ра.
     Стервятник не прикончил его, хотя  отдавал  себе  отчет  в  том,  что
оставляет в живых низкого и совсем  не  великодушного  врага.  Вероятность
встретиться с бродягой еще раз в многолюдном городе была достаточно мала и
не уравновешивала  греха,  которым  являлось  по  мнению  Люгера  убийство
беззащитного человека, пусть даже пытавшегося  его  обокрасть.  Стервятник
старался по мере возможности  не  усугублять  своих  и  без  того  немалых
прегрешений. Он был суеверен и  считал  излишним  дразнить  силы,  которые
могли потревожить и призвать к ответу его бессмертную душу в  запредельном
царстве теней.
     Он выругался, вытирая о платок лезвие кинжала, и растворился в черной
тени высокого забора.


     По положению звезд он определил, что был исход  ночи.  Предрассветное
оцепенение  разливалось  вокруг.  Люгер   шел   по   узкой   улице   между
полуразрушенными  домами  и  эта  улица  могла  находиться   где   угодно.
Архитектура не слишком отличалась от той, которая казалась ему  привычной.
Город  был  безлик  и  неузнаваем  в  темноте.   Несмотря   на   опасность
преследований, Слот предпочел бы все же, чтобы это был Элизенвар.  В  этом
случае он мог надеяться на возвращение в свое  поместье,  свое  логово,  в
котором его никто не посмеет потревожить. Впрочем, теперь он сомневался  и
в этом.
     По мере того, как в голове у  него  прояснялось,  Люгер  все  сильнее
осознавал чудовищность свалившегося на него груза. Его  разум  отказывался
принять то, что сейчас казалось кошмаром.  Стервятник  знал  достаточно  о
магии  и  зельях,  творящих  видения,  чтобы  сразу,   без   доказательств
реальности произошедшего, отправиться на поиски Звезды Ада.
     Решив, что он достаточно удалился от места,  где  совершил  убийство,
Люгер притаился под каменной аркой,  ведущей  в  проходной  двор,  и  стал
терпеливо ждать рассвета. Здесь у него было довольно много времени,  чтобы
оценить положение, в котором он оказался. Теперь оно представлялось ему не
таким уж безнадежным. Но не следовало забывать о  слугах  Геллы  Ганглети,
которые могли оказаться настойчивее, чем он думал. Его имя и положение  не
были известны никому из посетителей таверны "Кровь Вепря", не знали Люгера
также хозяин и прислуга, кроме, конечно, Сегейлы, а  Сегейла  была  теперь
недоступна, как сам Фруат-Гойм. Он поймал  себя  на  том,  что  в  глубине
своего существа уже не сомневается в этом.
     При мысли о случившемся Люгер ощутил новый приступ суеверного  страха
и неизвестную ему ранее пугающую пустоту. Это  чувство  пустоты  не  имело
ничего общего с жалостью к себе или даже с болью утраты. Оно было  гораздо
более гнетущим и нестерпимым; оно не оставляло выбора. С ним  нельзя  было
жить долго. Именно тогда Люгер впервые убедился в том,  что  магистр  Глан
говорил правду, - уделом Стервятника теперь были поиски или смерть...
     После этого ему даже стало немного легче. Он смог думать о  некоторых
других вещах и внезапно ощутил  зверский  голод.  Со  всей  доступной  ему
сейчас радостью он приветствовал первые  лучи  серого  утреннего  света  и
побрел по еще пустынным улицам в поисках ориентиров, которые подсказали бы
ему, где он находится.
     Было  ли  реальным  все  произошедшее?  Реальны  ли  склеп  Гадамеса,
земмурское подземелье, Шаркад, город теней и магистр Ложи Нерожденных? Как
он сам оказался во Фруат-Гойме (если то был Фруат-Гойм) и сколько  времени
прошло с тех пор?.. От  этих  и  десятков  других  вопросов  раскалывалась
голова. Еда и постель - все, в чем он сейчас нуждался. Крылья могли быстро
донести его до поместья, но каждое превращение отбирало слишком много  сил
и стоило очень дорого. О цене,  которую  придется  заплатить  когда-нибудь
позже, Люгер старался не задумываться, - это была печальная  неизбежность,
уравновешивающая спасительные чудеса превращений...
     Он дошел до перекрестка улиц и встретил мусорщика,  уныло  ступавшего
рядом с не менее унылой клячей. Кляча тянула за собой повозку, нагруженную
мусором, и, видимо, знала дорогу не хуже хозяина.  Мусорщик  скользнул  по
Люгеру взглядом униженного и настороженного существа  и  тотчас  же  отвел
глаза. Стервятник заговорил с ним и не  без  удовлетворения  выяснил,  что
находится вблизи южной окраины Элизенвара. Но когда он осведомился о  том,
какой нынче день, месяц и год, мусорщик  испуганно  посмотрел  на  него  и
поспешно погнал клячу прочь. Слот не стал  догонять  наглеца;  по  крайней
мере, теперь он знал, что делать.
     Разыскать постоялый двор было делом получаса. Здесь Люгер  действовал
более осторожно и выяснил, что отсутствовал девятнадцать суток. Слот  мало
интересовался географией, однако сомневался в том, что за это время  можно
достичь Земмура пешком или  на  лошади  и  вернуться  обратно,  даже  если
двигаться без остановки. Но тут могла быть замешана магия и значит,  ни  о
чем нельзя было судить наверняка...
     Тайви  изрядно  застоялся  в   стойле,   хотя   и   выглядел   вполне
благополучно. Он приветствовал хозяина тихим ржанием и дрожью, пробегавшей
по мощному телу в предвкушении скачки. Люгер не стал его разочаровывать.
     Оседлав  Тайви  и  рассчитавшись  с  хозяином  постоялого  двора,  он
отправился прямиком в свое поместье. Выехав из города, Стервятник направил
коня в лес и тот понес его к дому кратчайшей, хотя и трудной дорогой.


     Радости Газеуса, пребывавшего в унынии последние  девятнадцать  дней,
не было предела. А Слот много отдал  бы  за  то,  чтобы  узнать,  как  пес
невредимым вернулся с городского кладбища. Старая кормилица при  появлении
хозяина  не  выразила  ни  малейшего   удивления   -   привыкшая   еще   к
сумасбродствам Люгера-отца, она давно привыкла  и  к  длительным  отлучкам
сына. Добродушно ворча что-то себе под нос, она отправилась  в  погреб  за
окороком и вином.
     Молодая служанка была не столь опытна.  Стервятник  давно  внушал  ей
что-то вроде суеверного страха и сейчас  она  смотрела  на  него,  как  на
покойника,  вернувшегося  с  того  света,  на  спутанные  волосы   Люгера,
принявшего ванну, и убедилась в том, что перед нею действительно хозяин из
плоти и крови.
     А вот тот обнаружил, что не может расслабиться даже в  стенах  своего
родового поместья. Лицо магистра Глана преследовало его,  как  неотступный
кошмар, и  тяжким  грузом  лежало  на  сердце  воспоминание  о  Сегейле  и
ласкавших ее темных руках оборотней.
     Отобедав,  он  уединился  в  библиотеке,  но  недолго   оставался   в
одиночестве. Газеус, единственный,  кому  было  дозволено  нарушать  покой
хозяина в любое время дня и ночи,  вошел  в  библиотеку,  толкнув  головой
дверь. Теперь пес выглядел  настороженно.  Он  тщательно  обнюхал  Люгера,
глухо ворча, и лег в углу, а не у ног человека, как это было  всегда.  Его
поведение удивило Слота. Пес несомненно учуял какой-то новый запах и  этот
запах  испугал  его.  Он  ощутил   присутствие   чего-то   чужеродного   и
враждебного, вторгшегося в дом Стервятника, а может быть, и в его тело.
     Поведение  Газеуса  было  первым  свидетельством  того,   что   Люгер
действительно отмечен каким-то знаком, заключавшим в себе его изменившуюся
судьбу... Люгер долго сидел, глядя на ровное пламя свечей,  и  понял,  что
отныне верной спутницей его ночей стала бессонница.


     Он не заметил, как стемнело за высокими  узкими  окнами  и  провел  в
библиотеке  большую  часть  ночи.  Он  отыскал  на  полках  свитки  старых
географических карт, составленных еще до эпохи войн с северными варварами,
и развернул их на столе.
     Земмур оказался неопределенным пятном на  далеком  востоке,  севернее
Океана Забвения, а на  некоторых  картах  вообще  не  был  обозначен.  Его
западная граница даже не была нанесена на карты. Фруат-Гойм  присутствовал
только на одном, самом ветхом  пергаменте,  но  зато  сразу  в  нескольких
местах, разбросанных вдоль  океанского  берега.  Может  быть,  составитель
карты  был   не   слишком   добросовестным   географом   или   пользовался
противоречивыми сведениями, во всяком случае, он унес  тайну  расположения
Фруат-Гойма с собой в могилу.
     Затем Люгер обратил свой взгляд к западу.  Между  Адолой  и  Валидией
лежало  герцогство  Ульфинское,  которое  потеряло  изрядную  часть  своей
территории и утратило сколько-нибудь заметное влияние с тех пор, как  было
нанесено на карты. Тем не менее, оно все  еще  оставалось  самостоятельным
государством, главным образом потому, что это было выгодно двум  ее  более
могущественным соседям.
     Граница  между  Валидией  и  герцогством  Ульфинским   проходила   по
пользующемуся дурной славой Лесу Ведьм  и  все  более  или  менее  удобные
дороги  огибали  Лес  с  юга,  проходя  по  территории  Эворы,  небольшого
западного королевства, граничившего  как  с  Адолой,  так  и  с  Валидией.
Торговцы и наемники всех трех королевств предпочитали этот  более  длинный
путь темным и  небезопасным  тропам,  проложенным  через  владения  ведьм.
Лесной народ, обитавший  здесь,  оставался  в  почти  полной  изоляции  от
окружающего  мира  и  представлял  собой  несколько   враждующих   кланов,
обладавших неизвестной людям магией и превративших Лес в довольно  мрачное
место. В него было легко войти, но очень непросто выйти.
     Ведьмы не нарушили своих обычаев даже во времена нашествия варваров и
обошлись без помощи армий Земмура. Во всяком случае, ни один  из  северных
дикарей не вернулся из Леса живым.  Считалось,  что  здесь  отбывают  срок
валидийские каторжники, но ни  для  кого  не  было  секретом,  что  работы
ведутся на самом краю Леса, и, несмотря на это,  заключенные  и  тюремщики
порой исчезают бесследно...
     Правителям  Валидии   и   Адолы   пришлось   примириться   с   фактом
существования лесного народа, а  потом  у  них  появились  более  насущные
заботы.
     Взгляд Люгера скользнул ниже, туда, где на карту были нанесены  южные
соседи Валидии - Алькоба, Гарбия, Белфур. Внутреннее море  Уртаб  отделяло
Гарбию от страны Круах-Ан-Сиур с полулегендарным городом Вормарг, лежавшим
в самом ее сердце.
     Еще южнее и западнее  находилась  Мормора,  земля  людей  с  кремовой
кожей, может быть, родина Сегейлы, столица  которой,  Скел-Моргос,  темным
пятном лежала на берегу гигантского озера Гайр.
     Стервятник увидел все, что хотел, и понял, что  даже  самые  новые  и
подробные карты известной части мира вряд ли  сумеют  лучше  удовлетворить
его любопытство. О Земмуре, Морморе и Круах-Ан-Сиур сейчас  было  известно
не больше, чем во времена прадеда Слота, двести лет назад...
     Люгер вспомнил о Газеусе, заснувшем в углу библиотеки. Тот  скулил  и
перебирал лапами во сне.  Стервятник  мог  лишь  позавидовать  даже  этому
беспокойному сну. Он послал к дьяволу географию и взял в руки  гадательную
колоду. Перетасовав ее,  он  разложил  карты  рубашками  кверху  в  фигуру
Строгого Оракула. Черные рубашки с алой каймой выглядели,  словно  окна  в
нескончаемую ночь, отягощенную  кровью.  Стервятник  даже  испытал  легкий
трепет перед тем, как перевернуть их...
     Башня выпала в обратной позиции  и  это  означало  для  Люгера  самое
худшее - обстоятельства, которые не могут быть изменены.
     Колесница в прямой позиции  предвещала  дальнее  странствие,  изрядно
омраченное соседством перевернутой Луны.
     Суд сам по себе подталкивал к действию, но  находился  в  безнадежном
положении по отношению к картам Выбора и Силы.
     Воля выпала в прямой позиции, но была угнетена  расположившимся  выше
Роком.
     Последний удар тающим как  дым  надеждам  Люгера  нанес  Висельник  в
обратной позиции, который отлег в символическое место близкого будущего  и
означал тщету всех усилий.
     Все  второстепенные  составляющие  Оракула  были  более   или   менее
утешительны в частностях, но не противоречили главным...
     Стервятник долго всматривался в магические карты  из  Круах-Ан-Сиура,
дожидаясь чудесного  и  жутковатого  момента,  когда  изображения  на  них
оживали, а иногда происходила и перемена карт. Это означало высшую ступень
деятельности Оракула и случалось далеко не всегда. До сих  пор  Стервятник
отказывался от его услуг на этой пугающей ступени, отступая  перед  ужасом
известного и неотвратимого будущего, но сейчас ему было нечего терять.
     Маг и Колесо Судьбы остались неподвижными, но Висельник ухмыльнулся и
подмигнул Люгеру, дергая ногой.
     Колесница исчезла за границей карты,  а  вместо  нее  на  потемневшем
четырехугольнике зажглась Звезда, осветив под собой обнаженную деву.
     Отшельник хмуро бродил по кругу.
     Сверкающая Луна в багровой  дымке  металась  по  небосводу,  а  Башня
угрожающе наклонилась; из ее бойниц посыпалась черная пыль. Приглядевшись,
Люгер понял, что каждая пылинка была исчезающе маленьким человечком... Как
завороженный, рассматривал он проявления  волшебной  жизни  Оракула,  пока
взгляд его не остановился на Влюбленных. Вместо двух веселых молодых людей
он увидел на чернеющем поле карты два скелета, взявшихся за руки.
     На некоторое  время  Люгер  остолбенел  от  ужаса,  а  потом  быстрым
движением смешал карты.


     Усталость свалила его с ног лишь под утро.
     И было ему видение, похожее на сон, или  приснился  сон,  похожий  на
видение: звезда, изливавшая во мрак свои кровавые лучи, звезда,  томящаяся
в заточении, ядовитый и  манящий  цветок,  который  он  хотел  вырвать  из
невещественной и  неощутимой  тюрьмы...  Звезда  была  прекрасна  в  своем
умирании. Но освобождение ее означало гибель целого мира и  Люгер  испытал
непереносимую боль, потому что Сегейла и  зловещий  талисман  безраздельно
завладели его душой... Звезда Ада сочилась пылающей кровью  и  Стервятнику
приснилась  его  бледная  рука,  протянувшаяся   к   древнему   запретному
талисману. Ладонь сомкнулась, но Звезда продолжала кровоточить и  багровый
туман истекал сквозь пальцы. А потом  кончился  мир  и  наступил  Хаос,  в
котором уже не было ни Глана, ни Стервятника, ни Сегейлы...



                         12. ОСКВЕРНЕННАЯ МОГИЛА

     Проснувшись  поздним  утром,  Люгер  стал  собираться  в  дорогу.   В
сумрачной комнате с  зашторенными  окнами  он  принял  решение,  столь  же
простое, сколь и чреватое новыми опасностями. Одних предчувствий и неясных
намеков ему оказалось мало, - он искал неопровержимые доказательства того,
что подземелье Фруат-Гойма и магистр Глан существовали на  самом  деле,  а
исчезновение Сегейлы не было кошмаром или игрой его больного  воображения.
Он решил отправиться на городское кладбище Элизенвара.
     На этот раз Газеус, душераздирающе подвывая,  бегал  за  ним  следом,
пока Слот окриками не загнал его в дом и не запер в одной из комнат. Слуги
старались не попадаться хозяину на глаза. Тайви остался мирно  пастись  на
лугу, а Люгер отправился в город пешком.
     Он оделся, как горожанин среднего сословия и не стал  отягощать  себя
мечом, но остальные смертоносные игрушки  были  при  нем.  Он  рассчитывал
засветло  попасть  в  Элизенвар  и,  если  все   окончится   благополучно,
заночевать у Люрта Гагиуса, одного из своих приятелей, которому в какой-то
степени доверял.
     Слот не смог объяснить бы, почему  остановил  свой  выбор  именно  на
Гагиусе. Во-первых, тот был ему многим обязан. Во-вторых, Люгер нуждался в
обществе равного себе  человека.  Кроме  того,  советник  Гагиус  принимал
участие в торговых сделках с Адолой  и  Слот  собирался  выудить  из  него
кое-какие сведения об ордене Святого Шуремии и  его  роли  в  делах  обоих
королевств. Немаловажным обстоятельством являлось и то,  что  образ  жизни
Люрта, недавно женившегося,  представлял  собой  полную  противоположность
образу  жизни  Стервятника,  и  тот  был  совсем  не  против  при   случае
расслабиться в уютном, благополучном и безопасном убежище, которым казался
ему дом Гагиуса.


     Сказывалась накопившаяся  усталость  и,  преодолев  ограду  кладбища,
Люгер внезапно почувствовал себя совершенно разбитым...
     День  клонился  к  вечеру;  покрасневшее  солнце  низко  висело   над
горизонтом  и  деревья  отбрасывали   длинные   изломанные   тени.   Тучи,
появившиеся на востоке, обещали ветреную и дождливую ночь. Слот понял, что
должен поспешить, если хочет остаться сухим.
     Стараясь не  попадаться  на  глаза  редким  в  эту  пору  посетителям
кладбища, Стервятник нашел аллею, в  которой  впервые  увидел  Шаркада,  и
отсюда отправился на поиски усыпальницы  Гадамеса.  Как  оказалось,  Люгер
прекрасно помнил расположение склепов,  надгробий  и  могил,  а  петляющая
дорога  к  праху  Гадамеса  отпечаталась  в  его   памяти   в   мельчайших
подробностях, несмотря на то, что он прошел по ней ночью.
     Темная   куполообразная   крыша    усыпальницы    показалась    среди
кладбищенского окружения,  словно  серый  пузырь,  вздувшийся  на  изрытой
могилами  земле.  Притаившись  в  глубокой  тени,  Люгер  некоторое  время
прислушивался  и  осматривался  по  сторонам,   но   не   заметил   ничего
подозрительного. Кладбище было погружено в  безмолвие,  нарушаемое  только
пением птиц и первыми тревожными порывами восточного ветра.
     Люгер подошел поближе к усыпальнице и остановился в  недоумении.  Над
хорошо знакомой ему низкой дверью, в темном камне была  выбита  надпись  -
"Цумис"...  и  не  было  заметно  никаких  следов  недавней  реконструкции
склепа... Стервятник долго  рассматривал  нетронутые  стыки  камней,  сами
камни, омытые дождями, выглаженные ветром и  временем,  углубленные  в  их
поверхность буквы, затянутые смягчающей грани губкой  зеленого  мха...  Не
оставалось никаких сомнений в том, что именно здесь побывал Люгер двадцать
дней тому назад, так же, как не оставалось сомнений в том, что этот  склеп
действительно принадлежит роду Цумисов.


     С бесконечными предосторожностями  Стервятник  приблизился  к  обитой
металлом двери и потянул ее на себя. На этот раз он  не  заметил  голубого
свечения, а дверь легка поддалась  и  открылась  почти  без  скрипа.  Слот
вдохнул сырой застоявшийся воздух склепа. Теперь уже  ничто  не  могло  бы
заставить его войти в усыпальницу и он лишь  заглянул  из-за  двери  в  ее
сумеречное чрево.
     Очертания четырех саркофагов выступали из  мрака;  один  из  них  был
больше остальных - тот самый, на котором Стервятник занимался  с  Сегейлой
любовью. Его гладкая каменная  крышка  была  покрыта  многомесячным  слоем
пыли... Но, кроме пыли, на ней лежали высохшие  экскременты,  внутренности
какого-то  мелкого  животного  или  птицы   и   несколько   мертвых   жаб.
Поморщившись, Люгер стал осматривать  стены  усыпальницы  и  не  обнаружил
никаких  признаков  культа  Гангары.  Свободные   ниши   были   пусты,   а
замурованные, судя по тусклым  надписям,  хранили  прах  верных  слуг  или
любимых собак семьи Цумисов. Цепочки чьих-то следов  пролегли  на  пыльном
полу, но Слот мог с уверенностью сказать, что это не были следы его  сапог
с квадратным каблуком или следы маленьких ножек Сегейлы.
     Некоторое время он предавался задумчивому созерцанию  этих  следов  и
внутренностей склепа, а потом приготовился закрыть дверь, положив  на  нее
руку. В это мгновение что-то ударило его в эту самую руку повыше  локтя  и
Стервятник взвыл, пронзенный резкой болью. Но инстинкты не подвели  его  и
сейчас. Сжавшись, он бросился в сторону от  двери  склепа  в  спасительный
лабиринт из надгробных камней, кустов и деревьев.
     Несмотря на стремительное бегство, его ум оставался холодным и ясным;
Стервятник прекрасно понимал, что на открытой  площадке  перед  дверью  он
представлял собой легкую мишень и мог быть  убит,  например,  выстрелом  в
затылок. Такой выстрел был вполне по силам даже самому неопытному стрелку.
Улучив момент и скрипя зубами, он выдернул  из  руки  короткую  арбалетную
стрелу. Кровь обильно увлажнила рукав рубашки и закапала на землю.  Стрела
была выкрашена в  черно-красны