о-нибудь из детей. Еще бы, очень интересно
смотреть, как готовят  для  тебя  еду.  В  Школе  нет  запертых
дверей.  Каждый  когда  угодно  может  зайти  в любую комнату и
открыть любой ящик.
     Но самое замечательное -- это сладкая комната. Не случайно
день в Школе начинается с тарелочки со  сластями,  не  случайны
они  и  у девочки в классе, которая билась в отчаянии над своей
задачкой. Так вот, в  Школе  есть  специальная  комната,  вроде
кладовки,  вся  сверху  донизу  набитая  конфетами,  пирожными,
печеньем на любой вкус. Можно в любое  время  зайти  в  сладкую
комнату  и взять из нее все, что хочешь и сколько хочешь. Школа
специально следит за бесперебойным снабжением сладкой  комнаты.
И  когда  маленькому человеку плохо, он забежит сюда, глянет на
полки, заставленные сластями, и на душе у него  полегчает.  Он,
может  быть,  ничего  не возьмет, но почерпнет здесь новые силы
для борьбы  со  своими  страхами,  с  приступами  беспричинной,
разрушительной ненависти.
     ...Ну  почему  мы  превращаем такие простые и естественные
дела, как еда, купание, учеба и т.  п.,  в  арену  ожесточенной
борьбы   с   нашими   детьми?   Ведь  какое  это  замечательное
удовольствие -- вкусно, от  души  поесть.  Или  поплескаться  в
воде. Да и учеба легко может стать источником удовольствия.
     А  вместо  этого -- "Ешь побыстрей. Мы опаздываем. Сколько
можно тебе..."  А  он,  кажется,  нарочно  все  делает,  как  в
замедленном   кино.   Это   не  кажется  --  это  так  и  есть.
Порабощенные дети мстят торможением. Они  тормозят,  блокируют,
замораживают   все   вокруг   себя.   Это  --  защита  рабов  и
заключенных...
     Итак, дети в Школе едят  много  сладкого.,  Да  еще  перед
обедом,  а  то  и в постели. Не болят ли у них от этого животы?
Оказывается -- нет. Врач, постоянно наблюдающий  всех  детей  в
Школе,  находит,  что  с  животами  у них все в порядке. Даже у
обжор, а они в Школе есть. Познакомимся с одним из них.
     Чарли,  9  лет.  Болезненно  толстый,  неуклюжий,  зато  в
математике  ему  нет  равных. Не умеет играть ни в одну детскую
игру, но легко складывает в уме большие числа.  Угрюмый,  ни  с
кем не дружит; когда ходит по Школе, вечно на всех натыкается и
всем наступает на ноги.
     Чарли очень не повезло в жизни -- его родители лишены дара
любви. Разумно, аккуратно, точно по учебнику они выполняют свои
родительские  обязанности.  У него все есть, о нем заботятся, с
ним играют. Жизнь в семье идет, как хорошо  отлаженный  часовой
механизм. Но... французы говорят, что материнская любовь должна
состоять  из  молока и меда. Молоко -- это все то материальное,
что необходимо для существования ребенка. Но вместе  с  молоком
мать должна передать ребенку и мед -- животное ощущение радости
бытия.  Вот меда-то и был лишен Чарли. Его обжорство -- попытка
найти этот мед в еде. Так он и попал в Школу. Скоро  мы  с  ним
снова встретимся и увидим, как он похудеет.
     Еда  -- великий одомашниватель. Как приятно возвращаться в
такое место, где тебя всегда ждет что-нибудь вкусненькое. Когда
Джордж после рыбалки поздно вечером появлялся в школе, все  уже
спали,   но  на  тумбочке  у  кровати  его  всегда  ждал  ужин,
оставленный там заботливой Гейл. Ну как сбежишь из такой Школы?
К тому же Джордж -- большой любитель  поесть.  Про  себя  он  с
гордостью заявляет: "Я из тех, кто должен много есть!"

     Физкультура в Школе

     В  здоровом  теле  --  здоровый  дух.  Признаюсь, я всегда
понимал эту древнюю мудрость очень  примитивно.  Что-то  вроде:
если человек здоров, то у него хорошее настроение. Ведь часто у
нас  физическую  культуру  понимают  как  набор оздоровительных
упражнений. Ошибка, по-моему, кроется в механическом разделении
человека на тело и душу. источник  ошибки  --  научный  подход,
преобладающий  в  нашей  культуре:  если  не  можешь  в  чем-то
разобраться,  разбери  это  на  части  и  рассмотри  каждую   в
отдельности.
     Малыш  начинает  активное  познание  мира  с  движения. Он
познает его руками,  ртом,  каждой  клеточкой  своего  тела.  С
другой  стороны,  известно,  что  уравновешенный человек хорошо
делает упражнения на равновесие,  а  у  "гибкого"  человека  --
гибкое тело. Так где же кончается тело и начинается душа, а где
кончается душа и начинается тело?..
     Личность,  рассыпавшаяся  на  кусочки,  не  может  собрать
вместе свое тело, заставить его работать согласованно.  Поэтому
дети  в  Школе либо зажаты, скованны, неуклюжи, либо непрерывно
совершают  бессмысленные  движения.  Задача  Школы  --   помочь
склеиванию   личности.  Один  из  методов  --  научить  ребенка
искусству управлять своим телом. В Школе есть  спортивный  зал,
игровые  площадки,  три раза в неделю университет предоставляет
Школе свой бассейн. Уже  понятно,  что  в  Школе  каждый  может
пользоваться   спортивным  инвентарем  и  площадками,  когда  и
сколько хочет.
     Но  напрасно  стали  бы  мы  искать  на  площадке   нашего
математика  Чарли.  Поначалу  воспитателям  никак  не удавалось
заманить его туда. Он часами просиживал  у  окна,  наблюдая  за
оживленным  движением  паровозов на близлежащей железнодорожной
ветке. Паровозы -- его страсть. Он и  себя  представляет  таким
паровозом  --  огромным, неповоротливым, несущим страшный запас
разрушительной силы. Чарли все время кажется, что стоит  только
дать  себе  волю,  начать  двигаться, как он сойдет с рельсов и
пойдет крушить все вокруг. И никто не сможет его остановить.
     Но вот что важно. Ведь Чарли -- умный  парень.  Он  прочел
про  паровозы  все,  что смог достать и понять. В его голове --
уйма самых разнообразных  знаний,  от  устройства  тормозов  до
законов термодинамики. Но это -- мертвые, абстрактные значения,
они не помогают ему разобраться в мире, который его окружает, в
себе  самом.  Не  умеешь  двигаться -- не умеешь познавать мир,
знание твоей души перекошено  на  один  бок.  Есть  и  взрослые
толстые   и  неуклюжие  математики,  которым  блестящее  умение
манипулировать абстрактными символами не помогает избавиться от
страха перед жизнью.
     Все же Гейл удалось постепенно раскачать Чарли и  вытащить
его  на  воздух, на площадку, где возились дети. Чарли забрался
на небольшую горку и стоял там, боясь двинуться с места.
     -- Беги вниз!-- кричит ему Гейл.
     -- У меня не работают тормоза, я не смогу  остановиться,--
отвечает ей Чарли-паровоз.
     -- Не бойся, я тебя остановлю.
     Чарли поверил и бросился вниз. У подножия горки он со всей
силой  врезался  в  воспитательницу.  Если  бы  она  упала.  то
неизвестно, как бы дальше пошли его дела. Но каким-то чудом она
устояла, и в этот момент между ними что-то возникло,  произошел
какой-то   особый   контакт.   С   этого  "что-то"  и  началось
выздоровление Чарли. Он стал ходить в бассейн, научился  делать
простые упражнения. Паровозы свои он не забыл. У него появилась
новая   игра.  Держа  перед  собой  склеенный  им  самим  макет
паровоза, он стал носиться по Школе, издавая паровозные  гудки.
Другие  дети охотно включились в эту игру, с притворным страхом
разбегаясь от него во все стороны.  Чарли  похудел.  Но  не  от
упражнений  и  беготни,  конечно.  И не оттого что стал заметно
меньше есть. А оттого что  началось  наведение  порядка  в  его
душе,  одним из проявлений которого и является правильный обмен
веществ.
     ...Нам, взрослым, очень важно сознавать, что дети верят --
мы сможем защитить их от них самих. Особенно порабощенные дети,
которые, накопив в  себе  пороховой  погреб  ненависти,  боятся
"взлететь  на воздух". Дети должны чувствовать, что мы сильнее,
умнее, опытнее их и в любой момент готовы прийти им на  помощь.
А  то  ведь бывает и так. Один папа всегда старался поддаваться
своему сыну, когда они возились на полу, проиграть ему в домино
и в беганье наперегонки и т. д. Папа очень любил своего сына  и
хотел   таким   образом   вселить   в  мальчика  уверенность  в
собственных   силах.   А   в   результате   мальчик   попал   к
Беттельгейму...
     Есть  еще  одна  опасность,  которая подстерегает детей на
пути овладения движением. И кроется она в нас,  родителях.  Это
психическое  насилие:  "Вот когда ты научишься прыгать на одной
ножке, тогда ты будешь молодец". Вариант:  "А  вот  Анечка  уже
давно умеет кататься на велосипеде". В переводе на детский язык
это  означает:  сейчас  я тебя не люблю. Вот когда ты научишься
делать то-то и то-то, тогда, может быть, я буду тебя любить. Мы
загоняем ребенка в угол, где он окружен со всех  сторон  жуткой
смесью  любви, насилия, страха, унижения. Если его хрупкая душа
не сможет с этим справиться, он станет защищаться. Один путь --
торможение, я уже вскользь о нем упоминал. Ребенок  замирает  в
углу,  спасаясь  болезнями, аллергиями, обжорством. Другой путь
-- беспорядочная сверхактивная деятельность. Ребенок все  время
на  взводе,  от  его  неконтролируемых  движений  летит  на пол
посуда,  вечно  что-то  ломается,  рвется.  Он   врезается   во
взрослых,  лезет на стену, кричит и т. д. Каждый защищается как
может.
     У Беттельгейма в Школе каждый достоин уважения уже сейчас,
каждого принимают таким, какой он есть, а  не  каким  станет  в
будущем.
     Тут  самое  время  остановиться  и объяснить, почему Школа
Беттельгейма называется Школой. Ведь часто учреждение подобного
рода любит называть себя "домом". Оно как бы  говорит  ребенку:
"Это  твой дом, твоя новая семья. А воспитательница будет твоей
мамой". Беттельгейм считает, что  достаточно  той  неразберихи,
которая  творится в душе у ребенка. чтобы не добавлять туда еще
и эту. Мама - это значит, что она тебя любит просто потому, что
ты есть, независимо от того, какой ты --  хороший  или  плохой.
Мамина  любовь  всегда  с тобой. Папиной любви надо добиваться,
стараясь быть таким, каким он хочет тебя видеть. Мима, папа и я
-- вот структура, каркас, на котором ребенок строит свою  душу.
А  Школа  -- это не дом, там ничего такого нет. Ни мам, ни пап.
Это школа, где  учатся  жить.  Она  как  бы  говорит:  "У  тебя
трудности  --  мы  тебе поможем с ними справиться. Воспитатели,
доктора,  повара,  горничные  --  твои  помощники.  Ты  достоин
уважения,  как  и  всякая  человеческая  личность,  но  любовь,
извини, тебе не гарантирована. Если у тебя с Патти или  с  Гейл
возникнут  близкие  отношения  --  это  ваше личное дело. Но ты
должен сознавать, что это отношения двух независимых, свободных
людей".
     Но -- поразительное  дело!  --  такие  отношения  все-таки
возникают, и случиться это может где угодно. Например, в ванной
комнате.   Удивительно,   как   много   значения  придает  наша
цивилизация чистоте. Мать заставляла шестилетнюю Люсиль  часами
просиживать  на  горшке, мыться с мылом по десять раз в день...
Она  постоянно  и  скрупулезно  проверяла  у  Люсиль   чистоту.
(Заключенные  в  концлагере  также постоянно подвергались таким
процедурам.) И все же Люсиль любила это. потому  что  это  были
единственные  моменты  ее  близости с матерью. И в Школе Люсиль
много времени проводила с Гейл  в  ванной  комнате  и  туалете,
просиживая часами на горшке или моясь под душем.
     -- Посмотри,  Гейл,  я  уже чистая? Надо, наверно, еще раз
намылиться.
     -- По-моему, ты уже чистая, Люсиль. Но если хочешь, мылься
еще.
     -- Ну хорошо. Я сейчас еще раз, и все.
     В  это  время  в  душевую  ворвалась  стайка  детей.   Они
прибежали  с  улицы,  мокрые, грязные, и тут же заляпали грязью
весь пол. Гейл, увидев странный блеск в  глазах  Люсиль,  вдруг
сказала:
     -- Послушай,  Люсиль. Если ты так хочешь вымыться еще раз,
так уж испачкайся сначала, чтобы тебе было, что  мыть!  Она  не
успела  договорить,  как  Люсиль  была  уже вся с ног до головы
вымазана в грязи. И вновь между ними возник тот самый  контакт,
ради которого, собственно, и создана Школа.

     Сон

     Ложиться  спать  страшно. Этот переход от бодрствования ко
сну очень похож на переход от жизни к смерти. Не зря этот мотив
так часто встречается в сказках. Мы уходим  из  этого  мира,  а
удастся  ли  вернуться,  и  когда? Отношения ребенка с временем
очень сложные, для него завтра -- это все равно, что для нас --
наше следующее воплощение в другой  жизни.  Но,  кроме  глубоко
запрятанного  страха  смерти, страха разлуки, есть еще и просто
страх натворить что-нибудь нехорошее во сне.  Дети,  которые  и
днем-то  не  очень уверенно могут собой управлять, боятся ночи,
потому что ночью сознательный контроль  полностью  отключается.
Часто   дети,   которые   боятся   намочить   постель,   просят
воспитателей будить их ночью. Здесь позиция Школы такова:  нет,
будить  мы  тебя  не  будем.  Если  намочишь  постель -- ничего
страшного, это бывает с каждым. Подрастешь -- и это прекратится
само собой.
     При отходе ко сну в спальне можно наблюдать такую картину.
Гейл, собрав вокруг себя  группу  любителей  послушать  сказку,
читает им тихо что-нибудь спокойное. В другом углу Патти играет
с   ребятами   в   тихую   игру.   Кто-то  начинает  потихоньку
раздеваться,  и   просит   почесать   спинку.   Воспитательницы
стараются   уклониться.   Выяснилось,   что   чесание   спинки,
поглаживание,  массаж  перед  сном  --   сильное   возбуждающее
средство.
     На   каждой   тумбочке   --  что-нибудь  вкусное.  Это  не
специальная еда, не ужин  --  ужин  уже  был.  Это  просто  для
успокоения  души. Затем все утихомириваются, и гасится свет. Но
не совсем -- в спальне полутьма. Все коридоры и  комнаты  Школы
тоже  чуть-чуть  освещены. И часто ночью можно видеть маленькое
привидение,  мучимое   бессонницей,   слоняющееся   по   школе,
заглядывающее  в  класс,  на  кухню  или  в  комнату,  где спит
воспитательница.

     x x x

     Школа спит, а мы можем подвести итоги. Приблизились ли  мы
к  пониманию того, как склеиваются здесь детские души, прожив в
Школе один день вместе  с  ее  воспитанниками?  Есть  ли  здесь
какой-то  порядок,  система  ? Система есть, и опирается она на
два  краеугольных  камня  --  поступки   ребенка   и   личность
взрослого.   Ребенок   строит   свою  личность  самостоятельно,
используя в качестве каркаса личность  близкого  ему  взрослого
человека,  а  в  качестве  цемента -- свои поступки. Роль Школы
заключается в том, чтобы создать вокруг ребенка такую среду,  в
которой он может найти подходящий каркас и которая поощряет его
к совершению поступков.
     Начнем  с  поступков.  Я  перечислю  снова список основных
школьных "свобод": ходить и смотреть куда угодно -- в Школе нет
запертых дверей, можно даже зайти в  учительскую  и  посмотреть
свое дело, уходить из школы -- приходить в школу; учиться -- не
учиться;  играть  -- не играть, мыться -- не мыться; есть -- не
есть; тратить карманные деньги по собственному разумению.
     Свобода в Школе -- это  не  просто  "сладкое  слово".  Это
терапевтическое средство. Ведь если тебя не заставляют, то даже
чистка зубов может стать поступком. И наоборот, если ты со всех
сторон   окружен  принуждениями  и  понуканиями,  то  совершить
самостоятельный поступок почти невозможно. Это проблема  и  для
взрослого  человека.  Много  ли  мы  совершили поступков за всю
жизнь?  Беттельгейм  вспоминает  один  важный  случай  из   его
лагерной  жизни, когда он, еще совсем новичок, сидя в столовой,
брезгливо отодвинул от себя  тарелку  с  баландой.  Его  сосед,
рабочий-коммунист, просидевший уже несколько лет, сказал: "Если
хочешь  быстро сдохнуть, тогда можешь не есть. Но если ты решил
выжить, то запомни: ешь всякий раз, когда дают  есть,  спи  или
читай,  как только представится свободная минута, и обязательно
чисти зубы---по утрам".
     Не сразу Беттельгейм понял  смысл  этого  правила.  Старый
рабочий  перечислил ему все, что в лагере не заставляют делать.
Не много, но и в лагере есть возможность для  самостоятельного,
автономного  поведения.  Поступки  --  это не только то, что мы
делаем. Это еще и то, что делает нас.
     А теперь -- о каркасе. Я  не  случайно  всюду  старательно
делал  ударение  на  всех  этих  искрах,  контактах -- моментах
сближения  детей  с  воспитательницами.  Ребенок  может  начать
использовать  взрослую личность для строительства своей, только
если эта личность стала ему близкой. Но Школа --  не  семья,  и
чтобы  сблизиться  с  кем-нибудь,  надо хорошенько потрудиться.
Надо полюбить человека и сделать так, чтобы  он  полюбил  тебя.
Как  известно,  это  одна из самых высоких задач в жизни. Здесь
она осложняется еще и тем, что тот  взрослый,  которого  выбрал
ребенок, должен быть еще и личностью.
     Так  все-таки  есть  система  или  нет?  Системы нет в том
смысле, что ее нельзя распространить, как "полезное начинание".
Потому что система -- это сам Беттельгейм,  а  личность  нельзя
скопировать,  размножить.  Воспитать воспитательниц (они все --
его ученицы), поваров, горничных, весь персонал для создания  в
Школе  живительной среды -- это мог сделать только Беттельгейм.
Животворная среда -- а  есть  ли  она  у  нормальных,  здоровых
Детей,  которые  не  учатся  в  Школе  у  доктора  Би?  Ребенку
необходима личность близкого ему взрослого человека в  качестве
каркаса.  А  что,  если  эта  самая  взрослая личность не очень
хорошо выстроена? Каркас получится  неважный.  Но  ребенок  его
передаст своим детям. И так далее.
     ...Я  начал  с  твердым  намерением  говорить  о  детях. А
получается -- опять о взрослых. Нам,  взрослым,  может  не  все
нравиться  в  нашем  взрослом мире. Но это мы сами его для себя
построили. И нам  самим  придется  его  перестраивать.  А  дети
совершенно  ни  в  чем  не виноваты, О них надо думать в первую
очередь -- и  до,  и  во  время,  и  после  любой  перестройки,
которая, в сущности, всегда делается ради них.

      * М. Максимов. На грани-- и за ней *

     Поведение человека в экстремальных условиях

     Должен   сразу   предупредить,   что   это  тема  тяжелая,
мрачная,--  примером  экстремальных   условий   будут   служить
гитлеровские  концлагеря.  Но  сначала я хочу объяснить, почему
взялся за эту тему. Дело в том, что лагеря уже с ранней  юности
внушали мне животный ужас и одновременно -- притягивали к себе.
Только  став  взрослым,  я  смог  разобраться  в  этой мешанине
чувств.
     Прежде   всего,   оказывается,   как   только    начинаешь
задумываться   над   тем,   что  происходило  в  этих  лагерях,
внимательно читать книгу и смотреть фильмы, то сразу  возникает
множество вопросов. Вот лишь некоторые из них.
     1.  Почему  было  так  мало случаев сопротивления? Обычная
картина --  колонну  в  тысячу  человек  ведут  на  работу  три
эсэсовца  с  собакой.  Заключенные  --- немцы, они -- на своей,
родной земле. Ну  почему  не  вцепиться  зубами  в  горло  этим
эсэсовцам   и  не  бежать?  Почему  лагерем  в  двадцать  тысяч
заключенных легко  управляла  эсэсовская  администрация  в  сто
человек -- и всегда был полный порядок?
     2.  Почему  заключенных  так  плохо  кормили  --  на грани
выживания? Ведь концлагеря выполняли  в  Германии  определенную
экономическую   функцию,   у  них  был  план,  производственная
программа. А с 1939 года, с начала второй  мировой  войны,  они
стали  работать  и  на войну. Рабочий день в лагере продолжался
шестнадцать -- восемнадцать часов, выходных не  было.  Казалось
бы,  немцы,  такие  дотошные  и предусмотрительные, должны были
понимать, что если заключенных кормить лучше, то и работать они
будут лучше. Ведь в Германии не было голода, с  продовольствием
у них было все в порядке почти до самого последнего дня войны.
     3.  Обычная  ситуация, мы знаем ее по фильмам и книжкам. В
лагерь  попадают  два  человека.  Один  --  высокий,   сильный,
мужественный и т. д. Другой -- невзрачный, не приспособленный к
жизни,  в очках и т. п. Но вот проходит всего несколько месяцев
-- и  что  мы  видим?  Тот,  сильный,  мужественный,  буквально
разваливается   у