м.
   Потоптавшись в холле гостиницы, Влад двинулся обратно,  домой.  С  каждой
минутой внутри его  нарастала  иррациональная  тоска;  за  каждым  поворотом
мерещилась фигура в красном пальто, он ни с того ни с сего притормаживал, да
так,  что  машину  слегка  заносило  на  скользкой  дороге,  и  дважды   ему
раздраженно просигналил ехавший сзади водитель.
   Едва ступив на порог, он  услышал  длинный  телефонный  звонок.  Чуть  не
сломал ключ, отпирая; схватил трубку:
   - Алло?!
   - Влад. Мне надо немедленно уехать.
   - Где ты? - спросил он с плохо скрываемой жадностью.
   - Ты что, не понял?! Мне надо уехать. Ты можешь выехать прямо сейчас?
   - Могу... Погоди. Куда ехать? Куда уехать?  У  меня  обязательства  перед
издательством...
   - Мне надо уехать, - повторила Анжела,  теряя  остатки  терпения.  -  Мне
надо. Немедленно. Через час ты мог бы меня подобрать у гостиницы? Или нет...
Лучше на обычном месте, на остановке. Или нет... лучше езжай от своего  дома
по направлению к городу, и где-то возле турбазы - знаешь, где турбаза?  -  я
тебя перехвачу.
   - Не разминемся? - медленно спросил Влад.
   - Смотри внимательно, - сухо сказала Анжела. - Я буду стоять у обочины...
Меня трудно не заметить.
   Через час с четвертью они катили, оставляя закат справа и за  спиной.  Из
всех зеркал на Влада смотрело красное с золотом небо; час сумерек всегда,  с
самого детства провоцировал у него чувство потерянности и незащищенности.  В
такое время хорошо усесться  перед  камином  с  книжкой,  пачкой  печенья  и
горячим чаем в фарфоровой чашке.
   Невнятно бормотало радио; щелчок - и в  салоне  сделалось  тихо,  так  же
тихо, как во время их первой встречи.
   Когда Влад притормозил у обочины, желая предложить помощь женщине в рыжей
шубе.
   - Ты не мог бы включить музыку? - спросила Анжела.
   - Помолчи, пожалуйста, - попросил Влад.
   И они ехали дальше в тишине.
   У пригородного поста их остановил дорожный инспектор. Влад  почувствовал,
как  напряглась  его  спутница;  инспектор  посветил  фонариком  во  Владовы
документы, заинтересованно посмотрел на женщину в красном пальто и  разрешил
ехать. Анжела несколько раз оглянулась через плечо на  полосатые  шлагбаумы,
перекрывающие дорогу.
   - Что ты сделала? - спросил Влад сквозь зубы.
   - Ничего, - чуть преувеличенно удивилась Анжела. - Ты что думаешь, у меня
конфликт с законом?! Хорошенького же ты мнения...
   - Помолчи.
   И они ехали и ехали дальше, разгоняясь на трассе  и  сбавляя  ход  всякий
раз,  когда  приходилось  проезжать  через  поселки.  Анжела   то   и   дело
вздрагивала, увидев в зеркалах заднего вида отражение далеких фар.
   Около полуночи они въехали в лес. Влад притормозил;
   Анжела удивленно на  него  воззрилась.  Несколько  машин  обогнали  их  и
унеслись вперед.  В  свете  фар  возникли  полосатые  белые  столбики;  Влад
притормозил еще и свернул на грунтовую дорогу.
   - И куда это? - спросила Анжела.
   Влад  не  ответил.  Свернул  направо,  потом  налево;  остановил  машину,
выключил мотор и фары. Не стало леса и не стало ветрового  стекла  -  вокруг
сгустились темнота и тишина, почти ничем не разбавленные.
   - Ну и что? - спросила Анжела насмешливо. - Ты вроде бы не был замечен  в
любви к театральным эффектам, с чего бы это?
   Влад включил свет в салоне. Темнота отодвинулась, но не отступила; каждое
стекло превратилось в черное зеркало. Повернувшись к Анжеле, Влад  видел  ее
лицо, ее отраженный затылок и свое отраженное лицо - все сразу.
   - Рассказывай, - сказал Влад. - Прежде  чем  мы  поедем  дальше,  я  хочу
знать, почему вдруг тебе так срочно приспичило  смыться.  А  если  вздумаешь
соврать - я замечу.
   - Давай  без  этих  вот  слов,  -  поморщилась  Анжела.  -  "Приспичило",
"смыться", "соврать"... А как ты думаешь,  нормальный  человек  может  долго
высидеть в этой вшивой гостинице "Турист"? Эти наши встречи по расписанию...
да кто угодно сойдет с ума. Мне просто понадобилось проветриться.
   Влад облокотился на руль:
   - Анжела... Сколько ты собираешься прожить?
   - Это угроза? - тут же отозвалась она. - Ножик к горлу?
   - Это не угроза. Вообрази, что ты доживешь до восьмидесяти... Это еще как
минимум лет пятьдесят. И все эти годы - пятьдесят лет! - рядом с тобой  буду
я. Понимаешь?
   Стало тихо.
   - Мне так долго не протянуть, - сказала Анжела внезапно охрипшим голосом.
- И потом... Ты, извиняюсь, постарше будешь лет на  десять  с  хвостиком.  А
мужики живут меньше. Если ты даже дотянешь до семидесяти...  Это  получается
не пятьдесят лет, а всего-то двадцать семь или двадцать восемь... Так что не
пугай.
   Влад не отводил глаз; Анжела отвернулась первая:
   - Слушай... Ну, я понимаю. Мне еще повезло с тобой... Что  ты  нормальный
человек... Хоть в это трудно поверить. Ты - и нормальный человек. Такой, как
ты... ну нот. Я была женой одного богатого старикашки. Он сделал кучу  денег
на каких-то там лекарствах. Ему было уже за семьдесят! Он уже ничего не мог,
только пыхтел. И я была его женой. Очень прилично, у него три дома  в  одной
только столице...
   - И он умер, - сказал Влад. Анжела сверкнула глазами:
   - Помолчи!  Дай  мне  закончить...  Что  за  манера  -  лезть  со  своими
дурацкими... предположениями... да, он умер. От какой-то старческой болезни.
Я здесь ни при чем.
   - От чего он умер?
   - Да не помню я! Вроде инфаркт. Бежал утречком ни пробежке - и брык...  Я
тут ни при чем! Я никуда не уезжала. Была дома...
   - Сколько лет ты с ним жила?
   - Лет пять, - пробормотала Анжела. - Не... Три с половиной. Вроде так.
   - Кто тебе поверит, когда ты так путаешься?
   - А ты что, следователь? Ты меня в кабинет вызвал?
   - Нам с тобой жить двадцать восемь лет,  -  напомнил  Влад.  -  По  самым
оптимистическим прогнозам... А по пессимистическим - пятьдесят. Выкладывай.
   Анжела надулась.
   - Если тебя арестуют, - сказал Влад,  -  нам  обоим  будет  очень,  очень
плохо. Помнишь своего Гарольда?
   - Он не мой, - отрезала Анжела. - И  я  говорю  правду.  Я  -  наследница
Оскара, а его родственники...
   - Оскар - это твой муж? Старый фармацевт?
   - Я не говорила, что он фармацевт. Я говорила, что он  сделал  деньги  на
лекарствах.
   - Ну надо же мне как-то его называть...
   - Называй его Оскар.
   - Хорошо, - Влад кивнул. - Значит, у него  были  родственники?  И  им  не
понравилось...
   - Были и  есть,  -  сквозь  зубы  сообщила  Анжела.  -  А  Оскар  написал
завещание, по которому здоровый кусок достается  мне.  Им  -  фирма.  Мне  -
деньги. По-моему, все честно.
   - Но они так не считают?  Слушай,  а  дата  на  завещании  какая?  Уж  не
подписал ли он...
   - Да, - Анжела мрачно кивнула. -  Он  переписал  завещание...  прежнее-то
было другое, ясен пень... переписал в мою пользу за три  дня  до  того,  как
помер на утренней пробежке. Неудачно-то как получилось.
   - Неудачно, - согласился Влад.
   - Родственнички сразу принялись за дело, - вздохнула  Анжела,  -  бедного
Оскара три раза хоронили, потом по настоянию дочки выкапывали и  обследовали
на предмет яда и все такое. Три раза! В первый раз я рыдала, как белуга.  На
второй раз  мне  было  страшно.  На  третий  мне  уже  ржать  хотелось,  еле
сдерживалась, нервный такой смех... На четвертые похороны я даже  не  пошла.
Уж на что Оскар был противный, но таких измывательств после смерти даже  он,
по-моему, не заслужил...
   - И что сказала экспертиза?
   - Ничего, - Анжела махнула рукой. - Меня  таскали  к  следователю  каждый
день. Прислугу допрашивали чуть ли не под детектором лжи. Все наши с Оскаром
тайны вытащили  на  поверхность...  Те  три  дня,  что  прошли  между  новым
завещанием и смертью на пробежке, расписали по минутам. Ни одна  скотина  не
сомневалась, что я его каким-то образом уморила. Они доказывали, что  я  его
не любила. Ну и что?  Не  убивала  ведь.  Они  доказывали,  что  я  над  ним
издевалась... Это не правда, я только иногда, когда он сильно меня доставал,
собирала вещи и делала вид, что ухожу. Денька на три-четыре. А он начинал на
стенку лезть уже на другой день,  так  привязался.  И  представляешь,  Влад,
какая смехота - он думал, что это называется любовью!  Что  это  и  есть  та
любовь, которая, как НЛО, - все тают, что она есть, но мало  кто  ее  видел.
Мой бедный Оскар был старичок, который думал, что видел летающую тарелку!  А
эти все, начиная от суки Ксении,  его  дочки...  Она  его  сама  терпеть  не
могла... Но доказательств-то моей вины и не было! Не было,  не  было...  Как
они злились, Влад! Они меня голыми руками готовились рвать...
   Анжела опустила глаза.
   - А почему он вдруг изменил завещание? - мягко спросил Влад.
   - Потому что я его об этом попросила, - просто сказала Анжела.
   - Попросила?
   - Настойчиво попросила. Я сказала, что или завещание, или я ухожу.
   - И об этом разговоре тоже было известно?
   - Разумеется, - Анжела снова вздохнула. - Прислуга-то обо всем донесла...
А я говорю на следствии: ну и мало ли какая жена грозит мужу, что она уйдет?
Их, следователей, собственные жены так не делают, что ли? Да, я хотела  этих
денег. По справедливости они мои. Но Оскара я не убивала! Он сам умер...
   - Отличненько, - сказал Влад, и Анжела почуяла отвращение в его голосе.
   - Ну да, - сказала с вызовом. - Я расчетливая стерва. Ради  денег  готова
на все. Ты не  знал?  Ты  ночевал  когда-нибудь  под  мостом?!  Ты  жрал  из
мусорного бака? Когда я удрала от Гарольда, у меня  не  было...  ну  ничего.
Только сопли при мне -  мои.  Синяки  -  тоже  мои...  Шрамы  от  Гарольдова
ремня...
   - Любой мерзавец, будучи пойман за  руку,  станет  рассказывать  о  своем
трудном детстве, - сказал Влад. - Да так, что слезы навернутся.
   - Пошел к  черту,  -  сказала  Анжела  и,  бранясь,  вылезла  из  машины.
Некоторое  время  Влад  слышал,  как  удаляется  хруст  веток  и  сдавленные
проклятья; потом стало тихо.
   Она вернулась под утро; Влад лежал на откинутом сиденье, кутаясь в  плед.
Лежал на самой грани сна и яви; когда вернулась Анжела, сон  соскользнул,  и
сделалось холодно.
   Она молча влезла в машину. Попросила сильно севшим голосом:
   - Включи печку...
   Он потянулся, завел мотор и, выждав немного, включил обогрев.
   - У меня там чай в термосе, - сказал со второй попытки (его  голос  тоже,
оказывается, охрип). - На заднем сиденье, посмотри-ка...
   - Прости меня,  -  сказала  Анжела.  -  Двадцать  лет  вот  так  с  тобой
мучиться... я, наверное, раньше околею.
   - Не вздумай, - сказал Влад. - У меня есть планы на будущее.  Только  про
Гран-Грэма будет минимум десять книг... Так что  ты,  пожалуйста,  следи  за
своим здоровьем.
   Она отхлебнула из пластиковой чашки:
   -  Я  вот  думала...  Наверное,  я  дура.  Другой  бы  человек  с  такими
возможностями... Особенно если он - молодая красивая  девка...  Чего  бы  не
сделал! А я...
   Она уныло махнула рукой.
   Влад  смотрел,  как  она  пьет.  Как  катится  теплая  капля  чая  по  ее
подбородку.
   - Дело против тебя закрыто? - спросил наконец.
   - Да, - Анжела кивнула почему-то безнадежно.
   - Кто за тобой гонится?
   - Я думала, они отстанут, - вздохнула Анжела, вытирая подбородок. - Но им
очень жалко денег. Они думают, если меня пришить,  деньги  удастся  отсудить
обратно...
   - Ты хочешь сказать, что они способны нанять убийцу?!
   - А черт их знает. Тут такое дело, я не хотела тебе говорить... В  номере
у меня кто-то был. Рылся, вроде как вор. деньги взял  кое-какие...  чтобы  я
подумала: обокрали. Но не тут-то было! Записную книжку  увел.  Там,  правда,
ничем особенным не разживешься, я бумаге лишнего не  доверяю...  Но  на  кой
хрен вору - старая записная книжка?
   - И ты из-за этого решила сбежать? -  спросил  Влад.  -  Или  что-то  еще
было?
   - Как ты думаешь, -  не  отвечая,  продолжала  Анжела,  -  если  со  мной
произойдет несчастный случай... Думаешь, будет столько же  шума,  как  после
смерти бедняги Оскара? Хоть почешется кто-то, как ты думаешь?
   Влад заложил руки за голову.
   Анжелино яркое пальто  было  перепачкано  землей  и  глиной,  один  рукав
надорван, к полам пристал сухой репей. Она сидела  рядом  с  ним  -  жалкая,
усталая, упрямая и злая, как выбирающаяся из кринки с медом оса.
   - Скажи, пожалуйста, - вкрадчиво спросил Влад, - а где ты была и  что  ты
делала с тех пор, как сбежала от Гарольда, и  до  того  момента,  как  вышла
замуж за Оскара?
   - Я тебе расскажу, - невозмутимо пообещала она. - Потом.

***

   "...Мы тянем ветки, создавая узы. Мы тянем корни,  образуя  связи.  Мы  -
кружево. Подчас чужие листья Октябрьский ветер рвет из наших пальцев, Подчас
чужая сломанная ветка Приносит боль. Мы лес. Мы так живем...
   Был лес. Густой. А мощное дерево, растущее  в  густи)  лесу,  обязательно
переплетается корнями - и ветками - рядом растущими соседями...
   А в центре леса была поляна, огромная и круглая, как школьный  циферблат.
А в середине ее стояло единственное дерево - железное.  Ржавое.  Под  землей
шевелились  стальные  корни,  и   скрипучие   ветки   тянулись   в   поисках
прикосновения... Оно, может быть, было очень нежным, это дерево. Оно,  может
быть, искало дружбы. И участия, Компанейское такое дерево.
   А вокруг была пустота... Потому что все, что росло тут до  сих  пор,  уже
побывало в железных объятиях. И истлело в них.
   Вот так".

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Глава 12
СКОВАННЫЕ

   Опыт с директрисой  медучилища  имел  и  положительные,  и  отрицательные
стороны. Ценным было то, что Анжела впервые в жизни сознательно привязала  к
себе постороннего взрослого человека; ошибка заключалась в  подборе  жертвы.
Конечно, после той истории с Бароном ей хотелось малого - всего лишь свободы
и относительной сытости, всего лишь покоя и хоть каких-нибудь прав  в  толпе
прочих двуногих существ. Занятия в медучилище и угол  в  старухиной  каморке
были куда лучше бездомного и нелегального существования,  однако  этот  опыт
показал, что стремиться к малому  -  значит  не  получить  ничего.  Разве  о
клизмах мечтала Анжела?
   Итак, опять оказавшись посреди враждебного мира без крыши над  головой  и
средств к существованию, Анжела не испугалась и не затосковала,  а  поскорее
занялась устройством своей дальнейшей судьбы. Изъятые у Гарольда деньги  она
потратила на обновление гардероба и хорошую косметику и уже через  несколько
дней явилась на так называемый кастинг,  устроенный  известным  продюсерским
центром:  молодой  поп-группе,  чьего  названия  Анжела  раньше  никогда  не
слышала, требовались девочки "на подпевку"...
   Она неплохо двигалась и немножко умела петь, однако конкурса - а  высоких
смазливых девиц набежало видимо-невидимо - не прошла. Если это и обидело ее,
то только чуть-чуть; она  прекрасно  знала,  что  хорошо  смеется  тот,  кто
смеется спустя две-три недельки.
   Она подстерегла у выхода лощеного красавца-продюсеpa, повисла на  нем  со
слезами и вызвалась работать уборщицей, секретаршей, кем угодно, и при  этом
совершенно бесплатно - лишь бы быть поближе к  искусству.  Продюсер  прогнал
ее, но без злобы  -  юная  Анжела,  разукрашенная  слезами  и  несмывающейся
косметикой, выглядела очень трогательно. На другой день она снова пришла  на
кастинг; ее не пустили, но она ухитрилась снова прорваться  к  продюсеру  на
коротком отрезке подъезд - машина. Тот отругал  охранника,  а  Анжеле  велел
больше не приходить.
   Она затеяла осаду по всем правилам.  Ценилась  любая  мелочь  -  случайно
пойманный взгляд, умоляющее "здравствуйте", прикосновение к рукаву  пестрого
пиджака; все это время она ночевала где попало и питалась впроголодь, однако
узы делали свое дело, и когда три недели спустя всем надоевшая Анжела  вдруг
перестала "приставать", некоторый дискомфорт - слабенький, на уровне легкого
неудобства - ощутили как продюсер, так  и  -  куда  в  большей  мере  -  его
охранники.
   Когда Анжела появилась снова - ее встретили  куда  как  более  милостиво.
Продюсер  потрепал  ее  по  впалой  щеке  и   предложил   еще   раз   пройти
прослушивание; наверное, продюсеру казалось, что он  просто  добр.  Что  эта
странная  фанатичная  девчонка  заслуживает  легонького  поощрения.  Как  он
ошибался!
   Но самую главную свою ошибку он допустил два месяца  спустя.  Анжела  уже
репетировала  какие-то  "задние  подпевки"  в  никому  пока   не   известной
поп-группе; продюсер нашел девочку очень милой и  походя,  на  скорую  руку,
завалил на кожаный диван в комнате, соседствующей с его кабинетом...
   Анжела разыграла оскорбленную  невинность  и  исчезла  почти  на  неделю.
Продюсер не находил себе места;  Анжела  встретилась  ему  вечером,  вернее,
утром после какого-то  мероприятия  в  ночном  клубе,  и,  увидев  "странную
девочку"  сидящей  на  капоте  его  машины,  продюсер  ощутил,  что  к  нему
возвращаются молодость и жизнь...
   Дальше все было легко и просто.  Анжела  из  "задней  девочки"  сделалась
"проектом", ей  шили  экзотические  костюмы,  учили  хореографии,  пластике,
вокалу, гимнастике,  возили  в  бассейн  и  в  тренажерный  зал,  она  жутко
уставала, однако была на вершине блаженства, особенно  ей  нравилось  иногда
встречать в коридорах девиц, когда-то  обошедших  ее  на  том  самом  первом
кастинге. Болтали, что продюсер влюбился в нее без памяти, да он и сам в это
верил; Анжела между тем не теряла бдительности, прекрасно понимая, что порох
надо держать сухим, а крокодила - мокрым. Время  от  времени,  заметив  хоть
тень охлаждения со стороны своего покровителя, Анжела исчезала на  несколько
дней. Охрана сбивалась с ног, продюсер,  не  умеющий  терпеть  ни  малейшего
страдания, лез  на  стену,  швырял  в  прислугу  пустыми  бутылками,  грязно
ругался, а пуще всего костерил Анжелу. Завистники всякий раз надеялись,  что
найденная беглянка будет тут же с треском изгнана, -  однако  стоило  Анжеле
появиться, как продюсер расцветал, нежно розовел и забывал все обиды...
   Тем временем Анжела уже разучивала специально написанные для нее песенки.
Тем временем в сверхсовременной и жутко дорогой студии  началась  запись  е„
первого "альбома"; тем временем ее фото появлялись в глянцевых  журналах,  и
щедро оплаченные журналисты кропали рекламные статьи.  Между  Анжелой  и  ее
всенародной славой оставались какие-то полшага...
   - Что-то я не помню твоего триумфа, - сказал Влад. - Я, конечно, не слежу
за такого рода музыкальными событиями, но я часто езжу  в  машине  и  слушаю
радио. Или ты пела под псевдонимом?
   - Нет, - Анжела вздохнула. - Мой альбом вообще не вышел. Это было как раз
в том году, когда его шлепнули... застрелили в одном шикарном баре.
   Влад нахмурился:
   - Не помню. Имя продюсера помню - да,  вроде  был  такой...  Потом  исчез
куда-то.
   - Не исчез, а его убили, - спокойно сказала Анжела. - И очень хорошо, что
меня не задели... потому что я  как  раз  была  рядом.  Успела  залезть  под
стол... У меня потом голос пропал вообще. Я быстренько  собрала  свои  новые
шмотки, до чего смогла дотянуться, и в бега... по отработанной схеме.
   - Почему? - удивился Влад. - Разве ты была в чем-то виновата?
   - Мне завидовали, - сказала Анжела. - Меня бы с дерьмом  смешали,  прежде
чем я успела бы сказать "а". А еще потребовали бы готовые  записи  выкупить,
студию оплатить, да мало ли чего... От греха подальше смылась я. Не впервой.
   И она протянула руку и включила радио - как бы отмечая конец разговора.

***

   Они приехали в столицу и остановились в гостинице - не дорогой, но  и  не
самой дешевой, не в центре, но и не на окраине. Анжела  заметно  нервничала;
Влад не мог понять, есть ли хоть какое-то основание для ее  страха  или  это
зарождающаяся мания преследования, дань расшатанным нервам.
   - Чего ты боишься?
   - Ничего, - отвечала она еще более нервно.
   - Как ты думаешь, кто-нибудь  мог  нас  выследить?  Пока  мы  петляли  по
дорогам? После того, как мы въехали в город - в ча