то касается старшин рот и всех сержантов  рот
это  тоже  касается,  едренать. Сегодня во  второй  роте,  капитан
Веренчук  в  отпуске, ладно, но это не означает того, что  отменен
для  второй  роты устав, что можно теперь обгадить  сифилисом  всю
казарму. Старшина второй роты, прапорщик Ломейко, это вас  дорогой
мой  касается  в первую голову. У вас в сержантском  классе  грибы
скоро  вырастут, едренать, у вас там сифилис кругом на полу  и  за
батареями...
     Для   командира  слово  сифилис  -  самое  любимое,   им   он
обозначает, пыль, грязь, любой беспорядок в одежде, пище,  деловых
бумагах:
    Капитан Ходько, у вас в раппорте сплошной сифилис!
    Майор Рыбин, у вас сзади сифилис на шинели
    Прапорщик  Васадзе, уберите сифилис на кухне или  пойдете  под
арест
     Человек,  изучавший психологию по Леонтьеву и  сексологию  по
Cspdfhebs  мог  бы  предположить, что у  подполковника  Чернова  с
сифилисом   связаны  первые  юношеские  сексуальные   переживания.
Возможно, что впервые изображение женских половых органов  мальчик
Саша   Чернов   увидел  в  медицинской  энциклопедии,   в   главе,
посвященной венерическим болезням, и это произвело на его  психику
столь сильное действие, что и в возрасте сорока пяти все, что  ему
не нравилось, хлестко клеймил словом "сифилис".
     Еще  четыре раза помянув венерическое заболевание и  пообещав
навести,  наконец,  порядок, и показать  виновным  кузькину  мать,
Чернов  закончил  говорильню и направился  к  трибуне.  Продрогший
насквозь  начальник штаба торопливо выскочил с  правого  фланга  и
начал,  наконец,  долгожданное  перестроение.  У  Андрейчика   уже
порядком замерзли ноги, уши и нос.
     Пока   Чернов   загибал  про  уставы,  Валера  с  сочувствием
наблюдал,   как  мерзли  в  строю  узбеки,  туркмены  и   киргизы,
проклиная, вероятно, и эту Сибирь, и мороз, и Чернова с  Устиновым
вместе взятых.
    Баталь-о-оон!
        В походную колону!
        Повзводно!
        На одного линейного дистанция!
        Офицеры управления прямо!
        Остальные напра-а-во!
        Шагом марш!
     Остальные сделали поворот направо, а Валера Андрейчик, вместе
с  коллегами  по штабу отпечатал шаг с левой ноги прямо  и  только
вперед.  Хрипло  ухнул "Славянку" оркестр одиноких  придурков  под
управлением  сержанта Бубенко. Шли бодро - впереди  были  тепло  и
дрема.  Проходя  мимо  трибуны  и престарелые  майоры,  и  молодые
старлеи  подтянули  животы, расправили плечи и держа  равнение  на
командира,  стараясь  выше и прямее держать  ножку.  Каждый  вдруг
вспомнил,  что  он не просто штабной бумагомарай  -  просиживатель
бесплатных государственных портков при месячном содержании  в  350
р., а военный, орел, надежда и защита Родины.
     В теплой просторной комнате, которую занимала батальонная тех
часть,  и где денно и нощно теперь крепил оборону страны лейтенант
Андрейчик, помимо опоздавшего на развод капитана Кедри  уже  сидел
стриженый  под  ноль рядовой Перец - писарь автотракторной  службы
капитана Синицына.
    Ну, Виктор Петрович не ходит на развод, потому
     что  он  капитан  Советской  армии,  а  ты,  Перец,  считаешь
батальонное  построение ниже своего хохляцкого  достоинства?  -  с
порога  начал  сердиться  Синицын,  громко  убирая  в  ящик  стола
свернутую в рулон портупею и размашисто снимая промерзшую шинель.
    Товарищ  капитан, вы вчера сами приказали все  техпаспорта  на
списание  подготовить, а Смирнова ротный в наряд поставил,  мы  не
успели вчера, так вот я сегодня с подъема сижу доделываю.
    Едренамать!  Говорили, говорили писарей в  наряд  не  ставить,
так..., какой там телефон у Ксендзюка?
    День   начался.  Валерий  повесил  шинель  за  шкаф  на   свой
персональный гвоздь и, расстегнув китель, уселся за стол в углу  у
окна.  Предстояло  на  случай возникновения начальства  обозначить
p`anrs.
    Кто мою ручку взял?
    Прапорщик Зиновьев взял.
    На хрена она ему - он писать не умеет.
    Перец, сгоняй в строевую, принеси ручку, живо!
    Виктор Петрович, вы чего это опять опоздали?
    Андрэйчик!  Карась  ты  двухгодичный,  разве  не  видишь,  что
капитан уставши со вчерашнего!
     Эта сука Радченко, конечно, затащил меня в "Якорь". Мы уже  и
так хорошие были, ты понимаешь, карась, ты...
    Кедря  громко налил из графина воды и смачно выпил весь стакан
одним духом, делая при этом страшное лицо.
    Так  вот,  дорогой товарищ лейтенант, капитан  Кедря  отвечает
вам  на  ваш глупый вопрос... Причем Радченко смылся. Я, понимаешь
остался  без  денег,  понимаешь,  пришлось  тоже  смываться,   как
мальчик,   целый   капитан  советской  армии  должен   бегать   от
официанта...,  -Кедря налил еще один стакан и жадно выпил,  тараща
красные глаза так, как будто пил соляную кислоту.
    Андрейчик, сейчас пойдем в санчасть, расколем доктора  на  сто
пятьдесят граммов.
     Кедря  придвинул  к себе телефон и толстым волосатым  пальцем
стал  нервно набирать по памяти трехзначный номер. Палец дрожал  и
срывался. С третьей попытки соединение получилось.
    Алло!  Кто  это? Дневальный по КТП? Cлушай, сынок,  это  Кедря
говорит.  Что?  -Кедря говорю - дерево такое есть, сынок.  Что?Да!
Так  вот,  запоминай, дубина твоя киргизская, будет  кто  звонить,
говори что Кедря был и только что ушел в пятую роту. Понял болван?
Давай!
     Толстый волосатый палец снова крутил непослушный диск.
    Что?  Как, как твоя фамилия, сынок? Так вот, это капитан Кедря
говорит.  Что? Слушай, Ткачук, передай своим дневальным, что  если
будут меня искать, скажи "был". Был и ушел. Куда? В мастерские или
на полигон. Понял? Давай, родной!
     Цвет   батальонной   эскулапии,  в  лице   начмеда   капитана
медицинской  службы  Мельника, а так же врача  батальона  старшего
лейтенанта Ромашина и врача-интерна лейтенанта Хрищатого сидели  в
ординаторской  с  тихой тоской ожидая приезда  начальника  аптеки.
Помятые   лица  офицеров  были  исполнены  глубокой  озабоченности
процессом  разложения  в печени алкоголя принятого  вчера  вечером
здесь  же в ординаторской на уксусную, муравьиную, угольную и  ряд
других  кислот. С рассеянным вниманием, лениво покуривая,  взирали
они  на  ползавшего  по полу с тряпкой выздоравливающего  больного
Хуйдаралиева,  который,  сопя  и кряхтя  размазывал  по  линолеуму
принесенную офицерами грязь.
     Лица  медиков несколько оживились, когда на пороге  появились
красномордый Кедря и двухгодичник Валера Андрейчик.
    Я   же  говорил,  Кедря  в  штабе  и  получаса  не  высидит  -
прокомментировал появление новых лиц старший лейтенант Ромашин.
    А  я  уже обрадовался, думал, Елисеич приехал, - разочарованно
протянул Хрищатый. Офицеры стали пожимать друг другу руки.
    Здорово. Привет. Здравия желаю!
     Кедря,  не снимая шинели, прошагал сапожищами прямо по тряпке
и  рукам  выздоравливающего Хуйдаралиева и  со  скрипом  и  стоном
уселся  на  больничном диванчике, контрастируя на  белой  простыне
вызывающе не стерильной шинелью.
    О-о-о, наши двухгодичники тоже сегодня с глубочайшего!
    Когда   же  Елисеич,  ваш  на  службу  приходит,  вы  наведете
порядок, товарищ начмед!
    Прапорщик  Никонов по четвергам с утра в госпитале медикаменты
получает, должен уже подъехать, если машина не сломалась!
    Виктор   Петрович,   а   хотите  "промидоли   внутримышечною",
похмельный синдром лучше стакана снимает.
    Товарищ  Рюмашин,  ваши гнусные предложения оскорбляют  звание
капитана Советской армии, Кедря всегда был пьяницей, но наркоманом
никогда не будет.
    Товарищ капитан!
    Молчать,  карась  ты  раздолбанный, не  называй  меня  товарищ
капитан, называй меня - товарищ забулдыга!
     В  дверь  раздался  робкий стук, и затем на  пороге  появился
напуганный  своей  решительностью рядовой  узбек  с  забинтованной
рукой.
    Разрешите, товарищ капитан.
    Это  еще  что  за клоун тут появился?-повернулся  к  двери  на
своем скрипучем диване капитан Кедря.
    Я  хотел узнать..., товарищ капитан, .... Кто принимать  будет
сегодня? Уже девять часов, там больные собрались.
     Капитан Мельник, самый трезвый из всей компании. Изобразив на
лице  муку  и  отчаянье  махнул солдату  рукой,  чтобы  неприятное
раздражающее его видение исчезло:
    Володя, сегодня ваш прием.
    Какой там прием, Сергей Афанасьевич, фельдшер примет, там  все
равно  одни  симулянты, я позвоню Федченко, чтобы  выдал  всем  по
таблетке аспирина и отправил в роты. Родине служить.
     С улицы послышался шум подъехавшей автомашины, звук хлопающей
двери и еще ряд волнующе-радостных звуков, означавших долгожданное
прибытие начальника аптеки.
     Оживившиеся офицеры, набравшись последнего терпения  слушали,
как  Елисеич  отдавал  в  коридоре  распоряжения  выздоравливающим
больным, разгружавшим прибывшую аптеку.
    Елисе-е-е-и-ич! Открыва-а-а-ай! - не проявив должной  выдержки
заблажил доктор Ромашин.
    Володя, Виктор, пойдите, возьмите, чтобы больные не видели,  -
приглушенно распорядился начмед.
    Пять  минут в ординаторской происходила раздирающе томительная
суета,  и  в  результате, на клеенчатом столе появились больничные
стаканчики  с  делениями,  заветная скляночка  с  неразведанным  и
несколько плиток гематогена, "на закуску".
     После  второй,  все  дружно закурили и  молча  погрузились  в
созерцание.  На  душе  у  каждого  офицера  в  этот  момент   было
удивительно легко и не было ничего вокруг - ни грязных узбеков, ни
строгого  и  дурного  начальства в штабе, ни  опостылевшей  зануды
супружницы  в казенной квартире - ничего! Существовал один  только
кайф.
     Блаженную тишину прервал звонок.
    Что?  Пробу  снять?  В  журнале  расписаться?  Передай  своему
начальнику столовой, пусть пришлет сюда бойца с журналом и  пускай
боец прихватит похавать чего-нибудь.
     Ромашин с раздражением бросил трубку.
    Там  пойдешь  снимешь пробу из общего котла и  к  вечеру  Богу
dsxs отдашь.
    И чем этот Радченко солдат кормит, едри его!
    Да  киздят все. Что сами, а что начальству, вот сейчас Буксман
из  бригады приедет - ему ящик тушенки и ящик сгущенки в  обратную
дорогу подарят.
    Ладно, посидели, пойдем, Андрэйчик. Надо в штабе еще до  обеда
глаза  помозолить,  а  после хавки, я к тебе в  общежитие  поспать
пойду.
    Пошли,   Виктор  Петрович,  милости  просим,  наш   дом,   как
говорится, Ваш дом.
     Кедря  и  Андрейчик, разгоряченные выпитым, запахивая  шинели
вышли   на   улицу,  а  цвет  батальонной  эскулапии   остался   в
ординаторской, терзаемый мыслью как расколоть строгого  начальника
аптеки еще на триста неразбавленного.
3.
     Прапорщик   Щербина  -  батальонный  секретчик,   для   своих
пятидесяти лет выглядел молодцом. И это при всем при том, что и не
слыхивал никогда об омолаживающих диетах, гимнастике йогов и  беге
трусцой,  а  если  бы и слыхивал, то все равно предпочел  бы  этой
"херовине"  ридный традиционный набор из борща, сала и  горилки  с
беломорканалом.  Прапорщик Щербина всею сутью -  крепким  телом  и
благородной душой своею уверен, что настоящий мужчина, если он  не
калека  или инвалид, должен служить в армии или на худой  конец  в
милиции.  Настоящий  мужчина по глубокому  его  убеждению,  должен
много  пить, обязательно курить, жрать сало и непременно в большом
количестве   трахать   толстых  сисястых   баб.   С   наступлением
возрастного полового бессилия, считает прапорщик Щербина, -  жизнь
кончается,  а  если,  не дай Бог, к этому добавится  болезнь,  при
которой врачи запрещают спиртное - это и вовсе означает социальную
смерть.  "Это бесполезный человек", - говорит Щербина  про  своего
знакомого, который по причине язвы не пьет вина. "Если у мужика не
стоит,   его  надо  убивать",  -  глубокомысленно  рассуждает   он
попыхивая папиросой.
     Завидев по утру трусящих вокруг стадиона спортсменов, Щербина
обязательно произнесет любимую сентенцию: "Кто не курит и не пьет,
тот  здоровеньким помрет". Собственно вся его жизненная  философия
этим  и  ограничивается, хотя "пофилософствовать" вообще,  Щербина
очень  любит.  Замаслив  глаз стаканом вина,  в  хорошей  компании
товарищей по службе, прапорщик с удовольствием рассуждает  о  том,
какие   сорта  спиртных  напитков  можно  употреблять   при   язве
двенадцатиперстной  кишки, о том, как  его  сосед  Митрофан  Фомич
вылечил рак желудка простым денатуратом - на срам всей медицине, о
том,  как в позапрошлом году капитан Кедря в пьяном виде во  время
учений  попался генералу Брылову и конечно, же о том,  как  хорошо
служить  на Украине - какие там необычайно сисястые бабы,  вкусное
сало и крепкий самогон!
     Щербина  с неизменной папиросой в зубах неторопливо  вошел  в
комнату  техчасти  и, присев на край стола, стал  капризно  ждать,
когда его станут потрошить расспросами. Все бригадные, корпусные и
армейские  новости  идут через "секретку" и являются  своеобразным
капиталом  Щербины, которым он умело пользуется с  целью  снискать
внимание приятных людей.
     Какие  новости  товарищ  прапорщик? - первым  не  выдерживает
o`sg{  Валера  Андрейчик. Щербина щурится, дымит  папиросой  и  не
торопится вываливать весь капитал разом.
    Буксман в понедельник приезжает.
       Новость   эта  производит  сильное  впечатление.  Полковник
Буксман  - начальник штаба бригады, это гроза и стихийное бедствие
-  это  лавина  в  горах  и  цунами на море  вместе  взятые.  Горе
нерадивому  офицеру  попасться Буксману на  глаза,  когда  у  того
плохое настроение. А так как, по мнению начштаба, хороших офицеров
в  нашей бригаде кроме него самого - нет, то лучше всего встреч  с
ним, по возможности, избегать.
     Буксман может задать любой неожиданный вопрос, требуя на него
точного  и правдивого ответа. Валера снова с ужасом вспомнил,  как
осенью  полковник неожиданно заявился в техчасть и поинтересовался
данными  о местонахождении всех комплектующих мостового парка.  На
кой хрен сдалась ему эта информация, понять совершенно невозможно,
но  на  то  и Буксман, чтобы ждать от него какого-нибудь  подвоха.
Тогда,  в октябре, на путанный доклад Валеры, полковник потребовал
всю   документацию  мостового  оборудования.  Андрейчик  отчетливо
вспомнил  свое тогдашнее состояние - онемение конечностей,  липкая
от  пота спина, слабость в коленях и одно лишь желание, чтобы мука
эта скорее кончилась.
     Буксман тогда пучил глазищи, хмурил брови и переходил  то  на
дикий  крик, то на змеиный шепот. Тогда Валера отделался, в общем-
то,   легким   испугом   -   за  полный   беспорядок   в   бумагах
подотвественной части получил выговор. Теперь, через  три  месяца,
состояние  пресловутых документов нисколько  не  улучшилось  и  за
оставшееся  до приезда начштаба время, Валера никаким  образом  не
смог  бы  уже точно установить, где и сколько и в каком  состоянии
валяется  понтонов,  копров, крепежа,  балок,  лебедок  и  прочего
имущества,  про  которое  ему вроде бы по службе  положено  знать.
"Теперь выговором не отделаешься", - подумал про себя Андрейчик, -
"пахнет служебным несоответствием" решил он и опечалился.
     Впрочем,  загрустил  не один лишь он,  капитан  Кедря  смачно
выругался и заявил:
    Смоюсь  куда-нибудь, пускай меня поищет,  мне  давно  надо  на
окружные склады, заявку командир неделю как подписал.
    А  Буксман надолго приезжает, все равно Виктор Петрович,  рано
или поздно попадешься, - со злорадством в голосе пропел Щербина...
     А-а-а, чтоб его! - теперь Валера и Кедря опечалились сообща.
    Слышь,  карась, в позатом году, когда тебя еще здесь не  было,
мы  с  капитаном Синицыным от Буксмана в окно прыгали,  -  капитан
несколько оживился при воспоминании о приключении, но потом  снова
впал в угрюмость.
     Щербина,  докурив свою папиросу, встал и степенно удалился  с
сознанием  выполненного дела, посеяв в сердцах  офицеров  техчасти
страх и смятение.
     Синицын  чертыхаясь  полез в шкаф искать  какие-то  бумаги...
Слышь, Кедря, ведь Буксман точно опять спросит, почему тягач 38-40
не списали. Где прошлогодние акты? Давай ищи у себя в столе!
    Вот,  смотри, карась, какая дрянь ведь получается, этот  тягач
-  одна  рама  от него осталась, на кирпичах в парке, а  бригадная
автослужба второй год бумаги на списание не берет - срок не вышел.
И  этот  Буксман, сука, все отлично понимает, а спросит  -  почему
машина из парка не выходит? Расстрельное дело, Виктор Петрович,  -
ожил вдруг прапорщик Чернов.
    По  закону  тягач  должен быть либо списан,  либо  по  графику
ремонта  быть  в  ремзоне, либо выходить по  тревоге  в  исправном
состоянии,  он  же у вас по табелю числится как  исправный,  а  ни
кабины,  ни  колес, ни мотора уже год как нет. Будь завтра  война,
вас  с  Синицыным  расстреляют - минорно закончил  прапорщик  свой
монолог...
      Да  будь завтра война, - отозвался из шкафа Синицын, -  будь
завтра война, нас всех к стенке поставят, хуже 41-го года будет. У
нас   с  тобой,  Виктор  Петрович,  при  коэффициенте  технической
готовности ноль девять, пол парка по тревоге из ворот не выйдет...
    А   те,   что  выйдут,  через  десять  километров  встанут   и
развалятся, - подхватил Валера.
      Ты,  карась,  тут  нам не бухти. Ты лучше свои  понтоны  иди
посчитай, - огрызнулся Кедря.
     При   упоминании  о  понтонах,  Валера  вновь  погрузился   в
меланхолию...  Кедря,  смотри  что  я  нашел!  -  радостно   вдруг
воскликнул  из  шкафа капитан Синицын... Прошлогодняя  справка  по
КТГ, развернутая по всем ротам, очень подробная, тебе надо ведь!!
     - Она ж секретная, какого хрена она там валялась -
    Точно так и с грифом и за номером...
    Слушай,  Синицын... - Кедря вдруг оцепенел лицом  и  корпусом,
как охотничья собака, учуяв добычу,
    ...  давай  ее  сюда. Скорее! Сейчас мы этому  Щербине  усы-то
пообкрутим, что б ему!
     Чернов, Синицын и Андрейчик с удивлением посмотрели на Кедрю
     -Андрэйчик,  карась  разэдакий, красный карандаш  давай  мне,
живо!
     Заинтригованные   ожиданием  чего-то  необычного,   обитатели
батальонной  тех части сгрудились вокруг Кедриного стола,  пытаясь
угадать  смысл и причину оживления пожилого капитана,  ему  крайне
несвойственного.  Андрейчик  интуитивно  почувствовал,  что  скука
обыденной  штабной  жизни  сейчас  развеется  нарушаемая  каким-то
экстраординарным событием, связанным с этой секретной бумажкой.
     Немного  поколдовав  и несколько раз примерясь  эдак  и  так,
Кедря  вдруг  решительно начертал красным карандашом  поперек  уже
начавшей  желтеть и блекнуть справки. Все склонились  через  плечи
капитана,  стараясь  прочесть.  Склонился  и  Валерий,  и  прочтя,
мгновенно  понял  блестящий  замысел  Виктора  Петровича.  Поперек
секретной  справки торчком стояла жирная надпись кричащим  красным
карандашом:  "Тов.  Щербина! Это таким образом  во  вверенной  вам
секретной  части организованы учет хранение материалов  служебного
пользования?!"
    Закорюка  похоже получилась, точно как Руденко подписывает,  -
добрительно усмехнулся Синицын.
    Теперь,  как передать ему? - в задумчивом возбуждении  спросил
Кедря.
    Пойдем,  возьмем  в  мобчасти пакет  для  секретной  почты,  -
отозвался Черняев, до которого теперь тоже дошло.
    Ну,  Кедря,  ну молодец! - запричитал он и первым  бросился  к
двери.  Жизнь  в  техчасти  забила вдруг  ключом.  С  лиц  штабных
офицеров  исчезли обычные для них скука, безразличие и  усталость,
уступив место лихорадочному огоньку, задору и боевому возбуждению.
У офицеров появилось настоящее интересное дело.
     Притащили пакет секретной почты. Синицын на машинке отбил  на
пакете  адрес  части  и  ее номер. Справку с  Кедриной  резолюцией
вложили в пакет и опять все дружно побежали в мобчасть, где имелся
свой  штемпель  для служебной переписки. С шутками и  прибаутками,
смешками  и сальными анекдотами опечатали пакет сургучом  и  вновь
собрались  вокруг  кедриного