ой целью. Что неудивительно, если
учесть соседство туалета с телефоном-автоматом.
   Лайма не стала откладывать и сразу взяла быка за рога.  (Что,  как  я
заметила, вообще было ей свойственно.).
   - Елена, вчера вы были так добры  ко  мне.  И  вообще  вы  мне  очень
понравились (ладони к груди - жест признания).  Мне  бы  очень  хотелось
продолжить наше знакомство. Я приглашаю вас поужинать со мной.
   - Пожалуй. Все равно мне  нечем  занять  сегодняшний  вечер.  Но  две
женщины в вечернем ресторане... Боюсь, это не совсем удобно.
   Но она была готова к подобным возражениям. Ее глаза засияли еще ярче.
   - С этим все будет в порядке. Я сейчас же позвоню  моему  кузену.  Он
очень милый и приличный молодой человек и будет рад сопровождать нас.

***

   Кузен Лаймы действительно оказался очень милым  и  приличным  молодым
человеком. Лайма представила мне его, и он склонил к моей руке  красивую
голову:
   - Влад.
   (Понятно? Влад, а не  Милашка.  И  все-таки  мой  круг  знакомств  не
расширился. Но я не огорчилась.
   Пусть будет Влад. Какая разница?).
   Итак, в чудесный летний вечер я сидела в уютном зале  очень  хорошего
ресторана в компании Лаймы и Влада.
   Мы уже выпили, закусили и, лениво переговариваясь, ждали горячее.
   Влад с первой минуты играл влюбленность. По ювелирной  отработанности
приемов легко угадывался большой опыт общения Милашки (тьфу ты, Влада) с
дамами бальзаковского и постбальзаковского возраста.
   Он смотрел на меня влажными телячьими глазами и все норовил  ухватить
за руку. Его глаза погружаются в мои, еще больше влажнеют,  прикрываются
тяжелыми веками. Чувственные красные губы улыбаются ласково и хищно.
   "Каков артист!" - восхищалась я мастерством кавалера. Влад весь вечер
вел себя так, будто мы одни за столиком.
   Лайма не выглядела обиженной, сидела  тихонько,  ела  с  аппетитом  и
пила, наливая себе сама.
   - Потанцуем? - интимно промурлыкал Влад.
   Он прекрасно двигается, у него пластичное тренированное тело.
   Я оперлась спиной о его сильные руки, обняла его за  шею  и  отдалась
танцу. Я очень люблю танцевать, умею это делать  и  в  руках  достойного
партнера получаю от танца ни с чем не сравнимое удовольствие. Владу тоже
понравилось танцевать со мной,  и  какое-то  время  мы  просто  танцуем.
Получается у нас хорошо, и, когда танец кончается, все вокруг аплодируют
нам.
   Влад,  растроганно  и  смущенно  улыбаясь,  поцеловал  меня.  Поцелуй
пришелся в уголок губ и выглядел вполне мотивированным.
   Влад обнял меня в новом танце. Он прижимается щекой к моей щеке.  Его
щека горячая и немного колется.
   Я снова вспоминаю Костю. Вспоминаю первые дни нашего брака.  Тогда  у
меня на лице частенько появлялось раздражение.  Костя  любит  потереться
щекой о мое лицо. Просто так. Это у него такая ласка. Даже  днем.  Вдруг
потянется, потрется щекой. (Хотя днем я нежности  всегда  пресекаю.)  Он
сам заметил, что у меня  раздражение  от  его  небритых  щек.  И  теперь
прикасается ко мне, только тщательно выбрившись.
   Я загрустила о Косте. Влад щекотно  водил  губами  у  меня  за  ухом.
Странно, мне это не неприятно, но желание не просыпается.  Мое  тело  не
реагировало  на  близость  молодого  жадного  самца.  А  Влад  продолжал
стараться. Зачем? Чего он добивается?
   В зале душно, и Влад  предложил  выйти  на  открытую  веранду.  Лайма
отказалась.  Она  уже  изрядно  выпила  и  продолжала   справлять   свой
собственный праздник.
   Мы прошли через стеклянную дверь и  вышли  на  каменную,  огороженную
бетонной балюстрадой площадку.  Слева  в  тени  притаилась  обнимающаяся
парочка.
   Мы  встали  справа,  и  Влад  осторожно  обнял  меня  за   плечи.   Я
отстранилась, но нерешительно, словно нехотя.
   Влад не настаивал. Он встал рядом, прижался ко мне плечом. Его взгляд
устремился в темноту.
   - Леночка, вы самая красивая женщина из всех встреченных мной.  Я  не
знаю, что со мной. Не понимаю.
   Он уронил лицо в ладони, потом поднял его,  приблизил  к  моему.  Его
глаза лихорадочно блестят, голос дрожит вполне натурально.
   - Леночка... Это не может так закончиться. Вы  не  можете  уехать.  Я
вижу, чувствую -  с  вами  происходит  то  же,  что  со  мной.  Это  как
электрический разряд. Нас ударило током.
   Он обхватил мои плечи, его губы впиваются в мои.
   Прикосновение чужого рта неприятно мне, я  попыталась  высвободиться.
Но Влад не отпустил меня, жарко нашептывая в самое ухо:
   - Леночка! Поедем ко мне. Я так  хочу  тебя.  Безумно.  Страстно.  Мы
проведем вместе неделю, две, сколько захочешь.
   Я по-настоящему испугалась. Похоже,  мальчик  заигрался  и  сам  себе
поверил. Уперев ладони ему в грудь, я отталкивала Влада.
   - Нет. Нет. Я должна завтра быть дома. Я обещала мужу. Это важно.
   Мои  руки  слабеют,  я,  словно  в  забытьи,   припала   к   мужчине,
непроизвольно обвила руками мускулистую шею  и  все  плотнее  и  плотнее
прижимала  к  нему  свое  дрожащее  трепетное  тело.  Мои  губы  шептали
взволнованно, прерывисто, безотчетно:
   - Мне надо домой. К мужу... Он ждет. Я должна ему  сказать...  Он  не
простит меня... Это будет концом всего... О Влад! Влад!
   Кажется, довольно. Влад заинтригован.  Теперь  его  ход.  Надеюсь,  я
смогу наконец определить цель его игры.
   Я отстранилась и, пошатываясь, направилась в зал.
   Влад с красным потным лицом и сбитым набок галстуком  -  за  мной.  У
него совершенно убитый вид. Я  перехватила  взгляд,  которым  обменялись
Влад и Лайма, но не поняла его.
   Мы снова сидели за столом. Влад разлил вино в  три  бокала  и  поднял
свой. Его голос дрожал, он только что не плакал:
   - Я встретил женщину, полюбил ее и потерял.
   Все в один день. Я пью за мою любовь. За вас, Леночка!

***

   Я открыла глаза и увидела огромное окно  и  огромное,  очень  голубое
небо за ним. Я повернула голову  на  подушке  влево,  вправо...  Большая
светлая комната.
   Стены обиты узкими деревянными дощечками. Очень мало мебели.  Я  лежу
на широкой  постели.  Белье  голубое  с  белыми  прошивками,  совершенно
роскошное.
   Мое ложе располагается посредине комнаты.  Я  снова  смотрю  в  окно.
Положение солнца на небе указывает на полдень.
   Последнее, что я помню,  это  взгляд  Влада  и  странный  вкус  вина.
Сколько времени прошло с того ужина?
   Что было со мной все это время? Где я была и где я сейчас?
   Я встала и подошла к окну. На мне моя собственная ночная рубашка. Она
находилась вместе с другими моими вещами в  сумке.  Сумка  оставалась  в
клинике.
   Вид из окна не показался мне незнакомым. Напротив, Я уверена, что уже
видела что-то очень похожее.
   Давно.
   Судя по всему, эта комната на втором этаже. Окно выходит  на  широкую
зеленую улицу. Сквозь густую зелень голубеет небо и что-то еще. Море.
   Это не юг. Это Прибалтика. На это указывают и  конфигурация  крыш,  и
виды растительности, и цвет неба.
   Я отхожу к самому краю окна и,  приложив  к  стеклу  щеку,  смотрю  в
сторону, стараясь расширить  панораму.  Все  то  же:  зелень,  коттеджи,
кусочек моря по ту сторону асфальтовой  полосы  за  домами.  Перехожу  к
другой стороне окна и снова прижимаю щеку к стеклу.
   Стоп. Это здание мне знакомо.
   Теперь я точно знаю, где нахожусь. Пригород Риги.
   Юрмала. И даже еще точнее: станция Майори.

***

   Это была их первая поездка в Прибалтику. Это была их первая поездка к
морю. Это было их первое путешествие. Они приехали вчетвером.  Две  юные
женщины, почти девочки, и двое детей-погодков.
   Девочка должна была осенью идти в первый класс.
   Вот они и предприняли путешествие.
   Они сняли комнату у русской семьи в ста метрах от моря  и  почти  все
время проводили на пляже.
   А,  когда  выходили  в  город,  их  все   удивляло:   чистота   улиц,
неторопливая  чинность  прохожих,  звуки  незнакомого  языка,  шляпки  и
перчатки  женщин,  их  туалеты,  чистенькие  старушки  с   маникюром   и
уложенными волосами за столиками уличных кафе и  сами  кафе...  Все  это
волновало, но не было главным.
   Главным было море, песок, солнце... Дети были счастливы.  Они  совсем
не походили друг на друга.
   Девочка - мамина дочка - не отходила от  матери  ни  на  шаг.  Другая
женщина, ее тетя, дразнила ее приюбочницей. Мальчик был  оторвыш  и  все
время норовил что-нибудь натворить, и девочка все на него ябедничала,  и
дети ссорились и махали руками. Но вообще они были очень привязаны  друг
к Другу и дружны.  Им  хватало  друг  друга,  и  они  не  искали  ничьей
компании. Плескались на мелководье, строили крепости из песка или бегали
друг за другом змейкой по пляжу.
   А женщины лежали на песке, лениво переговаривались, лениво следили за
детьми, лениво вставали и шлепали к воде.
   Неподалеку от их  жилья,  ближе  к  станции  Дубулты,  находился  Дом
творчества (писателей? художников? композиторов? - им было не важно).
   В то  лето  там  отдыхал  Аркадий  Райкин.  А  в  Риге  гастролировал
"Современник", и Константин Райкин приезжал навестить отца.
   Тогда было принято дышать озоном на закате солнца, и  все  отдыхающие
выходили к морю и шли  по  желтому  песку  вдоль  линии  прибоя  в  двух
направлениях, держась правой стороны.
   Две молоденькие москвички, принарядившись, выходили к  морю  и  чинно
гуляли под руку, сдерживая скачущих детей.
   Несколько раз они  встречали  Райкиных  и  потом  говорили  об  этом,
отмечали их сходство, и непохожесть, и поглощенность друг другом.
   Однажды младшая женщина, обернувшись вслед знаменитой паре, подметила
непроизвольный защищающий жест младшего, когда с  его  отцом  поравнялся
кто-то  слишком  широко  шагающий.  И  ее  юную,   не   достигшую   даже
двадцатипятилетнего возраста, материнскую душу пронзила зависть к чужому
родительскому счастью.

***

   У меня за спиной чуть слышно скрипнула дверь, и я оторвалась от  окна
и от воспоминаний.
   В комнату вошла высокая дородная  женщина,  одетая  во  что-то  вроде
униформы. Она тянула за  собой  столик  на  колесиках,  сервированный  к
завтраку.
   Я обвела глазами комнату в поисках  халата,  увидела  его  на  спинке
кровати и, шагнув, потянула к себе.
   Женщина посмотрела на меня, стоящую с  халатом  в  руках,  и  коротко
поклонилась без улыбки. Я ответила тем  же  и  накинула  халат.  Женщина
налила кофе и подала мне чашку на блюдечке.  Я  взяла  и  села  на  край
постели. Женщина подтянула ко мне столик и, еще раз поклонившись, вышла.
   Я ела и размышляла, правда, не слишком интенсивно, о своей участи.  Я
не чувствовала не только паники или хотя  бы  страха,  но  даже  легкого
волнения.
   Это и еще то, что из памяти выпал кусок жизни, навело меня на мысль о
наркотиках.
   Закончив завтракать, я потуже затянула пояс  халата  и  принялась  за
осмотр помещения.
   За одной из дверей обнаружилась  прекрасно  оборудованная  ванная.  Я
вошла, сняла халат и рубашку и с помощью большого, во всю стену, зеркала
тщательно осмотрела себя. Никаких следов уколов обнаружить не удалось.
   Зато зеркало сообщило мне о несомненных успехах швейцарских врачей  в
области  омолаживания.  Кожа  на  моем  лице   поражала   гладкостью   и
пластичностью и сияла здоровьем. Белки глаз выделялись яркой белизной, а
губы - свежестью.
   Все это не могло не отразиться на  моем  настроении.  Напевая  что-то
забытое, я открыла дверцы шкафа,  отыскала  вещи  из  моего  чемодана  и
выбрала бледно-сиреневый костюм с короткой юбкой и легкие белые туфли.
   Я подошла к  двери,  через  которую  в  комнату  проникла  женщина  с
завтраком, и толкнула  ее.  Дверь  легко  и  бесшумно  отворилась,  и  я
оказалась на небольшой лестничной площадке. Лестница от нее шла вверх  и
вниз, прилепившись к стене.
   Я перегнулась через перила и увидела под собой большую комнату, очень
нарядную, с холодным сейчас камином и обставленную  прекрасной  мебелью.
Одна из стен была полностью стеклянной. За  стеклом  открывался  вид  на
зеленую лужайку, довольно большой бассейн, цветущий сад.
   Я гостила явно не у бедных людей.
   Помедлив, я вздохнула и начала медленно спускаться, и, когда достигла
нижней  ступеньки,  где-то  под  лестницей  раздался   легкий   шум.   Я
остановилась, сжав перила, испуганная.
   Передо мной выросла крупная черная собака с широкой грудью и  большой
круглой головой. Ее красноватые глаза не казались  злобными,  а  повадка
угрожающей. Но и ласковой она  не  выглядела.  Ее  спокойствие  являлось
следствием уверенности в собственных силах.
   Я, чтобы усвоить свои права, не сводя глаз с животного, подвигалась в
разные стороны. Мне удалось установить, что разрешено все, кроме одного.
Я не должна была приближаться к стеклянной стене.
   Определив  границы  допустимого,  я  спокойно  прошлась  по  комнате,
обнаружила бар, телевизор, книжный шкаф...
   Уже  через  четверть  часа  я  устроилась  со  всеми  удобствами.  По
телевизору транслировали музыкальный фильм, в  одной  руке  у  меня  был
бокал  с  мартини.  Другой  рукой  я  брала  из  коробки  очень  вкусные
шоколадные  конфеты.  Я  их  съела,  наверное,  с  десяток,  всякий  раз
предлагая  лежащему  у  дивана  псу.  Наконец,  на  пятой  конфете,  пес
согласился, и теперь мы лакомились вместе.
   В книжном шкафу неожиданно отыскался "Сын рыбака" Лациса  на  русском
языке. Я погрузилась в ностальгическое чтение. Мне  давно  не  было  так
хорошо.

***

   Черное лохматое тело у моего локтя зашевелилось.
   Я подняла голову от книги. Пес встал, насторожил уши и  уставился  на
стеклянную  стену.  То,  что  осталось  от   хвоста,   закрутилось   как
сумасшедшее.
   "Ишь  как  радуется!  -  растрогалась  я.  -  Значит,  сейчас  увидим
хозяина". Одна из стеклянных створок растворилась и пропустила  высокого
полноватого блондина в легких белых брюках и розовой (клянусь!) рубашке.
   Холеное розовое (в тон рубашке) лицо мужчины расплылось  в  белозубой
улыбке. Я заглянула  в  его  маленькие  голубенькие  глазки,  окруженные
белыми ресничками, и почувствовала себя спокойно и весело.
   -  Добрый  день,  -  сказал  мужчина  с  очень  заметным  акцентом  и
поклонился.
   Я кивнула ему без всякого выражения и поднялась с дивана.
   Коробку с остатками конфет и книгу я сунула под мышку,  в  одну  руку
взяла вазу с фруктами и виноградом, держа ее  за  хрустальную  ножку,  в
другую, также за ножку, бокал. Этой же рукой  прижала  к  груди  бутылку
мартини.
   Убедившись, что могу все это нести, я направилась к лестнице и начала
подниматься, чувствуя взгляд мужчины на своих ногах.
   Дверь в мою  комнату  открывалась  в  эту  сторону,  и  мне  пришлось
повозиться, пока удалось войти.
   В комнате я сгрузила все принесенное на стол и  посидела,  успокаивая
бьющееся сердце. Теперь я знала - кто. Примерно представляла  -  как.  И
кажется, догадывалась - зачем.
   В дверь, по обыкновению без стука, проникла горничная. Я взглянула ей
прямо в глаза со всей доступной мне суровостью  и  сделала  отстраняющий
жест в сторону выхода. Горничная застыла в недоумении.
   - Стучать, - снизошла я до объяснений.
   - Хорошо, - согласно кивнула женщина и  открыла  рот  для  дальнейших
сообщений, но я прервала ее:
   - Сейчас. - И повторила свой царственный жест в сторону двери.
   В глазах женщины мелькнул и погас огонек злобы. Она резко повернулась
и вышла за дверь. Раздался стук.
   - Войдите. - В моем голосе не прозвучало и грамма благожелательности.
   Горничная встала на пороге, убрав руки под фартук.
   - Обед будет подан в столовой через полчаса,  -  нейтрально  доложила
она, собираясь уйти.
   - Я буду обедать здесь. Ничего мучного, никаких каш и  супа.  Рыбы  я
сегодня тоже не хочу. Никакой.
   Кусок  жареного  мяса,  побольше  свежих  овощей,   травки.   Молодой
картофель, отварной, со сметаной и укропом. Что-нибудь соленое. Не рыба.
Огурцы, помидоры, капуста. Томатный сок и минералка. Много.
   Закончив перечислять,  я  отвела  равнодушный  взгляд  от  переносицы
горничной.
   Она издала какой-то звук, видимо, намереваясь возражать. Я  взглянула
ей в лицо, чуть приподняв правую бровь.
   Горничная правильно решила, что возражать мне  не  ее  дело,  коротко
поклонилась и вышла.
   Я пообедала на славу. Мясо было поджарено именно так, как я люблю,  а
дивный вкус квашеной капусты с  тмином  отбил  наконец  сладкий  привкус
шоколада во рту.
   Закончив, я составила посуду на сервировочный столик и  выкатила  его
за дверь.
   Налив в бокал минералку, я  подошла  к  окну  и  открыла  его,  чтобы
выветрить запах еды. Толкнула створку окна и осталась  стоять,  опершись
локтями о подоконник, завороженная видом моря и песчаных дюн.
   Мой  рассеянный  взгляд  упал  на  плоскую  крышу   соседнего   дома.
Расстояние между домами составляло примерно сто - сто двадцать метров. Я
не смогла разглядеть человека, сидящего в шезлонге на крыше.
   Тут мне в глаз попал солнечный зайчик. Меня рассматривали в  бинокль.
Я не имела ничего против. Наоборот. Выпрямившись в  окне,  я  послала  в
сторону  соседнего  дома  улыбку  и  воздушный  поцелуй.  И,   как   мне
показалось, уловила ответный жест руки.

***

   Я видела  счастливый  сон.  Толстенькая  белокурая  девочка  неуклюже
ловила мяч и, поймав, счастливо улыбалась щербатым  ртом  и  отбрасывала
мяч мне.
   Раздался стук в дверь, но я не пожелала проснуться. Стук  повторился,
прогнав сон и девочку в спущенных розовых гольфиках.
   Я открыла глаза. За окном  было  еще  совсем  светло,  но  солнце  не
слепило глаза. Оно зависло над самыми верхушками деревьев.
   Получив разрешение, вошла горничная с подносом в руках. Я  кивнула  в
ответ на ее вопросительный взгляд, и она занялась  сервировкой  стола  к
чаю.
   Очевидно, горничной изменили задание. Она  старалась  придать  своему
грубоватому малоподвижному лицу приветливое выражение. Удавалось ей  это
не очень, но старание было налицо. Она  улыбалась,  хвастаясь  неплохими
зубами, и вполне приветливо говорила, ловко расставляя посуду:
   - Извините, я до сих пор не назвала себя. Не  могу  понять,  как  это
случилось. Это невежливо. Меня зовут Ильзе.
   И она заглянула мне в глаза  в  ожидании  ответной  реакции.  Тщетно.
Реакции  не  последовало.  Я  взяла  протянутую  мне  чашку,  равнодушно
проронила:
   - Благодарю.
   И принялась пить чай, словно не замечая ее присутствия.
   Ильзе растерялась, но, видя, что я не обращаю на нее  ровно  никакого
внимания, быстро оправилась и забродила по комнате в  поисках  дела  для
себя.
   По приказу хозяина  ей  предстояло  наладить  со  мной  доверительные
отношения. Ильзе была готова  использовать  любой  предоставленный  мной
повод.
   Повода не представилось. Допив чай, я подвинула кресло ближе к окну и
уселась в него с книжкой.
   Ильзе еще какое-то время помоталась по комнате, бросая на меня  косые
взгляды. Я читала, и ей ничего  не  оставалось,  как  собрать  поднос  и
покинуть комнату.
   Я не успела соскучиться, как она снова заявилась.
   Постучала и сообщила с порога:
   - Елена Сергеевна... - "Arai" - Хозяин приглашает вас на прогулку.
   Я задумчиво перевела взгляд с книги на ее переносицу:
   - У меня нет соответствующей обуви.
   Ильзе исчезла и почти сразу  появилась  вновь,  не  забыв  постучать.
Похоже, я зря ее этому научила. У нее в руках белые матерчатые тапочки с
трогательными шнурочками. Моего размера и  совершенно  новые.  Поскольку
размер у меня не  самый  ходовой,  по-старому  34-й,  делаю  вывод,  что
тапочки приобретены для меня, а значит, прогулка планировалась заранее.
   Справа море, слева  несколько  десятков  метров  песчаного  пляжа.  Я
смотрю вдоль полосы прибоя и, кажется, вижу двоих  загорелых  ребятишек,
бегущих змейкой. А вот там, в  самом  начале  полосы  кустарника,  мы  с
Танькой бросали нашу подстилку.
   Все как четверть века назад, только на пляже никого, кроме нас троих.
Третий - пес. Хозяин называет его Юрис. Мне нравится. Юрис, Юра. Мой Юра
ждет меня