть, с самого начала я пошла совершенно не тем путем?  Я  же  сама
себе сказала, что связь проживающего  в  Одессе  Пауля  с  продажей  икон  в
Лондоне слишком очевидна. Настолько очевидна, что  я  не  допускала  никаких
других возможностей. Значит,  напрасно  я  отказалась  поехать  с  Куртом  в
Дуйсбург?  Может,  нужно  было  действительно  поехать  к  нему  в  гости  и
попробовать там отыскать ту ниточку,  за  которую  впоследствии  удалось  бы
размотать весь клубок...
   Во всяком случае, у меня там был реальный  человек,  который  продал  эти
двенадцать икон и в тот же день подарил  мне  еще  одну.  Улика  налицо.  И,
находясь у него в доме,  видимо,  нетрудно  было  прощупать  его  связи.  Но
чересчур соблазнительной казалась тогда возможность  сократить  этот  долгий
путь и выйти сразу на поставщика из "России".
   К тому же поездка была бы связана с  массой  сложностей.  Легко  обмануть
случайного знакомого в пивной, представившись ему хоть Мартой  хоть  Кларой.
Другое дело - поездка с ним в Германию. Как ни просто  теперь  передвигаться
по Европе, но паспорт иной раз  приходится  предъявлять.  А  там  черным  по
белому написано, что я никакая не Марта из Баварии, а Анна  из  Москвы.  Вот
был бы сюрприз для папаши Курта!
   В конце концов, можно и сейчас съездить к Грому, выправить себе документы
на имя какой-нибудь Марты Кугель из Баварии и нагрянуть к Курту в гости. Еще
не поздно. Но сколько  это  займет  времени,  да  и  не  так  это  просто  -
сфабриковать фальшивые германские документы. Риск будет немалый... Да  и  не
смогу я прогостить у него больше двух-трех дней, а  за  этот  срок  вряд  ли
удастся провести серьезную работу. Не пытать же мне его, в конце концов!
   Для подобной неторопливой работы подошла бы наша германская  резидентура,
которая годами  живет  и  может  при  необходимости  устроить  папаше  Курту
круглосуточный надзор. Скорее всего, им  это  удастся,  и  через  полгодика,
глядишь, они что-то и узнают. Но у них  и  своих  забот  хватает,  и  нечего
спихивать с больной головы на здоровую!
   Не привыкла я перекладывать свою работу на чужие плечи; Да и что я  скажу
Грому?  Что  я  узнала,  кто  продает  иконы?  Но  эта  информация  вряд  ли
удовлетворит его.
   Вспомнив о Громе, я подумала о том, что он даже не  догадывается