ать с ним эти стихи. Все и  так  ясно.  Ее  оставили  на  северном
склоне Смертельной горы, в пяти  шагах  от  Тупиковых  ворот,  "закрытых
дверей", а Пентеро Исс, Ангус Лок и вот этот  человек  знали,  кто  она,
задолго до того, как она сама узнала об этом.
   Вот Кант и ответил на ее настоящий, невысказанный вопрос. Ее приемный
отец знал все с самого начала.  В  Венисе  каждый  год  находят  десятки
брошенных младенцев - у порога  богатых  особняков,  на  ступенях  Храма
Костей, у пьедестала статуи Пенгарона на площади Четырех Молений.  Через
руки Исса прошли, наверно, сотни детей, но он взял  себе  только  одного
младенца - девочку, оставленную умирать за Тупиковыми воротами.
   Аш закрыла глаза и напомнила себе, что должна быть сильной.
   - Хорошо, ступай теперь, - сказала она Канту. - Скажи Ангусу,  что  я
готова.
   Он пожевал губами, но смолчал, склонил голову, как получивший  приказ
слуга, и вышел.
   Только когда дверь за ним  закрылась,  Аш  ухватилась  за  стол,  ища
опоры. А она-то думала, что отец любит ее.
   Несколько минут спустя, когда вошел Ангус, она уже овладела собой,  и
ее лицо ничего не выражало. Облегчение, которое она  испытала  при  виде
его широкого красного лица, удивило ее. Он сбрил  бороду,  подстригся  и
прямо цвел здоровьем.
   - Экая ты красавица, - сказал он, оглядев ее с головы до пят - Я  так
и думал, что синее тебе пойдет.
   Она уже и позабыла, что одета во все новое. Аш  хотела  ответить,  но
как-то не  нашла  слов  и  просто  покружилась  на  месте,  чтобы  Ангус
разглядел ее со всех сторон. Юбка обвилась вокруг лодыжек,  и  тогда  Аш
вспомнила, как много раз проделывала то же самое для Пентеро Исса.
   Ангус смотрел на нее без улыбки, тоже явно не желая ничего говорить.
   - Хочу поблагодарить тебя за все эти чудесные вещи... - начала Аш.
   - Пустяки, - твердо остановил ее Ангус. Аш не  поняла  его  внезапной
суровости. - Пора в дорогу. Райф ждет нас с лошадьми. - Он взял корзинку
с вещами Аш и вышел.
   Она, надев новый плащ и перчатки, последовала за ним. В темных  сенях
она столкнулась с сестрой Ганнет. Старушка, не поздоровавшись с ней, еще
суровее сжала свои сморщенные губы.
   Аш открыла дверь, и навстречу ударил ветер. Поднималась буря, и  снег
летел,  запорашивая  кремово-красный  ковер  на  полу.  Канту   это   не
понравится, подумала Аш, торопливо завязывая тесемки плаща.
   Ее новые сапожки сразу ушли глубоко в снег.  Райф  стоял  у  чугунных
ворот с Лосем, гнедым и пони - крепкой  лошадкой  с  толстыми  ногами  и
шеей. Она была серая, как Лось, но потемнее и с пятнами, невидной масти,
как сказал бы мастер Хейстикс, большеголовая и  с  белыми  носочками  на
трех ногах.
   Райф усмехнулся при виде Аш. Вьюга его не пугала - он не дрожал и  не
притопывал ногами, как делают многие на холоде.
   - Красотка, правда? - спросил он, кивнув на пони.
   - Да. - Аш остановилась недалеко от лошади, чтобы не  пугать  ее  для
первого раза. - Как ее звать?
   - Снегурка, - с той же ухмылкой ответил Райф. Аш, как  дурочка,  тоже
заухмылялась.
   - Чудесное имя. Просто чудесное. - Сняв перчатки, она подошла к  пони
сбоку. - Снегурка. - Не трогая  лошадку,  она  дала  ей  обнюхать  себя.
Мастер Хейстикс всегда на этом  настаивал.  "Перво-наперво  дайте  новой
лошади к вам принюхаться, - говорил он. - Каково бы  вам  было,  если  б
незнакомый человек подошел и схватил вас за шею?"  Аш  показалось  вдруг
очень важным, чтобы Снегурка полюбила ее.
   Снегурка понюхала, посмотрела и  мотнула  головой.  Аш  взглянула  на
Райфа. Он кивнул, и она потрепала  Снегурку  по  шее.  Пони  внимательно
следила за ней большим карим глазом.  Когда  рука  опустилась  к  холке,
Снегурка сама стала напрашиваться на ласку, и сердце  Аш  стеснилось  от
радости. А когда Райф дал ей зеленое яблочко для пони, она подумала, что
сейчас заплачет.
   - Возьми, - сказал он. - Прежний  владелец  говорил,  что  она  любит
такие больше всего.
   Снегурка приняла  предложенное  яблоко  и  позволила  погладить  свою
гриву, пока жевала его.
   - Ну, вот вы и подружились, - сказал Ангус, вынося  остатки  поклажи.
Аш улыбнулась ему. С гнедого сняли повязку, и Аш с облегчением  увидела,
что собачьи укусы благополучно зарубцевались, а потом заметила  Геритаса
Канта - он стоял в дверях и смотрел на нее.
   - Давай ножку. - Ангус согнулся, чтобы подсадить ее в седло.
   Немного встревоженная присутствием Канта, Аш поставила левую ногу  на
его сложенные ладони и села. Седло оказалось ей как раз  впору,  и  Райф
тут же подогнал стремена ей по росту.  Снегурка  все  это  время  стояла
спокойно, точно и метель, и новые седоки  были  для  нее  самым  обычным
делом.
   Когда все расселись по коням, Кант крикнул с порога:
   - На северной дороге должно быть  чисто.  Езжайте  по  ней,  пока  не
стемнеет, а  как  проедете  две  зимние  житницы  на  Клановой  Границе,
сворачивайте на запад.
   - Хорошо, Геритас, так и сделаем, - кивнул Ангус. - Спасибо  тебе  за
кров и за знания, которыми ты с нами поделился. Если будет  на  то  воля
богов, увидимся еще до конца зимы.
   Кант вместо ответа щелкнул клюшками по камню.
   -  Я  твой  должник,  Геритас  Кант,  -  сказал  Райф  громко,  чтобы
перекричать бурю, - но верну тебе долг при новой встрече.
   - Я не стану увеличивать твое бремя, кланник, признавая
   Тебя своим должником.
   У Райфа от этих слов дернулась щека, и он потупился. Аш погладила шею
Снегурки, нуждаясь в ее тепле, повернула  пони  к  улице  и  кивнула  на
прощание Геритасу Канту.
   Иль-Глэйв был построен не так, как Венис. Они  ехали  по  улице  мимо
обветшавших домов, закрытых сточных канав и свинцовых паровых  труб.  Аш
стала замечать в камне разные слои: нижние ряды кладки, едва выступающие
из земли, были сложены  из  гладко  обтесанных  камней,  почерневших  от
копоти и времени. На подвальных  ступеньках  и  внутренних  сводах  арок
часто встречались изображения луны и звезд. Верхние ряды складывались из
более нового, легкого и мягкого камня, в основном песчаника.  Все  здесь
ставилось поверх чего-то другого.  Дома  потрескивали  и  кренились  под
тяжестью надстроенных этажей, кольцевых башен  и  бревенчатых  мостиков.
Вдали над  крепостной  стеной  из  железняка  виднелись  пять  свинцовых
куполов Озерного Замка. На реющих в вышине белых флагах  выделялись  три
слезы Иль-Глэйва - черная, как вода озера, красная, как сулльская кровь,
и серая, как стальной меч Даннеса Фея. Приемный отец рассказывал Аш, что
Озерный Замок выстроен вокруг водоема  под  названием  Черный  Глаз.  Он
будто бы глубже самого озера, и в нем водятся невиданные слепые рыбы.
   Чем ближе к северной стене,  тем  все  более  убогий  вид  приобретал
город. Многие здания были настоящими развалинами, хотя в них и жили.  Аш
смотрела на провалившиеся крыши, заколоченные окна и замерзшие водостоки
глазом знатока. Она-то знала,  что  такое  быть  бездомным,  голодным  и
одиноким. Путешествие на север вдоль Буревого Рубежа ничто по  сравнению
с этим.
   Чтобы не дать своим мыслям перекинуться на Геритаса Канта  и  все  им
сказанное, Аш принялась трепать Снегурку по шее и говорить  ей  ласковые
слова. Она не хотела думать ни о чем, что касалось Простирающих Руки,  -
по крайней мере здесь и сейчас.
   Они добрались до Старых Сулльских ворот.  По  обе  стороны  от  ворот
высились кучи бурого снега, со свода  свисали  сосульки:  с  них  капала
вода, как слюна с клыков чудовища. Ангус спешился, дав Аш знак  остаться
в седле. Он казался спокойным, но Аш видела, как его  взгляд  перебегает
от стражников в белых кольчугах на лучников, шагающих по стене.
   Старые и красивые северные ворота Иль-Глэйва были высечены  из  камня
медового дерева и резко отличались от обрамляющей их стены. В отличие от
городских ворот Вениса они строились не с  намерением  поразить  кого-то
своим величием, а просто как красивый портал наподобие входа в храм.  На
их столбах и своде были изображены покатые холмы, долины, густые леса  и
быстрые горные потоки.
   - Клановые  земли,  -  тихо  сказал  Райф.  Aш  посмотрела  на  него.
Окруженный вихрями снега, он крепко держал поводья Лося - вот  таким  же
он был, когда натягивал лук.
   - Да, - сказал Ангус. - Это виды Бладда, Дхуна и Черного Града.  Этот
камень добывали и обрабатывали сулльские каменщики - на всех их  воротах
изображаются лежащие за ними земли.
   Райф промолчал. Аш наблюдала за ним, пока они продвигались к  воротам
в очереди желающих покинуть город. Он ни разу  больше  не  посмотрел  на
ворота.
   Впереди них стояли крестьянка с собакой и ручной  тележкой  и  старый
зверолов в невыносимо вонючем кроличьем полушубке. Двое стражей с  Тремя
Слезами на груди никому не  препятствовали  проходить.  Аш  думала,  что
Ангус обрадуется, выйдя  за  ворота,  но  не  заметила  в  нем  никакого
облегчения. Чего же он боится? - подумала она,  когда  он  оглянулся  на
город в последний раз.
   За городскими стенами буря бушевала вовсю.  Глаза  и  рот  Аш  забило
снегом, не успела она  выехать  из  ворот,  и  пришлось  завязать  лисий
капюшон так туго, что мир теперь виделся ей в  узкую  щель,  отороченную
серым мехом. Северная  дорога  тянулась  впереди  прямая  как  стрела  и
широкая - по ней могли проехать в ряд четыре повозки. Земли Иль-Глэйва с
крепкими  хозяйствами,  хорошо  укрепленными   фортами   и   деревушками
простирались до горизонта, занесенные снегом. Все было белым, даже небо.
Чернели только трубы и дымовые отверстия на крышах крестьянских домов.
   Ангус сел на коня и быстрым шагом двинулся на север.
   Снег летел навстречу лошадям, и сумерки надвинулись с юга  рано,  как
вторая буря. Ветер с приходом темноты улегся, и  похолодание  предвещало
мороз. Аш съежилась в седле, чувствуя каждую прореху  и  неплотный  шов.
Холод  сидел  в  груди,  как  болезнь,  дыхание,  оседая  на   капюшоне,
превращалось  в  лед.  Огни  придорожных  таверн  манили,  но  Ангус  не
выказывал желания остановиться. От запаха  дочерна  зажаренного  мяса  и
лука, витающего над дорогой, у Аш текли слюни и урчало  в  животе.  Часы
шли один за другим, но Ангус все никак не устраивал привала.
   Аш  терпела  мучения   от   ноющих   ляжек,   закоченевших   пальцев,
потрескавшихся губ и  желания  облегчиться.  Поглядывая  на  беззвездное
небо, она прикидывала, далеко ли еще до рассвета. Ей думалось, что Ангус
намерен ехать так всю ночь.
   Наконец  Райф  сказал  Ангусу  что-то,  чего  Аш  не   слышала.   Они
пошептались, и  Ангус  покачал  головой,  а  Райф  грозным  тихим  басом
упомянул ее имя. Ангус напрягся было, но тут же успокоился, оглянулся на
нее и сказал:
   - Ладно, от короткой остановки вреда  не  будет.  Аш  постаралась  не
выказать своего облегчения.
   Они проехали мимо огней ближней деревни до места, где лес, по  мнению
Ангуса, был достаточно густ, и остановились в роще чернокаменных  сосен.
Снегурка обрадовалась случаю  сойти  с  дороги  и  принялась  вынюхивать
что-то под снегом. Аш посмотрела вдаль сквозь верхушки сосен. На  темном
северном небосклоне выделялись еще более черные зубчатые вершины.
   - Горькие холмы, - сказал Ангус, притопывая сапогами по снегу.  -  За
ними начинаются земли Ганмиддиша, Баннена и Крозера.
   Услышав это, Аш поняла, что он за ней наблюдает.  Неужели  он  всегда
так печется о ней, что  видит,  куда  устремлен  ее  взгляд?  Она  молча
спешилась, не  желая  наводить  Ангуса  на  разговор  о  кланах.  Что-то
подсказывало ей, что Райфу это будет неприятно.
   - В иные дни, посмотрев на  северо-восток,  можно  увидеть  свет  над
холмами. В клане Ганмиддиш есть башня - не знаю уж, как  они  умудрились
ее построить, - и на ее вершине зажигают огонь, видный всему Северу.
   Аш взглянула на Райфа. Он слез с Лося и очищал ему нос и рот.  Он  не
подал виду, что слышал слова Ангуса, но  в  этом  сосновом  чертоге  все
звуки были хорошо слышны.
   Ангус стал насыпать в торбы овес.
   - В последний раз я видел на башне огонь, когда умер старый вождь Орк
Ганмиддиш. Они полили дрова магмой, чтобы сделать пламя белым.
   Краем глаза Аш заметила, как рука Райфа  потянулась  к  запечатанному
серебром рогу, который он  носил  на  поясе,  и  поняла,  что  это  знак
уважения. Ангус, наверно, тоже заметил этот жест,  потому  что  не  стал
больше говорить ни о башне, ни о кланах,  а  принялся  обносить  лошадей
овсом и талой водой.
   Аш потопала  ногами,  чтобы  согреть  их.  Райф  раздал  всем  еду  -
квадратные овсяные хлебцы, сильно крошащийся белый сыр, холодную  черную
ветчину, твердые яблоки и выдохшееся пиво. Они ели, сидя  на  поваленной
бурей сосне, и это был настоящий  пир.  Ангус  присоединился  к  ним  на
середине трапезы и с удовольствием поглотил все, кроме пива.
   - Ну уж нет, - заявил он, стукнув себя в грудь. - Я пил теплое  пиво,
холодное пиво, пиво с овсом, яйцами и железными опилками, но эту гадость
я пить не буду. Надо же где-то провести черту.
   Все  охотно  посмеялись.  Ангус  пустил  по  кругу  кроличью  фляжку,
настояв,  чтобы  и  Аш,  и  Райф  выпили  немного  "для   сугрева".   Аш
послушалась, хотя содержимое  напоминало  ей  лампадное  масло  и  пахло
гнилым деревом.
   - Березовка, - пояснил Ангус, когда Аш утерла заслезившиеся глаза.  -
Там на дне лежит завиток бересты. Теперь ты у нас  вырастешь  высотой  с
дерево.., а может, толщиной, не помню.
   Аш усмехнулась. Невозможно было не  любить  Ангуса  Лока.  Отдав  ему
фляжку, она встала и отряхнула с юбки снег.
   - Пойду прогуляюсь немного.
   - Я с тобой, - дернулся Райф.
   - Пожалуй, нашей девочке лучше погулять одной, - удержал его Ангус.
   Райф пришел в недоумение, но тут же смекнул, в чем дело, и  плюхнулся
обратно на бревно.
   Ангус подмигнул Аш своими медными глазами.
   - Ступай и позови нас, если что.
   Аш удалилась, так и не поняв, неловко ей или смешно. Ангус Лок  много
чего знал о девушках.
   Забравшись в гущу  кизила,  она  облегчилась.  Завязки  новых  одежек
досаждали ей, поскольку плохо повиновались одеревеневшим пальцам.  Когда
она вернулась, Ангус и Райф уже сидели на конях, готовые  ехать  дальше.
Торбы и ведра из свиной кожи упаковали, и  от  их  недавней  трапезы  не
осталось следов, кроме бурых яблочных огрызков на снегу.
   Снегурка не проявляла признаков усталости и стояла спокойно, пока  Аш
садилась на нее. Аш решила не показывать, как устала сама, и держалась в
седле прямо, когда они тронулись по  лесу  на  север.  Со  временем  они
выбрались  на  звериную  тропу,  ведущую  на  запад,  и   Ангус   охотно
воспользовался его.  Они  ехали  мимо  заброшенных  крестьянских  домов,
замерзших ручьев и повитых туманом лесов довольно долго, а потом  Ангус,
к общему удивлению, скомандовал остановку.
   Повернувшись на восток, он привстал  на  стременах,  и  оглянулся  на
тропу, по которой они только что ехали.
   - Мне доводилось запутывать следы и получше, ну да ничего, сойдет.  -
Он послал гнедого вперед. - Давно пора заехать домой.
 
35 
НАХОДКИ 
 
   Собаки Миды Неутомимой откопали замерзший  труп  ворона  из-под  двух
футов  обледеневшего  снега.  Она  тропила  норку  на  свежем  снегу   в
девятнадцати лигах к востоку от Сердца, когда ее псы вдруг  начали  рыть
яму в сугробе. Мида промышляла  на  высоком  плоскогорье  под  названием
Стариково Ребро вот уже пятьдесят лет  и  сразу  предположила,  что  под
снегом нет ничего, кроме камня.
   Она собралась уже отозвать собак. Ее путь лежал через высохший  ручей
на густо поросший ивами и ельником берег, где, как она знала, жила самка
с тремя детенышами. Но собаки очень уж рьяно копали: может,  там  тушка?
Иногда самки отрывали норкам-самцам лапы и детородные органы  и  бросали
их на погибель. Замороженная и окровавленная шкурка на шубу, конечно, не
годится, но ее можно отмыть на подкладку для перчаток, охотничьей  сумки
или капюшона. Поэтому можно и погодить немного.
   Мида сунула в рот кусочек бересты и стала ждать, когда собаки  что-то
отроют. Мужчины-охотники презирали эту породу за  мелкоту  и  недостаток
мозгов, но когти у этих малявок были такие крепкие и острые, что Мида  и
после пятидесяти лет общения с ними оберегала от них лицо. Мозгами они и
правда не могли похвалиться, но Мида давно убедилась, что маленький  ум,
сосредоточенный на чем-то одном, порой добивается  лучших  успехов,  чем
большой, раздираемый многими мыслями.
   Когда из-под снега показалось что-то черное, Мида выплюнула бересту и
послала несколько отборных проклятий Покровителю Дичи. Черное  ей  ни  к
чему. Черное Слиго Зубодер не обменяет на пару  хороших  новых  сапог  и
стальной наконечник копья. Слиго нужны белые шкурки, а  за  темную  дают
только наконечники для стрел - два ее веса. Белые раз в  десять  дороже,
если не больше.
   - А ну кыш! - прикрикнула Мида на собак. Незачем тратить время на эту
чернушку, да еще и порченую.
   Страх перед Мидой был у собак сильнее, чем любовь к раскопкам, и  они
отскочили от ямы, позволив хозяйке обозреть свою добычу. Мида  гордилась
своей славой лучшей добытчицы норок на Облачных  Землях.  Пятьдесят  лет
опыта, одиннадцать поколений собак, пять тысяч лиг, проделанных пешком и
десять - верхом, и всего двадцать  восемь  дней,  потраченных  на  роды,
траур  и   болезни.   Какой   мужчина   может   похвастаться   подобными
достижениями? Теперь она испытывала нетерпение, как всегда перед  первой
дневной добычей, но обряд все равно следовало соблюсти.
   Собаки - как дети, и нужно их похвалить, что бы они  ни  раскопали  -
нору, свежий труп или кучу старых костей. Мида, поглядев на четыре  пары
ожидающих глаз, волей-неволей отцепила с пояса палку ледового дерева.
   - Ну-ка, что тут у нас? - сказала она, потыкав покрытую снегом тушку.
Двух сыновей она родила, но их имена произносила реже, чем эти слова.
   Собаки вытянули шеи, а один, щенок восьми месяцев от роду,  в  порыве
волнения оросил яму мочой. Мида нахмурилась.  Надо  будет  это  из  него
выбить. А если бы тут лежала красивая белая тушка вместо этой...
   Вместо ворона.
   Лицо Миды  застыло  под  рысьим  капюшоном  при  виде  иссиня-черного
вороньего клюва. Дурной знак, прозвучало у нее в голове так ясно,  будто
кто-то шепнул ей это на ухо. Ей очень хотелось  кликнуть  собак  и  уйти
отсюда так быстро, как только позволят плохо гнущиеся колени. Она  всего
лишь охотница, а послания и предзнаменования - не ее  дело.  Но  даже  и
теперь, перебирая в уме оправдания, она знала, что найти ворона было  ее
судьбой и принести его домой - ее долгом.
   Поохотиться ей нынче не удастся.
   Говоря с  собаками  много  резче  обыкновенного  и  удерживая  их  на
расстоянии,  она  окончательно  отрыла  ворона  собственными  руками   в
перчатках. Птицу убила пара ястребов, выклевав ему глаза, и мягкий пушок
у него на горле еще блестел от засохшей крови. Ястребы напали на него  в
полете - при падении левое крыло у него сломалось, и ребра  вонзились  в
сердце. Мида тихо пощелкала языком, очищая ворона от снега.  Ястребы  не
любят, когда другие хищные птицы залетают в их владения, но  Мида  давно
не видела свидетельства столь яростной атаки и никогда не слыхала, чтобы
они могли сбить ворона.
   Когда  она  очистила  от  снега  ноги,  на  одной   блеснуло   что-то
серебристое и чешуйчатое вроде рыбьей кожи.  Ворон  принес  на  Облачные
Земли не только дурное предзнаменование, но еще и письмо.
   Сняв толстые  рабочие  перчатки  из  конской  кожи  и  обнажив  руки,
изгрызенные множеством острых норочьих зубов, Мида опустилась на колени.
Нож оказался у нее в руке как бы сам собой.  К  левой  ноге  ворона  был
прикреплен пакетик величиной с детский мизинчик, и оберткой ему  служила
щучья кожа - острый охотничий глаз Миды сразу отметил это,  хотя  думала
она о другом: вскрывать пакет или нет?
   Она знала, что ворон прилетел издалека. Никто на Облачных  Землях  не
заворачивал посылаемых с птицами  писем  в  щучью  кожу,