виваться  вниз  по  склону
неровной лесистой местности. Мне казалось, что теперь-то  погоня  за  мной
уже двинулась, и я пустил лошадь под  уклон  вскачь.  Тело  у  меня  опять
начало болеть, но я не мог позволить себе двигаться шагом.
     Холмистая местность спускалась к реке - мы на Эвдаше  такую  называем
"проломленной рекой" - и густо заросла лесом. Некоторые деревья  были  так
велики, что их не  охватили  бы  два  человека.  Кроны  их  смыкались  над
дорогой, образуя  крышу  и  лишь  пятнами  пропуская  солнце.  Свет  здесь
смягчался и казался зеленоватым.
     Роскошная зеленая Нормандия - прекрасное место.  Хотел  бы  я,  чтобы
ситуация позволяла мне останавливаться и наслаждаться окружающим пейзажем.
Но я продолжал подгонять лошадь и вскоре подъехал к Орне.
     В этом месте Орна не образует  равнину.  Лесистые  холмы  подходят  к
самой воде. Недалеко от берега параллельно реке пролегала еще одна грязная
дорога. На берегу виднелся примитивный причал, но ни одной лодки. Это меня
устраивало. Я сразу понял, что нужно делать, въехал на причал  и  заставил
лошадь войти в воду. Она не колебалась ни секунды, и вода  показалась  мне
лишь чуть прохладной.
     Я двинулся к противоположному берегу ниже по течению. Я  задумал  там
углубиться в лес и направиться на север к морскому берегу.  Вероятно,  там
по лесу ехать будет трудно: с этой стороны я не видел ни одной дороги,  но
в то же время меня не увидят с дороги на этом берегу.
     Река была не больше двухсот футов в ширину, и вскоре я пересек ее.  И
лес на противоположном берегу не очень зарос кустарником,  за  исключением
самого берега, куда попадало больше солнца. Передвигаться на  лошади  было
нетрудно, и мы пустились  опять  рысью.  Я  наслаждался  лесом,  красотой,
солнечным светом, которого не так уж много видел в Нормандии.
     Но тут я вспомнил собак  Ролана,  и  лес  и  солнечный  свет  уже  не
казались такими прекрасными. Если с норманнами собаки, они поймут,  что  я
вошел в реку, и решат, что я пересек ее.  Они  тоже  переберутся  на  этот
берег, и собаки легко возьмут след. И я окажусь в ситуации, которой  хотел
избежать, - буду застигнут в лесу. Может,  стоит  снова  пересечь  реку  и
вернуться на восточный берег?
     Но если у них нет с собой собак, они поедут вдоль берега, а тут и  я.
Я не знал, на что решиться. Несомненно, они приведут собак.  По  рассказам
Арно я знал, что норманны почти всегда охотятся с собаками. Да и как иначе
им отыскать меня?
     Я еще с полмили проехал по западному берегу, чтобы подальше  уйти  от
причала, с которого меня могли увидеть. Потом вернулся на  берег  и  снова
вошел в воду. Через три-четыре минуты мы снова были на восточном берегу  и
на дороге. И еще в течение пяти минут все было прекрасно.
     А потом в пятидесяти футах передо мной из леса вышло четверо. Это  не
люди Ролана: я их никогда раньше не видел. Они  улыбались,  но  совсем  не
дружески. Все были в кольчугах, шлемах и с  мечами.  Двое  держали  слегка
согнутые луки, стрелы наложили на  тетиву.  Третий  держал  щит  и  копье,
вероятно, на случай, если  я  нападу  сам.  Четвертый,  в  одеянии  поверх
кольчуги, казался предводителем. В одной руке у него  был  меч,  в  другой
щит.
     Автоматически я оглянулся через плечо и увидел за собой еще двоих.
     Их шестеро! По-видимому, ищут добычу покрупнее, но я сойду в качестве
закуски. Они вовсе не похожи на оборванных разбойников Прованса. Больше на
рыцарей, ставших вне закона. Я вспомнил, как Арно  рассказывал,  что  отец
Ролана был убит в схватке с речными пиратами. Может, это они и есть.
     - Остановись и слезай с лошади! - крикнул предводитель.
     Нужно действовать быстро, или я погиб. Может, и  так  уже  поздно.  Я
остановил лошадь, но когда моя нога коснулась дороги, бластер  уже  был  у
меня в руке. Я дважды выстрелил  в  людей  перед  собой,  в  то  же  время
отпрыгнув в сторону. Укрываясь в кустах вдоль дороги, я увидел,  как  упал
предводитель.
     Но что за парни! Их должен был смертельно испугать бластер. Еще  одно
отличие  норманнских  воинов  от  оборванных  бандитов  Прованса.  Если  я
останусь на месте, они меня убьют.
     Я пополз вперед и увидел одного, он целился  из  лука.  Я  выстрелил,
полетели ветки, куски коры и  человеческого  тела,  а  стрела  просвистела
высоко в листве. Еще одна стрела вонзилась всего в  нескольких  дюймах  от
меня, будто у стрелка рука дрогнула от неожиданного звука выстрела. Я упал
за толстый ствол с гладкой  серой  корой  и  мгновение  лежал  неподвижно.
Никого не видно, а парни за мной, возможно, тихо приближаются.
     Я не помнил, сколько зарядов осталось в бластере, поэтому сунул его в
кобуру, достал станнер, настроил его на полную мощность и на широкий  луч.
Теперь мы достаточно сблизились, и он достанет. Потом вскочил и побежал  в
ту сторону, откуда прилетела последняя стрела.
     Лучник услышал меня и выступил с луком наготове, натягивая  при  этом
тетиву. Я упал на живот и проехал по земле,  в  то  же  время  стреляя  из
станнера. Стрелу я так и не увидел:  должно  быть,  пролетела  надо  мной.
Норманн ударился о  соседнее  дерево  и  скользнул  на  землю.  Значит,  с
четырьмя   впереди   покончено.   Я   встал   и   пробежал   вперед    еще
шестьдесят-восемьдесят футов.
     Потом, так как ничего не происходило, я присел  за  толстым  деревом,
тяжело отдуваясь, и посмотрел назад, туда, откуда  прибежал.  Насколько  я
знаю, сзади не менее двух. Чтобы вернуться к лошади, мне нужно идти  туда.
Но я не знал, насколько они близко, поэтому сунул станнер за  пояс,  снова
взял в руку бластер и пошел назад,  пригибаясь,  готовый  в  любую  минуту
выстрелить. Дорога оставалась в нескольких ярдах слева от меня, и я  решил
выйти на нее: вдруг они решили убежать и прихватить с собой мою лошадь.
     Я правильно поступил. Двое из них несли третьего, раненого, к лошади.
Они достаточно цивилизованы, чтобы не бросить раненого товарища.  Я  вышел
на дорогу, держа наготове бластер, и велел им поворачиваться и уходить.
     Они остановились, посмотрели на меня, потом один из них что-то сказал
другому, и они резко прыгнули в разные стороны от дороги.  Я  выстрелил  в
одного из них, буквально вспорол его, и для второго это оказалось слишком.
Несколько секунд я еще видел, как  он  стремительно  бежит  меж  деревьев,
уходя подальше отсюда.
     И я остался один, не считая раненого. Я  подошел  к  нему.  Он  шумно
дышал, но был без сознания и потерял  много  крови.  Выстрел  из  бластера
почти  оторвал  ему  плечо  и  разворотил  грудь.  Левая  рука,  вероятно,
оторвалась бы, если бы его друзья не положили ее ему на живот, прежде  чем
нести его. Но тут кровь перестала хлестать из раны,  и  я  решил,  что  он
умер.
     Я не испытывал тошноты и тем более чувства вины, я даже  не  жалел  о
случившемся. Но теперь, когда схватка  кончилась,  я  просто  почувствовал
себя отвратительно. Не знаю почему. Они  норманны,  а  Арно  говорил,  что
любой норманн мечтает стать рыцарем и героем битв. Битва  для  них  -  это
смысл жизни.
     Тот, кто ведет такую жизнь, рискует  быть  убитым.  Но  я  все  равно
чувствовал себя ужасно.
     И если я еще задержусь, сказал я себе, то тоже буду убит.  А  мне  не
хотелось для самозащиты убивать потенциальных союзников. Я заметил рядом с
собой предводителя нападавших и подошел к нему. Выстрел оторвал его  левую
ногу, сразу над коленом. Я старался не смотреть туда. Но  его  плащ  может
мне понадобиться: ночью будет холодно. Одеяние его не  окровавлено,  кровь
вытекала ниже. Я стащил плащ.
     Потом пошел к своей лошади. Она не тронулась  с  места,  несмотря  на
выстрелы  из  бластера.  Очевидно,  норманнские  лошади  учатся  не  менее
напряженно, чем их всадники.
     Норманны! Я уже немало знал о норманнах, но только сегодня  понял  их
по-настоящему. Они коварны, в этом нет сомнения. Но они же и почти  лишены
страха, они храбры, как и говорил Арно. Даже  встретившись  с  современным
оружием, они  не  впали  в  панику.  Похоже,  они  действительно  способны
захватить военный корвет.
     Но пока что некоторые из  них  хотят  меня  убить.  Я  пустил  лошадь
быстрым  галопом.  Может,  мертвые  пираты  на  дороге   заставят   Ролана
призадуматься. Я был уверен, что Арно точно задумается.



                                ОДИННАДЦАТЬ

     Немного погодя я опять  замедлил  ход  лошади,  но  по-прежнему  мили
уходили назад. А потом услышал позади отдаленный  шум.  По  коже  поползли
мурашки: собаки! Может, просто рыцари вышли поохотиться,  но  я  почему-то
был уверен, что это идет охота на меня.
     После стычки с пиратами я проехал уже несколько миль, значит Ролан  и
его люди нашли уже их тела. Очевидно, это их не испугало.  Разве  что  они
стали осторожнее и опаснее.
     Я вновь послал лошадь галопом. Похоже,  что  мне  все-таки  предстоит
узнать, долго ли можно гнать лошадь, пока она не  упадет.  И  сколько  еще
продержусь я сам? Тело болело. Впрочем, я не  думал  о  том,  сколько  еще
смогу выдержать: сколько нужно, столько и смогу.
     Но тут я сообразил, что понятия не имею, куда направляюсь!
     Я знал, что где-то впереди, вероятно,  близко,  в  нескольких  милях,
холмы кончаются. Их сменяет широкая плоская равнина.  Я  помнил  об  этом,
потому что пролетал здесь в первый  же  дождливый  день  в  Нормандии.  На
равнине много полей, особенно вблизи реки, много деревень и  замков.  Есть
даже два или три укрепленных города на реке. Что подумают местные жители о
человеке, одетом, как я, и изо всех сил подгоняющем лошадь? Не нужно  быть
слишком умным, чтобы понять, что я бегу от преследования.
     А кто может меня преследовать, кроме рыцарей? Насколько я мог судить,
им принадлежала власть в этой стране. А я, в своей одежде, не могу быть ни
рыцарем, ни монахом, ни священником. То  есть  у  меня  нет  общественного
положения, нет прав. Меня могут задержать без всякой  причины  и  передать
преследователям.
     Я убегал от беды, но, может, приближался к другой.  И  все  же  лучше
продолжать убегать, чем дожидаться несомненной беды. Я глубже всадил пятки
в бока лошади, заставляя ее идти еще быстрее.
     Лай стал слабее, а спустя две-три минуты я его  перестал  слышать.  Я
снова опережаю их. Но тут я решил, что на месте Ролана не оставался  бы  с
собаками, особенно на дороге. Оставил бы с ними нескольких человек, а  сам
поскакал вперед. Собаки  в  полумиле  за  мной,  а  как  далеко  ближайшие
всадники?  Я  решил  каждые  несколько  секунд  оглядываться.  Если  увижу
преследователя, выстрелю по его лошади из бластера. Даже если  промахнусь,
он не будет так торопиться!
     В крайнем случае я могу лечь в засаду, подстрелить  первого  всадника
или собак и снова ехать вперед. Но мне не хотелось убивать Ролана или  его
людей. Я все еще надеялся договориться с ними. Надо как-то перехитрить  их
и не дать себя взять, пока меня не отыщет папа.
     Между тем дорога повернула, и  я  увидел  впереди  в  двухстах  футах
рыцаря, который двигался в мою сторону. Как только мы увидели друг  друга,
он  опустил  копье  и  крикнул  мне,  чтобы  я  остановился.  Я  продолжал
двигаться. Он пустил лошадь галопом и поскакал на меня. Я схватил станнер,
нацелился в лошадь и нажал курок. Лошадь упала,  перебросив  рыцаря  через
голову.
     Должно быть, для рыцаря это было  полной  неожиданностью  и  испугало
его. Но можете себе представить, как я поразился: упав, он перевернулся  и
вскочил на ноги, одновременно извлекая меч.  Но  к  этому  времени  я  уже
миновал его, и он мог только кричать мне вслед.  Все  происшествие  заняло
три-четыре секунды.
     Примерно через полмили дорога снова повернула,  и  я  увидел  впереди
поперечную дорогу, которая вела к реке. Дорога кончалась причалом. От него
как раз отходил небольшой, похожий на баржу паром; на нем  было  несколько
священников верхом, один из них очень богато одетый. У бортов  стояли  два
гребца, каждый греб большим веслом. Третий был на корме, поворачивая время
от времени рулевое весло. Они направлялись на противоположный  берег,  где
дорога продолжалась.
     Похоже, это  подходящая  возможность.  Я  перешел  на  шаг.  Когда  я
добрался до причала, паром  уже  подходил  к  противоположному  берегу.  Я
направил лошадь в воду, но тут  было  слишком  глубоко,  чтобы  переходить
вброд. Лошадь поплыла, и я направил ее по диагонали поперек течения, чтобы
находящимся на пароме показалось, что я хочу переплыть реку.  При  этом  я
воспользовался течением. Течение уносило  меня  за  поворот  реки,  там  я
надеялся повернуть назад, к восточному берегу.
     Рыцари решат, что  я  перебрался  на  пароме.  Я  надеялся,  что  они
переплывут через реку и собаки начнут отыскивать мой след. Но  не  найдут,
потому что я реку  не  пересекал.  Рыцари,  вероятно,  станут  допрашивать
паромщиков и, может, догадаются о том, что произошло, а может, и  нет.  Во
всяком случае они задержатся и вряд ли станут искать меня на этом берегу.
     Приходится надеяться на это, иначе они меня скоро  нагонят.  Я  снова
услышал лай собак.  Если  рыцари  ехали  впереди,  сейчас  они  уже  возле
причала. Я все подгонял и подгонял лошадь. Жаль, что я не знаю  ее  имени.
Лошади очень похожи на гормов: если бы я знал ее имя, мог бы заставить  ее
двигаться еще быстрее.
     Наконец поворот берега отрезал меня от парома и  причала,  и  я  смог
повернуть к восточному берегу. Дарри - я  решил,  что  буду  так  называть
лошадь: так звали горма, который был у нас несколько лет  назад,  когда  я
был еще ребенком, - Дарри, казалось, еще не уставший  вышел  на  восточный
берег, с него капала вода. Некоторое время я ехал  по  лесу,  потом  снова
вернулся на дорогу. Я хотел,  чтобы  перестала  капать  вода  и  чтобы  не
оставался след. Просто на всякий случай.
     Тем временем лай стал громче, а потом характер его изменился.  Минуты
через две он вообще  прекратился.  Вероятно,  рыцари  и  собаки  плыли  на
западный берег. Три-четыре минуты спустя я снова услышал их,  но  на  этот
раз лай действительно звучал по-другому. Собаки потеряли  след.  Я  решил,
что пора возвращаться на дорогу.
     Куда теперь  и  что  дальше,  спросил  я  себя.  Я  не  могу  убегать
бесконечно. Погоня продолжается всего... вероятно, около двух часов, а  за
это время, помимо погони, на меня напали речные пираты или разбойники,  не
знаю, кто они на самом деле, и рыцарь, которого я даже  не  знал.  Опасная
страна и для местных жителей, вдвойне опасная для такого, как я.
     Скоро ли папа  начнет  меня  искать?  Он  считает,  что  я  в  полной
безопасности (а может, и не совсем полной) в замке, и ни о  чем  не  будет
подозревать до завтрашнего утра, когда мы с Арно не явимся на  условленную
встречу. Тогда ему придется либо рисковать и искать меня днем, либо  ждать
следующей ночи. В любом  случае  я  сильно  проголодаюсь,  если,  конечно,
останусь жив.
     А может, его встретит Арно и скажет, что я спокойно сплю в замке.  Но
я не верил, что папа купится на это. Он поймет, что  что-то  произошло,  а
Бабба будет это знать точно. Но что папа сможет сделать? Он по-прежнему не
будет знать, что я брожу по лесу.
     А если Ролан придумает какую-нибудь хитрость и  решит  сам  завладеть
катером! Но у него ничего не получится, если только ему не поможет Арно.
     И если Арно действительно умен, он встретится с папой, расскажет ему,
что  случилось,  и  бросит  Ролана.  Они  отыщут  меня,  и  мы  попытаемся
завербовать  другого  барона  или  каких-нибудь  независимых  рыцарей  или
сержантов.  Но  я  не  хотел  этого.  Время  уходит,  и  быстрее  все-таки
использовать в деле Ролана. Он уже убежден, что мы реально существуем и  у
нас есть то, что ему нужно. И я не  думал,  чтобы  другой  барон  оказался
более надежен.
     Я как раз размышлял об этом, когда Дарри вздрогнул и нервно заржал. Я
насторожился и стал осматриваться. И через мгновение увидел выходящего  из
леса  Баббу.  Бабба,  однако,  уловил  страх  лошади  и  не  стал  к   нам
приближаться. Просто приблизился футов на пятьдесят и  держался  на  таком
расстоянии.
     - Меня все еще преследуют? - мысленно спросил я его.
     Он не мог говорить во время бега, поэтому ответил он не  словами.  Он
спокойно смотрел на меня. Я понял, что если бы опасность была  близка,  он
вел бы себя по-другому. Поэтому я свернул в лес, спешился и привязал Дарри
к молодому дереву. Потом вернулся, чтобы поговорить с Баббой.
     - Что случилось? - спросил Бабба.
     Я рассказал ему. Не словами - это было бы слишком медленно. Я  просто
мысленно пробежал все происшедшее с того  момента,  как  накануне  оставил
катер; когда привыкнешь, это занимает совсем немного времени. На этот  раз
всего две минуты. Потом я рассказал Баббе, о чем беспокоюсь.
     - Но если Ролан и его рыцари отказались от преследования, -  закончил
я, - мне нужно только дождаться темноты, и тогда ты и папа подберете меня.
     Но он уже услышал собачий лай. Я не слышал: собаки были  еще  далеко.
Но Бабба сказал:
     - Они по-прежнему за тобой. Продолжай двигаться и будь осторожен.  Мы
найдем тебя вечером. Полетим вдоль реки. Оставайся близко к ней, не дальше
мили.
     Потом он повернулся и убежал. Я надеялся, что собаки не  возьмут  его
след. Он больше и сильнее любой из них, но если его догонит вся свора, его
убьют.
     Вряд ли это произойдет, подумал я. Собаки  выучены  не  бросать  один
след ради другого. Я вернулся к  Дарри  и  отвязал  его.  Сел  в  седло  и
вернулся на дорогу. Теперь я чувствовал себя увереннее.  Еще  до  полуночи
ситуация будет под контролем. Мне остается только продолжать  двигаться  и
не допускать глупостей.
     Я снова пустил Дарри галопом, чувствуя себя гораздо бодрее,  несмотря
на звуки собачьего лая.



                                ДВЕНАДЦАТЬ

     Но недолго я бодрился - всего еще пару миль. За это  время  произошло
следующее. Во-первых, Дарри стал проявлять явные признаки утомления,  хотя
это  не  очень  беспокоило  меня.  Лошади  преследователей  тоже   устали.
Вероятно, сильнее Дарри, потому что вышли  позже,  должны  были  двигаться
быстрее и несли на себе больший вес. Да и собаки тоже должны были устать и
стереть лапы.
     Во-вторых, речная долина стала шире, а холмы вдоль нее менее высокими
и крутыми. В любое время могли начаться  поля.  Появятся  замки,  путники,
рыцари.
     А в-третьих - это хорошо - я больше не слышал лая.
     Еще три-четыре мили после встречи с Баббой  Дарри  продолжал  покорно
идти, но постепенно начал хромать. Он захромал на левую переднюю  ногу.  Я
слез, взял ногу за берцовую кость и поднял ее. Потом, присев, положил ногу
себе на колени, как это делал Ранульф, когда подпиливал копыто.  В  копыте
торчал камень.
     Что с ним делать? Я мог только вытащить его своим ножом,  но  боялся.
Дарри может так лягнуть меня, что я окажусь в середине  следующей  недели,
или он просто отпрыгнет и убежит.
     Но что-то делать нужно. Я отвел Дарри поглубже в  лес  и  привязал  к
дереву. Потом снова поднял копыто, достал нож и, как мог осторожно, извлек
камень. Дарри вздрогнул, но не лягался. Камень оказался острым  и  оставил
углубление в копыте вдобавок к сделанному мной надрезу.
     Я опустил копыто и постоял, гладя лошадь по бархатному носу и  думая,
что до сих пор я ее недооценивал. Это не машина, это  живое  существо.  Но
тут я опять услышал лай, поэтому  снова  сел  в  седло  и  поехал  дальше.
Некоторое  время  Дарри  еще  слегка  хромал.  Потом  пошел  ровно,  но  я
чувствовал, что это не прежний ход. Дарри старался не наступать на больную
ногу и  явно  сдавал.  Если  его  не  подгонять,  какое-то  время  он  еще
продержится. Но если я сейчас стану его подгонять, он сильно захромает.
     Поэтому я не подгонял его, и он шел легкой рысью.
     А преследователи не сдавались, и скоро я понял, что собаки совсем уже
недалеко. Лошади