освоенное им за годы алии  русское выражение, -- он уже
никогда  и  никуда не прибудет.  Домой  на полной  скорости. Автоматы можете
заткнуть себе в задницу, война кончилась, их больше нет!" "Кого? Полицейских
Арафата?" "Вообще никого  больше  нет,  добро пожаловать на глобус Израиля!"
"Ничего  не понимаю,  -- буркнул  Марк и  добавил водителю:  --  Гони короткой
дорогой". "Там же осиное гнездо, -- возразил водитель, тоже "русский" Дима. --
Даже если Ганди действительно  наконец  пришел к власти и  выгнал Арафата  в
Тунис, там, в гнезде  хоть кто-то да поджидает нас." Но приказ был выполнен,
джип понесся  в  редеющем  тумане узкими  улицами, оглашая  пустынный  город
сиреной. В квартале, названном осиным гнездом метнулась человеческая фигура.
Марк окликнул, фигура остановилась. Пожилой  араб послушно подошел к  джипу,
комкая  в руках пустую сумку. "Документы", --  приказал  сержант,  не спуская
глаз с сумки.  Араб выглядел  не просто растерянным, ошеломленным.  Сумку он
тут же вывернул наизнанку. Документы были в порядке. "Где народ?  --  спросил
Марк.-- что происходит  в городе?" "Что происходит? --  пролепетал  старик.  --
Дорого бы я дал за ответ, куда все вдруг подевались." "Да кто все?" -- заорал
Марк, чувствуя себя идиотом. "Вы что, радио не  слушали? --  удивился араб. --
Сегодня ночью на Земле  произошла космическая катастрофа. С планеты  исчезли
все,  кроме евреев  и их родственников.-- Вам больше не в кого стрелять." "Ну
уж и  все, -- засмеялся Марк. -- Ты-то вот он." "Я не араб, -- смущенно  сказал
старик,  --  теперь  можно  признаться.  Я  бывший  советский  разведчик,  по
национальности еврей." "Да уж, теперь под араба  не закосишь, -- кивнул Марк.
--  Поедете с нами." Как  там дома, привычно подумал Марк.Как отец пережил эту
ночь?

        x x x

     А отец  действительно  был  редким  свидетелем  окончательного  решения
еврейского вопроса. Поздно вечером  Артур повез на  своем велосипеде образцы
словарей в старый город, где жили только "русские" и арабы, которых он вечно
путал с "марроканцами". Когда он  выходил из  подъезда, как  всегда молясь о
том,  чтобы  его лучший  друг и рабочая лошадка, велосипед"Трек"оказался  на
месте,  он с ужасом увидел  то, что без  конца снилось ему в ночных кошмарах
последние годы.  У замка  велосипеда  возился подросток ростом с Марка.  Как
всегда в  экстремальной  ситуации,  Артур грозно  заорал  на  вора  неумелым
русским матом, но тот не испугался,  даже не смутился, просто вылупил наглые
веселые глаза  и с искренним  изумлением спросил  на  иврите:  "Твой  что ли
велосипед?" " А ты решил, что твой, ты хочешь иметь дело с полицией?"  "Чего
вдруг?" -- наконец смутился подросток, у которого чувство  страха было вместо
чувства совести и  который,  по  всей вероятности, знал повадки  израильской
полиции не понаслышке. Решив, что велосипед не стоит таких неприятностей, он
отошел куда-то за угол.  Артур дрожащими руками отстегнул  свое единственное
сокровише  и уже  совсем было  собрался вскочить в седло, когда его недавний
собеседник  появился  из-за угла  с двумя такими  же  тощими,  горластыми  и
длинными приятелями, к тому же  с крупной  собакой  на  поводке. И  началась
потеха. Нет, это  не были  российские хулиганы, способные затравить  старика
собакой, да и собака  была  не злая. Эти просто решили  порезвиться.  Собаку
натравливали, но не спускали, сами хохотали,  что-то кричали, называя Артура
абой -- отцом. Отбиваться от них было бесполезно. Следуя российской привычке,
Артур  сделал вид,  что  наклонился  за камнем. Собака, выросшая в  Израиле,
естественно,  не  испугалась,  но  подростки  охотно приняли  новые  правила
веселой игры, да еще какие! Как горели их глаза, когда по телевизору крупным
планом показваели  искаженные бешенной злобой недетские лица их сверстников,
вкладывающих всю врожденную злобу и жажду убийства в зажатый в побелевшем от
напряжения кулак с камнем, нацеленным яхуду прямо в лоб. "Убей!" -- орали они
ящику,  словно   могли  передать  свою  собственную  злобу  этому  герою  по
телевизору.  Говорят,  футболисты  чувствуют  страсть своих  болельщиков  не
только  со  стадиона,  но  всех  сотен  миллионов,  желающих   им  победы  у
телевизора.  На стороне палестинских камнеметателей  поддержка  и  энтузиазм
миллионов,  их  гораздо  больше, чем  арабов...  Дорвавшиеся  до собственной
интифады тут же подобрали по  камню. В глазах их  исчез азарт детской шутки.
На Артура смотрели хладнокровные  убийцы. Предсмертный ужас сковал его руки,
вцепившиеся в раму велосипеда... И тут начал сгущаться туман, сразу  исчезли
фонари, а потом и подростки. Они не скрылись  за  пеленой тумана, они словно
растворились  в воздухе.  Артур едва перевел дух. Мелькнула безумная  мысль:
кто-то параллельно  изобрел  мой растворитель.  И применил  его  против этой
шпаны.  Против  всех  арабов,  задумавших   убийство   еврея,   против  всех
погромщиков на планете... Но никого  рядом  не было.  Хайфа была  пустынной.
Исчезли почему-то даже музыка и голоса, доносившиеся только что из всех окон
верхних этажей и с балконов.

        x x x

     "И вот  только утром, когда я узнал  о  катастрофе,  я  понял, что  это
все-таки были арабы," -- говорил Артур сыну, сидящему напротив за праздничным
столом. Марк, впервые  приехал домой без оружия, навсегда,  демобилизованный
из  немедленно распущенной армии.  Он  внимательно  слушал отца,  которым он
гордися по  старой памяти, хотя в последние годы гордиться можно было  разве
что немыслимым  упорством, с которым отец боролся за жалкое существование их
семьи,  чтобы иметь  возможность давать  фронтовику-сыну  карманные  деньги,
оплачивать квартиру и  бесчисленные  счета. Но там,  когда-то, на  покинутой
родине Артур был  изобретателем какого-то  уникального вещества, которое  по
неведомой причине изготовить было невозможно. Там  этот пародокс приводил  к
постоянным конфликтам с начальством, а здесь  конфликтов  не было и  быть не
могло, ибо вещество это, как и  любое  другое,  как и сам Артур со всеми его
достоинствами и недостками, никому был  в силу своего  возраста и  на фиг не
нужен,  едва перебивался продажей словарей, пока его  жена за гроши  убирала
квартиры  богатых израильтянок.  Их  советские дипломы  пылились  где-то  на
антресолях  среди  старых сапог. Но  сейчас, слушая отца, Марк вспоминал  не
его, а свою израильскую биографию, включавшую  три  года бесконечной войны с
такими же  наглыми  и  трусливыми тварями,  что напали вчера на  его  отца в
центре Хайфы. Ах, не  было его рядом на той темной улице! Конечно  это  были
ИЗРАИЛЬСКИЕ  АРАБЫ,  то есть  арабы по  своей агрессивной сути, но с правами
нормальных людей. Их  не  поставишь лицом к стене,  ноги  врозь,  не двинешь
автоматом по заднице, как тех  с  камнями и  бутылками,  но уж ему-то, как и
любому  из его боевых  друзей, уронить всех троих было делом  плевым. Те это
знали, нападали только на стариков, ночью, подальше от полиции, хотя полиция
их  как  раз  старалась  не  трогать.  Власть  левой  прессы  --  не  шутка в
демократической  стране.  Можно свирепо  преследовать  поселенцев  и  прочих
"еврейских  экстремистов", поднявших оружие для  защиты своей семьи от града
камней и бутылок,  летящих с  единственной целью -- убить,  но  нельзя вот  в
такой  ситуации задержать подростков с собакой, ибо ущерба-то не  было,  где
укусы, адони? Мало  ли на кого собака лает. Вот накажем мы этих ребят, а они
в МЕРЕЦ побегут, к своим  арабским депутатам: полицейский произвол. Вот если
я вас задержу и вы  в свою ИБА побежите, то мне ничего  не будет, плевала на
вас ваша олимовская партия, да у них нет ни газет, кроме как на вашем языке,
ни телевидения. Спасибо, мне приключений не надо, мне семья дороже. Так что,
адони, если на вас они еще раз нападут, то вы сами виноваты, кто же в  таких
закоулках ночью шляется...

        x x x

     "Куда  он делся?  --  спросил  приятелей Азиз, тот  самый подросток, что
пытался  стащить  велосипед  Артура.  --  Удрал  в  тумане?"  Те   растерянно
переглядвались, сжимая невостребованные  камни, сожалея о несостоявшейся  ИХ
ИНТИФАДЕ в центре Хайфы. Как бы завтра об  этом написали все газеты, с каким
к  ним сочувствием, ведь с  балконов  видели,  что  "русский"  первым поднял
камень. Арабы опять только защищались от еврейского экстремиста! Но, как все
семиты, они были вспыльчивы и отходчивы, эти милые левым сердцам беззащитные
арабские  дети. Да они  и вовсе не  были детьми  тущоб. В  отличие  от семьи
Артура,  их  отцы  имели  по  одной-двум машинам,  не  говоря  о  нескольких
велосипедах в каждой семье.  Они  жили  в  квартирах,  какие в  Союзе имели,
пожалуй, только генералы, отвечавшие перед партией за успех  в  справедливой
борьбе  палестинцев  за  свои  попранные   права.   И  в  общем,  у  себя  в
автомастерских  были обходительными умелыми и улыбчивыми ребятами, вовсе  не
террористами. Просто развлечения такого рода,  если конечно за это ничего не
будет,  это самое интересное. Как  он  ругался  на своем смешном языке, этот
старый  яхуд,  и какая злоба,  надо  же,  за  что?  Между  тем,  туман  стал
рассеиваться, все трое с собакой,  хохоча  во  все  горло и пересвистываясь,
побежали  по пустынным  улицам Хайфы  в поисках другой  жертвы, лучше  всего
"русского" старика, который  всех и всего  боится, но не  своего  "русского"
ровесника: опыт развлечений подобного рода  с ребятами-олим имелся у каждого
из  них... Собака прыгала рядом,  и не думая никого  кусать. Машин  почти не
было, стояла  ватная  тишина,  которую  подростки  наконец  заметили. И  тут
загрохотал  вертолет,  снижаясь прямо  в  центре  пустынной  в  ночные  часы
автостоянки. За ним сел  второй. Солдаты в незнакомой форме бежали  к входам
бесчисленных банков, оффисов. Двое резко  свернули  к подросткам с собакой и
приказали остановиться. Собака обрадовалась, что игра начинается сызнова и с
рычанием  бросилась  в усатое лицо  десантника. Едва  заметным движением тот
приподнял ствол "калашникова". Собака засучила всеми  четырьмя лапами, хрипя
на окровавленном асфальте. Азиз заорал на усача на иврите, тот ухмыльнулся и
поднял  ствол  еще  раз.  Нет,  никак  не  походил  сирийский  десантник  на
старика-оле,  даже  на  израильского  оккупанта-полицейского. Не  нужен  был
десантнику  в  захваченном  городе  грубиян,  да  еще  что-то  лопочущий  на
ненавистном  иврите.  Тот  не оккупант,  кто  не  ставит  на  место  местное
население,  раз и навсегда, таковы оккупанты всех времен  и  народов.  И  не
вина,  а  беда была несчастных  израильских арабов-подростков, что их к иным
оккупантам приучили. Только переучивать было уже поздно...

        x x x

     Как  ни  странно, одна  из  российских  программ  передавала  последние
известия.  Вся  семья Марка  напряженно  всматривалась в  плывущие на экране
привычно  убогие снега  России,  пустынные города,  растерянных чиновников в
кабинетах.  "...только  в  крупных  городах, --  сварливо  и  визгливо  рычал
знакомым  скандальным голосом сын юриста.  -- Временное  правительство России
все  вам  разрешает.  Все!  Захватывайте  любые  пустующие  дома с  дровами,
колодцами  и  припасами,  запасайтесь  из  любых  складов  и  магазинов  чем
возможно. На  нашу  помощь  не  надейтесь,  только  на себя. Продержитесь до
весны.  У  нас  осталось  всего  несколько   летчиков,  но  без  нормального
аэродромного обеспечения  полеты невозможны. Мы  не сразу наладим и движение
поездов. Так  что переселяйтесь  из городов в пригороды,  ищите  где  хотите
запасы  дров,  селитесь  около  колодцев.  Мы,  конечно, принимаем  меры  по
поддержанию  порядка  в  крупных  городах с  относительно большим  еврейским
населением, но  там, где  вас единицы,  ведите  себя так, как  милая  вашему
сердцу нация уголовников -- американцы. Никто не добудет вам пищу, кров, воду
и  защиту, кроме  вас  самих.  У каждого должно быть  оружие -- защищаться от
завистливого соседа.  В казармах, у ментов, ищите. Поскольку государство вас
сегодня защитить не в состоянии --  стреляйте, если нет  иного способа спасти
свою семью,  жизнь и имущество.  Мы все простим!  К весне наведем порядок по
всей  стране,  соберем  всех  вас  в  городах,  на фермах.  Мы  уверены, что
обойдемся своими  силами  и  не  потеряем суверинитета.  По  предварительным
оценкам в России сегодня население около трех миллионов. Не исключено, что и
гораздо  больше:  меня,  например,  многие из  вас  никак не  ожидали больше
увидеть, а я вот  тут, перед вами!..  Мы  не только  надеемся на  этих наших
граждан, но  и призываем  всех  бывших  россиян,  уехавших  от антисемитов в
Израиль  и в другие страны, вернуться на Родину." "То  есть,  -- появился  на
экране  хорошо  знакомый журналист, -- нам не грозит зависимость от Израиля?"
"Он нам никогда не был нужен, обойдемся и теперь. Что из того, что сегодня в
мире  нет ни одного другого государства со сложившейся экономикой? Несколько
месяцев --  и  у нас будет наша, российская  экономика  получше израильской".
"Наша, еврейская экономика?" --  робко, как всегда говорили журналисты с этим
типичным  местечковым  хулиганом,  спросил ведущий. "Какая  еврейская! Ну...
ясно, что еврейская, если они... мы то есть только и остались на планете, но
мы построим, вернее  восстановим здесь суверенную Россию.  А Израиль  пускай
осваивает  свою Палестину,  если  уж  ему так  повезло  с  исчезновением  ее
настоящих хозяев, а к нам  --  русским... то есть к нам -- российским  евреям,
пусть только попробует сунуться со своим покровительством..."
     Ничего у  них не меняется, уныло подумал Артур. В последние годы он все
меньше  вспоминал  свою жизнь на  том свете, до  добровольно-принудительного
переселения в блистающие сады ада в раю. Теперь, когда стало привычно стыдно
за  свою  родину,  он  с  поразительной  ясностью увидел  кабинет  директора
института,  вчерашнего  второго  секретаря  одного  из  столичных  райкомов,
владельца заводов,  газет  пароходов,  довольно  молодого и  профессионально
обаятельного шустрого  малого  в  вечно вертящимся  выпуклым  задом.  "Артур
Евсеевич,  --  старательно-демократично   выговорил  он,  --  я  буду  с  вами
откровенен. В  стране перестройка,  настали  иные времена. Ваша  многолетняя
работа  над растворителем должна  найти  какое-то  практическое  применение,
иначе мы не сможем далее с вами работать. Военные от вас отказались, договор
не продлили, денег  на вашу  и сергеевскую зарплату, не говоря  уже обо всей
группе, нет.  Подумайте о внедрении, как  требует сегодня  от науки партия."
"Но, Юрий Валентинович,  вы  же  знаете  специфику  проекта.  Он  может быть
применен  только  в  космосе.  На  Земле..."  "Тогда работайте  и  получайте
зарплату  в  космосе."  "Но на Западе..." "На Западе? Отлично. Теперь другие
времена.  Характеристику я вам подпишу. Хоть  на Запад,  хоть... на ваш юг!"
Артур в  ту ночь  не смог  уснуть: столько  труда,  двадцать лет непрерывных
опаснейших  испытаний, сотни вариантов, наконец уникальная формула вещества,
которого вообще нет  во  Вселенной, технология его изготовления, потрясающие
практические результаты при каком-то штрихе, над которым они  сейчас как раз
работают!  Взорвала  директора,  конечно,  эта дурацкая статья  о  том,  что
растворитель сможет убрать московский снег за полчаса (в принципе, верно, но
--  не  сейчас), проложить километр туннеля метро за пять минут --  еще в более
отдаленном  будущем.  Это  вдвиженец  директора  в  группу,  из  его  бывших
райкомовских собутыльников по сауне, дал интервью. Тотчас звонок из  Кремля:
уберите снег с дворцовых крыш, сосульки падают на светлые головы, хоть каски
под шапки надевай. "Растворитель должен быть немедленно в Кремле!"  -- визжал
директор.  "Нельзя, пока  это опасно..."  "Но  вы  можете  его  изготовить?"
"Можем,  но..."  "Никаких  но!  Завтра  вот  на  этот  стол!"  "Нельзя,   он
неуправляем, может растворить весь Кремль к чертовой матери, мы пока реакцию
остановить  и  направить  не  умеем, мы  над  этим как  раз  работаем,  Юрий
Валентинович..."  "До завтра  кончите?" "Что кончим?"  "Как что,  то, что вы
только что сказали, чтобы стал  управляемым!" Артур  с  ужасом посмотрел  на
Андрея. "Мы  на этапе, к которому  шли двадцать лет. Как же мы можем  второй
этап  закончить  до завтра? -- весело ответил Андрей. --  Сегодня можно только
растворить со снегом и сосульками весь ваш Кремль -- с его  обитателями. Их в
общем-то  и не  жалко,  а вот Кремль, Москву и  весь наш  земной шар..."  На
директора  страшно было смотреть. Он  поперхнулся, закашлялся и слабо указал
друзьям на дверь. Выгонит, понял Артур. А ведь он ничего не умеет, кроме как
разрабатывать этот  растворитель... Как  тут  уснешь? А  тут  еще  соседская
собака без конца воет  в  подъезде у своей двери этажом ниже. Накинув халат,
он спустился по  гулкой ночной  лестнице, отодвинул собаку и позвонил. Дверь
открыла мощная бесформенная  дама  в  ночной рубашке. Артур  не  знал как ее
зовут  и  почему, встречая его, она уже много лет плюется в сторону и что-то
шипит. "Впустите собаку, -- попросил он. --  Спать же невозможно..." "Кто  это
там?" -- раздался мужской голос  изнутри  темной  квартиры.  "Кто?  --  грозно
ответила  камнеподобная  баба, не сводя  с  Артура испепеляющего  ненавистью
взгляда.  -- Кто у нас  в  стране  вечно  всем недоволен, кроме евреев.  Тебе
собака  мешает?  Чемодан-вокзал-Тель-Авив.  Понял?  Нет?"  Она   с  грохотом
захлопнула дверь. Артур посмотрел вверх. У его открытой двери  жались друг к
другу Алла и 14-летний Марк. Артур позвонил.  Дверь приоткрылась  и в нее со
свистом вылетела бутылка, разлетевшись со  звоном о стальную решетку  перил.
Осколки   градом   посыпались   в  квадратный  провал  лестницы.  "Артур,  --
истерически закричала Алла,  -- скорее домой,  она убьет тебя!" "Или  я ее, --
озверел Артур.  --  Сволочь  фашистская.  Меня --  в  Тель-Авив.  За  что?  За
ежедневный риск ради этой страны?" Это ее  страна, -- кричала Алла. -- Тебе же
вчера твой партийный директор сказал то  же самое! Тебе все говорят, что нам
пора отсюда уезжать..." "Дискуссия не для лестничной клетки, -- рявкнул Артур
и  снова позвонил, держась подальше от открывающейся двери, но оттуда что-то
зашипело. Не успел он даже отстраниться, как задохнулся и на мгновение ослеп
от струи спрея от тараканов... "Это  же покушение на убийство, --  настаивала
Алла, когда уехала скорая и остался только милиционер.  -- А вы даже протокол
не  составляете!"  "Если я по поводу  каждого конфликта на  этнической почве
буду  составлять  протоколы,  в  стране  не  хватит  бумаги."  "Но  это   же
откровенный  антисемитизм!--  не унималась  Алла.  --  А  вы  --  представитель
советской власти". Милиционер потемнел лицом: "Не вам  говорить  о советской
власти. Все  ОВИРы,  аэропорты  переполнены.  Это что, сторонники  советской
власти  там? Мы вас всю жизнь  кормили, в  институтах  учили вместо русских,
детей  вам вырастили, а вы  бежите как крысы с корабля при малейшем  крене."
"То  есть в случае всероссийского погрома вы нас защищать  не  собираетесь?--
спросил Артур сквозь кашель. -- Так вас понимать? Это что, у вас такое личное
мировоззрение  нациста  или коричневые  уже  пришли к  власти?"  "Погром?  --
прищурился  страж  порядка   и  законности.  --   Не  думаю,  что  его  можно
организовать,   тем  более  всероссийский.  У  нас   вообще   сейчас  ничего
всероссийского не организуешь. Только я хочу вам объяснить: чтобы бить жидов
не  надо  никого к  этому призывать, не надо даже разрешать,  достаточно  не
запрещать..." "Вот теперь все понятно. Спасибо... Вы  ей и не запретили...Вы
правы, не надо  никаких организованных акций и партий. Евреев так мало среди
русских, что одного процента  безнаказанных погромщиков достаточно, чтобы не
осталось ни одного еврея в стране! И никаких  открытых процессов, депортаций
не нужно...  Вы  умный  челове