ак мент участковый, и тоже в дверь -
шасть... А я сижу и не шевелюсь - вдруг вернется? Думаю, что надо бы те-
лек вырубить и тоже страшно...  Ну,  а потом слышу - шум, крики. Зашеве-
лился,  в холл вышел, смотрю - начальники наши бегут, я за ними. Думаю -
пожар, потом гляжу - в сборочный чешут. Я тоже. Во дворе Славка Агинский
- глаза выпялил,  мы мимо,  к цеху,  он за нами. Еще ребята подоспели...
Ну, в цехе...
    - Достаточно,  дальше я знаю.  Как по-вашему - чем был  вызван  этот
возглас Морозова,  когда он бросился к выходу? - А я почем знаю? В телек
он пялился. Я сначала
    подумал, что может Мишка там чего наколбасил, а сейчас и не знаю.
    - А вы на экран так ни разу и не посмотрели?  - Нет.  Сначала  занят
был,  а после молнии я к телеку и подойти боялся - опасно! У нас в селе,
лет десять назад телку во время грозы убило, а вот у соседей...
    - Да-да. Гроза дело такое... А сколько времени прошло с момента, как
Морозов выскочил из комнаты до того,  как вы сами выбежали во двор? - Не
засек.  Минуты три-четыре, может пять... - Ясно. А что вы можете сказать
о взаимоотношениях Морозова и Лихачева? Были между ними какиенибудь ссо-
ры?
    - Ссоры?  Да нет.  Спорили они часто, даже ругались - все из-за этой
своей философии. Так ведь изза этого не убивают.
    - То есть, вы считаете, что у Морозова не было никаких поводов, что-
бы убить Лихачева?
    - Ля знаю?  В душу ему не залезешь. Вы у Агинского Славки порасспра-
шивайте,  он  с ними компанию водил.  Следователь понял,  что из Ступова
больше ничего существенного не выжмешь и завершил разговор  стереотипной
фразой насчет присылки копии протокола. Когда он выходил из комнаты 101,
за его спиной царило молчание и на затылке он ощущал  давление  взглядов
четырех пар глаз.
    V. Следователь вышел в холл, но покидать его не спешил, хотя на тер-
ритории завода делать ему было уже нечего. В глубокой задумчивости стоял
он в центре зала и пытался систематизировать и увязать полученную инфор-
мацию.
    И, откровенно говоря,  что-то ни черта не складывалось и не увязыва-
лось  у  младшего  следователя Александра Холмского,  которого в детстве
дразнили не иначе как Шурик Холме,  что возможно,  и предопределило  его
дальнейший жизненный путь и выбор профессии.
    Вроде обстоятельства дела ясны настолько, что ясней и быть не мажет.
Все на виду,  все запротоколировано и захронометрировано.  Все  действия
участников  драмы  можно восстановить с точностью чуть ли не до секунды.
Но от этого сами действия понятней не становятся.
    Что побудило Морозова сорваться с места и броситься в цех? Сам он на
допросе  показал,  что как раз в тот момент,  когда залетевшая в комнату
шаровая молния зашла за телевизор,  на экране он увидел лежащего в крови
Лихачева и кого-то склонившегося над ним.  Кто это был, он не узнал, так
как толком не успел рассмотреть, но ясно, что кто-то знакомый, с завода.
Увиденное на экране и заставило его побежать в цех.
    Следователь попросил  его напрячь память и вспомнить,  кто склонился
над телом Лихачева. Морозов, заявил, что знает только, что кто-то хорошо
знакомый, а кто - вспомнить не может.
    На вопрос,  как он может объяснить,  что глядя на экран телевизора в
одно и то же время с начальником цеха и начальником смены,  он видел со-
вершенно не то,  что видели они, Морозов лишь буркнул что-то невнятное и
погрузился в молчание, из которого следователю не удалось его вывести.
    Все это наводило на подозрения. Не получалось логичной, цельной кар-
тинки из показаний разных свидетелей. Никак не получалось...
    - Гражданин  следователь...  -  послышался вкрадчивый,  тихий голос.
Холмский вздрогнул и обернулся.  Перед ним стоял один из давешних  доми-
ношных партнеров Федора Ступова.  Это был человек совершенно неприметной
наружности,  какой-то немного скособоченный и как бы пришибленный. Гово-
рил  он тихо,  почти шепотом и в течение всего разговора ни разу не пос-
мотрел следователю в глаза. Кажется, единственной его отличительной при-
метой была пара стальных коронок на передних зубах.
    - ...я извиняюсь,  гражданин следователь, - продолжал человек, - вот
вы тут у Ступова про Морозова с Лихачевым выспрашивали,  так Федька  про
них ничего и не знает. А вот мне кое-что известно...
    - Хорошо,  - сказал Ходмский, - идемте, я запишу ваши показания. Как
ваша фамилия?  Незнакомец в ужасе замахал руками.  - Нет-нет,  гражданин
следователь, я так... сугубо, так сказать, неофициально... Если уж Моро-
зов Лихачева пришил,  то Агинский, дружок его, если разнюхает, что я по-
казания дал, ни перед какой мокрухой не остановится.
    - Вы  что  же считаете,  что Лихачева убил Морозов?  - А кто же еще?
Спекули они, гражданин следователь, фарцовщики. Одна банда. - У вас есть
основания так говорить?  - Конечно же есть,  гражданин следователь!  Вот
сами посудите - сижу я в столовке,  обедаю, а за соседним столиком Лиха-
чев с Морозовым, и между собой, так, вполголоса - бу-бу-бу - ля-ля-ля...
Мне,  конечно,  до феньки,  да ведь уши не глаза - в сторону отведешь, а
все равно слышишь...
    - Ну и что же вы услышали?  - Так я ж и рассказываю - Лихачев,  зна-
чит,  Морозову говорит, спекуляция, мод, опасно, сесть можно, следствие,
то да се... А тот ему в ответ - не боись, посылки в тюрягу слать буду, в
места заключения,  значит... И долго так ругались, сначала вполголоса, а
потом уже и на крик перешли,  да все непонятно, все поблатному, по фене,
а потом видят - и рядом сижу,  ну и смолкли.  Я, конечно, вида не подал;
мол,  обедаю,  шницель рубаю,  ничего не вижу,  ничего не слышу, о своем
мечтаю. Ну, они на меня буркалами позыркали и успокоились. Вот и все мои
на них подозрения,  гражданин следователь.  Чего не знаю,  того не знаю,
врать не буду,  а это своими ушами слышал. Так что, спекули они, гражда-
нин следователь,  одна шайка. Фарцанули чегонибудь, а капусту не подели-
ли,  ну и пришил один другого...  Я пошел,  гражданин следователь, всего
хорошего.
    И странная личность повернулась и быстро зашагала прочь.
    - Постойте, - закричал вслед Холмский, - я должен это все официально
оформить...
    Но личность только замахала руками и нырнула в коридор.
    - А черт с ним,  - махнул рукой следователь,  - лицо его я запомнил,
если нужно будет - откопаю. Он нахмурился.
    - Но если все это правда,  что он мне тут наплел,  то, кажется, дело
другой оттенок принимает...  Если спекуляция,  какие-нибудь махинации, и
кому-то,  скажем, нужно убрать Лихачева и поставить под удар Морозова...
Врубиться,  скажем,  в канал связи и подать на телевизор, что у техников
стоит совсем другое изображение...  Да,  надо все это обдумать. Скверно,
что Агинского нет - самое время его опросить. Придется ждать... Он реши-
тельно зашагал к выходу.
    VI. Агинский  приехал  только через день и с самого утра объявился в
кабинете следователя.  Холмский к этому времени уже  выработал  стройную
концепцию, включающую фальсификацию изображения на телеэкране и спекуля-
цию драгметаллами и дефицитными деталями. Он был настроен решительно.
    - Скажите,  - спросил он Агинского, - что вам известно о спекулятив-
ных махинациях, в которых принимали участие Лихачев и Морозов?
    Долгие две  минуты  Агинский  глядел на следователя пустым взглядом.
Его лицо не выражало совершенно ничего.
    Под конец следователю стало как-то неловко и он,  опустив глаза, за-
суетился,  без нужды перекладывая на столе какие-то бумаги.  Потом робко
поднял взор, кашлянул:
    - Так что вы можете сказать, по этому... э-э... поводу?
    Вячеслав Агинский обрел наконец дар речи:  - К-какие махинации?! Ка-
кие спекуляции?!!  Холмский строго посмотрел на него и веско произнес: -
Имеется информация о соучастии пострадавшего Лихачева  и  подозреваемого
Морозова в совместных спекулятивных акциях...
    - Какая информация,  - перебил Агинский, - что за чушь? Простите, но
это кто-то ввел вас в заблуждение.  Никогда в жизни ничем таким  они  не
занимались. Спекуляция! Это же надо придумать! Кто это вам сказал?
    - Я  не имею права называть имени свидетеля,  - ответил следователь,
подумав про себя:  "Тем более,  что я его и-сам не знаю", - но свидетель
показал, что он случайно услышал разговор Морозова и Лихачева, " в кото-
ром один настаивал на какой-то сделке, а второй говорил, что это опасно,
можно попасть под следствие и так далее... Что вы на это скажете? Агинс-
кий недоуменно пожал плечами: - Ничего не понимаю. Чушь какая-то. Не мо-
жет этого быть...
    С минуту оба молчали.  Агинский мучительно тер ладонью лоб. Потом он
отнял руку и бросил на следователя быстрый взгляд.
    - Скажите,  - сказал он,  - а этот свидетель - его случайно зовут не
Семен Коштак? Следователь промолчал:
    - Нет,  я понимаю - имя назвать вы мне не имеете права. Меня интере-
сует - есть у него во рту две стальные фиксы?
    В лице следователя что-то невольно дрогнуло,  и Агинскому этого было
достаточно. Он откинулся на спинку стула и заржал.
    - Не вижу ничего смешного, - пробурчал Холмский недовольно.
    - Извините. Сейчас... Вы читали Честертона? - Ну, читал...
    - Помните,  у него есть рассказ, где человек произносит одну и ту же
фразу,  а четыре свидетеля утверждают, что он каждый раз говорил другое?
- Помню.
    - Все дело было в том,  что каждый вкладывал в эту фразу содержание,
которое его самого занимало.  Здесь такая же картина.  Этот самый  Семен
Коштак в свое время отсидел за спекуляцию, вот он и воспринимает все под
определенным углом. Какие фразы он слышал?
    - Ну, что-то про спекуляцию, про следствие, про то, что в случае че-
го Морозов обещал Лихачеву в места заключения слать посылки...
    - Все ясно. Скорее всего, дело было так - Морозов с Лихачевым обсуж-
дали свою курсовую,  которую они вдвоем пишут...  писали... А тема у них
такая:  "Сравнительный  анализ  логики Аристотеля и понятийного аппарата
шкоды логического позитивизма".  В споре они употребляли соответствующую
терминологию.  Ведь вы не будете отрицать,  что слова: "следствие", "по-
сылка",  "заключение" - это термины не только юридические и почтовые, но
также и логические? А слово "спекуляция" у Гегеля встречается чуть ли не
на каждой странице,  но к торговле джинсами отношения не  имеет.  Ну,  а
Коштак, который сам был и под следствием, и в местах заключения, естест-
венно,  воспринял это со своей колокольни. А насчет того, чего он не по-
нял, он решил, что ребята "ботают по фене"... Вы согласны со мной?
    Холмский смущенно крякнул. Все его блистательные гипотезы о заговоре
крупной банды спекулянтов рухнули.  Но он тут же взял себя в руки и при-
нял  солидный вид.  Хоть и юн был младший следователь Шурик Холмский,  а
умел подать себя.
    - Ну хорошо,  - сказал он, - оставим это. Расскажите по порядку, что
вы сами наблюдали в тот день.
    - Ну  что  -  про то,  что нас с Лихачевым направили в сборочный цех
из-за сигнала о замедлении реакции манипулятора,  вы уже знаете?  -  Да.
Рассказывайте,  что было в цехе.  - В цехе я пошел к стойке управления и
переключил манипуляторы,  а Лихачев занялся аварийным устройством.  - Во
сколько это было?
    - Не помню,  я не смотрел на часы.  Но вы можете получить распечатку
системного журнала на магнитной лен... - Да-да, знаю, знаю. Продолжайте.
    - Так вот,  Лихачев возился у манипулятора,  я находился у стойки, и
вдруг в цех врывается Морозов и бежит прямо к Мишке...  к Лихачеву.  Что
они там говорили,  я не слышал,  но назад он шел с каким-то  ошарашенным
видом  - как у человека,  который ничего понять не может.  Он подошел ко
мне и я,  естественно,  спросил,  что он тут забыл. Он ничего сначала не
ответил,  а потом сказал: "А к нам шаровая молния залетела..." Я никогда
в натуре шаровой молнии не видел и стад расспрашивать,  что и как, но он
думал явно не о том,  и,  повернувшись, смотрел на Лихачева. Ну, я решил
выбежать, поглядеть - может, она еще не исчезла. Я успел пройти полдоро-
ги от цеха к административному корпусу,  когда действительно увидел мол-
нию - светящийся шар,  сантиметров 15 в диаметре. Она вылетела из дверей
нашего  корпуса  и  медленно летела по направлению к сборочному цеху.  Я
застыл на месте и глазел на нее.  Она прошла над моей головой, влетела в
раскрытый дверной проем сборочного цеха и исчезла из виду. - Сколько это
заняло времени? - Не знаю. Может быть, минуты две-три. - А дальше?
    - Дальше... Как только молния влетела в цех, меня охватил непонятный
страх.  Я чувствовал,  что сейчас должно произойти что-то ужасное, но не
мог двинуться с места,  стоял как парализованный - ноги слабые,  по  лбу
холодный  пот  течет.  А через пару минут из нашего корпуса выбегает на-
чальство, выбегают Дежурные техники и мимо меня, к сборочному... Я опом-
нился - и за ними. Ну, а в цехе уже все кончено - Лихачев мертвый, а Мо-
розов стоит над ним с разводным ключом в руке. Я этот ключ у него из рук
и вырвал. Вот, собственно, и все. - Благодарю вас.
    Следователь потер  ладонью лоб.  Разговор с Агинским,  на который он
возлагал столько надежд,  его разочаровал. Он узнал лишь несколько новых
деталей - все они хорошо стыковались с показаниями других свидетелей, но
совершенно не объясняли нелепого поведения и  нелепых  показаний  самого
Морозова. Молчание прервал Агинский.
    - Скажите, это правда, что Морозова в убийстве, обвиняют?
    - Ну,  пока  такого обвинения не выдвинуто,  но некоторые странности
его поведения и противоречивые показания делают возможным и такое  допу-
щение...
    - Но  это же нелепо!  У него не было совершенно никаких причин.  По-
верьте - я их обоих знаю хорошо и сразу могу сказать - это абсолютно не-
мыслимо!
    Холмский не  ответил.  В голове не было ни единой дельной мысли.  Он
понимал,  что время уходит впустую,  что свидетеля пора отпускать, но не
мог этого сделать. "Хоть бы одну зацепку", - подумал он. А вслух сказал:
    - Скажите,  вы ведь учитесь на философском факультете - чем вы зани-
маетесь? - То есть?
    - Ну,  скажем, темы курсовых у вас совпадают? - А, это... Нет, Моро-
зов с Лихачевым занимались логикой,  а у меня другое направление. А что,
это имеет какое-нибудь значение?
    - Может быть, может быть, - ответил следователь несколько уклончиво,
подумав про себя: "Боже, что за глупости я у него спрашиваю!.."
    - В  прошлом  году  я писал курсовую по философским проблемам прост-
ранства-времени.  А в этом меня заинтересовала другая тема, сейчас я за-
нимаюсь новым синкретизмом. - Чем?
    - Синкретизмом.  Был в истории период,  когда мышление человека было
синкретическим.  Вся интеллектуальная деятельность человека сводилась  к
созданию  мифов,  и мифы в те времена играли роль и науки,  и искусства.
Они отражали мировоззрение и устанавливали правила  социального  поведе-
ния. Теоретическая сфера деятельности была единой, нерасчлененной. - Яс-
но.  А что значит - новый синкретизм? - Я пытаюсь доказать, что довольно
скоро  мы  вернемся  к синкретическому мышлению на новом,  более высоком
уровне.  Знаете ленинскую идею развития по спирали - "от коммунизма пер-
вобытного к коммунизму научному"? Так и тут. Первая форма синкретическо-
го мышления существовала в виде мифологии.  Потом мыслительная  деятель-
ность  распалась  на отдельные,  почти не пересекающиеся потоки - наука,
искусство,  философия.  Но мы стоим перед синтезом - будет создана новая
мыслительная среда,  в которой эти три потока снова сольются воедино.  А
то нынче процесс ветвления и раздробления зашел так далеко,  что даже  в
рамках  одной  дисциплины  представители  разных ветвей не понимают друг
друга...  Словом,  наше мышление должно сделать  очередной  качественный
скачок...
    Следователь невольно вздохнул. - Жаль, что оно его еще не сделало...
Агинский внимательно посмотрел на него и осторожно спросил:  - А  что...
трудности возникают? - Трудности!
    И тут вконец зашедший в тупик следователь сделал то, чего делать ему
не полагалось ни в коем случае - стал делиться сомнениями со свидетелем.
    - Применить бы это ваше новое мышление к такой вот задачке: как объ-
яснить поведение Морозова?  Зачем он побежал в цех?  Что означает фраза,
сказанная им Лихачеву:  "Ты еще жив?!"? Вы, кстати, знаете, что он задал
покойному такой вопрос? - Н-нет. Впервые слышу.
    - Так вот,  был такой вопрос. И как вы объясните, что показания всех
свидетелей в общем согласуются, но находятся в резком противоречии с по-
казаниями самого Морозова? - И в чем они расходятся?
    - А в том,  например, что начальники ваши, глядя на экраны своих те-
левизоров,  в пятнадцать сорок семь видели Лихачева, копающегося у мани-
пулятора, а Морозов показывает, что в это же самое время на экране свое-
го телевизора, подключенного к тому же канату, к той же камере, он видел
Лихачева,  лежащего в луже крови, и видел кого-то склонившегося над ним,
кого-то,  кого он не узнал,  но кто работает на вашем же предприятии. Вы
можете это объяснить?
    - Нет... Но если Морозов действительно увидел чтото такое на экране,
то это,  по крайней мере,  объясняет,  почему он бросился в цех и почему
произнес эту фразу...
    - Но как он мог увидеть то,  что еще не случилось? Не проще ли пред-
положить наоборот - чтобы объяснить свое поведение,  он выдумывает,  что
увидел на экране чтото странное?  Ведь кроме него самого никто этой кар-
тины не видел. Расхождение получается - Лихачев погиб в пятнадцать часов
пятьдесят  четыре  минуты тридцать секунд,  а Морозов (и только он один)
видит это в пятнадцать сорок семь - неувязочка...  Если бы  он  наблюдал
гибель Лихачева вместе с начальником цеха и начальником смены,  то он не
мог быть в это время в цехе,  а раз он был в цехе,  то не мог видеть эту
сцену по телевизору. Не сходятся у него концы с концами, а зачем он орет
- я понять не могу.
    На этом разговор закончился.  Агинский вышел из кабинета следователя
в полной растерянности.
    VII. Нестерпимо яркая голубизна неба, если смотреть в зенит, перехо-
дила в темный фиолет. Далеко, далеко внизу сверкали белизной заснеженные
пики  и  хребты,  темнели бездонные ущелья.  Ни одно облачко не нарушало
пустоты этих беспредельных абстрактных просторов.  Облака,  как и  горы,
были далеко внизу. Впрочем, совершенно незаметно, оказались они уже сов-
сем рядом, и белизна их пушистых клубов слепила глаза не хуже кристалли-
ков снега на вершинах безымянных гор.
    Облака, медленно меняя очертания, наваливались брюхом на остроконеч-
ные скалы,  продирались сквозь мрачные ущелья, непрерывно и согласованно
раздавались вширь, попадая на свободное пространство, и это неостанавли-
вающееся движение похоже было на работу отлаженного  механизма  и  даже,
кажется,  сопровождалось низким однотонным гулом, заполняющим все прост-
ранство,  бесконечным, вибрирующим "А-а-а-а-у-у-у-у-м-м-м-м". А выше, во
втором эшелоне,  гонимые мощным ветром, проносились длинные ряды облаков
поменьше.
    На небольшое кремнистое плато то падала сумрачная тень, то вновь за-
ливал его чистый свет из бездонной синевы.  Казалось,  на пустынной пло-
щадке никого нет,  но вот упала тень, и прошла тень, и стала видна сидя-
щая в позе Лотоса фигура, а за ней стояли еще трое.
    Творец Йоги  Шива-Разрушитель был недоволен,  что его ради участия в
битве оторвали от созерцания предвечного Ишвары,  но лицо его оставалось
непроницаемым,  и его третий,  боевой глаз, расположенный в междубровье,
вагни-чакре,  был до поры,  до времени прикрыт.  За Шивой стояли  -  бог
смерти Яма с посохом "яма нанда", на который достаточно взглянуть, чтобы
тут же на месте помереть; царь 33 миллионов младших богов Индра со своим
алмазным копьем и красавец Кришна.  Старший бог Вишну-Защитник в послед-
нюю минуту отказался от участия в  сражении,  сославшись  на  занятость.
Вместо  себя он прислал свою аватару - воплощение - Крипту,  снабдив его
излюбленным оружием - огненными дисками.
    Все четверо пребывали в абсолютной непод