это сделать. Любопытно было бы взять  какого-нибудь  психолога  XIX  века,
дать ему лазер или такой компьютер, как у главбуха, и  сказать:  "А  ну-ка
догадайтесь, что это за штука и как она устроена..." Приятно представить в
такой ситуации глубокоуважаемого Вундта. Чопорный был дядя, сердитый - это
по его книгам видно. Или  глубокоуважаемого  Гербарта,  из-за  которого  я
поспорила с Алексеем  Ивановичем  и  едва  не  завалила  экзамен.  Гербарт
написал работу "О возможности  и  необходимости  применения  в  психологии
математики", - пусть бы он применил тут свою математику.
   Красивая  получается  задача:  дана  машина,  которая  неизвестно   как
устроена и неизвестно для чего  предназначена,  надо  понять...  Что  надо
понять?.. Ну, в общем, что это такое. Хотя бы в  принципе.  Не  исключено,
кстати, что эксперимент не удался и машина - просто груда металла. А может
быть, она нечто далекое и удивительное, как лазер для Вундта и Гербарта...
   Глупая затея. Нажмешь не ту кнопку - и Тумба спокойно взорвется.
   Пойду-ка я лучше обедать.



5

   В сущности, мне нужен  был  толковый  консультант.  Я  это  сообразила,
увидев в столовой Арсена Азаряна, единственного у нас психолога,  знающего
физику. Арсен окончил физтех, четыре года  работал  у  Капицы,  учился  на
заочном отделении психологического, потом  пошел  в  аспирантуру.  Лучшего
консультанта я бы не нашла.
   -  Слушай,  Кира,  -  сказал  Арсен,  -  спаси  человека,  вынужденного
посвятить  отпуск  неблагодарному  делу  обмена  квартиры.  Дай   почитать
что-нибудь  такое  детективное,  знаешь,   с   кошмарными   убийствами   и
проницательным инспектором...
   Он пришел в университет за справкой, и теперь  у  него  были  два  часа
свободного  времени  до  начала  приема  в  каком-то  жилотделе.  Когда  я
предложила покопаться в машине, Арсен сразу повеселел.
   - Вот здорово!  -  сказал  он.  -  Я  давно  скучаю  по  такой  работе.
Психология  -  прекрасная  наука,  но  в  ней  нет   точности,   расчетов,
вещественности. Слова, слова, слова...
   - Не только слова.
   - Конечно. И все-таки... Я знаю точно, что такое вольт, ампер,  эрстед.
А в психологии - "способности",  "темперамент",  "характер"...  Ты  можешь
сказать, что такое "характер" и как его измерить?
   - А почему тебя потянуло в психологию?
   - Представь себе Колумба. Как по-твоему: кем бы он был в наше время?
   -   Капитаном   большого   морозильного   траулера.    Эпоха    Великих
географических открытий прошла.
   -  Вот  именно.  Тогда  каждый  капитан  мог  рассчитывать  на  великие
открытия. А сейчас Колумб как миленький стоял бы на  мостике  морозильного
траулера и подсчитывал проценты выполнения плана... Понимаешь,  я  увидел,
что в физике тоже наступает затишье. Будет, конечно, новая волна открытий,
но не сейчас. А психология... Да ты сама знаешь: еще пять или десять лет -
и начнется эпоха Великих психологических открытий.
   Мы наскоро пообедали, и я повела Арсена к Тумбе.
   - Две комнаты с  удобствами,  -  завистливо  вздохнул  он,  разглядывая
лабораторию.
   На стене висела большая фотография: Уиллис на  борту  своей  "Малышки".
Арсен даже присвистнул.
   - Слушай, Кира, это тот старик, который...
   - Да. Капитан Уильям Уиллис. В семьдесят пять лет на  одноместной  яхте
через Атлантику.
   - Могучий старик... А кто на цветном снимке?
   - Алиска. Есть такой человек в Таганроге.
   - Молодец, Петр Первый! Умел основывать города...
   Тумба занимала всю вторую комнату; свободного  места  там  было  совсем
мало. Я пропустила Арсена, а сама осталась стоять в дверях.
   Массивное основание Тумбы похоже  на  автомат  для  продажи  газировки.
Такой же металлический шкаф, только раза в три шире, и лежит этот шкаф  на
полу,  в  середине  комнаты.  Над  шкафом  возвышается   короткая   труба,
напоминающая  ствол  старинной  пушки.  Дуло  пушки  закрыто  многослойной
стеклянной плитой. Красивая вещь.  Делал  плиту  старый  мастер  с  завода
"Физприбор", но Игорю понадобилось что-то изменить, начались переделки,  и
у меня была сложная дискуссия с главбухом по поводу оплаты этой  работы...
К плите, по всему ее периметру, прикреплены провода, целая сеть  проводов,
почти как во Флюотроне. Провода тянутся к стенам - там  установлены  блоки
ЭДУ. Черные такие коробки, наполненные  электроникой.  Я  пробивала  через
бухгалтерию материалы для этих блоков, но даже не представляю,  что  такое
ЭДУ. "Эй, дубинушка, ухнем..."
   - Индийская гробница, - сказал Арсен.  -  Послушай,  может  быть,  есть
описание, а? Или хотя бы схема.
   - Искала, ничего нет. Смотри на  это  как  на  задачу.  Дана  известная
машина, надо узнать,  что  она  собой  представляет.  Назначение,  принцип
действия...
   - Ладно. Я в ней покопаюсь, если не возражаешь.
   Он терпеливо копался в Тумбе, а я развлекала его разговором. Так прошло
около часа; у меня уже появилась какая-то надежда, но тут Арсен подошел ко
мне и грустно спросил:
   - Что я тебе плохого сделал, Кира?
   - Ничего плохого, с чего ты решил...
   - А зачем ты меня разыгрываешь?
   - Никакого розыгрыша, честное слово! Мне  надо  знать,  как  эта  штука
работает. Хотя бы приблизительно.
   Арсен смотрел на меня, недоверчиво прищурившись.
   - Эта штука не может работать, - проникновенно сказал он. -  Эта  штука
являет  собой  бессмысленное  нагромождение  частей.  Вот  идут  трубы  от
вакуумных насосов; полюбуйся: они ни к чему не прикреплены.  Насосы  будут
качать воздух из комнаты. С таким  же  успехом  можно  перемешивать  Тихий
океан чайной ложечкой... Слушай, почему ты взяла этого  парня?  При  таком
диком эксперименте надо было уж взять хорошего физика.
   Ну, на этот счет у меня был отличный пример из Джона Бернала:
   - Если бы Маркони хорошо знал физику, он и не подумал бы  о  радиосвязи
через  океан.  По  хорошей  физике  того  времени,  радиоволны  не   могли
изогнуться и пойти вдоль выпуклой земной поверхности.
   Такие примеры действуют безотказно. Арсен пожал плечами, но спорить  не
стал. И все-таки дело было швах: я надеялась, что Арсен  хоть  что-то  мне
подскажет. Не могу же я составить смету на второй образец  "бессмысленного
нагромождения частей".
   - Ты смелый человек, Арсен, - сказала я. - Давай героически  посмотрим,
как она работает. Не думаю, чтобы она сразу взорвалась.
   Это тоже подействовало безотказно.
   Арсен развернул кабель, подсоединил его к щиту и включил Тумбу. Комната
наполнилась звуками:  что-то  быстро-быстро  стучало,  металлический  ящик
жужжал,  всхлипывал  и  присвистывал,   из   угла   доносилось   ритмичное
позвякивание, как будто там и  в  самом  деле  перемешивали  океан  чайной
ложечкой...
   Арсен усмехнулся:
   - Ну как? Квинтет Кулля исполняет популярную мелодию "Час пик".
   - На щите есть разные кнопки...
   - Хорошо, - согласился Арсен. - Нажмем на кнопки.
   Тумба продолжала шуметь как ни в чем не бывало. Ничего не произошло.
   - Перед нами озвученная абстрактная скульптура на  физические  темы,  -
подытожил  Арсен,  выключая  Тумбу.  -  Вольная  композиция  из  приборов,
проводов и всякого случайного барахла. Там в  углу  стоит  генератор  СВЧ,
отличный генератор, но волновод сделан безграмотно и  подключен  к  ящику,
набитому кусками картона... В металлической гробнице находится  излучатель
альфа-частиц; по идее, частицы должны поступать в трубу, однако  магнитная
система там такая слабая, что не может быть и речи о фокусировке.  Дальше.
Стеклянная плита  укреплена  на  фарфоровых  изоляторах,  которые  снаружи
покрыты серебром и потому ничего не изолируют... Этот парень морочит  тебе
голову. Давай я поговорю с ним как мужчина с мужчиной.
   - Он в Саянах. Приедет, тогда поговоришь.
   - Правильно. И не огорчайся. Начнешь сначала. Я тебе знаешь каких ребят
подберу! Физиков,  химиков,  кого  хочешь...  Нет,  в  самом  деле.  Эпоха
коллективов, а ты работаешь в  одиночку.  Кошка,  которая  ходит  сама  по
себе...  Я  прикину,  как  организовать  опыт,  а  ты   вечером   позвони.
Договорились?
   Я проводила Арсена и вернулась к Тумбе.
   Абстрактная скульптура... Как же!  Игорь  работал  всерьез,  я  в  этом
нисколько не сомневалась. Тумба должна быть  чем-то  принципиально  новым,
отсюда и впечатление бессмысленно нагроможденных  предметов.  Первая  вещь
всегда  кажется  бессмысленной.  Морзе  сделал  свой  первый  аппарат   из
мольберта,  старых  часов  и  гравировальной  пластины,   заменявшей   ему
гальванический элемент. Тоже можно было бы  сказать:  на  таком  мольберте
невозможно  рисовать,  а  часы  не  будут  показывать  время,   и   вообще
бессмысленно громоздить разбитые часы на мольберт...
   Психологический барьер. Я должна была предвидеть это раньше.



6

   Вообще-то я сегодня собиралась в кино. У  меня  билет  в  "Колизей"  на
шесть пятнадцать; там идет третья серия "Братьев  Карамазовых".  Не  везет
мне с этой картиной. Первую серию я смотрела лет пять назад,  вторую  -  в
позапрошлую зиму. То времени не было, то картина не шла.
   Надо сбегать  переодеться  и  ехать  в  кино.  Из-за  Тумбы  я  сегодня
пропустила плавание, - мне еще достанется от тренера за прогул.
   Погода замечательная. Жара схлынула, будет тихий, ласковый вечер, можно
открыть окна.
   В лаборатории идеальный порядок - Игорь постарался перед отъездом.  Два
года  назад  мне  пришлось  крепко  повоевать  за  эти  комнаты:  на   них
претендовала лаборатория эвристики. Предполагалось, что здесь когда-нибудь
соорудят шикарный лабиринт для белых мышей.
   Два года Игорь работал в этих комнатах, смотрел в эти окна.  Интересно,
может ли вид из окна повлиять на направление поисков?
   Какое-то воздействие должно быть - я это по себе знаю.  В  Таганроге  я
любила сидеть на высоком обрыве у маяка. Оттуда хорошо видны  и  берег,  и
порт, и море - до горизонта. Ох уж этот горизонт -  сколько  у  меня  было
из-за него неприятностей! Однажды я сказала географичке, что без горизонта
жилось бы лучше. Она сразу возмутилась. "Что за глупости! - вскипела  она.
- Наша планета имеет  форму  шара,  это  научно  доказано:  когда  корабль
приближается из-за горизонта, сначала видны только мачты..." И так  далее.
А я ответила, что не хочу сначала видеть только мачты. Мне больше нравится
плоская планета, потому что можно будет в хорошую погоду стать у  маяка  и
увидеть самые дальние страны. Мы поспорили,  и  географичка  сказала,  что
упрямство меня погубит...
   Что верно, то верно. Ну зачем я упрямлюсь?
   Если бы я знала, что эта задача не решается, можно было  бы  отступить.
Но никогда не знаешь заранее - решается задача или нет. А отступить просто
так... Нет, это невозможно.
   Придется действовать самой, ничего другого не остается.  Надо  включить
Тумбу, - я видела, как это  делал  Арсен.  У  двери  щит  с  рубильниками,
кнопками  и  клавишами.  Нужно  подсоединить  кабель,   повернуть   правый
рубильник, затем нажать кнопку "Пуск". Рядом с ней  кнопка  "Стоп"  и  три
клавиши неизвестного назначения. Арсен их нажимал, я видела. Они похожи на
переключатели  диапазонов  в  радиоприемнике.  Длинные   волны,   средние,
короткие... Тут, конечно, что-то другое. Икс, игрек, зет...
   Сначала рубильник. Затем кнопка "Пуск".
   Ну вот. Тумба заиграла, и теперь, когда я одна в комнате,  шум  кажется
громче. Неприятный, зловещий шум.
   Клавиша "Икс".  Щелчок  и...  ничего.  Минута,  две,  пять...  Хоть  бы
что-нибудь изменилось... Клавиша "Игрек" - тоже ничего.  "Зет"  -  ничего.
"Стоп" - шум быстро стихает.
   Тумба может включаться и выключаться - вот все, что я знаю.
   Не блестяще.



7

   У меня не было ни малейшего желания идти в кино. Какое уж тут  кино!  Я
спустилась вниз, к автобусной остановке, доехала до  Павелецкого  вокзала,
слезла и пошла наугад.
   Год назад в "Вопросах психологии" была статья Хелмера;  называлась  она
"Эффективность  умственных  затрат"  или  что-то  в  этом   роде.   Хелмер
подсчитал, что семьдесят процентов открытий и изобретений сделаны на  ходу
- на кораблях, в  самолетах,  поездах,  автомобилях,  омнибусах,  каретах,
наконец, во время обычных прогулок. Психологически  это  вполне  вероятно.
Когда мысль наталкивается на барьер и начинает топтаться на  месте,  нужен
внешний толчок, чтобы выйти на новую линию мышления.  Я  и  раньше  любила
думать на  ходу.  Идешь  по  незнакомой  улице,  сворачиваешь  наугад,  не
задумываясь, и вдруг за поворотом открывается что-то неожиданное, и  тогда
можно остановиться и не спеша рассматривать какой-нибудь удивительный дом,
читать  пожелтевшие  афиши,  чудом  сохранившиеся  с  прошлого  лета,  или
заглядывать в старые, мощенные булыжником дворики с потемневшими  дощатыми
сараями и голубятнями. Мысли проплывают в глубине сознания, как  отражения
облаков в реке, - не остановишь, не поймаешь, - появляются невесть  откуда
и исчезают  бесследно.  Но  проходит  время,  и  какая-то  мысль  внезапно
возвращается - теперь уже ясная и настойчивая.
   Так получилось и на этот раз. Через час, покружив по улицам, я вышла  к
набережной возле Ново-Спасского моста. Я уже  знала,  в  чем  моя  ошибка.
Элементарно: дана неизвестная машина, необходимо в ней разобраться, и  вот
я, психолог, зачем-то пытаюсь действовать как физик или химик.
   Предположим, я оказалась на месте Игоря.  Мне  надо  _условно_  выбрать
новые  ценности  и,  в   зависимости   от   этого   выбора,   организовать
исследование. Спрашивается: что выбрать?
   Это уже был  психологический  подход,  и  я  сразу  почувствовала  себя
увереннее.
   Три года назад, когда я отстаивала на ученом  совете  свою  тему,  меня
спросили: "Что это значит - выбрать условную ценность? Приведите  хотя  бы
один пример". Положение в этот момент было почти безнадежное. Ко  мне  все
относились очень хорошо и именно  поэтому  спасали  от  сумасшедшей  темы.
Пришлось пойти на маленькую хитрость,  ничего  другого  не  оставалось.  Я
робко осмотрелась вокруг и, помявшись, сказала, что  в  качестве  условной
ценности можно взять... ну хотя  бы  разбитое  оконное  стекло.  "Изучение
битых стекол и самого процесса бития может привести к новым  открытиям..."
Мои оппоненты, конечно, развеселились и принялись наперебой обсуждать, как
это будет выглядеть, какие стекла надо  принести  в  жертву  науке  и  как
должна называться диссертация на эту тему... Рядом  со  мной  сидел  Павел
Николаевич, наш декан; он мне сказал: "Видите, Кира, что  вы  натворили...
Нельзя же так несерьезно..." Я скромненько слушала веселые высказывания, а
потом положила на стол  последний  выпуск  УФН  с  сообщением  об  эффекте
Плисова.  У  Плисова  разбилось  стекло  термометра  в   исследовательской
установке, и осколки стекла  оказались  намагниченными.  Теоретически  это
невозможно было объяснить. В УФН было сообщение Плисова и комментарии двух
известных физиков. Чувствовалось, что физики потрясены  открытием...  Смех
мгновенно прекратился,  кто-то  сказал:  "А  ведь  тут  есть  рациональное
зерно", - и мою тему  утвердили.  Больше  того,  мне  предоставили  полную
свободу действий: не нашлось  желающих  быть  моим  шефом.  "Вы  разыграли
ученый совет, -  сказал  мне  потом  Павел  Николаевич.  -  Как  по  нотам
разыграли. Где уж вами управлять!". И я стала кошкой, которая  ходит  сама
по себе. Арсен прав: сейчас эпоха больших научных коллективов. Вот  только
в психологии эта эпоха еще не наступила...
   Я хотела постоять у реки, но появились двое  парней  с  транзистором  и
начали усиленно со мной знакомиться. Транзистор у них  был  с  изумительно
чистым и сочным звуком; в эту коробку кто-то вложил бездну ума и труда,  и
вот  теперь  она  тянула  серенький-пресеренький  шляггер.  У  меня   даже
настроение начало портиться. Пройдет сколько-то лет, и какой-нибудь дурень
будет прошвыриваться по улицам,  небрежно  помахивая  портативной  Тумбой,
приспособленной к его вкусам... Обидно, когда вещи умнее людей.
   Я перешла по  мосту  на  другой  берег;  там  у  причала  стоял  речной
трамвайчик. Пассажиров было мало; я удобно устроилась  на  корме  и  стала
думать дальше.
   Предположим, мне встретился волшебник. "Здравствуйте,  Кира,  -  сказал
волшебник, - я, знаете ли, могу построить любую машину. Если, конечно,  вы
объясните, что эта машина должна делать. И помните: другого такого  случая
не будет. Вы уж не огорчайте прогрессивное человечество,  попросите  самую
нужную, самую важную машину..."
   Волшебника я представила себе очень живо: он был похож на  Деда-Мороза,
но голос у него подозрительно напоминал голос Павла Николаевича. Да и очки
были такие же. Сейчас я скажу что-нибудь  не  то,  и  волшебник  огорченно
вздохнет: "Видите, Кира, что вы натворили... Нельзя же так несерьезно".
   А если серьезно - какая машина нужна прогрессивному  человечеству?  Что
можно считать самым важным и самым нужным?..
   На соседней скамейке расположились двое пожилых речников. Один  из  них
упомянул об АС-эффекте; я насторожилась, но разговор уже шел о дизелях,  о
каком-то Степанове с Клязьминского водохранилища и о Варьке, которая  хоть
и махлюет с пивом, однако по-божески, терпимо. Я не ожидала, что АС-эффект
настолько известен, - это было приятно, и некоторое время я еще краем  уха
прислушивалась, однако речники  больше  не  говорили  об  АС-эффекте:  они
дружно ругали Пал Палыча, работавшего в киоске до Варьки и  совершенно  не
имевшего совести.
   Ну и ну! Мир раздвоился: вот  трамвайчик,  река,  люди  на  набережной,
речники ругают Пал Палыча, все так реально, а в новом лабораторном корпусе
МГУ, в одной из комнат на пятнадцатом этаже, стоит фантастическая  машина,
и мне обязательно надо понять, что это такое.
   Трамвайчик, пыхтя, отошел от причала. В Москве мне не хватает  моря;  у
нас в Таганроге даже в центре города воздух пахнет морем. Я могла  за  две
минуты добежать от нашего дома до  берега  моря,  настоящего  моря,  а  не
какого-нибудь  водохранилища.  Нелепое  слово  -  "водохранилище",  но   я
все-таки люблю и водохранилище, и озера, и пруды, и реки.
   Мне часто снится морской прибой: из  темноты  возникают  упругие  бугры
волн, поднимаются высоко-высоко и беззвучно разбиваются  о  желтые  скалы.
Вершины скал где-то в самом небе, туда не  дотянуться,  и  разбитые  волны
стекают серыми от пены потоками,  уползают  в  темно-синюю  мглу  и  снова
возвращаются. Я стараюсь разглядеть, откуда приходят волны,  просыпаюсь  и
знаю, что в следующий раз упрямые волны опять пойдут на скалы...
   На   первой   же   остановке   трамвайчик   заполнили    туристы.    Их
руководительница  громко  командовала:  "Посмотрите  налево...  посмотрите
направо..." - и они смотрели налево и направо, шумели, им  все  нравилось,
но реку они, кажется, просто не замечали. Только один раз  кто-то  сказал:
"Радуга на воде... от нефти..."
   А вообще-то  туристы  мне  нисколько  не  мешали.  Я  уже  освоилась  в
раздвоенном мире: слушала, о чем говорят туристы  и  что  рассказывает  их
руководительница, а мысли о машине шли своим чередом.
   Однажды я наяву видела раздвоенный мир. Мне было тогда двенадцать  лет,
я приехала к тетке в Геленджик. У  нас  в  Таганроге  море  мутное;  когда
ныряешь в маске, дальше вытянутой руки ничего не  видно.  В  Геленджике  я
впервые встретилась с прозрачным морем. Я отплыла от каменной косы, надела
маску, нырнула  -  и  попала  в  сказку.  Я  испугалась  -  так  это  было
неожиданно, - испугалась и метнулась вверх. Светило солнце, у  меня  перед
глазами была зеленоватая вода, плотная, непрозрачная, привычная. С  берега
доносились голоса ребят и слышался стук мяча. Теткин пес Пуша, повизгивая,
прыгал на камнях, пытаясь поймать свой хвост. А внизу  был  необыкновенный
мир. Ожившая сказка. Я взмахнула ластами, опустила голову  -  и  сказочный
мир возник снова.
   В синеватой дымке я летела над  далеким-далеким  дном.  На  дне  лежали
камни, покрытые мозаикой желтых,  бур