нечно, нет. Я был в Ханнеу.
     Он вышел. К этому моменту вошли еще два человека,  два  других  брата
Сидны: один очень похож на Питера, но без его железной  твердости,  другой
светлее и более круглолицый, с веселым, не привыкшим отказывать себе ни  в
чем видом. Здесь был и седовласый человек со  ртом,  похожим  на  железную
полосу, и видом больного хронической болезнью,  и  Комин  понял,  что  это
наставник  двух  сыновей  Джона.  Он  мог  угадать  причину  его  угрюмого
характера. Старый Джон живет слишком долго.
     Здесь были также представители третьего поколения Кохранов, мужчины и
женщины, включая девочку, сидящую со Стенли, переводящую взгляд с него  на
остальных со смутной тревогой и  украдкой  бросающую  взгляды  на  Комина,
словно он мог взорваться,  как  бомба.  Это  была  кузина  Сидны.  Стенли,
казалось, не чувствовал облегчения после похорон  Баллантайна.  Он  сидел,
уставившись себе под ноги, временами огрызаясь, когда жена что-то  шептала
ему.
     За   ним   сидела   среднего    возраста    женщина,    похожая    на
Старика-Который-Боялся-Своих-Лошадей больше, чем Джон, не считая того, что
у вождя Сиу было очень доброе лицо.
     Она бросила нетерпеливый взгляд и резко сказала:
     - Стен, почему мы тратим время на этого человека?  Я  прилетела  сюда
обсудить дела и не вижу причины...
     - Конечно, не видишь, - колко сказал Джон. - Ты дура. И  всегда  была
дурой, Салли. Так что сиди и не раздражай меня.
     Кто-то хихикнул. Дочь Джона вскочила.
     - Отец ты мне или нет, я не желаю разговаривать в таком  тоне!  И  не
буду. Я...
     Джон, игнорируя ее вопли, трясущимися руками  закурил  сигарету.  Все
остальные, казалось, забавлялись,  кроме  круглолицей,  которая  выглядела
огорченной.
     - Не обращай внимания, мама, - робко прошептала она.
     Джон оглядел их обоих с большой скукой.
     - Женщины, - сказал он.
     Вернулся Питер Кохран.
     - Ну, Комин, Хенней сказал, что вы оглушили его и заперли в  туалете,
это все, что он знает. Он не видел никого, кто бы следил  за  вами,  и  не
видел никакого нападения.
     Комин пожал плечами.
     - Не видел. Он был без сознания. А другой  парень  -  гораздо  лучший
сыщик, чем Хенней.
     Стенли сказал:
     - У нас есть только слова Комина, что было какое-то нападение.
     - И еще, Комин, - сказал Питер Кохран, - вы не пытались  сторговаться
ни с кем, чтобы кто-то мог захотеть заставить вас замолчать? У  вас  могут
быть какие-то личные враги...
     - Конечно, - сказал Комин, - но этот не из них.  Никто  не  ненавидит
меня так сильно.
     Стенли пожал плечами.
     - Откуда вы знаете? Во всяком случае, я считаю, что это не  настолько
важно, разве что для вас.
     - О, но это было, - тихо сказал старый Джон. - Ты тоже дурак, Стенли,
иначе бы понял. Если он говорит правду, это значит, что кто-то не  желает,
чтобы он поговорил с Кохранами. Кто-то предпочел потерять известные Комину
сведения, лишь бы они не были переданы нам. И это значит... - Он замолчал,
проницательно глядя на Комина. - Вы смелы,  но  это  дешевая  добродетель.
Смелость ничего не стоит без ума. У вас есть ум? Можете вы  закончить  мою
причинную цепочку?
     - С легкостью, - ответил Комин. - Вы намекаете  на  кого-то  в  вашем
лагере, работающего на две стороны.
     Ответом был гам голосов.  Седоволосый  сын  Джона  вскочил  на  ноги,
повернулся к Комину и закричал:
     - Это  заявление  разоблачает  вас  как  лжеца!  Ни  один  Кохран  не
продается!
     Комин в ответ рассмеялся.
     Взгляд Питера стал мрачным и свирепым.
     - Боюсь, я согласен с  дядей  Джорджем.  Комин  подразумевает  особое
знание у предателя - он что-то знает, чего не  знаем  мы,  и  боится,  что
Комизм может рассказать нам. Но нет никаких особых  знаний.  Я  исследовал
корабль Баллантайна, журнал, все. Со мной был  Стенли,  а  дядя  Джордж  и
Симон пришли почти сразу же.
     - Верно, - подтвердил веселый молодой человек, брат  Питера,  который
был теперь более веселым, чем должен быть в любом случае. -  Мы  все  были
вместе. И на борту не было никого, кроме нас. Ни у кого нет особых знаний.
Никаких. Я ручаюсь за старого Пита. Кроме того,  это  глупо.  Все  Кохраны
участвуют в этом деле. - Он окинул Комина медленным скользящим взглядом, и
Комин заметил, что молодой Симон  Кохран  не  только  весел,  но  и  умеет
держать язык за зубами.
     - Лично меня, - сказал Комин, - ничто это не  интересует.  Мне  нужно
только узнать, жив ли Пауль Роджерс, и если жив, вернуть его на  Землю.  -
Он прямо взглянул на старого Джона. - Готовится второй Большой  Прыжок.  Я
хочу участвовать в нем.
     Все было сказано. Странно, подумал он, как крепко держится  в  голове
сумасшедшая идея. Вы уговариваете себя, что  это  безумие,  что  вы  и  не
думаете делать так, и внезапно говорите: "Я хочу  участвовать  в  этом"  и
понимаете, что все время планировали это сделать.
     Питер Кохран сердито сказал:
     - Вы? Вы что, Комин, - Белый Рыцарь? Если Роджерс или любой из  троих
жив, мы доставим их на Землю.
     Комин покачал головой.
     - Не надо. Кохранам всегда нравилось чистое поле, а это слишком легко
очистить. Грубо говоря, я не доверяю вам.
     Снова поднялся гул голосов, и все перекрыл  пронзительный  негодующий
крик Салли Кохран. Старый Джон поднял руку.
     - Тихо, - сказал он. - Все тихо! Он  взглянул  в  лицо  Комину  очень
яркими, очень твердыми и очень безжалостными глазами. - Вы  оплатите  ваше
желание, Комин. Плата высока.
     - Да.
     В комнате  стало  совершенно  тихо.  Отчетливо  послышалось  щелканье
браслетов, когда Салли Кохран подалась  вперед.  И  все  подались  вперед,
уставившись на Комина и старика, ловя каждое их слово.
     Джон сказал:
     - Баллантайн заговорил перед смертью?
     - Заговорил.
     - Но что он сказал, Комин? Что? Трансурановых  недостаточно.  -  Джон
выпрямился в кресле. -  И  не  пытайтесь  шантажировать  меня,  Комин.  Не
угрожайте мне Торговым Союзом или  кем  бы  то  ни  было.  Вы  на  Луне  в
стеклянном пузыре  и  никуда  не  убежите.  Вы  понимаете  это?  Вы  здесь
пробудете столько, сколько мне нужно, и ни с кем не сумеете  переговорить.
Это место уже служило для подобных вещей прежде. Теперь продолжайте.
     В комнате стояла тишина - тишина  затаенного  дыхания,  покрасневших,
внимательных лиц. Ладони Комина вспотели. Он шел по  тонкой  проволоке,  и
было достаточно одного неверного шага.
     - Да, - медленно сказал он, - трансурановых недостаточно. Об этом  вы
узнали из клеток тела Баллантайна. Но есть кое-что еще.
     Молчание. Он в кольце взглядов, пылающих и голодных,  нетерпеливых  и
жестоких.
     - Пауль Роджерс был жив, когда Баллантайн  расстался  с  ним.  Думаю,
остальные могут быть живы тоже. Он умолял Пауля не покидать его,  говорил,
что не может вернуться один.
     Старик облизнул тонкие губы.
     - Значит,  он  делал  попытку.  Мы  поняли,  что  он  садился,  когда
обнаружили в его теле трансурановые элементы. Дальше, дальше!
     - Звук дрели, которой сверлили дверь, я думаю, привел  Баллантайна  в
сознание.  Этот  звук  заставил  его  вспомнить  другое.  Он  заговорил  о
выходе... там, должно быть, ад. И затем...
     Комин содрогнулся, вспомнив голос Баллантайна, его лицо и взгляд.
     - Кто-то или что-то звало Пауля, и Баллантайн умолял его не слушать.
     Джон хрипло спросил:
     - Кто? Что?
     - Что-то, что он  назвал  трансуранидами.  Он  боялся  их.  Я  думаю,
остальные ушли к ним, и Пауль,  уходил  тоже.  Баллантайн  боялся  их.  Он
закричал.
     - И это было все, -  сказал  Джон.  Глаза  его  подернулись  странной
пленкой, как полупрозрачной оконной занавеской. - Он кричал, пока не умер.
     Голос Комина был совершенно естественным, когда он сказал:
     - О, нет. Это еще не все.
     Молчание. Он ждал. Джон ждал. Комину казалось, что его сердце  стучит
громко, как литавры. Он был уверен,  что  все  навостренные  уши  Кохранов
слышат этот звук и знают, что он лжет. Внезапно он возненавидел их  личной
ненавистью.  Они  были   слишком   большие,   слишком   сильные,   слишком
самоуверенные. Они хотели слишком многого. Даже если бы в этот момент  они
узнали, что Пауль Роджерс и все остальные мертвы и им ничем нельзя помочь,
он продолжал бы войну с Кохранами, только чтобы  нарушить  их  планы.  Они
слишком уж хорошо использовали других людей.
     И он был уверен, что один из них пытался убить его.
     Джон ждал.
     Комин усмехнулся.
     - Остальное я расскажу, - заявил он, - когда буду у звезды Барнарда.
     Стенли взорвался.
     - Блеф! Наглый глупый блеф. Велите ему убраться ко всем чертям.
     Дядя Джордж что-то сердито заговорил, и Питер тоже попытался вставить
слово, но старик успокоил их одним жестом.
     - Минутку. - Его глаза остановились на лице Комина.  -  Минутку,  это
надо обдумать. Если он не блефует, то может  быть  очень  ценен.  Если  он
сказал правду, то, может быть, лучше взять его в экспедицию.
     Все задумались. Казалось, это всем понравилось. Всем, кроме Стенли.
     Комин взглянул на Джона и тихо сказал:
     - Вы исповедуете древнее "или-или"?
     Джон хихикнул.
     - Хотите вы или нет полететь к звезде Барнарда?
     Комин процедил сквозь зубы:
     - Да, я покупаю полет.
     - Тогда, - сказал Джон, - вы сейчас  не  вернетесь  на  Землю.  -  Он
оглядел всех присутствующих. - Это касается всех вас, кроме  Джорджа.  Все
вы останетесь здесь, на Луне, пока не улетит второй корабль.
     Стенли запротестовал.
     - Но как же суды? Союз  и  "Межпланетное"  уже  распускают  антимонии
насчет своих прав на двигатель. Если они заставят нас присоединиться...
     - Не заставят, - сказал  Джон.  -  Джордж  и  наши  законники  смогут
удержать их. Питер, можешь начинать. Ты будешь отвечать за все.  -  Старик
устало прикрыл глаза. - Теперь все могут быть свободны. Я устал.
     Комин вышел с остальными в большой холл. Их  отпустили,  подумал  он,
как школьников.
     Но остальные не уделяли ему внимания. Они  разговаривали  повышенными
голосами. Стенли все еще возражал,  тетя  Салли  пронзительно  жаловалась,
пока властный голос Питера Кохрана не оборвал шум.
     - Нам лучше бы заняться делом. Поскольку работы будут вестись  здесь,
нам нужен полный парк обслуживающих машин и технический персонал.  Нильсон
и Филдер могут справиться с этим. Вызовите их сюда, Билл.
     - Но установить двигатель Баллантайна  на  новом  корабле  невозможно
здесь... - начал Стенли.
     Питер оборвал его.
     - Это  будет  сделано.  На  одном  из  наших  новых  кораблей  класса
"Паллас". Здесь будут установлены шлюзы. Идемте, нужно браться за дело.
     Комин повернулся и пошел от шумной спорящей группы. Он не  обернулся,
услышав, что Сидна зовет  его.  Сейчас  с  него  было  довольно  Кохранов.
Связавшись с Кохранами, он попал в  нечто  слишком  большое  для  него.  И
теперь погряз в этом деле по уши.
     Коридор был высокий и пустой, и пока он шел, слышалось эхо его шагов.
Он мог идти куда хотел - через комнаты и залы, через  террасы,  окружающие
пышно цветущие сады - но все же оставался под стеклянным колпаком на Луне.
И смерть была за его плечами. Кто бы там ни был, он будет пытаться  снова,
он удвоит и утроит усилия, и Арч Комин с его длинным языком не доживет  до
того, чтобы увидеть звезду Барнарда.
     А если доживет, чтобы  добраться  туда,  его  спросят:  "Где  планета
Баллантайна?" Что он ответит?
     Этого он не знал.



                                    6

     Комин достиг пределов терпения к тому  времени,  когда  ложь  наконец
взорвала все.
     Он был в саду с Сидной, под цветущим деревом,  загораживающим  их  от
зеленого света Земли, когда их прервал сдержанный кашель слуги.
     - Мистер Питер хочет увидеть вас немедленно, мисс.
     - Он злой? - спросила Сидна.
     - Боюсь, что да, мисс. Пришло сообщение с яхты...
     - Тогда я думаю, - сказала она. И, когда слуга ушел, добавила: -  ну,
пусть он понервничает. Все эти недели здесь было слишком скучно.
     - Хорошенький мне комплимент, - заметил Комин.
     - О, Комин, я не имела в виду нас. Это было чудесно.
     - Да, - сказал он, - и особенно чудесно, когда  ты  допустила,  чтобы
нас увидел Стенли. Я очень рад, что ты использовала меня,  чтобы  вставить
ему шпильку.
     Он подумал, что она ударит его, но вместо  этого  она  через  секунду
рассмеялась.
     - Он сходит по тебе с ума, не так ли? - требовательно спросил он.
     - Он вошь.
     - Потому, что сходит с ума по тебе?
     - Потому что говорит так. По крайней мере, однажды  сказал  -  только
один раз. Кузина Клавдия донесла, но она  моя  кузина  и  думает,  что  он
чудесный. - Она привела в порядок свое белое платье. - Смотри, увалень, ты
сломал мне молнию. Во всяком случае, он  один  из  тех  важных  ослов,  от
которых я умираю от скуки. Тогда я позволила ему  несколько  раз  заловить
нас. - Внезапно она заговорила злобным шепотом: - Во всяком случае, Комин,
между нами это только сегодня. И, может быть, завтра. Когда корабль улетит
вместе с тобой... Ну, мы идем к Питеру?
     - Что ты сделала на этот раз?
     - Увидишь. Я же говорила тебе, что здесь было слишком скучно.
     Следуя за ней и задумчиво усмехаясь, Комин подумал,  что  это  ложное
заявление.  Все  эти  недели  здесь  ему  не  было  скучно.  Но  это  было
утомительно - ужасно утомительно.
     Самым дьявольским было то, что он не  принимал  участия  ни  в  какой
лихорадочной деятельности,  ведущейся  здесь.  Вся  работа  велась  в  том
сегменте купола, который был совершенно скрыт  от  большого  дома  линиями
деревьев, ограничивающих сады.
     Там были громадные шлюзы,  куда  фрахтовщики  привозили  топливо  для
ненасытных насосов и горнов; химические элементы для очистки воздуха, воду
для огромных каменных  цистерн,  рефрижераторы  для  охлаждения  систем  и
резервуары с кислородом, а также пищу и напитки. Здесь же были мастерские,
внезапно и быстро  расширенные,  так  что  теперь  в  них  работала  целая
маленькая армия опытных техников.
     Сюда доставили двигатель Баллантайна и новый корабль, на котором  его
должны были  установить.  Корабль  был  больше,  крепче  и  лучше,  чем  у
Баллантайна - не пионерский, исследовательский корабль,  но  доведенный  в
развитии до уровня исследовательского.  Внутренности  его  были  вынуты  и
теперь  устанавливались  вновь,  по  другой  схеме.   Мастерские   звенели
оглушительным громом. Люди работали до последнего  предела  сил,  а  затем
заменялись другой сменой. Никто не жаловался.  Плата  была  астрономически
велика. Люди были здесь пленниками до смены, но никто не роптал на это.
     Но они, и Питер Кохран, и  Симон,  и  Стенли,  участвовали  в  чем-то
практическом. Даже дядя Джордж, вернувшийся  на  Землю,  чтобы  с  помощью
высокооплачиваемых  юридических  талантов  предотвратить   антимонопольную
тяжбу, что-то делал. Только он, Комин, был исключен из работы.
     Вооруженная охрана, поставленная за садами, имела свои приказы. Много
людей было без дела, и Комин являлся одним из них. Он мог стоять и глядеть
на далекие серебрящиеся борта корабля, на краны и вспышки атомной  сварки,
мог слушать грохот, крики и лязг металла - но только и всего.
     - Послушайте, - сказал он Питеру Кохрану,  -  я  специалист  и,  черт
побери, неплохой. И кроме того, я полечу на этом корабле.
     - Да, сказал Питер, - и вы попадете в него перед самым стартом. Но не
раньше. Вы уже доказали свои способности создавать затруднения, Комин.
     - Но я могу что-нибудь делать снаружи корабля. Я...
     - Нет, Комин. Вы останетесь здесь, и точка. Это приказ дедушки.
     И Комин остался без  дела,  яростно  проклиная  старика,  который  не
уходил из своей нелепой  комнаты,  замышляя  украсть  звезду,  прежде  чем
умрет.
     И он  наблюдал,  как  корабль  взлетел  для  первой  проверки,  молча
скользнув в черное лунное небо. Он почувствовал холодный спазм  в  животе,
когда понял, что скоро будет внутри этого корабля,  в  крошечной  капсуле,
содержащей воздух и жизнь в черной бесконечности между звездами.
     Он стоял, ждал, глядел и покрывался потом, пока корабль не  скользнул
обратно и из  него  не  вышел  Питер  Кохран.  Его  мокрое  лицо  выражало
нетерпение и что-то еще. Стенли нервно шел за ним.
     -  ...все  автоматическое  управление  двигателем  висит  на  соплях.
Передачи не принимают нагрузку. Разобрать и передать их...
     Это было все, что услышал Комин. И он должен сидеть и ждать, и играть
с Сидной в различные игры, и запастись терпением, хотя  нервы  его  готовы
были вот-вот порваться.
     Только оказалось, что Сидна не выдержала первой. И он шел  за  ней  к
дому и был уверен, что она из упрямства ведет их к грозе.
     Питер ждал ее на террасе. Лицо его было чернее тони. Стенли и Клавдия
тоже  были  здесь,  как  и  парочка  других  кузенов,  глядевших  с  явным
ожиданием.
     Питер ровно сказал:
     - Яхта должна приземлиться через двадцать пять минут...  Капитан  Мур
радировал, чтобы не было препятствий, потому что он  спешит.  И,  кажется,
Сидна на борту твои странные дружки.
     Она весело сказала:
     - О, я и забыла сообщить тебе. Я  думала,  что  могу  повеселиться  с
гостями в этом скучном доме.
     Питер продолжал:
     - Ты же знаешь, что мы пытаемся здесь  сделать!  Ты  знаешь,  сколько
людей хотели бы узнать, что мы здесь делаем. И, несмотря на это, ты...
     - Не будь дураком, Пит! Среди  моих  друзей  нет  шпионов  -  они  не
настолько умны. И, кроме тот, их это не волнует.
     - Конечно, ты оправдываешься, - сказал он. - Послушай, ты  понимаешь,
что будет, если выплывет хоть слово, что у нас уже почти  готов  к  полету
второй звездный корабль? Через час нам прищемят нос!  Нас  спасает  только
одно - что никто и  не  подозревает,  как  быстро  мы  продвигаемся.  Черт
побери, Сидна...
     - Перестань надоедать мне и успокойся. Твоя охрана торчит у шлюза. Но
никто туда и не пойдет, пока в доме есть выпивка.
     - Вечеринка, это прекрасно, - робко сказала Клавдия, робко  взглянула
на Стенли и замолчала.
     Стенли сказал:
     - Прикажите яхте вернуться на Землю. - Он здорово осунулся с тех пор,
как Комин узнал его. Потерял здоровый цвет лица,  и  в  нем  чувствовалось
напряжение, почти такое же, как в Питере. Он тоже собирался участвовать во
втором Большом Прыжке. Он настаивал на этом, и Салли  Кохран  поддерживала
его для того, чтобы хоть кто-то поглядел на нее и Клавдию с интересом.  Но
ему, казалось, не доставляла удовольствия такая перспектива.
     - Ее нельзя возвращать, - сказала Сидна. -  Люди  поймут,  что  здесь
что-то происходит, если вы сейчас отправите их назад.
     Они потерпели поражение и поняли это. Питер сказал:
     - Ладно, Сидна. Но если хоть что-нибудь будет не так, я  сверну  тебе
шею.
     Но все было так,  по  крайней  мере,  сначала.  Яхта  села,  и  Комин
издалека увидел толпу молодых болванов, высыпавших из нее и  направившихся
к дому, к Сидне и выпивке. И, казалось,  почти  сразу  же  залитые  светом
Земли сады и террасы наполнились смехом, танцевальной музыкой и  людьми  в
белых костюмах, разносящими подносы со спиртным.
     Комин сидел на террасе и прислушивался к  веселью.  У  него  не  было
ничего, совсем ничего. Он не был трезв, но и  не  старался  продолжать.  И
знал,  почему.  Потому  что  он  больше   не   относился   к   нормальному
человечеству, потому что на него надвигалась тень Большого Прыжка,  потому
что скоро он улетит от всего этого, он и еще пятеро, к чему-то, что  может
лишить даже приличной смерти...
     Он  в  тысячный  раз  подумал,  что  имел  в  виду   Баллантайн   под
трансуранидами.  Можно  ли  угадать,  что  это  такое,  когда   совершенно
неизвестно, что произошло? Они говорили о трансуранидах, но никто  не  мог
сказать ничего путного. Трансураниды - кем бы или чем бы  о