локтем
о колени, сжав кулаки, опустив голову, разглядывал свои сапоги. Он  должен
был бы... Но нет! Он казался раздавленным. Севр вновь переживал эту минуту
и сердце его снова  сжалось.  Никто,  и  в  особенности  судьи,  никто  не
поверит, что он, Севр, был в курсе грязных делишек зятя. Мопре даже  и  не
обращал уже внимания на Мерибеля. Он обращался к своему  бывшему  патрону.
Он не угрожал. Ему незачем было угрожать. Бумаги в его руках были  опаснее
нацеленного револьвера.
     - Досье я оставлю вам, - закончил он. -  Никто  еще  не  знает  этого
кроме меня. В настоящий момент  это  только...  неосторожность,  возможно,
вполне исправимая... Если действовать быстро! Дайте  мне  отступного  и  я
вернусь в Касабланку. Я  просто  оказываю  вам  услугу,  ничего  больше...
Скажем, двести тысяч франков. Из рук в  руки.  Вы  ведь  так  и  сделаете,
правда?
     Удовлетворенный, он закурил.



                                    2

     Когда он заснул? Ночь была все  такой  же  кромешной.  Ветер  немного
изменил направление и теперь, по-видимому,  в  полную  силу  терзал  южный
фасад. Его удары рикошетом слышались в  скрипе  оконных  переплетов.  Севр
долго искал фонарь. Он скатился под кровать. Он посветил на часы: четверть
восьмого. Значит, уже утро? Во  рту  чувствовался  странный  привкус,  как
будто десны кровоточили, и он ощущал все тело неловким  и  неповоротливым,
как замороженная говяжья туша.
     Он сел, потер ноги,  попробовал  отогреть  ступни  затекшими  руками.
Мысль тоже начинала шевелиться, возвращаясь в привычную колею...  Домик...
Труп... Будет ли выездной процесс? Слова звучали странно. Суд - те люди, с
которыми он привык встречаться уже долгие годы. Гранжуан,  Прокурор,  тоже
купил у него квартиру, а раз в месяц он обязательно встречался за обедом с
Председателем Суда, членом, как и он, Ротари-клуба. Впрочем, он и не знал,
в чем собственно состоит следствие. Жандармы, может  быть,  следователь...
Значит, Кулондр. Они вместе играли в бридж... Конечно,  коекто  попытается
замять дело. Его пожалеют. Будут говорить, что он  слишком  высоко  метил,
что его планы устроить новый пляж, построить роскошные отели, в  то  время
как даже в Ла Боль старая недвижимость уже  шла  с  молотка,  были  чистым
безумием. Ведь о мошенничестве Мерибеля станет известно не  сразу.  Больше
всего Севру было  обидно,  как  худшая  несправедливость,  что  его  будут
осуждать за  здоровый  в  принципе  метод  управления,  хотя  и  несколько
устаревший. Может быть, он склонен преувеличивать, слишком преувеличивать!
Но если  б  не  подвел  Мерибель,  в  конце  концов  он  бы  выиграл.  Его
единственная ошибка в том, что он слушал их, и Денизу, и Мерибеля.  У  них
на устах были лишь Испания, Строительное Эльдорадо  на  Коста-Брава...  Он
уступил. Кто обЪяснит это Гражданину? Разве мелкий служащий с  ежемесячной
зарплатой сможет что-нибудь понять в делах с оборотами в сотни  миллионов,
которые потребовали бы от него полной самоотдачи? Он должен  был  основать
общество. Время семейных предприятий прошло. А он не хотел этого замечать.
Поручив Мерибелю стройкив в Испании, он трагически ошибся. Но  мог  ли  он
предвидеть, что зять станет мошенником? Кто мог  бы  подумать,  что  такой
активный, симпатичный, ловкий помощник - всего-навсего слабак? Даже  хуже.
Предатель, сломавшийся, при первой же угрозе... Потому что с  Мопре  можно
было бы поторговаться.
     Севр пытался все вспомнить, но в  мыслях  его  теперь  была  какая-то
неясность. _Из-за  разгоревшейся  ссоры...  В  такие  минуты  время   идет
быстро... Слова как  удары...  Самое  главное,  Мерибель  не  отрицал.  Он
заговорил  о  незначительных  "неточностях",  подвергал   сомнению   обЪем
присвоенного им по словам Мопре. Серьезная, жестокая ссора,  которая  чуть
не превратилась в драку. Мерибель уже протянул руку  к  висящим  на  стене
ружьям. Ружья были его гордость. С десяток их в ряд висели на стене. Когда
они снова сели, все трое были бледны и тяжело дышали.  Мопре,  лучше  всех
владевший собой, попытался разрядить атмосферу. Если б он сам  не  пережил
нескольких неприятных моментов, он бы так не поступил.  Но  он  же  вправе
рассчитывать на компенсацию, отступного, в  обмен  на  молчание...  Двести
тысяч франков!.. Очень разумная сумма. Разговаривая, Мерибель спиной к ним
раздувал огонь, дым от которого ветер иногда задувал в комнату через трубу
камина.
     - Я вернусь через три дня, - уточнил  Мопре.  -  Вам  хватит  времени
изучить досье, собрать деньги... А мне надо отдохнуть. Я так торопился  от
самой границы, что голова кругом.
     Он чуть не протянул им руку.
     - До скорого. Уверен, мы найдем общий язык...  Вы  сами  будете  меня
благодарить.


     ...Севр встал. Что бы он не дал,  чтобы  не  думать.  Тем  более  что
теперь  это  уже  совершенно,   совершенно   бесполезно.   Но   он   кишел
воспоминаниями, как падаль червями. Он натянул брюки,  надел  еще  влажную
куртку.  Может,  на  ногах  немного  согреется.  Он  вернулся   в   кухню,
поколебался, глядя на сапоги. Выйти на улицу? Куда  идти?  Сумрачный  день
просочился сквозь ставни, но со стороны сада ветер почти не  было  слышно.
Он не без труда открыл набухшую раму. Подрядчик, видно, использовал дерево
низшего качества. А может, этот невозможный климат, который в конце концов
разрушает все, краску, сталь, цемент. Он прикрыл ставни, выглянул  наружу.
В болезненном свете утра вырисовывались, как нарисованные, здания  другого
крыла,  мокрые  аллеи  сада,  заваленный  листьями  бассейн.  Флюгер,   на
сквозняке над входом со скрипом неистовствовал от ветра;  этот  повешенный
мученик - идея Денизы.
     Дождь уже кончился, но над самыми  крышами  тянулись  вытянутые,  как
дым, облака. Севр старательно закрыл окно, устало вздохнул. Плохая  погода
установилась надолго. Может,  на  целые  несколько  недель!  Срочно  нужно
обеспечить  лучшие  условия  существования.  Севр  пересмотрел   продукты:
варенье и сухари вполне сгодятся. А все остальное!... Где взять консервный
нож? Глупо подыхать с голоду совсем рядом с городом!  Он  сгрыз  несколько
сухарей, снял с банки бумагу.  Ложки  не  было.  Севру  не  хотелось  есть
руками. До этого он еще не дошел. А в самом деле, до чего  он  дошел?  Без
денег, без приличной одежды, он полностью зависел  от  Мари-Лор.  Если  по
какой-то причине она не придет через пять дней, что  с  ним  станет?  Даже
включить счетчики, воду, свет... Да,  что  с  ним  станет?  Даже  если  он
покажет в полиции записку, написанную  Мерибелем  перед  смертью,  которая
неоспоримо  доказывает  самоубийство,  даже  если  эксперты  признают   ее
подлинность, все равно придется обЪяснять все, что случилось потом. Но кто
сможет обЪяснить, если он и  сам-то  ничего  не  понимает!  Что  он  здесь
делает, в этой безукоризненной  кухне,  со  своими  сухарями  и  вареньем,
грязными руками и бородой бродяги? Что ему мешает признать свое поражение,
согласиться на скандал и разорение? Он честно  искал  причину.  И  не  мог
найти. Но в самой глубине души он  знал,  что  не  сдается.  Он  в  начале
падения. Может, он за что-то  наказывает  сам  себя?  Неясно.  Он  впервые
спрашивал себя об этом. Пять дней! Хватило бы на целый судебный процесс!..
     Он вышел на лестничную клетку и закрыл за собой дверь  на  ключ.  Это
тоже было идиотски-глупо. Он один, в доме,  в  блоке,  во  всем  квартале!
Именно поэтому. Он не любил это одиночество, населенное эхом, эту пустоту,
ступенька за ступенькой идущую впереди него. Он чувствовал раздвоение. Был
Севр, который шел рядом с ним и чем-то его пугал. Счетчики находились  при
входе в подвал, в стенном шкафу.  Он  опустил  рычаги.  Теперь  он  сможет
пользоваться лифтом. Но, когда он нажал на кнопку второго этажа, кабина не
двинулась с места. Конечно, бурей оборвало провода? В таком случае, это на
несколько часов. Его счастье! А не ошибся ли  он,  опустив  рычаги?...  Он
вернул их в прежнее положение и  щелкнул  в  подвале  выключателем.  Лампы
зажглись, осветив  лестницу,  грубый  цемент  стен,  проход,  тянущийся  в
темноту, как в подземелье. Он выключил свет, снова зажег. Еще  одна  штука
матушки Жосс: она позабыла выключить счетчики. Севр уже решил ее  уволить,
когда вспомнил, что теперь он тут ни при чем, что  решать  придется  тому,
кто будет ликвидировать прах. Следовательно, какая разница?
     Лифт бесшумно поднял его и он  заперся  в  квартире.  Он  думал,  что
зажженный свет  будет  для  него  дружеской  поддержкой.  А  тот  был  еще
невыносимей,  чем  темнота.  Он  медленно  обошел  комнаты,  посмотрел  на
медового цвета кожаные кресла, маленький книжный  шкаф,  где  вместо  книг
стояли склеенные корешки, позолоченные  уголки,  светлые  драпировки,  как
если бы оформитель хотел задержать солнце и сохранить здесь его  плененные
лучи. Но с той стороны ставней все так же стучал  град  и  море  билось  о
пляж. Севр не находил себе места. Он погрыз еще один сухарь, пальцем залез
в варенье, облизал, уже чувствуя отвращение. В кухне  все  было  на  своем
месте. Даже мангал. Но за раздвижными дверцами шкафов, за стеклами  буфета
с нарисованными голубыми парусниками было пусто. Севру  пришлось  пить  из
горсти. Он вытер лицо платком Мерибеля. Нет! Он не сможет здесь  остаться.
Он посмотрел на взятую с собой связку ключей. Там был и ключ  от  конторы.
Он пойдет  посмотрит,  нельзя  ли  устроиться  в  другом  месте.  Половина
десятого! Мари-Лор, наверное, все еще находится в  охотничьем  домике,  ее
допрашивают то один, то другой. Сумеет ли она  лгать  до  конца?  Даже  не
лгать, а просто молча поддерживать ложь! Что до Мопре, то он-то уже, ясно,
поостережется напомнить о  своем  существовании...  Севр  размотал  провод
электробритвы... Только Мопре мог бы точно рассказать  все  полиции,  ведь
даже Мари-Лор многого не знает. Она не имеет ни малейшего представления  о
сцене, последовавшей за отЪездом  Мопре.  Мерибель  во  всем  сознался,  в
отчаяньи и раскаяньи... в своей двойной жизни  и  в  мошенничестве...  Да,
конечно, он знал, что все однажды раскроется, но это было  выше  его  сил!
"Ты не можешь понять!" Он все время повторял  эти  слова.  "Ты  не  можешь
понять!" Боже мой! Да надо быть тупым как пробка. Севр со злостью  воткнул
вилку в розетку. Послышался треск. Посыпались искры. Бритва затихла.  Севр
позабыл о том, что напряжение  здесь  220В.  Моторчик  перегорел.  Запахло
паленым. Решительно все против него. Когда Мари-Лор вернется,  она  увидит
бродягу.
     Он выбросил бритву в  мусорный  ящик,  погладил  ладонями  по  щекам.
Щетина уже выросла и кололась, Несчастный  Филипп,  счел  себя  интересной
жертвой только потому, что не смог устоять перед искущением.  Да  все  тут
ясно! Конечно, работа часто казалась делообразной. Да и Мари-Лор не  такая
уж  привлекательная  женщина!  И  деньги  таким   способом   много   легче
зароботать. Но должны же  быть  и  другие  причины,  которых  Мерибель  не
назвал.  В  сущности,  кто  такой  был  Мерибель?  Глядя  в   лицо   этому
озлобленному незнакомцу, что говорил умопомрачительные вещи: "Я сдыхаю  во
Франции... Я хотел переехать куда-нибудь в  другое  место...  Построил  бы
хижину...  Нет,  меня  ничто  не  держит...",  -  Севр  явственно   почуял
катастрофу. Но ни малейшего доказательства вытянуть не удалось.
     - Итак, сколько же миллионов ты растратил? Я хочу знать цифру.
     Мерибель пожал плечами.
     - Не знаю... Все получалось как-то само собой!
     - Шестьдесят... Восемьдесят... Сто?
     - Больше?
     Мерибель открыл окно, вытер лоб. Ветер уже трепал плохо  закрепленный
ставень.  На  маленькой  ферме  ничто  хорошенько  не  закрывалось.  Огонь
разгорелся ярче.
     - Но ты же не все истратил?
     - Нет.
     - Деньги в банке?
     - Я не так глуп.
     Он бросил эти слова с горечью, как будто  он,  Севр  вдруг  стал  его
худшим врагом.
     - А Мари-Лор? Ты подумал о Мари-Лор?
     - О, Мари-Лор!
     - Ты думаешь, она поддержала бы тебя?
     - Не в ее привычках спорить.
     - А я?
     Они остановились, друг против друга, глаза в глаза.  А  потом,  почти
шепотом, Мерибель воскликнул:
     - Так ты не знал, что я негодяй?
     У Севра в  ушах  все  еще  звучала  интонация  зятя,  смесь  жалости,
иронии...  насмешки.  Он  должен  был  бы  схватить  его  за   горло.   Он
удовлетворился вопросом:
     - Без сомнения, у тебя есть личный гроссбух?
     - Да. Но, я предупреждаю, ты там ничего не поймешь.
     - Это книга?
     - Ты что думаешь, я веду книги!... Красная записная книжка,  в  ящике
рабочего стола.
     Севр на мгновение задумался, воскликнул:
     - Двести тысяч франков!... Двадцать миллионов!... Он хоть соображает,
где я их возьму?
     Мерибель судорожно пожал плечами.
     - Если б еще можно было быть уверенным в его молчании!
     - Но он обещал, что...
     - Сразу видно, что ты его не знаешь.
     Вот оно! Он никого  не  знает.  Ни  Мерибеля,  ни  Мопре.  Он  привык
безукоризненно делать дела с безукоризненными людьми.  Обязательство  есть
обязательство.  Подпись  есть  подпись.  Его  отец  был  нотариусом,   сын
нотариуса. Кабинет Севра, это было серьезно, солидно, как банк. По крайней
мере,  так  оставалось  долго,  до  начала  этой   строительной   горячки,
охватившей всех несколько лет назад. Участки рвали из рук  друг  у  друга.
Раскупили все побережье. Тот, кто не последовал бы за всеми, был бы  смят.
Но  в  сделках  не  было  духа  авантюры.   Клиент   оставался   святыней.
Доказательство: Мопре  был  вышвырнут  вон,  как  только  свернул  с  пути
истинного. И именно Мерибель открыл зятю глаза. Почему?  Неужели  Мерибель
тогда уже мошенничал? Или речь шла всего  лишь  о  сведении  счетов  между
сообщниками? Что творилось за его спиной?
     Ах! Ужасная поездка в  Ла  Боль,  под  дождем,  который  дворники  не
успевали вытирать. К счастью, кабинет Севра располагался в  новом  здании,
занятом  исключительно  административными  помещениями.   Нечего   бояться
нежелательных встреч. Красный блокнот оказался на указанном месте, и,  как
и  предупреждал  Мерибель,  записи  были  непереводимы.   Цифры,   адреса,
инициалы,  даты...  Время  поджимало,  но  Севр  сел  и   терпеливо   стал
перелистывать блокнот. Он привык подводить итоги. Глядя на  эти  страницы,
он почувствовал себя обезоруженным, обведенным вокруг  пальца,  осмеянным.
Однако, Мерибель не мог успеть растранжирить целое состояние!... Даже если
швырял деньги направо и налево! Как можно  истратить  целое  состояние?...
Что можно  купить  на  такие  деньги?...  Что  это  значит:  растратить?..
Пробегая блокнот, он задавал  себе  вопросы,  с  каким-то  ужасом.  В  нем
воспитали уважение к деньгам вместе с уважением к хлебу.  Он  каждый  день
ворочал значительными суммами, но жил скорее скромно.  Он  довольствовался
Рено 404, в тоже время как Мерибель владел Шеврале. Что это такое, деньги,
в конечном счете? Укрытие. Крепость, за которой можно спокойно жить! Стена
против всего... всего что шевелится, меняется, проваливается,  взрывается.
Мол, противопоставленный морю. Есть те, кто строит, и  те,  кто  разоряет.
Мерибель был из другого племени. Красный блокнот с зашифрованными  словами
похож был на бортовой журнал пирата. Где спрятано сокровище? Насколько оно
велико?...
     Севр бросил блокнот обратно в ящик.  В  этот  самый  момент  зазвонил
телефон и его сердце забилось с перебоями. Он снял трубку,  и  машинально,
так велика была его растерянность, ответил:
     - Севр слушает.
     Это была Мари-Лор, обезумевшая, запыхавшаяся, как будто бежала.
     - Приезжай немедленно!... Он хочет убить себя.
     - Что?
     - Да. Он закрылся в гостиной. Не отвечает. Что вы с  ним  сделали?...
Ох и наговорил же он мне после вашего отъезда!... Но я ничего не поняла.
     - Он вор, если хочешь знать.
     -  Он!...  Но  этого  не  может  быть...  Боже  мой!...   Возвращайся
немедленно! Я тут одна с ума сойду...
     - Сейчас приеду.
     Естественно, об этой молниеносной поездке Мари-Лор промолчит. Об этом
они договорились. И ни слова о Мопре. В сущности, ее заявление сведется  к
немногому: возвращение с охоты, ссора между зятьями...  может,  начавшаяся
по дороге... бегство ее мужа и его собственное самоубийство... в гостиной.
И все. Остальное, причины ссоры, возможно, финансовые трудности, она будет
лишь плакать и говорить, что была не в курсе. Да это и  правда!  Поскольку
она ничего не понимала в делах, при ней делались  намеки  на  всевозможные
планы, но ее мнения никогда никто  не  спрашивал,  и  в  свидетели  ее  не
выставишь. Совершенно ясная отчетность Кабинета не даст  ничего.  Придется
ждать, пока откликнутся все те, кто приобретали участки  или  квартиры,  и
следствие еще долго не соберет полного досье. До тех пор, если  повезет...
Ну-ну! Лучше не думать о будущем!... Грядущее уже  никогда  не  удостоится
называться будущим...
     Севр везде выключил свет  и  спустился,  продолжая  свои  безотрадные
размышления, как шахматист, ведущий вслепую несколько партий. Он еще успел
подумать и о сторожихе здания, так мало заботящейся о своих  обязанностях;
она слишком уж беспечна, под предлогом, что жильцы далеко и  со  Дня  всех
святых до самой Пасхи никто не приедет. Любой бродяга может  зайти!...  Он
прошел через сад, который в проспектах назывался: частный  парк.  Ворчание
моря, казалось, слышалось со всех сторон. Земля неуловимо вибрировала, как
палуба идущего корабля. В воздухе пахло  непрогоревшими  дровами.  Повсюду
вода лилась из водосточных труб. Это Дениза решила так окрестить ансамбль:
Дверь в Бесконечность. Бедная Дениза!  Она  тоже  заставила  его  наделать
столько глупостей! С поднятым воротником, руки в карманах  куртки,  теребя
пальцами трубку Мерибеля, Севр нашел заднюю дверь агенства. Он еле  открыл
ее. Замок поддавался плохо. Уже  заржавел?  Или  просто  заело?  Дверь  со
скрипом отворилась. Севр не стал ее закрывать, чтоб было  лучше  видно.  В
полумраке   помещение   казалось   мрачным:   большой   письменный    стол
американского образца, крутящееся кресло, металлические каталоги, планы на
стенах, отклеившиеся местами  из-за  сырости.  По  правилу,  все  квартиры
должны были продаваться через Кабинет. Это агентство  служило  только  для
приманки проезжих туристов летом. Время  от  времени,  кто-нибудь  из  них
желал посетить квартиру-образец... Все они говорили, что еще вернуться...
     Севр провел ладонью по  столешнице,  такой  же  влажной,  как  и  все
остальное. Любой предмет становился жирным на ощупь,  покрывался  какой-то
соленой испариной. Но нельзя же не отключать отопление  всю  зиму,  только
чтобы сохранить в сухости пустое здание! Ящики были пусты. Севр заглянул в
каталожные ящики. Каждая из ячеек  соответствовала  квартире.  Он  наконец
нашел, что искал: карточки с именами владельцев.  Шесть  за  два  года!...
Нет!... Следователь не удивиться!... Чтобы прочесть, он подошел  к  двери:
Ван дер Пот... Клостерман... Ольсен... Фрек... Фонданаро... Блази...  Этим
занимался его управляющий по продаже,  а  может  даже  и  Мопре,  в  конце
концов. Из  шести  клиентов,  он  лично  встречался  только  с  Фонданаро,
Пьемантуем, автомобильным магнатом. На карточках неловким почерком матушки
Жосе было помечено:
     Найти домработницу на июль... Следить за паркетом... Мешает  водосток
над кухней... Найти репетитора по французскому на август...
     Они жили здесь лишь с мая по сентябрь. Никто  не  побеспокоит  Севра.
Остается только выбрать. Связки ключей висели на  деревянной  доске.  Севр
взвесил все за и против. Где ему лучше поселиться? За пять дней он  ничего
не испортит. Стоп! Мари-Лор придет в квартиру-образец. Значит,  надо  быть
рядом. Итак, остаются квартиры Фрек и Блази. Он взял обе связки, остальное
привел в порядок. То, что он собирался сделать, было ему очень  неприятно.
Хуже, чем просто хамство. Почти взлом. Но он