, чтобы она была счастлива; она
вполне этого заслуживает. Сколько в ней благоразумия  и покорности! Она меня
тронула почти до  слез своею детскою  преданностью.  Право,  так взволновала
меня. (Нюхает спирт.)

     Входит Григорий.

     Григорий. Господин Крутицкий.
     Турусина. Проси!

     Входит Крутицкий.

        "ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ"
     Турусина и Крутицкий.
     Крутицкий (берет ее за руки). Что, все нервы? а?..
     Турусина. Нервы.
     Крутицкий. Нехорошо! Вот и руки холодные. Уж вы того, очень...
     Турусина. Что?
     Крутицкий. Очень,  то есть прилежно...  ну,  очень изнурять себя...  не
надо очень-то...
     Турусина. Я уж вас просила не говорить мне об этом.
     Крутицкий. Ну, ну, не буду.
     Турусина. Садитесь.
     Крутицкий. Нет, ничего, я не устал. Я вот гулять пошел, ну, дай, думаю,
зайду  навестить  старую знакомую,  приятельницу  старую...  хе,  хе,  хе!..
Помните, ведь мы...
     Турусина. Ах, не вспоминайте! я теперь...
     Крутицкий. А что  ж такое! Что  не  вспоминать-то... У вас в  прошедшем
было много хорошего. А если и было кой-что на ваш  взгляд дурное, так уж вы,
вероятно, давно покаялись. Я, признаться вам сказать, всегда с удовольствием
вспоминаю и нисколько не раскаиваюсь, что...
     Турусина (с умоляющим видом). Перестаньте!

     Входит Григорий.

     Григорий. Сударыня, уродливый пришел.
     Крутицкий. Что такое?
     Турусина. Григорий, как тебе не стыдно! Какой уродливый? Юродивый. Вели
его накормить.

     Григорий уходит.

     Как глупы эти люди, самого обыкновенного назвать не умеют.
     Крутицкий. Ну, я  не скажу, чтобы в нынешнее  время юродивые были очень
обыкновенны. Кроме  вас,  едва ли  их  где  встретишь.  Обращаюсь к прежнему
разговору.  Вы  извините, я хотел вам  только  сказать, что прежде, когда вы
вели другой образ жизни, вы были здоровее.
     Турусина. Здоровее телом, но не душою.
     Крутицкий. Ну, уж этого я не знаю,  это не мое  дело. Вообще вы с  виду
были здоровее. Вы еще довольно  молоды...  Вам бы еще можно  было пожить как
следует.
     Турусина. Я живу как следует.
     Крутицкий. Ну, то есть рано бы ханжить-то.
     Турусина. Я вас просила...
     Крутицкий. Ну, виноват, виноват! не буду.
     Турусина. Вы странный человек.

     Входит Григорий.

     Григорий. Сударыня, странный человек пришел.
     Турусина. Откуда он, ты не спрашивал?
     Григорий. Говорит, из стран неведомых.
     Турусина. Пустить его и посадить за стол вместе с теми.
     Григорий. Да вместе-то они, сударыня, пожалуй...
     Турусина. Поди, поди!

     Григорий уходит.

     Крутицкий.  Вы  у  этих,  что из  неведомых-то стран  приходят, хоть бы
паспорты велели спрашивать.
     Турусина. Зачем?
     Крутицкий. Затем, что с  ними до беды недолго.  Вон у  одного тоже  три
странника спасались.
     Турусина. Так что же?
     Крутицкий. Ну, все трое и оказались граверы хорошие.
     Турусина. Что ж за беда?
     Крутицкий. Да ремесло-то плохое.
     Турусина. Чем же плохо ремесло - гравирование?
     Крутицкий. Не портреты же они в землянках-то гравируют.
     Турусина (тихо). Лики?
     Крутицкий. Как же не лики! Целковые.
     Турусина (с испугом). Ах, что вы!
     Крутицкий  (садится).  Вот  то-то  же!  Добродетель добродетелью,  а  и
осторожность не мешает.  Вам  особенно надо беречься. Уж это дело известное,
коли барыня чересчур за добродетель возьмется, так уж тут мошенникам пожива.
Потому что обмануть вас в это время очень просто.
     Турусина.  Я делаю добро  для добра, не разбирая людей. Я с вами хотела
посоветоваться об одном очень важном деле.
     Крутицкий (подвигаясь). Что  такое? говорите! Я рад,  рад  вам служить,
чем могу.
     Турусина. Вы знаете, что Машенька теперь уж в таком возрасте, что...
     Крутицкий. Да, да, знаю.
     Турусина. Нет ли  у вас на примете молодого человека? Вы знаете, какого
мне нужно?
     Крутицкий. Какого вам нужно. Вот это-то  и  закорючка. Мало  ли молодых
людей... Да постойте же! Есть, именно такой есть, какого вам нужно.
     Турусина. Верно?..
     Крутицкий.  Я  вам говорю. Скромен не по летам,  умен, дворянин,  может
сделать  отличную  карьеру.  Вообще  славный  малый...  малый  славный.  Его
рекомендовали мне для некоторых занятий; ну, я того, знаете ли, попытал его,
что, мол, ты за птица! Парень хоть куда! Далеко пойдет, далеко, вот увидите.
     Турусина. А кто он?
     Крутицкий. Как его! Дай бог память! Да вот, постойте, он мне адрес дал,
он мне теперь не нужен, люди знают.  (Вынимает бумагу.) Вот! (Читает.)  Егор
Дмитриевич  Глумов!  Каково  пишет! Чисто, ровно, красиво! По почерку сейчас
можно узнать характер! Ровно -  значит,  аккуратен... кругло, без росчерков,
ну, значит, не вольнодумец. Вот возьмите, может быть, и пригодится.
     Турусина (берет адрес). Благодарю вас.
     Крутицкий. Что за благодарность! Вот еще! Наш долг! (Встает.) Прощайте.
Заходить, а? Или сердитесь?
     Турусина. Ах, что вы всегда, всегда рада.
     Крутицкий. То-то! Я ведь любя. Жаль!
     Турусина. Навещайте.
     Крутицкий. По старой памяти? хе, хе, хе!.. Ну, до свиданья! (Уходит.)
     Турусина.  Вот  и старый человек, а как легкомыслен.  Как ему поверить!
(Прячет адрес в карман.) А все-таки надо будет справиться об этом Глумове.

     Входит Григорий.

     Григорий. Господин Городулин.
     Турусина. Проси.

     Григорий уходит. Входит Городулин.

        "ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ"
     Турусина и Городулин.

     Турусина. Очень рада вас видеть. Не стыдно вам! Что вы пропали?
     Городулин. Дела, дела. То обеды, то вот железную дорогу открывали.
     Турусина. Не верится что-то. Просто вам скучно у меня. Ну, да спасибо и
зато, что вот изредка навещаете. Что наше дело?
     Городулин. Какое дело?
     Турусина. Вы уж и забыли? Вот  прекрасно!  Покорно вас благодарю.  Да и
я-то  глупо сделала, что поручила вам. Вы человек, занятый,  важными делами,
когда вам помнить о  бедных  несчастных, угнетенных!  Стоит заниматься  этой
малостью.
     Городулин.  Угнетенных,  вы изволите говорить? Насчет угнетенных  я  не
могу припомнить  ничего-с. А вот позвольте, я теперь  вспомнил: вы, кажется,
изволили просить меня справиться насчет ворожеи?
     Турусина. Не ворожеи, а гадальщицы, - это большая разница; к ворожее  я
бы не поехала ни за что.
     Городулин. Извините! Я сознаюсь в  своем невежестве: я в этих тонкостях
не силен. Одним словом, вдова коллежского регистратора Улита Шмыгаева.
     Турусина.  Какого  бы  она звания  ни  была,  это все равно,  во всяком
случае, она дама почтенная, строгой жизни, и я горжусь тем, что пользовалась
ее особенным расположением.
     Городулин.   Особенным-то  ее   расположением,   как  из   дела  видно,
пользовался отставной солдат.
     Турусина. Что  вы говорите! Это  все вздор,  клевета! Она  имела успех,
имела знакомство с лучшими  домами,  ей  позавидовали и оклеветали  ее. Но я
надеюсь, что ее оправдали, невинность должна торжествовать.
     Городулин. Нет-с, ей по Владимирке.
     Турусина (привстав). Как! Вот он,  ваш  хваленый суд!  Сослать невинную
женщину! За что же? За то, что она приносит пользу другим?
     Городулин. Да ведь ее не за гаданье судили.
     Турусина.  Нет, вы мне не  говорите! Все  это сделано в угоду нынешнему
модному неверию.
     Городулин. Ее  судили  за укрывательство  заведомо  краденых  вещей, за
пристанодержательство и за опоение какого-то купца.
     Турусина. Ах, боже мой! Что вы говорите!
     Городулин. Святую истину. Жена этого купца  просила у  нее приворотного
зелья для мужа, чтобы больше любил; ну, и сварили зелье по всем правилам, на
мадере: только одно забыли - спросить дозволение медицинской управы.
     Турусина. Что же купец?
     Городулин. Подействовало. Умер было, только не от любви.
     Турусина. Вам все это смешно, я вижу. У юристов и у медиков сердца нет.
И неужели не нашлось ни одного человека, который бы заступился за эту бедную
женщину?
     Городулин. Помилуйте, ее защищал один из  лучших адвокатов. Красноречие
лилось, клубилось, выходило  из берегов  и  наконец  стихло  в едва заметное
журчанье.  Ничего  сделать было  нельзя, сама  призналась  во  всем. Сначала
солдат, который пользовался ее особенным расположением, потом она.
     Турусина.  Я  этого не  ожидала! Как  легко  ошибиться! Нельзя  жить на
свете!
     Городулин.   Не   то   что   нельзя,  а  при  смутном  понимании  вещей
действительно   мудрено.  Теперь  учение   о   душевных   болезнях  довольно
подвинулось, и галлюцинации...
     Турусина. Я вас просила не говорить со мною об этом.
     Городулин. Виноват, забыл.
     Турусина. Пусть я ошибаюсь  в людях. Пусть меня обманывают. Но помогать
людям, хлопотать о несчастных - для меня единственное блаженство.
     Городулин.  Блаженство -  дело  не  шуточное.  Нынче  так  редко  можно
встретить блаженного человека.

     Григорий входит.

     Григорий. Блаженный человек пришел.
     Городулин. Неужели?
     Турусина. Кто он такой?
     Григорий. Надо полагать, из азиатцев-с.
     Городулин. И я тоже полагаю.
     Турусина. Почему ты думаешь, что азиатец?
     Григорий. Уж очень страшен-с. Так даже жутко глядеть-с. Ежели сударыня,
к вечеру, не приведи господи!
     Турусина. Как страшен? что за вздор!
     Григорий.  Такая  свирепость  необыкновенная-с.  Оброс  весь  волосами,
только одни глаза видны-с.
     Турусина. Грек, должно быть.
     Григорий. Не очень,  чтобы грек-с, еще цветом не дошел. А как вот есть,
венгерец-с.
     Турусина. Какой венгерец? Что ты глупости говоришь!
     Григорий. Вот что мышеловки продают.
     Турусина. Принять его, накормить и спросить, не нужно ли чего ему.
     Григорий. Его, я думаю, особенно-с...
     Турусина. Ну, ступай, не рассуждай!
     Григорий. Слушаю-с. (Уходит.)
     Турусина. У меня к вам просьба, Иван Иваныч.
     Городулин. Весь в внимании.
     Турусина. Я насчет Машеньки Нет ли у вас кого на примете?
     Городулин. Жениха? Пощадите! Что  за фантазия пришла вам  просить меня!
Ну, с какой стороны я похож на сваху московскую? Мое призвание - решить узы,
а не связывать. Я противник всяких цепей, даже и супружеских.
     Турусина. А сами носите.
     Городулин. Оттого то я и не желаю их никакому лихому татарину.
     Турусина. Кроме шуток, нет ли?
     Городулин. Постойте,  кого-то  я  на днях  видел;  так у него  крупными
буквами на лбу  и написано: хороший жених. Вот  так,  того и гляди,  что сию
минуту женится на богатой невесте.
     Турусина. Вспомните, вспомните.
     Городулин. Да, да... Глумов.
     Турусина. Хороший человек?
     Городулин.  Честный человек,  я больше  ничего  не  знаю. Кроме  шуток,
отличный человек.
     Турусина. Постойте, как вы назвали? (Вынимает бумагу из кармана.)
     Городулин. Глумов.
     Турусина. Егор Дмитрич?
     Городулин. Да.
     Турусина. Вот и Крутицкий мне про него же говорил.
     Городулин. Ну, значит, ему и быть, так у него на лбу, то есть  на роду,
написано. Прощайте. (Кланяется и уходит.)

     Турусина.  Что это за Глумов?  В другой  раз сегодня я слышу  имя этого
человека. И хотя я  не верю ни Крутицкому,  ни Городулину,  но-все-таки  тут
что-нибудь  да  есть,  коли   его  хвалят  люди  совершенно  противоположных
убеждений. (Звонит.)

     Входит Григорий.

     Зови барышню и скажи, чтобы все шли сюда.

     Григорий уходит.

     Какая потеря для Москвы, что умер Иван Яковлич! Как легко и просто было
жить в Москве при  нем. Вот теперь я ночи не сплю, все думаю, как пристроить
Машеньку: ну, ошибешься как-нибудь, на моей душе грех будет. А будь жив Иван
Яковлич, мне бы и думать не о чем: съездила, спросила - и покойна. Вот когда
мы узнаем настоящую-то цену человеку, когда его нет! Не знаю, заменит ли его
Манефа, а много и от нее сверхъестественного.

     Входят Машенька,  1-я  приживалка с  колодой карт, которую держит перед
собой, как книгу, 2-я приживалка, с собачкой на руках.

        "ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ"
     1-я  приживалка садится у стола, 2-я приживалка  садится  на скамейке у
ног Турусиной.

     1-я приживалка. Прикажете разложить?
     Турусина.  Погоди!  Ну,  Машенька, я говорила о тебе и с  Крутицким и с
Городулиным.
     Машенька (с волнением). Говорите. Продолжайте. Я покорилась  вашей воле
и теперь с трепетом жду решения.
     Турусина. Они оба рекомендовали одного человека, точно сговорились.
     Машенька. И прекрасно. Значит, человек достойный. Кто же он?
     Турусина. Но я им не верю.
     1-я приживалка. Прикажете?
     Турусина. Гадай! правду ли они говорили? (Машеньке.)  Я им не верю, они
могут ошибаться.
     Машенька. Почему же, ma tante?
     Турусина. Они люди. (2-й приживалке.) Не урони собачку!
     Машенька. Кому же вы поверите, ma tante? оракулу? Мне что-то страшно.
     Турусина. Очень естественно.  Так и надо, и  должно быть страшно. Мы не
можем, не должны без страха поднимать завесу будущего. Там, за этой завесой,
и счастье, и несчастье, и жизнь, и смерть твоя.
     Машенька. Кто же нам приподнимет завесу?
     Турусина. Тот, кто имеет власть.

     Входит Григорий.

     Григорий. Манефа-с.
     Турусина. Вот кто! (Встает, идет навстречу Манефе, и все за ней).

     Входит Манефа.

        "ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ"
     Те же и Манефа.

     Турусина. Милости просим, пожалуйте!
     Манефа. И то иду! Пошла шабала и пришла шабала.
     1-я приживалка (с умилением). Ох, батюшки мои!
     Турусина (грозно). Молчи!
     Манефа (садясь). Пришла да села, как квашня.
     2-я приживалка (со вздохом). О, о, о, ох! Ах, премудрость!
     1-я приживалка. Привел господь, дожили!
     Манефа (тише). Что вы бельмы-то выпучили?
     Турусина. Очень рады, что сподобились видеть тебя.
     1-я приживалка. Ох, сподобились!
     2-я приживалка. Все сподобились.
     Турусина. Ждем! что скажешь, мати Манефа.
     Манефа. Ждем! ждали в сапогах, а приехали в лаптях.
     1-я приживалка. Батюшки, батюшки! Запоминайте, запоминайте хорошенько!
     Турусина. Я хотела спросить тебя...
     Манефа. Не спрашивай,  вперед знаю.  Знайка  бежит,  а незнайка  лежит.
Девкой меньше, так бабой больше.
     2-я приживалка. Так, так, так!
     Турусина.  Нам  человека-то знать нужно. Не скажешь ли чего рабе Марии?
Может быть, во сне или в видении тебе...
     Манефа. Было видение, было. Идет Егор с высоких гор.
     2-я приживалка. Скажите! Егор!
     Машенька (тихо Турусиной). Ведь и Курчаев Егор.
     Турусина. Погоди. Кто же он такой?
     Манефа. А я почем знаю? Увидишь, так узнаешь!
     Турусина. Когда же мы его увидим?
     Манефа. Желанный гость зову не ждет.
     1-я приживалка. Замечайте! Замечайте!
     Турусина. Ты нам хоть приметы скажи.
     2-я  приживалка. Первое дело:  надо спросить, волосом каков. Всегда так
спрашивают, как это вы не знаете!
     Турусина. Ну, уж ты молчи! Волосом каков?
     Манефа. К кому бедокур, а к вам белокур.
     Машенька. Белокурый. Ведь и Курчаев белокурый. Может быть, он.
     Турусина.  Да  ведь  ты  слышала  -  видение  было.  Разве может  гусар
благочестивым людям в видениях являться? Какая ты легкомысленная!
     1-я приживалка. Ах, даже удивительно! И по картам выходит Егор.
     Турусина. Что ты мелешь! Как ты по картам имя увидала?
     1-я приживалка. Тьфу ты! Обмолвилась. Язык-то  наш... то есть белокурый
по картам-то.
     Турусина (Манефе). Тебе все известно, а мы грешные люди, мы в сомнении.
Егоров много и белокурых тоже довольно.
     Манефа. Чуж чуженин далеко, а суженый у ворот.
     Турусина и прочие. У ворот?
     Манефа. Сряжайтеся, сбирайтеся, гости будут.
     Турусина. Когда?
     Манефа. В сей час, в сей миг.

     Все обращаются к дверям. Входит Григорий.

     Приехали с орехами. (Встает.)

     Григорий. Нил Федосеич Мамаев.
     Турусина. Один?
     Григорий. С ними молодой барин, такой белокурый.
     1-я приживалка. Ах! Будем ли мы живы?
     2-я приживалка. Не во сне ли мы все это видели?
     Турусина.  Проси!  (Обнимая  Машеньку.)  Ну,  Машенька,   услышаны  мои
молитвы! (Садится, нюхает спирт.)
     Машенька. Это так необыкновенно, ma tante, я вся дрожу.
     Турусина. Поди, успокойся, друг мой: ты после выйдешь.

     Машенька уходит.

     Манефа. Конец - всему делу венец. (Идет к двери.)
     Турусина (приживалкам). Возьмите ее под руки, да чаю ей, чаю.
     Манефа. Кто пьет чай, тот отчаянный.
     Турусина. Ну, чего только ей угодно.

     Приживалки   берут   под   руки  Манефу  и  идут  к  двери:  в   дверях
останавливаются.

     1-я приживалка. Одним бы глазком взглянуть.
     2-я приживалка. Умрешь, таких чудес не увидишь.

     Входят Мамаев и Глумов.

        "ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ"
     Турусина, Мамаев, Глумов, Манефа и приживалки.

     Мамаев. Софья  Игнатьевна, позвольте представить вам моего  племянника,
Егора Дмитриевича Глумова.
     Приживалки (в дверях). Ах, Егор! Ах, белокурый!
     Мамаев. Полюбите его.
     Турусина (встает). Благодарю вас! Я полюблю его, как родного сына.

     Глумов почтительно целует ей руку.

     ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

     Сцена первая

        "ЛИЦА:"

     Крутицкий.
Глумов.
Мамаева.
Человек Крутицкого.

     Приемная  у Крутицкого. Дверь выходная, дверь направо в кабинет, налево
- в гостиную. Стол и один стул.

        "ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ"

     Входит Глумов, человек у двери, потом Крутицкий.

     Глумов. Доложи!
     Человек (заглядывая в дверь кабинета). Сейчас выдут-с!

     Выходит Крутицкий. Человек уходит.

     Крутицкий (кивая головой). Готово?
     Глумов. Готово, ваше превосходительство. (Подает тетрадь.)
     Крутицкий  (берет  тетрадь).  Четко,  красиво, отлично.  Браво,  браво!
Трактат, отчего же не прожект?
     Глумов. Прожект, ваше превосходительство, когда что-нибудь предлагается
новое; у вашего  превосходительства, напротив, все новое  отвергается...  (c
заискивающею улыбкой) и совершенно справедливо, ваше превосходительство.
     Крутицкий. Так вы думаете, трактат?
     Глумов. Трактат лучше-с.
     Крутицкий. Трактат? Да, ну  пожалуй. "Трактат о вреде  реформ  вообще".
"Вообще"-то не лишнее ли?
     Глумов. Это главная мысль  вашего  превосходительства, что  все реформы
вообще вредны.
     Крутицкий.  Да,  коренные,  решительные;  но  если неважное  что-нибудь
изменить, улучшить, я против этого ничего не говорю.
     Глумов. В таком случае это будут не реформы, а поправки, починки.
     Крутицкий (ударяя себя карандашом по лбу). Да, так, правда! Умно, умно!
У вас есть тут, молодой человек, есть. Очень рад; старайтесь!
     Глумов. Покорнейше благодарю, ваше превосходительство.
     Крутицкий (надевая  очки). Пойдем  далее!  Любопытствую  знать, как  вы
начинаете экспликацию моей главной цели. "Артикул 1-й. Всякая реформа вредна
уже  по  своей сущности. Что заключает в себе  реформа? Реформа заключает  в
себе  два  действия: 1)  отмену  старого  и  2) поставление на  место  оного
чего-либо нового. Какое из  сих действий  вредно? И то  и другое  одинаково:
1-е)  отметая  старое,  мы  даем простор  опаснй  пытливости  ума  проникать
причины,  почему   то  или   другое   отметается,   и   составлять   таковые
умозаключения: отметается нечто непригодное; такое-то учреждение отметается,
значит,  оно  непригодно.  А  сего  быть  не  должно,  ибо сим  возбуждается
свободомыслие и  делается  как  бы вызов  обсуждать  то,  что обсуждению  не
подлежит". Складно, толково.
     Глумов. И совершенно справедливо.
     Крутицкий (читает). "2-е) поставляя новое, мы делаем как бы уступку так
называемому духу времени,  который есть не что иное, как измышление праздных
умов".  Ясно изложено.  Надеюсь,  будет понятно  для  всякого; так  сказать,
популярно.
     Глумов. Мудрено излагать софизмы, а неопровержимые истины...
     Крутицкий. Вы думаете, что это неопровержимые истины?
     Глумов. Совершенно у