это  заноза,  которую  не
выдернешь из сердца...
   Но возник и побочный эффект: теперь Его Бестелесности не надо  было  меня
ни в чем убеждать; я сам поверил в существование Того Места. И если  выживу,
начну искать его по собственной воле. Зерно одержимости дало всходы. Я  даже
догадывался, как называется То Место. Разобравшись со с в о б о  д  о  й,  я
рискнул  забраться  дальше  и  ухватил  за  хвост   следующую   ускользающую
мыслишку... Тьма. Свет.
   Короткое слово из Новейшего Завета.
   Рай.
   Свет. Тьма.
   Все еще помню слово: рай.
   Кажется, я начинал догадываться, что оно означало. Уровень,  где  здешний
божок наконец-то оставит нас в покое! Местечко, где  никого  не  будет  надо
мной.
   Тьма.
   В мозгу трусливо пищали призраки: жратва! вода! логово! патроны!..
   Идите к черту! Я добуду все это сам!
   Свет. Тьма.
   Оборотень  заворочался  внутри.  Я  впервые  осознавал  его   ?движение?,
стремление выбраться наружу. Должно быть, тоже почуял свободу. Назад,  урод!
Посиди на цепи в темноте. Куда тебе к свету, ты ослепнешь! Я  еще  не  нашел
потайной двери, через которую можно ускользнуть -  в  том  числе  от  своего
темного двойника. Я  еще  даже  не  собрал  себя  из  кусочков,  на  которые
рассыпался по пути... А крысиный лабиринт - что ж, будем считать  его  адом.
Временно. Пока не отыщется местечко похуже. Почему-то я был уверен,  что  за
Его Бестелесностью не заржавеет.
   Я начал выкрикивать ругательства в Его адрес -  все  то,  что  когда-либо
слышал от хулителей. На ругательства у меня память прекрасная. Они  сыпались
из моей перекошенной пасти, минуя сознание. Но я не  бредил.  Я  должен  был
проверить кое-что. Я хотел убедиться, что ЕБ ни хрена не  слышит.  Поскольку
меня не испепелила  на  месте  электрическая  дуга,  я  расхохотался.  Потом
обернулся, чтобы посмотреть на Сирену. Иногда мне  кажется,  что  она  может
улавливать мои мысли или, во всяком случае, состояние.  В  тусклом  мигающем
свете я вдруг увидел ее лицо. Злобное, оскалившееся и... безумное.
   И тут фонарь...
   В наступившем мраке меня окатила  ледяная  волна.  Я  был  парализован  и
превратился в поверженную статую, внутри которой билась замурованная  птичка
паники. Потом я не выдержал, открыл рот,  и  птичка  выпорхнула  наружу.  От
моего  вопля  закладывало  уши.  В  нем  уже  не   осталось   почти   ничего
человеческого. Эхо, долго блуждавшее в закоулках лабиринта, вернулось  целым
хором призрачных голосов, среди которых  я  уже  не  различал  собственного.
Сирена сильно врезала мне по ноге рукояткой пистолета. Это  привело  меня  в
чувство. И я  сказал  себе:  ?Что-то  она  больно  смелая,  твоя  крошка.  В
крысоидной клоаке чувствует себя как дома. Не иначе эта поганая сучка  верно
служит ЕБу. Протри глаза, придурок! Она приставлена к  тебе,  гребаная  Мата
Хари...? Подлые мысли иногда спасают от безумия. Невольно сосредоточиваешься
и  начинаешь  усиленно  вырабатывать  желчь.  Горечь  во  рту   компенсирует
умственный гной. Кто такая Мата Хари? Не помню. Какая-то стерва  из  ?Деяний
неприкасаемых?. Так чьи же это мысли?! Лучше вообще ни о чем  не  думать.  Я
подавил искушение пнуть Сирену в ответ и двинулся  вперед.  Свет  погас,  но
струйка человеческого запаха еще не прервалась. Крысоиды осмелели. Я чуял их
возбуждение, предвкушение, голод... Это было все  равно  что  ползти  сквозь
сгустившийся желудочный сок.  Нестерпимое  ощущение  медленного  растворения
постоянно преследовало меня; казалось, с  каждой  секундой  ветшает  одежда,
истончается кожа на лице и руках, превращается в паутину, лоскутами сползает
с мяса - и кровь застывает,  соприкоснувшись  с  чернотой...  Писк  раздался
совсем рядом - он был очень похож на комариный и,  будто  игла,  вонзился  в
ухо. Лицо перекосило так, что хрустнула челюсть. Здоровой рукой  я  выхватил
нож, ткнул им наугад. Не попал.  Но  шорох,  сводящий  с  ума,  не  смолкал,
обволакивал шершавой пеленой, оплетал коконом,  внутри  которого  непрерывно
шелестели трещетки. Я узнал, что звуком можно казнить... Боль  ворочалась  в
боку взбесившимся дикобразом. Несколько секунд я бешено сражался с пустотой,
кромсая ее клинком, пока не понял, что твари  будут  нападать  сзади.  Очень
скоро это подтвердилось. Сирена вскрикнула, и в тот же миг раздался выстрел.
Вспышка распорола мрак - но она была слишком кратковременной, чтобы осознать
увиденное. Я зажал нож зубами и вытащил из-за пояса пистолет. Стрелять назад
было нельзя без огромного риска попасть в Сирену. Я ничем  не  сумел  бы  ей
помочь.
   Крысоид визжал слишком долго; этот был всего лишь ранен. Затем из темноты
донесся отвратительный влажный хруст.  Сперва  я  решил,  что  твари  заживо
пожирают сородича; затем понял, что они просто  убирают  его  тело  с  узкой
дороги. Медленное  преследование  продолжалось,  превращаясь  в  бесконечную
пытку. Инструментами этой пытки  стали  все  органы  чувств.  Тягучая  волна
зловония, крови и гари опередила меня, накрыла с головой. Я  уже  не  верил,
что сумею вырваться из-под нее, чтобы  снова  ?схватиться?  за  спасительную
нить единственного нужного мне запаха... Моя  рука  прикоснулась  к  чему-то
скользкому и шелестящему. Почти сразу же  я  почуял  слабый  запах  женского
молока. Но это было не молоко Сирены. Я поднес  к  лицу  то,  что  на  свету
наверняка оказалось бы разорванным пакетом из  фольги.  Обычный  упаковочный
материал для ?призов? ЕБа.
   Крысоиды успели дочиста вылизать пакет, однако кисловатый запах  остался.
Молоко хранилось в нем по крайней мере несколько дней.  Значит,  счастливчик
тащил с собой молоко?! От этого простого предположения по моей зудящей спине
пробежала ледяная волна...
   Еще два  выстрела.  Короткий  предсмертный  визг.  Черт  возьми,  женщина
обыгрывала меня всухую. ?Какой от тебя толк, рваный мешок с дерьмом?? Если я
не найду выхода, то - никакого толку. И тогда...
   Не думал, что все окажется так  просто.  Когда  чудом  избегаешь  гибели,
поневоле   ждешь   неимоверных   трудностей,   долгого   выкарабкивания    и
фантастической радости в конце. Ничего подобного не было. Добравшись до того
места, где след обрывался (я прополз два лишних метра, прежде чем  убедился,
что человеческий запах ослабевает, - два метра, стоивших целого  десятилетия
жизни! Не могу сказать точно, в какие часы я поседел,  но  это,  безусловно,
случилось в лабиринте, и думаю, что большинство седых волос  я  приобрел  на
последнем рубеже), - так вот, добравшись до этого места, я  начал  ощупывать
стены норы. Боковых ходов не было на  изрядном  протяжении,  зато  мои  руки
наконец наткнулись на нечто податливое. В первую секунду я принял э т  о  за
мертвеца. ?Вот и встретились, счастливчик! Ну, теперь расскажи  мне,  каково
это - быть заживо съеденным крысоидами. Только говори  шепотом,  иначе  твой
рассказ подействует на меня сильнее, чем песня Сирены.  Шепчи,  шепчи  тихо,
мой бедный друг...?
   Да,  я  постепенно  терял  рассудок.  Как  еще  объяснить  мое   странное
поведение? Я нажимал на ?плеву?, пытаясь нащупать рельеф человеческого тела,
и не верил своему осязанию, когда не находил ничего похожего. Мои  идиотские
упражнения затянулись настолько, что Сирене снова пришлось  врезать  мне  по
ноге. Я вспомнил, зачем вообще цеплялся за жизнь, и, собрав последние  силы,
пробил ?полынью? кулаком.
   Возможно, крысоиды были гораздо умнее, чем нам  хотелось  бы  думать.  Во
всяком случае, они как будто поняли, что добыча ускользнет,  и  бросились  в
атаку. Последний штурм был ужасен. Звери влезали друг на друга; сквозь  срез
норы с трудом протискивался поршень  из  когтей  и  оскаленных  пастей  -  и
надвигался на нас.
   Я рванулся вверх. В Монсальвате редко тонут, но я понимал в  те  секунды,
что значит захлебываться в черной трясине. Боль не  пускала  меня;  зубы  не
пускали меня; Сирена вцепилась и тоже не пускала меня. Теперь, обнимая ее, я
расстреливал обойму наугад, и  не  попасть  было  невозможно  -  вокруг  нас
сжималось кольцо обезумевшего  от  крови  зверья.  Убитые  крысоиды  служили
остальным ступенями, по которым те взбирались  на  живую  гору  дергающегося
мяса...
 
СНЫ ОБОРОТНЯ. 
СОН БЕЗ ВИДЕНИЙ (СНОСЛЫШАНИЕ): 
БОРМОТАНИЕ СТАРУХИ 
 
   "Я предпочитаю конвоировать старых больных  женщин.  Эти  не  скулят,  не
жалуются.  Радуются  каждому  дню,  каждому  часу.  Когда   боль   чуть-чуть
ослабевает - уже праздник для них. Но они всегда готовы  вынести  худшее.  С
ними легко, хотя конвой порой затягивается на годы. Тускло чадящие свечки не
задувает даже сильный ветер...
   А с детьми много возни. Их суетливые игры не на шутку утомляют. Часто они
вообще не подозревают о моем существовании и ведут  себя  так,  словно  меня
нет. Это порождает комплекс неполноценности и желание напомнить о себе,  что
строго запрещено Уставом Конвоя. Я отыгрываюсь потом, когда они  подрастают.
Ох уж эти юноши, погруженные в черную меланхолию безответной любви! Стишки о
смерти, дурацкие дуэли... А главное, я ведь их  все-таки  люблю  -  на  свой
необычный лад, конечно. Мои лучшие  клиенты.  Я  многое  им  прощаю.  Первое
знакомство со мной никому не доставляет особого удовольствия. Бедные глупцы!
Многие не догадываются, что я помогаю жить.
   Да, при прочих равных условиях я выбирала бы женщин. Но Великое Колесо не
спрашивает. Я поставила на ?зеро? и проиграла.  На  этот  раз  мне  достался
молодой мужчина в расцвете сил, который большую часть  времени,  отведенного
для жизни, был погружен в мрачную созерцательность, - и я  поняла,  что  нам
предстоит долгий совместный путь.
   Мужчина - это всегда амбициозность. Даже за  минуту  до  конца.  По  моим
наблюдениям, они не на шутку озабочены тем, чтобы  умереть  красиво.  Эстеты
хреновы! Это трогательно,  хотя  и  немного  смешно.  Моя-то  работа  всегда
одинакова...?...
   Если я когда-нибудь сдохну - по воле ЕБа или своей собственной,  -  то  и
тогда, мне кажется, долго отлеживаться не придется. Отдохнуть не дадут,  это
точно, - во всяком случае, праведникам вроде меня. Душа попадет  прямиком  в
некий сумеречный Монсальват,  полный  теней  и  ловушек  для  теней.  А  там
начнется вторая серия бесконечной беготни.
   ЕБ утверждает, что душа существует. У меня нет оснований не верить Ему  -
иначе откуда берутся эти проклятые сны или ?воспоминания?  о  том,  чего  не
существовало в действительности?  И  что  означало  бы  в  противном  случае
присутствие Оборотня? По-моему, он есть не что иное, как  незаконный  жилец,
чужая тень, ненароком подсаженная в камеру-одиночку.
   Иногда мне даже снился этот чертов  призрачный  замок.  Внутри  него  был
многоярусный лабиринт. Можно было бы попытаться пройти сквозь стены,  однако
они представляли собой концентрированные кошмары,  поэтому  и  во  сне  игра
продолжалась по прежним правилам. И если я  становился  бестелесным,  то  ЕБ
утрачивал даже голос. Он был неописуемым средоточием вины, мук  и  вечности,
которое шлялось по замку, заставляя шарахаться тени, напрасно искавшие покоя
и прощения... Уверен: расскажи я это вслух - и Сирена назовет  меня  психом.
Ее умишко устроен просто, а мотивы не загрязнены  мистической  блажью.  Зато
она в каждый момент точно знает, чего хочет. А если не знает,  то  реагирует
инстинктивно. Это дает ей силу добиваться своего.
   Стоило мне лишь высунуть голову из ?полыньи?; стоило навести  резкость  и
разглядеть сквозь застилавшую глаза розовую дымку незнакомый туннель; стоило
увидеть удаляющегося (куда же ты, счастливчик?!) мужика с каким-то горбом на
спине (в первый момент я даже не сообразил, на что  смахивает  этот  горб!);
стоило рявкнуть про себя ?спасен!?; стоило только ощутить удушливую  здешнюю
жару и пронизывавшую стены дрожь; стоило услышать отдаленный  гул  и  учуять
вонь смазки и горящей изоляции - стоило  мне  сделать  все  это,  как  рядом
?вынырнула?  Сирена.  Лицо  моей  благоверной  было  перекошено  от  боли  и
сверхчеловеческого напряжения. Я думал, она близка к обмороку, но...
   Сирена тихонько запела ?Thrill is gone?.
   О нет! Только не это... Тяжело дыша, я положил голову на металл.  Он  был
горячим - как и желе в костяной кастрюле моего черепа. Для  меня  кошмар  не
закончился. Все еще было впереди...
   Когда вдруг раздалось негромкое  шипение,  неизменно  предваряющее  голос
ЕБа, до меня дошло, что все это означает.  Я  кисло  улыбнулся.  Всего  лишь
улыбнулся - истерический смех был  подавлен  в  зародыше  слепящей  вспышкой
боли. Замер, затаил  дыхание,  чтоб  успокоить  зверя.  Кто-то  внутри  меня
произнес целую едкую речь:
   "Ваша  Бестелесность,  мои  поздравления!  Вы  непревзойденный   ублюдок,
настоящий чемпион! Ваша последняя ловушка поистине  великолепна.  Крысоловка
наоборот? Как остроумно! Я восхищен вашей  изобретательностью.  Надеюсь,  Вы
неплохо повеселились. Признаю  свое  полное  и  окончательное  поражение.  А
теперь... Не могли бы мы покончить с этим быстро??
   Уверен, что я ничего не произносил вслух. Ну разве что самую малость -  и
очень тихим шепотом.
   Но ЕБ тоже зашептал:
   - Быстро не получится, сынок. Придется еще помучиться. Позволь дать  тебе
совет: пореже слушай свою бабу - она ведь ищет совсем другое. Ребенка,  мать
ее так! Это может стать твоей  проблемой,  большой  проблемой.  Свихнувшаяся
сучка - плохой напарник, не так ли? Она заведет тебя черт  знает  куда.  Она
запоминает все, что прочла, а какой прок? Монсальват - старая  рухлядь.  Тут
было полно недоумков, которые пачкали стены... Ищи, сынок, и  не  поддавайся
соблазнам! А вдруг сейчас ты ближе  к  цели,  чем  когда  бы  то  ни  было?!
Назойливый шепот пропал. ЕБ чересчур разговорчив. Одна  из  примет  гласила,
что это плохо. Он любил поболтать с приговоренными... Но вообще-то он  прав.
Если мифическое Место существует - а я в это по-прежнему  верил,  принеся  в
жертву и оставив в лабиринте свою кровь, шкуру и немного рассудка, -  значит
оно хорошо спрятано. Так хорошо, что многие поколения разведчиков, жившие до
меня, не сумели его отыскать. Я исподтишка наблюдал за Сиреной. Каждое слово
ЕБа было клеймом, выжженным на моем мозге. Что Он имел в виду  под  ?большой
проблемой?? Разве я подчинялся Сирене? По-моему, до сих пор  я  сам  выбирал
маршрут. ?По-твоему?? Оказывается, черви сомнений умеют  разговаривать...  А
как  насчет  ее  песен?  Да-да,  песенок,  порой   неотличимых   от   бреда;
колыбельных, навевающих сны и мечты; долгих неотвязных  чтений  наизусть  на
сон грядущий, которые в конце концов порождают ложные воспоминания? Она  все
делает вскользь, между прочим, - но ее паутина держит крепко. Я  жертва,  из
которой она медленно высасывает...
   ...Уже в следующую секунду выражение  предельной  изнуренности  сменилось
совсем другим. Сирена превратилась в разъяренную самку и бросилась вслед  за
убегавшим. Несмотря на то что крысоиды успели попробовать на вкус ее ноги  и
по ним обильно текла кровь, она не издала ни звука, а ее бег был  плавным  и
быстрым. Моя черная зависть к счастливчику тут же улетучилась куда-то. Я был
предоставлен самому себе  и  даже  не  осознавал,  как  сумел  выбраться  из
?полыньи?. Естественно, у  меня  не  осталось  ни  времени,  ни  возможности
пускать благодушные сопли. Подохнуть сейчас было бы чертовски обидно.  Мысль
о возможных ловушках крутилась в голове, как  спираль  с  заточенным  краем,
цепляя, наматывая на  себя  и  кромсая  все  остальные,  более  отвлеченные.
Туннель был залит рассеянным светом, сочившимся сквозь молочно-белые  панели
под сводом, и плавно изгибался. По нему был проложен монорельс. Я знал,  что
именно  так  называется  гладкая  металлическая  полоса,  сверкавшая,  будто
клинок. Я даже знал, для чего она  предназначена.  После  хаоса  крысоидного
лабиринта ничем не нарушаемая строгая геометрия успокаивала. Я оказался если
не дома, то по крайней мере в своей стихии.
   И тут наступила  неизбежная  минута  слабости.  Из  меня  будто  вытащили
скелет,  и  тело  превратилось  в  кровоточащее  желе.  С  окраин   сознания
подкрадывался черный морок, но я держался до последнего. Радость  увяла,  не
успев расцвести, остался только мертвый шлак  усталости,  а  желание  уснуть
было почти непреодолимым. Я решил подбить промежуточные итоги и осмотреться.
Начал с себя. Под конец прорыва я  уже  не  замечал  укусов,  но  зверье  не
дремало. Теперь, лежа на боку с поджатыми ногами и глядя на  свои  бедра,  я
гадал, что же они мне напоминают. Наконец понял: два вспаханных бурых холма.
Не хватало только крестов на  вершинах  -  крестов,  на  которых  висели  бы
мученики.  Лохмотья  ткани  присыхали  к  ранам  и  при  попытке   двинуться
отламывались с отвратительным хрустом.
   Я потянулся за санитарным пакетом, лежавшим в нагрудном кармане, но затем
передумал. Ох уж эти подарочки ЕБа! Я и так двигался с трудом и не хотел  бы
превратиться в запеленутую мумию. Отложим  перевязку.  Пусть  этим  займется
Сирена. Я вспоминал ее умелые ласковые руки... Сирена бросила  меня  ради...
Ради кого?
   Увижу ли я ее снова?.. Надо идти, ползти вслед за нею. Тем более что этот
гул... Этот гул нарастал. Приближалось что-то. Не Барон, нет. Однако я  знал
(откуда?), что э т о способно размазать меня по стене туннеля. Превратить  в
длинную-длинную кровавую фреску. И надо было ползти  в  сторону...  В  какую
сторону? До чего же трудно разлепить свинцовые веки. Каждый раз,  моргая,  я
будто поднимал тяжеленную крышку гроба. ?Внутри?, в темноте полузабытья, мне
было спокойно и уютно, не хотелось двигаться, нарушая  этот  хрупкий  покой,
однако где-то там, ?снаружи?, в безжалостном свете, оставалось незаконченным
какое-то дело. И что самое обидное, я уже не помнил - какое. Гробы  я  видел
только на картинах и гравюрах в старинных книгах, хранившихся  не  только  в
библиотеке, но и разбросанных в  замке  повсюду,  будто  никчемные  ?призы?.
Гробы  похожи   на   автономные   убежища   -   правда,   очень   маленькие,
индивидуальные. Некоторые  были  снабжены  кодовыми  замками,  отпиравшимися
изнутри. ЕБ объяснил мне, что гробы предназначены для анабиоза.  Или,  проще
говоря,  летаргического   сна.   Свихнувшийся   старик   напридумывал   кучу
заменителей  простого  слова  ?смерть?.  Между  прочим,  в  Монсальвате  нет
кладбищ, нет скоплений костей и праха, нет грязи и  гнили.  Трупы  и  кровь,
оставшиеся на местах сражений, исчезают на следующую ночь. Ничто  не  должно
нарушать стерильной чистоты. Мертвые уходят в Геенну,  после  чего  исчезают
бесследно. Еще никто не  вернулся.  Его  Бестелесность  болтает  о  каком-то
космосе. Может, космос - это  и  есть  Геенна?  (Единственное  исключение  -
Первый Князь. Но ведь это всего лишь оболочка, чучело, что-то вроде  полного
доспеха, выставленного на всеобщее обозрение с непонятной  целью.  Я  думаю,
что Князь и его пес - дурацкий памятник старинным временам,  о  которых  все
давным-давно  позабыли.)  Я  преодолел  первые  полметра.  Запах   крысоидов
рассеялся. ?Полынья? затянулась. Чтобы убедиться в этом, я потрогал рукой то
место,  где  еще  недавно  находилось  замаскированное  отверстие.   ?Плева?
исчезла. Рука наткнулась на теплый металл. И этот металл  вибрировал  все  с
ильнее.
   Из норы туннеля дохнуло горячим  ветром.  Долгий  выдох  из  механических
легких... Пот заливал глаза, и  это  была  уже  не  только  лихорадка.  Жар,
всепроникающий жар. Наверное, сказывалась близость Геенны.  Я  был  сбит  со
следа и сбит с толку. Это уже не разведка, а чересчур затянувшаяся  прогулка
самоубийцы. В какой же момент я свернул с праведной дорожки?  В  отличие  от
дурацких легенд в жизни крайне редко натыкаешься на предупреждающие знаки...
Но мне повезло. Один из таких знаков висел прямо надо мной, надо  было  лишь
повыше задрать голову. Светящаяся красная стрела, на которой ярко выделялась
надпись:
   ШЕСТАЯ ПЛАТФОРМА
   НУЛЕВАЯ ГОРИЗОНТАЛЬ
   (Если бы я мог связно соображать... Позже, позже.