аться своей подругой.
     - Я люблю тебя, - сказал он, зарывшись лицом в ее душистые волосы. - Всей душой люблю.
     - Молчи! Не забывай, что ты человек, - отрезала дочь Ванимена. - Ты мужчина, хоть и молод. И ты христианин.
     - Да я об этом и думать забыл!
     - Придется вспомнить.
     Эяна приподнялась на локте и поглядела ему в глаза, потом медленно и мягко отняла руку от его груди.
     - У тебя бессмертная душа, ты должен ее беречь. Судьба свела нас на этом корабле, но я совеем не хочу, чтобы ты, дорогой мой друг, погубил из-за меня свою душу.
     Нильс вздрогнул как от удара и схватил Эяну за плечи.
     - Я не могу расстаться с тобой. И никогда не смогу. А ты? Ведь ты не покинешь меня, не бросишь? Скажи, что не бросишь!
     Она целовала и ласкала Нильса, пока он не успокоился.
     - Не будем думать о завтрашнем дне, Нильс. Ничего изменить все равно нельзя, только испортим сегодняшний день, который принадлежит нам.
     Все, чтоб больше никаких разговоров о любви. - Эяна тихо засмеялась. - Чистое честное удовольствие и больше ничего. А знаешь ли, ты - отличный любовник!
     - Я... я хочу, чтобы тебе было со мной хорошо.
     - А я хочу, чтобы тебе было хорошо. У нас еще столько всего впереди, будем разговаривать, петь песни, смотреть на море и на небо... Как добрые друзья. - Она снова засмеялась глуховатым воркующим смехом. - А сейчас у нас есть занятие получше, чем песни да беседы. О, да ты уже отдохнул! Нет, это просто чудо!
     Тоно сидел в вороньем гнезде и слышал их возню и шепот. Он стиснул зубы и сжал кулак, потом крепко ударил кулаком по ладони, еще и еще раз.

***

     Ветер почти рее время был попутным. "Хернинг" мчался на юг как на крыльях. Они очень удачно прошли сравнительно узкий Северный пролив, разделяющий Англию и Северную Ирландию. Как только когг подошел ко входу в пролив, Хоо оделся в человеческую одежду и, стоя на носовой надстройке, перекликался со встречными судами. Они с Нильсом предварительно обсудили плавание через пролив и решили, что отвечать встречным лучше всего на английском языке. Все обошлось благополучно, поскольку на встречных судах еще издали видели, что "Хернинг" - не военный и не пиратский корабль. Лишь однажды им пришлось встать на якорь и дожидаться в темноте, пока мимо не прошел корабль под флагом Английского королевства. Еще днем Хоо обернулся тюленем и, подплыв к этому кораблю, хорошо его разглядел. Капитан английского корабля мог задержать "Хернинг", если бы заподозрил, что на его борту находятся контрабандисты или шпионы.
     Однажды на закате дня, когда уже настали сумерки, Тоно, плававший в море, поднялся на борт "Хернинга" по спущенному в воду веревочному трапу и бросил на палубу великолепного крупного лосося.
     - Ого! Дашь кусочек? - пророкотал глухой бас Хоо из темного закута под кормовой надстройкой, Тоно кивнул в ответ и потащил рыбину на корму. Здесь горел фонарь, который зажгли для освещения компаса - магнитной стрелки, укрепленной на куске пробки, который плавал в сосуде с водой. В призрачном бледном свете великан Хоо меньше, чем днем, походил на человека. Он вонзил зубы в сырую рыбину и стал жадно есть, заглатывая большие куски. Тоно и Эяна, как и он, не понимали, зачем нужно варить или жарить рыбу, когда можно есть ее сырой. Ингеборг возилась в камбузе только для Нильса и себя. Однако сейчас даже Тоно почувствовал отвращение и не сразу смог его подавить. От Хоо это не укрылось.
     - В чем дело?
     Тоно пожал плечами:
     - Ни в чем.
     - Э, нет. Ты что-то имеешь против меня. Выкладывай все начистоту. Нам нельзя таить злобу друг на друга.
     - Какая еще злоба, что ты выдумал? - Голос Тоно звучал, однако же, раздраженно. - Если ты так уж хочешь, пожалуйста, скажу: у нас в Лири было принято более прилично вести себя за едой.
     Хоо с минуту глядел на Тоно, прежде чем ответил, тщательно взвешивая каждое слово:
     - Ты будешь мучиться, пока не избавишься от какой-то занозы, которая засела у тебя в мозгу. Выкладывай, парень, что с тобой происходит?
     - Да ничего, говорят тебе, ничего! - Тоно повернулся, чтобы уйти.
     - Погоди, - окликнул оборотень. - Может, надо найти и тебе пару? Мы-то с Нильсом нашли... По-моему, Ингеборг тебе не откажет. Будь уверен, меня ты этим ничуть не обидишь.
     - Ты что, вообразил, что она... - Тоно вдруг осекся и теперь уже решительно пошел прочь.
     Сумерки сгущались. Какая-то тень соскользнула вниз по мачте и с глухим стуком прыгнула на палубу. Тоно подошел ближе. Нильс - это был он - не сразу его увидел, тогда как Тоно, видевший в темноте не хуже, чем днем, с первого взгляда заметил, что юноша смущен.
     - Что ты там делал?
     - Я... Я... Видишь ли, Эяна сейчас там, в гнезде... - Голос плохо слушался Нильса. - Мы с ней разговаривали, но потом она сказала, чтобы я уходил, ведь я все равно в темноте ничего не вижу и толку от меня нет...
     Тоно кивнул.
     - Ну да, понимаю. Ты пользуешься любым предлогом, чтобы побыть с нею вдвоем.
     Он отвернулся и пошел прочь от Нильса, но тот схватил его за руку.
     - Господин... Тоно... Выслушай меня, пожалуйста, прошу тебя!
     Принц лири остановился. Несколько секунд прошло в молчании.
     - Говори.
     - Ты стал далеким, холодным. И со мной, и со всеми, как мне кажется, но со мной особенно. За что? Разве я чем-то тебя обидел? Тоно, поверь, больше всего на свете я не хотел бы нанести тебе обиду.
     - С какой стати ты возомнил, что можешь нанести мне обиду, ты, человек, житель суши?
     - Твоя сестра и я, мы...
     - Ха! Она свободна. Я не настолько глуп, чтобы ее осуждать.
     Между Тоно и Нильсом, разделяя их, лежала полоса лунного света. Нильс шагнул вперед, и теперь луна ярко осветила его лицо.
     - Я ее люблю, - сказал юноша, - Вот как? По-моему, ты что-то путаешь. У нас ведь нет души. Ни у нее, ни у меня. Забыл?
     - Не может этого быть! Она такая чудесная, такая чудесная... Я хочу на ней жениться. Она станет моей женой, если не перед людьми, то перед Господом. Я буду ее беречь, заботиться о ней до самой моей смерти.
     Тоно, я буду твоей сестре хорошим мужем. Обещаю тебе должным образом обеспечить и ее, и наших детей, когда они появятся. Я уже все обдумал, я знаю, как поместить мою долю золота в выгодное дело. Ты поговоришь с ней, Тоно? Мне она и слова сказать не дает, как только начну говорить о женитьбе, так сразу велит перестать. Но тебя она послушается.
     Поговори, Тоно, ради меня, а может быть, ради нее самой. Ее ведь можно спасти...
     Лепет Нильса вдруг оборвался - Тоно схватил его за плечи и е силой встряхнул, так что даже зубы стукнули.
     - Уймись. Ни слова больше, не то я тебя изобью. Наслаждайся, пока она позволяет, этой ерундой. Ерунда и пустяки - вот что это для нее, ясно?
     В ее жизни такое бывало десятки раз. Игра и не больше того. Будь доволен, что ей взбрело в голову с тобой позабавиться, и не смей докучать нам своим нытьем. Ты понял?
     - Понял. Прости меня, извини...
     Нильс заплакал и бессильно поник, опустившись на палубу.
     Принц лири еще несколько минут стоял над ним, но взор его блуждал где-то вдалеке. Он стоял недвижно, лишь ветер трепал пряди его волос.
     Вдруг губы Тоно дрогнули, как будто он хотел что-то сказать. Но он промолчал. Наконец, решение было принято.
     - Поднимайся в воронье гнездо, Нильс, и сиди там, пока я не разрешу тебе спуститься, - приказал Тоно.
     Затем он быстро сбежал в трюм, не позаботившись о том, что при открытом люке на палубе слышно все, что происходит внизу. Тоно бросился к Ингеборг.

***

     Со стороны Ирландии наползли дождевые облака. Мелкий дождь окрасил все в сизый цвет, шепот дождя был громче, чем плеск волн, которые дождь испещрил мелкой рябью. В холодном тумане казалось, что вокруг было не море, а бескрайние зеленые поля и луга.
     Тоно и Эяна поплыли на разведку. Вскоре корабль скрылся в тумане, и брат с сестрой впервые за долгое время остались наедине. Они быстро обследовали участок пути, который кораблю предстояло пройти до вечера.
     Теперь можно было спокойно обо всем поговорить.
     - Ты жестоко обошелся с Нильсом, - сказала Эяна.
     Ее брат с силой ударил руками по воде, подняв тучу брызг.
     - Ты слышала, о чем мы говорили?
     - Конечно.
     - И что же ты ему потом сказала?
     - Сказала, что ты был в плохом настроении. Сказала, чтобы он не принимал все это слишком близко к сердцу. Он очень расстроился. Будь с ним помягче, брат. Он готов поклоняться тебе, как божеству.
     - Он безумно в тебя влюблен. Глупец, мальчишка!
     - Ничего удивительного. Я у него первая, понимаешь, первая. - Эяна улыбнулась. - Но он уже всему у меня научился. Когда мы расстанемся, пусть не раз еще порадуется, там, в той жизни.
     Тоно нахмурился.
     - Надеюсь, он не будет грустить по тебе так сильно, что лишится рассудка. Нильс, Ингеборг... С кем-то еще из людей придется нам иметь дело ради спасения Ирии? Боюсь, нам с тобой вряд ли удастся обойтись без помощи датчан.
     - Да, мы с Нильсом и об этом говорили. - Эяна как будто что-то вспомнила и смутилась. - В конце концов, он образумился и согласился, что надо быть очень осмотрительным, ведь ему, неопытному моряку, придется вести свой корабль среди неумолимых законов, которым подчинена его судьба. Знаешь, я не теряю надежды, - заговорила Эяна более серьезным тоном, - потому что он умен и глубоко чувствует, он не скользит по поверхности вещей, а добирается до глубинной их сути. - Она помолчала и тихо добавила:
     - Может быть, именно поэтому ему так мучительна мысль о том, что нам придется расстаться. Не беда, что он неопытен, с ним же будет Ингеборг, а она всегда сумеет придумать что-нибудь дельное, да и немало разных людей за свою жизнь узнала, уж это точно. - Эяна приободрилась и даже повеселела.
     - У нее сильная натура, - бесстрастно заметил Тоно.
     Эяна повернулась на бок, чтобы видеть лицо брата.
     - А я думала, ты ею восхищаешься.
     Тоно кивнул.
     - Да, она мне нравится.
     - А уж она-то... Я ведь все слышала, когда сидела в вороньем гнезде.
     Люк был открыт, и все было слышно. Как она обрадовалась, когда ты ее разбудил! - Эяна вздохнула и немного помолчала, прежде чем продолжить.
     - На другой день мы с ней поговорили наедине. Такой, знаешь ли, чисто женский разговор. Она все недоумевала, зачем это нужно - плыть невесть куда на поиски своего народа, когда на наше золото можно купить поропщи земельный участок где-нибудь недалеко от Альса и жить себе припеваючи. Я сказала, что мы не останемся в Дании, и тут она странно так отвела глаза и стала смотреть куда-то мимо меня, в сторону. Но потом как ни в чем не бывало принялась болтать о том о сем. Да только я-то видела, как у нее руки трясутся... Верно, и в самом деле, опасно людям с нами водиться, не для них Волшебный мир.
     - И нам не на пользу дружба с людьми, - сказал Тоно.
     - Да. Бедная Ингеборг. Но ведь невозможно нам двоим жить в Дании, где нет никого больше из нашего рода. Если не разыщем отца, то надо будет поискать какой-нибудь родственный нам народ, просить у них приюта. Уж и достанется нам, ведь, может быть, полсвета обшарить придется.
     - Вполне возможно.
     Они поглядели друг на друга. Тоно побледнел, Эяна вспыхнула. Внезапно он нырнул и не показывался на поверхности более часа.

***

     "Хернинг" обогнул Уэльс, затем Корнуэлл, вошел в Английский канал и взял курс на восток, к берегам Дании.

4.

     Корабль Ванимена, медленно продвигаясь на север, преодолел уже более половины пути вдоль побережья Далмации, и тут его выследили работорговцы.
     Поначалу никто, даже сам Ванимен, не заподозрил ничего плохого. Во время плавания от Геркулесовых столбов до Адриатики они часто встречали корабли и рыбачьи лодки, чему Ванимен не удивлялся: жители многолюдных городов Средиземноморья с древнейших времен занимались мореплаванием и хорошо изучили здешние воды. Из осторожности Ванимен вел свой корабль вдали от берегов, поскольку в открытом море вероятность остаться незамеченными была больше. На всякий случай он приказал подданным по утром одеваться и весь день до прихода темноты не снимать матросскую одежду, которую они нашли на корабле в достаточном количестве. Ванимен запретил им также плавать в море в дневные часы.
     Их корабль, построенный северянами, совершенно не похож на средиземноморские суда, размышлял Ванимен, он может привлечь внимание, что было бы крайне нежелательно. А кто-нибудь, пожалуй, даже захочет оказать им помощь, ибо после шторма корабль был сильно поврежден, что сразу бросалось в глаза. Если приближалось какое-нибудь судно, Ванимен жестами или на латинском языке отвечал, что помощь не требуется, до их гавани, дескать, уже недалеко. Пока все сходило гладко, хотя для Ванимена оставалось неясным, то ли хитрость удавалась благодаря латинскому, близко родственному языкам, на которых говорили народы Средиземноморья, то ли потому, что капитаны, в сущности, равнодушно смотрели на странный потрепанный корабль с шайкой подозрительных личностей на борту. Детям и женщинам Ванимен намеренно велел не прятаться, а сидеть на палубе, чтобы на встречных судах видели, что перед ними не пиратский корабль. Пока что ни пиратов, ни военных кораблей они не встретили.
     Если нападут пираты, они захватят покинутый корабль, все лири скроются в море. Но лишиться корабля было бы несчастьем. Разбитый, истерзанный, неповоротливый и медительный, с полным трюмом воды, которую приходилось непрерывно откачивать, корабль все же был их убежищем и домом в этом замкнутом тесном море, где все прибрежные земли поделили между собой христиане и приверженцы ислама, где из огромного множества обитателей Волшебного мира не уцелел ни один.
     Днем и ночью Ванимен вел свой корабль все дальше и дальше вперед. В штиль, если поблизости не было кораблей, и после захода солнца его подданные тянули корабль на буксирах. И тогда он бежал быстрее, чем под парусом, никакая команда матросов людей не смогла бы заставить эту развалину двигаться с подобной скоростью. И все-таки прошло несколько недель, прежде чем они достигли спокойных вод Адриатики. Здесь не было волнения, которое могло затруднить охоту и ловлю рыбы, и все на корабле взбодрились, повеселели, всем не терпелось скорей достичь цели.
     Но именно теперь они продвигались вперед очень медленно и осторожно, потому что корабль шел совсем близко от восточного берета Адриатики: нужно было держаться на таком расстоянии, чтобы пловцы могли в течение короткого времени доплыть до суши и разведать местность; подобным образом действуют военные морские патрули, когда высылают разведчиков на берег. Дело шло медленно, однако настроение у всех заметно улучшилось, и снова зазвучали над морем песни лири. Берега радовали глаз зеленью равнин и лесистых горных склонов, море изобиловало рыбой.
     Ванимен решил не оставлять корабль и плыть на нем дальше на север, пока они не найдут самое безопасное место. Если же им почему-либо вдруг придется бросить корабль, это не будет большим несчастьем. Так он думал.
     Вскоре выяснилось, что волшебство все еще было живо здесь, на берегах и в горах, которые вздымались вдали на востоке. Как только Ванимен выплыл на берег, он сразу же ощутил незримое присутствие магических сил, пронизывающих каждый его нерв. То были силы, которых он ни разу не почувствовал за все время плавания по Средиземному морю - тогда повсюду была лишь бесплодная пустота. Но здешне силы волшебства были новыми, неведомыми Ванимену, и они не исчезли в страхе перед пришельцем, напротив, они грозно надвинулись и сгустились. Ванимен отступил. И все же эти силы были ему сродни, и это родство было таким, какого никогда не могло быть у него с Агнетой, и она, поняв это, ушла от него...
     Из иных мест на побережье Адриатики волшебство было изгнано. Ванимен собрал воедино все известные ему заклинания, с помощью которых постигают прошлое, и благодаря им узнал, что изгнание нечистой силы произошло в основном в недавние годы. По-видимому, здешние люди обрели какую-то новую веру или, скорее, новое течение, направление старой веры. Насколько мог установить Ванимен, кроме креста, никакого другого символа новое религиозное направление не имело, но всего важнее было то, что эта новая секта с презрением отвергала наивность и простодушие, которые были свойственны раннему христианству. Нет, здешний берег не для них, слишком много здесь возделанных земель, слишком многочисленны шумные людные города, уже одно их соседство может накликать на племя лири беду. Что ж, надо плыть дальше на север, как советовали дельфины.
     Чем севернее, тем чаще встречались на их пути острова и крохотные островки, которым не было числа - да, все так, про острова дельфины тоже упоминали. Но главное - Ванимен чувствовал, что здесь никогда не провозглашались проклятия христианских священников. Христианская церковь ведет войну против всего, что придает жизни вкус, что есть сама радость жизни, ибо, в конечном счете, размышлял Ванимен, именно радость жизни несли людям обитатели Волшебного мира, конечно, только радость, пусть даже не всегда безвредную для бессмертной души христиан, прекрасную радость бытия... О да, несомненно: христианство еще не добралось до этих отдаленных земель. Где-то здесь их цель, аде-то здесь должно быть то место, которое виделось ему в мечтах как Новый Лири.
     Корабль доживал последние дни. Скоро уже помпы перестанут справляться, в трюм поступало слишком много воды, с каждым часом корабль все глубже погружался в воду, терял устойчивость, управлять им становилось все труднее. Скоро он окончательно выйдет из строя. Не беда - если корабль затонет, они уже не пропадут, можно обследовать эти прибрежные воды и без корабля...
     Все его надежды рухнули, когда корабль был обнаружен работорговцами.

***

     В этот день торговые и рыбачьи суда не вышли из гаваней. С запада налетали шквалы, ветер крепчал, вздымая белопенные волны, мчал по небу темные тучи. Хлынул дождь. Ванимен попытался подвести корабль ближе к берегу и встать с подветренной стороны, но вскоре убедился, что это невозможно. Впереди на расстоянии нескольких миль он различил очертания острова, который был отделен от материка узким проливом.
     Ванимен рассчитал, что корабль может войти в пролив, где он будет в относительной безопасности. На берегу виднелись крыши домов - плохой знак: на острове живут люди, но ничего другого не оставалось, к тому же домов было совсем немного.
     Ванимен поднялся на кормовую надстройку, отсюда он хорошо видел все, что происходило в море и на корабле, и мог командовать своими матросами, которые за время плавания приобрели известную сноровку. Все они были нагишом, поскольку одежда стесняла движения, и стояли в ожидании, готовые по первому слову капитана броситься выполнять команду. Намного больше, чем матросов, было на корабле детей и женщин.
     Всем им Ванимен велел находиться в море, потому что на палубе они только мешали команде. Кое-кто послушался, но матери с маленькими детьми на руках не решались покинуть корабль из страха потерять детей в незнакомых водах, где они не знали ни течений, ни скал и островов.
     Они остались на корабле.
     Пока матросы Ванимена готовились к схватке со штормом, на горизонте в сумрачной серой мгле показался корабль. Это была длинная стройная галера, выкрашенная в черный и красный цвета. Парус был убран, галера шла на веслах, скользя по волнам, точно длинноногий паук, бегущий по паутине. Над белыми гребнями волн сверкала позолотой резная деревянная фигура, украшавшая нос галеры - крылатый лев. Разглядев его, Ванимен понял, что корабль принадлежит Венеции. Судя по всему, галера направлялась домой. Ванимен вдруг удивился: на борту галеры, по-видимому, не было груза, однако на палубе он явственно увидел вооруженных людей. Военная охрана? Нет, не похожи эти люди на воинов, слишком дородные, раскормленные.
     Усилием воли он заставил себя отвлечься - сейчас было не до странной галеры, речь шла о спасении собственного корабля, для чего т