тобой, - ответил я, - если не придет "Чайка".
   Я наблюдал, как постоянные посетители играют по своим  схемам,  понемногу
проигрывая,  понемногу  выигрывая,  и  подумал:   "Странно,   как   же   они
поддерживают в себе веру, что  когда-нибудь  им  удастся  снять  банк?"  Они
походили  на  теологов,  которые   терпеливо   стараются   постичь   разумом
религиозное таинство. По-моему, в жизни каждого из нас настает момент, когда
мы задумываемся: представь себе, в конце концов,  что  существует  Бог,  что
теологи правы.
   Паскаль был заядлым картежником, который  поставил  все  свои  деньги  на
религиозную систему. Я считал себя наилучшим математиком из всех посетителей
казино, поэтому не верил в  их  таинство,  но  если  все-таки  это  таинство
существует, я способен разгадать его быстрее их всех. В мыслях  я  повторял,
как молитву: "Это не ради денег - мне не нужно богатства - только  несколько
дней с Кэри, без никаких забот".
   Из всех систем, какими пользовались в этом казино, успех  приносила  лишь
одна, и она  не  зависела  от  так  называемой  теории  вероятностей.  Около
наиболее занятых столов слонялась пожилая женщина с огромным птичьим гнездом
накрашенных волос и с двумя золотыми  зубами.  Если  кому-нибудь  доставался
крупный выигрыш, она подходила к этому человеку и - пока  крупье  смотрел  в
другую сторону  -  трогала  его  за  локоть,  довольно  нахально  выпрашивая
двухсотфранковую фишку. Получив фишку, она  обычно  разменивала  ее  на  две
стофранковых, одну опускала в карман, а другую ставила на кон. Она не  могла
проиграть свои сотни, а однажды поставила  и  выиграла  три  тысячи  пятьсот
франков. Почти каждый вечер она добавляла  по  тысяче  франков  к  тем,  что
находились уже в ее кармане.
   - Ты заметил ее? - спросила Кэри, когда мы пошли в бар выпить кофе  -  мы
уже не пили джин с "Дубане". - Почему бы и мне не заняться тем же?
   - Ну, до этого мы еще не докатились.
   - Я приняла твердое решение, - сказала Кэри. - Мы больше не будем есть  в
отеле.
   - Будем голодать?
   - Нет, мы будем пить кофе с булочками  в  кафе  или  лучше,  может  быть,
молоко - оно калорийнее.
   Я грустно заметил:
   - Не о таком медовом месяце я мечтал. В  Борнмуте  нам  было  бы  гораздо
лучше.
   - Не горюй, милый. Все будет хорошо, когда придет "Чайка".
   - Я уже не верю в эту "Чайку".
   - В таком случае что же мы будем делать через две недели?
   - По-моему, сядем  в  тюрьму.  Возможно,  тюрьму  опекает  казино,  и  на
прогулку нас будут водить вокруг рулетки.
   - Разве ты не можешь занять денег у Второго?
   - У  Боулза?  Он  никогда  в  жизни  не  займет  денег  без  заклада.  Он
безжалостнее, чем Друтер и Бликсон вместе взятые, - иначе бы они  давно  уже
заполучили его акции.
   - Неужели нет никакого выхода, милый?
   - Мадам, выход есть.
   Я поднял взгляд от холодного кофе и увидел  мужчину  небольшого  роста  в
потертом, но  франтоватом  костюме  и  таких  же  туфлях.  Его  нос  казался
непомерно большим для  его  лица,  жизненные  невзгоды  вздули  его  вены  и
затуманили глаза. Под мышкой он элегантно держал тросточку для  прогулок,  в
ней отсутствовал металлический наконечник, но зато имелся набалдашник в виде
утиной головы. Он обратился к нам с небрежной вежливостью.
   -  Извините  мою  непростительную  назойливость,  но,  кажется,  вам   не
посчастливилось за игральным столом, а у меня есть  благая  весть  для  вас,
месье и мадам.
   - Но, - начала было Кэри, - мы уже собираемся...
   - Я посоветовал бы вам немного задержаться, ибо я обладаю  беспроигрышной
системой. И готов уступить ее вам почти задаром  -  за  какие-нибудь  десять
тысяч франков.
   - Для нас это очень большие деньги, - ответил я. -  У  нас  сейчас  таких
нет.
   - Но ведь вы остановились в "Отель де Пари". Я вас там видел.
   - Мы имеем в виду наличные деньги, - быстро  уточнила  Кэри.  -  Вы  ведь
знаете, как это бывает с англичанами.
   - Тысяча франков.
   - Нет, - сказала Кэри. - Извините.
   - Знаете, что мне пришло в голову, - предложил я. -  За  вашу  систему  я
лучше угощу вас хорошей выпивкой.
   - Виски, - заказал он без колебаний.
   Я слишком поздно спохватился, что порция виски стоит пятьсот франков.  Он
устроился за нашим столиком, поставив свою  тросточку  между  коленями  так,
будто утка была готова разделить с ним выпивку. Я сказал:
   - Согласен. Слушаю вас. Выкладывайте.
   - Слишком мало виски.
   - Больше не будет.
   - Все очень просто, - сказал человечек, - как и все выдающиеся открытия в
математике. Вы сперва делаете ставку на одну цифру, а когда она  выигрывает,
вы ставите весь выигрыш на определенное сочетание из шести цифр. Для единицы
такое сочетание - от 31 до 36, для двойки - от 13 до 18, для тройки...
   - Почему?
   - Вы должны  верить  мне  на  слово.  За  много  лет  я  выучил  тут  все
досконально. Я продам вам таблицу  всех  цифр,  которые  выигрывали  с  июня
прошлого года, за пятьсот франков.
   - А если, скажем, цифра не выиграет?
   - Переждите немного и начните  играть  по  системе  только  тогда,  когда
выпадет нужная цифра.
   - На это могут уйти годы.
   Человечек поднялся, поклонился и ответил:
   - Для этого нужен капитал. Мой капитал был недостаточным. Если бы  вместо
пяти миллионов у меня было десять, я бы не продавал свою систему  за  порцию
виги.
   Он отошел с чувством собственного достоинства, тип сточка без наконечника
постукивала по полированному полу, а утка оглядывалась на нас, будто  хотела
остаться.
   - Это попрошайничество. Мне не хотелось бы, чтобы моя жена была нищенкой.
   - Я всего лишь твоя новая жена. И не считаю это нищенством -  это  же  не
деньги, а всего лишь жетоны.
   - Знаешь, все-таки что-то есть в том, что  рассказал  этот  человек.  Все
дело в том, чтобы уменьшить вероятность проигрыша  и  увеличить  возможность
выигрыша.
   - Может быть, все это и так, милый, но моя система позволяет  мне  совсем
ничего не проигрывать.
   Она отсутствовала с полчаса, а потом вернулась почти бегом:
   - Милый, брось рисовать свои крючки. Я хочу домой.
   - Это совсем не крючки. Я разрабатываю одну идею.
   - Пожалуйста, пойдем побыстрей, а то я заплачу.
   Когда мы оказались на улице, она потащила меня через парк, между пальм  и
клумб, выглядевших в лучах прожекторов, как конфетки. Она сказала:
   - Милый, меня постигла ужасная неудача.
   - Что случилось?
   - Я все делала так, как та женщина.  Я  дождалась,  пока  кто-то  выиграл
много денег, потом тронула его за локоть и попросила:  "Дайте".  Но  он  мне
ничего не дал, а сказал довольно жестоко: "Иди домой,  к  своей  матери",  а
крупье это заметил. Поэтому я  перешла  к  другому  столу.  А  там  какой-то
мужчина сказал мне просто: "Попозже. Попозже. На террасе". Милый, он  принял
меня за проститутку. А когда я сделала третью попытку... О, это было ужасно!
Один из тех служителей, которые дают прикурить сигареты посетителям,  тронул
меня за руку и сказал: "Достаточно вы  уже  тут  поболтались,  мадемуазель!"
Больше всего меня оскорбило то, что он назвал меня "мадемуазель".  Я  хотела
швырнуть ему в лицо свидетельство о браке, но я  оставила  его  в  ванной  в
отеле.
   - В ванной?
   - Да, в пакетике для губки, - не знаю почему, но я никогда не теряю этого
пакетика - он хранится у меня годами. Но не  поэтому  мне  хочется  плакать.
Милый, давай присядем вот тут, на этой скамейке. Не могу плакать на ходу...
   - Боже мой! - сказал я. - Если это не самое худшее, то  что  же  в  таком
случае произошло? Ты понимаешь, что нам никогда больше не разрешат  заходить
в казино - как раз в  тот  момент,  когда  я  начал  разрабатывать  систему,
настоящую систему, которая принесет нам богатство.
   - О, так далеко еще не зашло. Служитель подмигнул мне возле  двери  очень
дружелюбно. Я уверена, что он ничего не имеет против того, чтобы я вернулась
туда, - но я никогда больше туда не пойду, никогда в жизни.
   - Почему?!
   - Тот приятный молодой человек видел все.
   - Какой молодой человек?
   - Тот самый голодный молодой человек. И когда я  вышла  в  вестибюль,  он
пошел  за  мной  и  сказал  так   деликатно:   "Мадам,   у   меня   осталась
одна-единственная стофранковая фишка, но она ваша".
   - Ты, конечно же, отказалась взять ее?
   - Я хотела отказаться, но не  смогла.  Он  был  такой  предупредительный:
ушел, прежде чем я успела поблагодарить его. Я разменяла эту фишку и бросила
монеты в игральный автомат при входе. Прости  меня,  что  я  так  распустила
нюни, но я просто не могу удержаться. Он был такой вежливый и деликатный  и,
наверное, ужасно голодный, и ему самому нужны были те деньги, но он все-таки
отдал мне последнюю сотню франков. Когда  я  выиграла  пятьсот  франков,  то
бросилась искать его, чтобы отдать ему половину выигрыша, но его  нигде  уже
не было.
   - Ты выиграла пятьсот франков? Этого как раз хватит нам завтра на кофе  и
булочки.
   - Милый, какой же ты корыстолюбивый! Разве ты не понимаешь, что теперь он
навсегда будет считать меня такой же гарпией, как то Птичье Гнездо,  что  мы
видели тут, в казино?
   - Я думаю, он просто клеился к тебе.
   - Ты просто сексуальный маньяк! Ничего подобного у него даже в мыслях  не
было. Он слишком голоден, чтобы заниматься такими вещами.
   - Говорят же, что голод обостряет похотливость.
   Чтобы поддержать свою репутацию, мы по-прежнему завтракали  в  отеле,  но
чувствовали себя неловко  даже  перед  лифтером.  Мне  никогда  особенно  не
нравились ливреи: они всегда  напоминали  мне,  что  в  мире  есть  те,  кто
командует, и те, кем командуют, а теперь я был уверен, что каждый  одетый  в
форменную одежду знает, что мы не в состоянии оплатить счет в отеле.  Теперь
мы всегда носили ключи с собой, чтобы лишний раз не обращаться к  портье,  а
поскольку по приезде мы обменяли наши чеки на аккредитивы, нам не нужно было
уже иметь дело с кассиром отеля. Кэри обнаружила на нижней площадке лестницы
забегаловку, которая величалась "Такси-бар", и здесь мы обычно съедали  ленч
и обедали. Прошли годы, пока мне снова захотелось съесть  булочку,  но  даже
теперь я всегда предпочитаю пить чай, а не кофе. Как-то раз, когда мы  съели
свой обычный ленч и выходили из бара, нам повстречался  помощник  бухгалтера
из отеля, который случайно проходил в это время по улице. Он поздоровался  и
пошел дальше своей дорогой, но я знал, что наш час пробил.
   Потом мы сидели в парке под лучами солнца, и я потел над своей  системой,
остро чувствуя, что время требует решительных действий.
   - Дай мне тысячу франков, - попросил я у Кэри. - Мне нужно проверить свою
систему на деле.
   - Милый, - ответила она, - разве ты не знаешь, что у нас осталось  только
пять тысяч франков? Вскоре у нас не будет денег даже на булочки.
   - И слава Богу, потому что они мне уже осточертели.
   - Тогда давай перейдем на мороженое. Оно стоит столько же. И, заметь,  мы
сможем внести даже некоторое изменение в  нашу  однообразную  диету,  милый.
Мороженое с кофе на ленч, мороженое с клубникой  на  обед.  Милый,  мне  так
хочется пообедать!
   -  Если  я  успею  закончить  разработку  моей  системы,  мы  будем  есть
бифштексы...
   Я взял тысячу франков и пошел в казино. С бумагой в  руке  я  внимательно
наблюдал за столом четверть часа, перед тем как  сделать  первую  ставку,  а
потом спокойно и последовательно  начал  проигрывать,  и  когда  у  меня  не
остались  уже  ни  одной  фишки,   мои   цифры   пошли   в   соответствующей
последовательности.
   Я вернулся к Кэри и сказал:
   - Тот дьявол был прав. Все дело в капитале.
   Она печально заметила:
   - Ты становишься похожим на всех других игроков.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Ты все время думаешь о цифрах, они появляются перед тобой даже во  сне:
ты проснулся сегодня среди ночи и вскрикнул: "Двойной ноль!"  Ты  все  время
что-то записываешь на клочках бумаги за обедом.
   - И ты называешь это обедом?
   - У меня в сумочке осталось четыре тысячи  франков,  и  нужно,  чтобы  их
хватило до прихода "Чайки". Больше мы в казино ходить не будем. Я  больше  в
твою систему не верю. Ты ведь сам говорил  неделю  назад,  что  побить  банк
невозможно.
   - Но тогда я еще не разработал своей системы...
   - Теперь ты начинаешь говорить словами того дьявола. Наступит время  -  и
очень скоро, когда ты начнешь продавать свою систему за рюмку виски.
   Она встала и пошла в отель, но я не сдвинулся с  места.  Я  подумал,  что
жена должна верить в своего мужа до последнего, а со времени нашей  женитьбы
не прошло еще и недели. Однако после небольшого раздумья  я  начал  понимать
ее. В последние несколько дней я был для нее не слишком  хорошим  спутником.
Да и что это была за жизнь? Боишься встретиться со  швейцаром.  Его-то  я  и
встретил, входя в отель.
   Он остановил меня и сообщил:
   - Привет вам от директора, сэр.  Сможете  ли  вы  уделить  ему  несколько
минут? Он ждет вас в своем кабинете.
   Я подумал: "Во всем виноват Гом - этот эгоистический выродок. Нет, они не
посмеют посадить в тюрьму Кэри - посадят только меня. Но ведь это Гом,  этот
самолюбивый сукин сын с восьмого этажа, это он осудил нас  на  мучения,  ибо
считает себя слишком великим, чтобы помнить о  своих  обещаниях.  Он  создал
свет, а потом отправился отдохнуть на седьмой день, и плевать  он  хотел  на
свои создания, осужденные на гибель.  Попался  бы  он  мне  теперь  хоть  на
мгновение под горячую руку! "
   - Садитесь, мистер Бертрам, - предложил мне хозяин отеля. Он придвинул ко
мне пачку сигарет. - Курите?
   У него была вежливость человека, загубившего уже на своем веку не  одного
мученика.
   - Спасибо, - ответил я.
   - Погода не такая хорошая, как можно было ждать в эту пору года.
   - Но уж лучше, чем в Англии.
   - Надеюсь, вам у нас нравится?
   Это, на мой взгляд, была  обычная  вступительная  фраза  -  чтобы  только
показать: лично против меня он  ничего  не  имеет,  но,  знаете,  неприятная
обязанность... Скорее бы уж он переходил к делу.
   - Очень нравится, спасибо.
   - И ваша жена всем довольна?
   - О, да, да!
   Он выдержал паузу, и я подумал: вот сейчас он начнет...
   - Кстати, мистер Бертрам, - сказал он, - вы, по-моему, тут в первый раз?
   - Да.
   - Мы очень высокого мнения о нашей кухне. Считаю,  что  вряд  ли  найдете
лучше во всей Европе.
   - Безусловно, вы правы.
   - Не хочу  надоедать  вам,  мистер  Бертрам,  ради  Бога,  простите  меня
великодушно, если что-нибудь не так, но  мы  заметили,  что  вам  не  совсем
нравится наш ресторан, а мы очень заинтересованы в том, чтобы вы и ваша жена
чувствовали себя счастливыми здесь, в Монте-Карло.  Вас  что-нибудь  тут  не
удовлетворяет: сервис, кухня, вино?..
   - О, нет. У меня нет жалоб. Абсолютно никаких жалоб.
   - Не думаю, чтобы они у вас  были,  мистер  Бертрам,  я  уверен  в  нашем
сервисе. Я пришел к выводу - простите уж мне мою бестактность...
   - Не волнуйтесь. Я слушаю.
   - Мне известно, что наши клиенты из Англии часто испытывают  определенные
трудности с деньгами. Небольшая неудача за игральным столом в наши дни  кого
угодно может легко выбить из привычной колеи.
   - Думаю, вы недалеки от истины.
   - Поэтому я пришел к выводу, мистер Бертрам, что, возможно,  как  бы  это
выразиться... Вы, как это часто случается, немного... вы,  простите  меня...
ограничены в средствах?
   У меня пересохло в  горле  -  наконец  мгновение,  которого  я  ожидал  с
отчаянием, наступило. Смелые и искренние слова, нужные  для  такого  случая,
сразу не нашлись.
   - Ну? И что? - спросил я.
   На стене висел портрет князя Монако, а на столе стоял огромный письменный
прибор. В напряженной тишине я услышал громыхание поезда...
   Хозяин отеля между тем продолжал:
   -  Поймите,  администрация  как  казино,  так  и   нашего   отеля   очень
заинтересована - действительно, очень заинтересована, - поймите, у нас здесь
очень специфическое положение, мистер Бертрам... Мы,  кстати,  -  усмехнулся
он, глядя на кончики своих пальцев, - не совсем обычные  сотрудники  отелей.
Мы принимаем здесь клиентов, о которых  заботимся  и  которых  любим...  ну,
скажем, на протяжении тридцати лет, - медленно произносил он каждое слово. -
Нам доставляет  удовольствие  считать  их  своими  друзьями.  Вы,  вероятно,
знаете, здесь, в нашем княжестве, существует давняя традиция... ну,  как  бы
это  выразиться  поточнее...  предупредительности  и  деликатности,   мистер
Бертрам. Мы не выдаем фамилии наших гостей. Мы сохраняем уйму других,  более
деликатных секретов.
   Больше я не мог выносить пустозвонства этого человека. Его  поведение  по
отношению ко мне походило уже на китайскую  пытку  водой,  когда  на  голову
жертвы, закрепленную железным обручем, падают в одно и  то  же  место  капли
воды, замучивая человека насмерть. Я прямо выпалил:
   -  Мы  доведены  до  крайней  степени  нищеты  -   вот   вам   весь   наш
конфиденциальный секрет.
   Хозяин отеля снова усмехнулся, глядя на свои ногти:
   - Об этом я уже догадался, мистер Бертрам, и поэтому, надеюсь, вы примете
небольшой заем. Как друг мистера Друтера. Мистер  Друтер  -  наш  постоянный
клиент, и нам было бы очень неприятно, если  бы  его  друг  чувствовал  себя
неуютно в нашем отеле.
   Он поднялся,  поклонился  и  протянул  мне  конверт.  Я  чувствовал  себя
школьником, получившим за хорошее поведение  вознаграждение  из  рук  самого
епископа. Затем он проводил меня до двери и тихо, доверительно посоветовал:
   - Попробуйте нашего вина "Шато Груад Ляроз" 1934 года - не пожалеете.
   В номере я распечатал конверт и пересчитал купюры.
   - Он занял нам двести пятьдесят тысяч франков.
   - Это просто грандиозно!
   - Вот что значит быть другом Гома. Жаль, но мне начинает  нравиться  этот
сукин сын.
   - А как же мы сможем вернуть ему эти деньги?
   - А это уже заботы Гома: мы ведь из-за него задержались здесь.
   - Мы будем их расходовать очень осторожно и осмотрительно, правда, милый?
   - Нет уж, хватит с меня  этого  кофе  с  булочками!  Сегодня  мы  устроим
праздник: отметим наконец по-настоящему нашу свадьбу!
   Меня не прельщало вино "Груад Ляроз" 1934 года. Я нанял автомобиль, и  мы
поехали в небольшую горную деревеньку. Вдоль дороги тянулись серые  скалы  и
желтый можжевельник, отливающий золотыми бликами в лучах заходящего  солнца.
Оно медленно  опускалось  между  холодными  плечами  холмов,  среди  которых
задерживались тени.  На  улицах  бродили  мулы,  и  автомобиль  был  слишком
большим,  чтобы  проехать  до  гостиницы.   В   сельской   гостинице   стоял
один-единственный огромный стол, приблизительно на пятьдесят  персон.  Мы  в
одиночестве сидели за ним и наблюдали,  как  постепенно  наступает  вечерняя
мгла. Нам подали местное красное вино -  не  очень  высокого  качества  -  и
жирных поджаренных голубей, и фрукты,  и  сыр.  В  соседней  комнате  царило
веселье, местные крестьяне потягивали самодельное вино. Вскоре мы  уже  чуть
различали в ночных сумерках огромный горный хребет.
   - Тебе тут приятно? - спросил я.
   - Очень, - ответила Кэри.
   Немного спустя она сказала:
   - Мне так не хочется возвращаться в  Монте-Карло.  Давай  отправим  назад
автомобиль, а сами останемся здесь. Сегодня мы обойдемся без зубных щеток, а
завтра походим по здешним магазинам.
   Последние слова она произнесла  с  особенной  интонацией,  как  будто  мы
остановились в роскошном отеле,  а  шикарная  улица  Рю-де-ля-Пэ  находилась
сразу же за углом.
   - Зубную щетку мы купим у Картье, - предложил я.
   - А потом сходим в "Ланвин" и возьмем  там  две  пижамы  самого  высокого
качества, - подхватила она предложенную мной игру.
   - Мыло мы найдем у Герлена.
   - И еще дюжину батистовых платочков - на Рю-деРивали.
   Наконец она исчерпала свою фантазию:
   - Больше я ничего не могу придумать, а ты? Ты ходил по этим магазинам  со
своей Грязнулей?
   Грязнуля - кличка, которую Кэри придума