пальцем.
     - Не бойся, - повторил незнакомец, -  после  моего  ухода  это  сразу
пройдет. Но сейчас ты должен все хорошенько запомнить и понять. И  еще:  у
меня нет времени на доказательства. Я прошу мне поверить, потому  что  сам
доверяюсь тебе. Сейчас мы  должны  верить  друг  другу  -  только  в  этом
спасение для Светлого мира, а может быть, и для вашего тоже.
     Итак, вот тебе правда: мы действительно  преследуем  Маринику.  Мы  -
предотвратители,  особый  клан  в  народе,  населяющем  Светлый  мир.   На
протяжении сотен лет и до самого последнего  времени  в  наши  обязанности
входило ограждать свой народ от всяческих  контактов  с  вами.  Миры  наши
нигде не пересекаются, но у них есть точки  соприкосновения,  их-то  мы  и
должны были охранять. Поколение за поколением рождалось и умирало, не зная
правды о своей истории и о Тайне, из-за которой их  предки  покинули  этот
мир, я мы, ее хранители, уже думали, что так будет продолжаться вечно.
     Но, по-видимому, это невозможно. Люди изменяются с веками,  рано  или
поздно они узнают то, что наиболее тщательно от  них  скрывали.  Тот,  кто
думал, что направляет их, вдруг теряет их доверие, и  тогда  все,  что  им
было создано, рушится в один день.
     Мы и сами почувствовали, что  время  это  приближается,  поняли,  что
сохранять Тайну больше нет возможности, и стали готовиться к тому, что она
будет  раскрыта.  План  наш  был  таков:  понемногу  приоткрывая  занавес,
рассказывать народу о вашем мире, подготовить умы  к  трезвому  восприятию
мысли, чуждой им по самой их сути. Ты видел ящики, которые  переправляются
отсюда к нам - это  ваши  книги,  до  сих  пор  они  были  запрещены,  как
величайшая опасность для Светлого мира, и только теперь их увидят и узнают
у нас. И все же мы опоздали.
     О  существовании  Тайны  узнали  несколько  человек,  считающих,  что
высокое происхождение дает им право на любые привилегии, в том числе и  на
те, которыми пользуются лишь предотвратитсли. Они потребовали раскрытия им
Тайны и, получив отказ, немедленно сколотили партию  своих  сторонников  и
стали разжигать недовольство в народе. Им удалось привлечь на свою сторону
немало светлых голов и знатных имен, в том числе и принцессу Маринику.
     Эта девушка считает, что  борется  за  свое  право  и  не  собивается
воспользоваться Тайной, какой бы она ни была. Но Мариника не одна,  за  ее
спиной люди, жаждущие власти в Светлом мире. Если Тайну узнает весь народ,
он  испытает  потрясение,  но  устоит.  Однако,  если   Тайной   завладеет
могущественная,  стремящаяся  к  власти  партия,  она   не   замедлит   ею
воспользоваться, и воспользуется, конечно, в собственных интересах.
     Поначалу, узнав, что Мариника проникла сюда,  мы  пытались  создавать
препятствия на ее  пути,  даже  запугивать  тех,  с  кем  она  встречалась
(признаюсь, с моей стороны это была нелепая выходка, но чего не  натворишь
в спешке!). Позже я осознал, что все это бесполезно, рано или  поздно  она
узнает, в чем заключается Тайна, это  поразит  ее,  возможно,  приведет  в
отчаянье, и в таком состоянии  она  может  вернуться  к  своим  и  все  им
выложить.
     И я понял, что должен обратиться к  вам,  людям,  живущим  здесь.  Вы
опасны,  вы  очень  опасны  для  нас,  но  более  всего  вы  опасны  своим
неведением... И вот я, Хранитель Ворот Светлого мира, обращаюсь к  тебе  и
говорю: принцесса Мариника должна быть задержана.
     Ради этого я даже готов открыть Тайну. Ей и тебе.
     У себя дома ты найдешь письмо. Прочти его.  Первые  строки  покажутся
тебе знакомыми, я пытался рассказать тебе эту историю в снах, но не успел.
Дай прочесть это письмо Маринике, ей известна из него лишь одна  фраза.  А
когда она узнает всю правду, попытайся объяснить  ей,  что  владеть  такой
тайной могут либо все, либо никто. Надеюсь, она поймет...
     Вот и все, что я хотел сказать тебе. Прости меня за  страх,  выпавший
на твою долю, и за насилие над твоей волей. Прощай!
     Незнакомец повернулся и вышел из комнаты. Шаги его гулко  раздавались
в зале, затем глухо и коротко в коридоре, и чем дальше  он  удалялся,  тем
слабее становилась сила, удерживавшая на месте Игоря.
     Он уже набрал полную грудь воздуха,  чтобы  крикнуть  "Постой!",  как
вдруг послышался отдаленный грохот, эхом покатившийся по всему зданию.
     Игорь схватился за голову. "Что я наделал!" Он  бросился  бежать,  на
ходу размазывая по щекам брызнувшие вдруг  из  глаз  слезы.  Так  и  есть,
лестница в конце коридора исчезла. Игорь застонал,  и,  встав  на  колени,
посмотрел вниз. Черный квадратный проем в полу  первого  этажа  глянул  на
него бездонной  пропастью.  И  в  эту  пропасть  он  только  что  столкнул
доверившегося ему человека! Игорь  вскочил  и  заметался  по  коридорам  и
комнатам. Наконец ему удалось найти безопасный спуск  на  первый  этаж,  а
затем и лестницу, ведущую в подвал. Спускаясь по ней, он  наткнулся  рукой
на выключатель и зажег свет. Теперь здесь было светлее, чем наверху. Игорь
быстро определил, в  каком  направлении  идти,  и  скоро  отыскал  тесное,
выложенное кирпичом помещение с  квадратной  дырой  в  потолке.  Он  сразу
увидел черную фигуру, лежащую на полу среди обломков лестницы. Человек  не
шевелился, из уголка губ у  него  стекала  тонкая  темная  струйка.  Игорь
склонился над ним и тронул за плечо. Веки незнакомца дрогнули,  он  открыл
глаза и пробормотал несколько  слов  на  незнакомом  языке,  потом  словно
вспомнил о чем-то и посмотрел на Игоря.
     - Ты... понял? - прошептал он. - Вот  в  этом  и  дело...  В  этом...
разница...
     Глаза его вдруг расширились, голова неестественно  вывернулась,  руки
зашарили по земле.
     - Останови ее... - вырвалось у него из горла. - Не дай...
     Он замолк на  полуслове  и  вдруг  на  глазах  у  Игоря  стал  таять,
превращаясь в белесую, быстро  исчезающую  дымку.  Через  минуту  от  него
ничего не осталось...
     "Что он имел в виду? - думал Игорь,  приближаясь  к  дому.  -  В  чем
разница? Между чем? Что я должен был понять?  Он  так  говорил,  будто  не
ожидал от меня ничего другого... Письмо! В письме должен быть ответ..."

     Но сначала он постучал к Лехе. За дверью было тихо.  Неужели  еще  не
вернулся? Он дернул за ручку, и  дверь  вдруг  легко  распахнулась.  Игорь
остолбенел: вместо Лехиной  комнаты  перед  ним  был  сад  с  тропическими
растениями, пестрыми попугаями на ветвях и дорожками из  мрамора.  Высокая
стеклянная крыша нависала над пальмами, сквозь нее било  яркое  полуденное
солнце.  Из  глубины  сада  доносилась  музыка,  журчание  воды,   звонкий
разноголосый смех и немелодичный гогот, явно ушаковского тембра.
     После всего,  что  сегодня  произошло,  Игорь  был  уже  не  в  силах
удивляться. Он просто пошел по дорожке на голоса и скоро увидел любопытную
картину: несколько девушек в сведенных до минимума  нарядах  танцевали  на
поляне вокруг мраморной  ванны,  наполненной  прозрачно-голубой  водой.  В
ванне сидел Леха. Он вертел головой и время от  временя  вынимал  из  воды
руку, чтобы схватить одну из танцовщиц. И ему, и девушкам  это  доставляло
массу удовольствия, они хохотали до упаду.
     Выйдя из-под сени пальм, Игорь направился прямо к ванне. Леха, увидев
его, страшно смутился, поспешно щелкнул пальцами, и волшебный сад вместе с
девушками вдруг пропал. Они снова были в комнате. Оставляя  мокрые  следы,
Ушаков подошел к стулу, снял висевшее на спинке полотенце и обмотал вокруг
бедер.
     - Ну, чего ты вламываешься? - заорал он, видимо, вернув себе вместе с
полотенцем самообладание.
     - Где Марина? - спросил Игорь.
     - Какая еще Марина? - Леха пожал плечами, но, глянув Игорю в лицо, не
выдержал: - А что? Ты же сам сказал  -  родственница.  Что  уж  теперь,  и
словом не перемолвись? Ну, ходили мы в парк, я ей показывал,  где  что,  в
кино зашли...
     - В кино?
     - Да. А что такого? Культурная  программа.  Она  сама  просила.  Я  ж
никогда не навязываюсь, ты меня знаешь...
     - А потом?
     - Потом?
     - Да, после кино?
     - Э-э. Тут, понимаешь, такая штука вышла. В кино-то мы  до  конца  не
досидели. Что-то я не понял даже, не понравилось  ей,  что  ли?  Так  кино
вроде хорошее, с вырубонами. "Убрать первым" называется, не смотрел?
     У-у! Штатовское, по-моему... Ну вот. Как только он начал  их  мочить,
она, смотрю, глаза вылупила и замерла. Потом вдруг схватила меня за рукав,
да как заорет на весь зал: "Что это он с ними делает?!" Ну, я  ей  говорю,
тихо, мол, здесь  тебе  не  Моршанск,  если  будешь  так  орать,  из  зала
выставят. Она,  правда,  потише  стала,  но  все  добивается,  чтоб  я  ей
объяснил. Я и объясняю, что согласно суровым законам гангстерского мира он
устраняет конкурентов, или, проще говоря, убивает.
     А она понять не может, что это за слово такое вообще.
     "Как это, - говорит, - убивает? Как?" Сейчас,  говорю,  увидишь  как.
Вот этому, гляди, по башке ломом  даст,  и  брызги  полетят,  видишь?  Она
смотрела, смотрела и тихо вдруг спрашивает: "Он делает их мертвыми?"  Э-э,
думаю, подруга, да ты, видать, слаборазвитая... Из спецшколы небось.
     Ну, конечно, говорю, мертвыми! Вот этих сделает мертвыми, а остальные
зато будут его слушаться. По струнке будут у него ходить...
     Она опять помолчала, посмотрела это все и говорит:
     "Он подчинил их своей власти. Вот он, ваш способ".
     И вдруг встала - и к выходу. Я, натурально, за ней.
     Ты что, говорю, обиделась, может, на что-нибудь? Она молчит, а  сама,
гляжу, вся дрожит. "Не так я себе все это представляла, -  говорит.  -  Мы
привыкли считать смерть  общим,  горем,  нелепой  случайностью  или  данью
старости бездушной... (Что-то такое она выдала, не помню  точно.)  Но  мы,
кажется, ошибались. Тот, кто борется за власть, должен... убивать. Убивать
некоторых, чтобы остальные боялись... Да, - говорит, - так им и скажу. Вот
вам ваша Тайна! Делайте с ней что хотите!" Потом на меня посмотрела и  так
это процедила: "Какие же вы..."
     Ну, я давай ее успокаивать. Да ты что, говорю, посмотри  вокруг,  кто
кого убивает? Это же все там, на Западе гнилом. А у нас-то тишь да  гладь!
Да и потом я с тобой! Если что.
     Но тут она стала говорить, что ей срочно нужно куда-то идти. А ты  не
ходи, говорит. Я, говорит, знаю, чего тебе хочется больше всего. И  тут  в
глазах у меня эта картинка... ну, ты видел только что. Вот  так,  говорит,
щелкнешь пальцами, все это и появится, щелкнешь еще раз  -  пропадет.  Так
что можешь бежать домой, ты ведь этого хотел? Ну, смех! Как  будто  кто-то
мог этого не хотеть!
     Ну, в общем, ушла она. И я тебе так скажу: не  ври  ты,  никакая  она
тебе не родственница. Самая настоящая инопланетянка - вот она кто. И я бы,
на твоем месте, написал бы письмо в "Технику - молодежи". А не  поверят  -
пусть приезжают, я им тут покажу фокус...
     Игорь ушел от Лехи, ничего ему не объяснив. Да и что  ему  объяснишь?
Разве он поймет, что натворил? Эх, Леха, Леха! А впрочем, не в  нем  дело.
Игорь понимал, что и сам мог бы повести Марину на подобный фильм.
     Но дело и не в фильмах.
     "Дело в нас самих, - думал он. -  В  том,  что  мы  все  еще  находим
оттенки благородства, романтику или даже комический эффект  в  этой  самой
неестественной способности человека - убивать людей...
     А происходит это от нашего равнодушия к чужой судьбе. Ну, убивают там
кого-то - и ладно. Лишь бы не моих соотечественников. А если уже их?  Лишь
бы не моих знакомых! А если их? Не семью! А если семью?
     Делайте что хотите, только не трогайте МЕНЯ!"
     Игорь вошел в свою комнату и сейчас же увидел на столе конверт. В нем
оказался один-единственный листок. Игорь развернул его и прочел:
     "...Прошло уже немало времени с тех пор, как в цветущей долине  среди
неприступных гор собрались со всего света  люди,  знавшие  о  таинствах  и
самом устройстве Природы больше, чем весь  остальной  мир.  Они  съехались
туда вместе с семьями и имуществом, в надежде обрести  покой,  необходимый
для продолжения их трудов,  и  дать  отдых  сердцам,  израненным  зрелищем
нескончаемых кровопролитий.
     Но мир не хотел оставить в покое бежавших от него. С каждым годом  он
все ближе подступал к укромной долине, сжимая свои окровавленные пальцы на
горле сокровенной мысли.
     И вот, когда уже казалось, что спасения нет,  новая  тайна  открылась
вдруг мудрецам, населявшим долину.
     Они  создали  новый  мир,  нигде  не  пересекающийся  с   миром   уже
существующим, и назвали его Светлым, и удалились в него навеки.
     Они искали покоя и отдыха и нашли его, ибо Светлый мир был  абсолютно
пуст. Тогда, рассеявшись в нем, они наполнили его лесами и горами,  реками
и морями, каждый по своей прихоти, и уединились в  их  излюбленных  местах
семьями и поодиночке. Но прежде, собравшись вместе, все они решили в детях
и внуках своих навеки уничтожить мысль об убийстве,  как  способе  достичь
первенства в роде или товариществе, в городе или государстве, когда бы они
ни возникли в  Светлом  мире.  В  ненарушимую  тайну  был  превращен  этот
страшный способ подчинения людей своей власти.
     Пришедшие в Светлый мир поклялись навсегда забыть его и  детей  своих
воспитать в неведении, дабы никогда  не  началась  здесь  ужасная  борьба,
некогда изгнавшая их из мира родного..."

     Где-то капала вода. Луч  фонарика  по  одной  выхватывал  из  темноты
широкие влажные ступени полого уходящие в бесконечную глубину. Игорь шагал
по ним и думал:
     "Ее еще можно догнать, остановить, объяснить ей самое главное - Тайну
должны узнать все. Все сразу. Только так можно избежать беды..."
     Он шел все дальше и дальше и даже не обернулся, когда  где-то  далеко
за его спиной со скрежетом захлопнулась подвальная дверь...



   Александр Бачило
   Пробуждение вурдалаков

   Директор Шатохин подписывал бумаги. Перед ним на столе лежала их  це-
лая стопка.
   Василий Трофимович брал верхний лист, читал его,  держа  в  вытянутой
руке, морщился каждый раз брезгливо, но все равно ставил подпись. Секре-
тарша Александра Петровна ловко выхватывала подписанное и убирала с глаз
долой - в папку.
   Расправившись со стопкой, Шатохин снял очки,  широкой  ладонью  потер
лицо, зевнул.
   - Все что ли? - спросил устало.
   - На подпись - все, - секретарша пожала плечами, - а в приемной сидит
один...
   - Санкин, пенсионер? - встревожился директор.
   - Да нет, молодой, - Александра Петровна глянула в бумажку,
   - Окользин из КБ...
   - По личному?
   -Говорит, по производственному.
   -Значит, опять склока в КБ! Как пауки в банке, честное слово.  Ладно,
зови этого, и хватит на сегодня.
   Допущенный Александрой Петровной, в кабинете появился скромный  моло-
дой человек с рыжеватой и несколько встрепанной шевелюрой. Смущенно гля-
дя на директора сквозь очки, он поздоровался  и  представился  инженером
Окользиным, Сергеем.
   - А отчество? - тепло улыбнулся Шатохин.
   - Юрьевич, - признался инженер.
   - Так-так! - директор указал на стул и, не давая посетителю  раскрыть
рот, заговорил сам.
   - Хорошо, что вы зашли, Сергей Юрьевич. Расскажите-ка мне, что там  у
вас делается, в КБ. Когда оснастку  под  семьсот  двенадцатый  надеетесь
сдать?
   Семьсот двенадцатый заказ был ахиллесовой пятой конструкторского  бю-
ро, и Шатохин нарочно упоминал его, разговаривая с  конструкторами.  Это
заставляло их держаться в рамках.
   На этот раз, однако, коронный вопрос не произвел ожидаемого эффекта.
   - Скоро сдадим, - равнодушно пожал плечами посетитель, - Но  я  хотел
поговорить не о КБ...
   "По личному," - подумал директор определенно.
   - Я насчет грубельных печей, - продолжал инженер. -  Случайно  увидел
проект... Мы что, собираемся строить участок в Неглинево?
   - М-м... - Василий Трофимович помедлил, соображая, к  чему  бы  такой
вопрос.
   Проект был давно утвержден и передан строителям. А  что,  собственно,
вас беспокоит?
   Окользин зябко поежился, глянув куда-то в окно.
   - Нельзя этого делать, - тихо сказал он. - Это опасно. Я сам из  Нег-
линево. И родился там, и  в  школе  учился,  и...  Ну  нельзя!  Ей-богу,
нельзя!
   - Не волнуйтесь, Сергей Юрьевич, - Шатохин удивленно смотрел на инже-
нера, - никто и не собирается устраивать площадку в самом селе. Она  бу-
дет в трех километрах, и это совершенно не опасно. Ну не могу же я в са-
мом городе грубель обжигать, кто мне разрешит? А там болото, земля  бро-
совая, совхоз от нее отказался...
   - Да не бросовая! - перебил его Окользин. - А заповеданная. То  есть,
заказанная человеку, зареченная, понимаете? Испокон веков  люди  там  не
строили ничего, не сеяли, лес не рубили...
   Потому что это кладбище...
   Шатохин озадаченно уставился на инженера. Про  какое-то  кладбище  на
месте будущей грубельной площадки он слышал впервые.
   - И что же, - осторожно спросил он, - там и памятники есть? Надгробья
какие-нибудь?
   Окользин, неуютно сутулясь, смотрел в пол.
   - Ничего там нет. Это очень старое кладбище.
   - А каких, примерно, времен?
   - Неизвестно. Нигде оно не упоминается, я специально смотрел архивы в
краеведческом. Мне кажется, его и не хотели упоминать. Говорили просто -
недоброе место, а кроме неглиневских никто и не знал, почему недоброе.
   - Ага, - оживился директор. - Значит, упоминаний и  документов  ника-
ких? Ну а сами вы как узнали про кладбище?
   - Мне рассказывал дед Енукеев, а до этого еще -  бабушка  моя,  Мария
Денисовна.
   Когда я мальчишкой был, она предупреждала, чтоб не вздумал  туда,  на
кладбище, ходить.
   Василий Трофимович нетерпеливо отмахнулся.
   - Что вы мне тут: бабушка, дедушка... Бабушка-то, небось, надвое ска-
зала? И потом, откуда там взяться кладбищу? Болото  да  гнилой  осинник.
Весной я сам выезжал с комиссией.
   - Не простой это осинник... -  задумчиво  произнес  Окользин.  -  Это
колья проросли...
   Директор осекся.
   - Чего-о?
   Тут только в глаза ему бросился какой-то болезненно всклокоченный вид
инженера.
   Вот и шнурок на левом ботинке не завязан...
   - Колья, - повторил Сергей с мрачной убежденностью. - Когда-то  мест-
ные жители закопали там больше сотни этих...  вурдалаков.  И  каждому  в
спину вогнали осиновый кол. Иначе от них не избавиться...
   Но ни в каких источниках не сказано, что будет, если вурдалака раско-
пать и кол у него из спины выдернуть.
   "Э-э, - думал Василий Трофимович, согласно кивая  инженеру,  -  паре-
нек-то - того!
   Хорошо, если на бытовой почве или, скажем,  наследственное  заболева-
ние... А ну как признают, что он на работе свихнулся? Вот тебе и  произ-
водственная травма!"
   - Во всяком случае, - продолжал Окользин, -  строительные  работы  на
месте кладбища представляют опасность, и поэтому я предлагаю  вообще  не
строить площадку для обжига грубеля, а приобрести  финскую  экологически
чистую технологию. Установку можно будет расположить здесь, на  террито-
рии завода.
   Только понадобится валюта...
   Сергей остановился и впервые поднял глаза на директора.
   "И глаза бешеные," - подумал Василий Трофимович.
   - Скажите, Сергей Юрьевич, - осторожно спросил он, - а вы куда-нибудь
еще обращались по этому вопросу?
   - Нет. Куда же я мог обратиться?
   - Ну, не знаю... в отдел культуры, там, в исполком, в  облсофпроф,  в
поликлинику... то есть, пардон, я не то...
   - Вы считаете меня сумасшедшим? - спросил Окользин.
   - Да бросьте вы, другое я имел ввиду, - тон директора не допускал ни-
каких сомнений в его искренности и глубоком сочувствии. Мне  ведь  мало,
понимаете, одного вашего слова, чтобы отозвать  проект.  Меня  и  самого
спросят: на каком основании? А? Чувствуете? Требуется официальное заклю-
чение. Чье? Учреждения, уполномоченного решать вопросы всякой там охраны
памятников природы и общества.
   Справка нужна! А будет справка - мы с вами, конечно, тут же, без раз-
говоров примем руководящее решение. Ощ